И.В. Полозова
ГЛУБИННЫЕ ОСНОВАНИЯ МЕТАФОРЫ
В истории философии и риторики метафора традиционно рассматривалась как оборот языка, который выполняет ряд зна¬чительных функций (эстетическую, аксиологическую, номина¬тивную), в то время как ее роль в познании оценивалась резко отрицательно (Т. Гоббс, Дж. Локк, Д. Беркли). Вместе с тем по¬степенно осуществлялось движение ко все более глубокому ос¬мыслению природы метафоры. В современной лингвистической философии метафора понимается уже как форма мышления и трактуется как взаимодействие идей, но, по нашему мнению, и подобное представление не является окончательным. Метафора имеет еще более глубокое основание, принадлежащее сфере бес¬сознательного. Приведем ряд доказательств.
1. Логическое доказательство (доказательство от противного, апофатическое). Его смысл состоит в том, что метафора рожда¬ется, воспринимается и несет в себе колоссальную и концентри¬рованную информацию не благодаря логическим законам и прин¬ципам, а вопреки им. Основываясь на том, что психическая жизнь человека состоит из сознания, работающего по правилам формальной логики, и бессознательного, находящихся между собой в оппозиции, демонстрация того, что метафора не связана со сферой сознания, означает, что она восходит к области бессо¬знательного.
Можно легко увидеть, что метафора рождается не по законам логики, более того, само ее возникновение — загадка для логи¬ки. По словам Аристотеля, единственное искусство, которому нельзя научиться, — это создание метафор, являющихся произве¬дением гения. Никакая логика не может привести к появлению метафоры, которая рождается спонтанно, представляя собой ре¬зультат некоего озарения. Можно заключить, что основания ме¬тафоры те же самые, что и, например, у поэтического творчества или творческой деятельности в целом, т.е. они не принадлежат формально-логическому мышлению, а восходят к области бессо¬знательного, с которой в современной психологии связываются истоки творчества.
Метафора представляет собой форму, в которой воплощены принципы, противостоящие правилам формально-логического мышления (закону тождества, закону запрещения противоречия и в особенности закону исключенного третьего). Так, метафора называет предметы не своими собственными именами, а именами других вещей, обнаруживая в каждом явлении присутствие мно¬жества различных смыслов и ставя под сомнение тождественность вещей самим себе. Метафора может обнаружить присутствие в вещи полярных, противоположных начал, а также пробежать весь возможный континуум смыслов, с которыми соотносимо изучае¬мое явление.
Если рассмотреть возможный механизм образова¬ния метафоры, то можно также увидеть, что он построен на нарушении правил классического силлогизма (например, извест¬ную метафору Б. Паскаля «человек есть тростник» можно полу¬чить, нарушая правила силлогизма, из посылок «тростник — слаб», «человек — слаб»). Вместе с тем, несмотря на вопиющее нарушение правил логики, метафора не отторгается, а вызывает чувство величайшего наслаждения, что говорит о ее обусловлен¬ности сферой, имеющей большое значение для человека, — сфе¬рой бессознательного, с которой 3. Фрейд связывал получение удовольствия в результате высвобождения определенного количе¬ства энергии.
Кроме того, метафора воспринимается мгновенно, в то время как логические процедуры и операции являются, как правило, многоступенчатыми. Известно, например, что для того чтобы какое-либо логическое содержание было воспринято, прибегают к весьма пространным доказательствам, объемным трактатам. Сам же факт, что метафора не нуждается ни в пояснениях, ни в доказательствах, говорит о том, что она не связана с формально¬-логическим мышлением, а восходит к иной области, которой может являться лишь сфера бессознательного.
2. Психоаналитическое доказательство. Оно заключается в демонстрации значимости метафоры для психоанализа, работаю¬щего, как известно, со сферой бессознательного. Так, еще в древности была замечена связь риторики с толкованием снов, в которых, как утверждается в психоаналитической теории 3. Фрейда, непосредственно проявляется область бессознательно¬го. Например, Ц. Тодоров указывает на Артемидора Эфесского, говорившего об аллегорическом характере сновидений, в которых одни предметы нередко обозначаются с помощью других [1].
У самого 3. Фрейда, основоположника психоаналитической теории, способом существования и своеобразной организации об¬ласти бессознательного является перенос, который по сути и представляет собой метафору (напомним, что слово «метафора» в переводе с древнегреческого и означает, собственно, «перенос»). Об этом свидетельствует, в частности, символический (замещаю¬щий) характер сновидений, подробно описанный основателем психоанализа: реальные ситуации в снах могут замещаться с по¬мощью самых разных объектов. По теории Фрейда, мужчину могут обозначать различные режущие или колющие предметы (ножи, кинжалы, топоры и др.), женщину — предметы или про¬странство, заполненные каким-либо содержимым (пещеры, сосу¬ды) или же намекающие на формы ее тела (ландшафты, горы, впадины).
По мнению 3. Фрейда, механизмы такого замещения и пере¬носа имеются в бессознательном мышлении уже в готовом виде: «Ближайшие скрытые мысли, обнаруживаемые путем анализа, часто поражают нас своей необычностью: они являются нам не в рациональных словесных формах, которыми наше мышление обыкновенно пользуется, а скорее, выражаются символически, посредством сравнений и метафор, как в образном поэтическом языке» [2].
В подтверждение тезиса о связи метафоры с областью бессо¬знательного можно привести также мнение французского языко¬веда Э. Бенвениста, согласно которому 3. Фрейд, описывая сно¬видения, составил каталог давно известных тропов.
Развивая идеи Фрейда, другой известный французский теоре¬тик и практик психоанализа Ж. Лакан (1901—1981) показывает, что символическая реальность, обнаруженная психоанализом, представляет собой не что иное, как язык, причем Лакан харак¬теризует его как изначальный первичный язык, предшествующий сознанию [3]. В работе «Функция и поле речи и языка в психоана¬лизе» Ж. Лакан показывает, что сновидение имеет свою ритори¬ку, называемую им «риторикой бессознательного», в основе дей¬ствия которого лежат, по его мнению, принцип синтаксического смещения и принцип семантического сгущения. Одной из форм воплощения последнего является метафора.
Связь метафоры с областью бессознательного неоднократно отмечалась и современными практикующими психоаналитиками. На основе богатого эмпирического материала Дж. Миллс и Р. Кроули сделали вывод, что использование метафор представ¬ляет собой наиболее эффективный способ психотерапевтического воздействия, потому что их язык является собственным для об¬ласти бессознательного.
Связывая как область бессознательного, так и действие метафоры с правым полушарием мозга и считая также, что эта область имеет отношение к психосоматической симптоматике, современные психоаналитики разрабатывают тео¬рию, устанавливающую связь между метафорой, областью бессо¬знательного и психотерапевтическим воздействием. Д. Миллс и Р. Кроули утверждают, что «метафора идет к цели по прямой, приводя в действие правополушарные процессы» [4], и полагают, что «использование метафор позволит напрямую общаться с пра¬вым полушарием на его собственном языке» [5].
3. Культурологическое доказательство. Оно основано на де¬монстрации значения метафоры для примитивных обществ: мета¬форы, начиная с самого раннего периода существования челове¬чества, когда еще личностное начало не выделилось из архаичес¬кой стихии коллективного бессознательного, выступают основой объединения и понимания разнообразного культурного материа¬ла. Как показывает, например, исследование мифологического восприятия, предпринятое Э. Кассирером (1874—1945), именно метафора является первичным средством репрезентации человече¬ского опыта и первичной формой мышления.
О важнейшей роли метафоры в организации и первоначаль¬ном осмыслении культурного опыта речь идет в этнографической литературе, среди которой выделяются работы Дж. Фернандеса [6]. В них на примере жизни народов западной Экваториальной Аф¬рики показывается конституирующая роль метафоры в осмысле¬нии и определении целостной культурной практики. Основная трудовая деятельность этих народов проходит в экваториальном лесу, и поэтому вся их культурная жизнь, в том числе и свойст¬венная им аргументация, и юридическая практика находит отра¬жение в терминах лесозаготовительной терминологии.
Исследо¬вание роли метафоры в культурах примитивных народов привело антропологов к убеждению, что «в культуре нет ничего кроме метафоры» [7]. На метафорах основываются наиболее древние пред¬ставления человечества о мироздании и все мифологические кар¬тины мира, что говорит о том, что метафоры связаны с областью бессознательного, его архетипической основой.
Опираясь на рассмотренные выше доказательства, будем счи¬тать метафору языковым выражением глубинных бессознательных процессов. Следующей нашей задачей является обоснование ко¬лоссальных эвристических возможностей метафоры и описание механизма ее действия в сфере бессознательного.
Обратимся к рассмотрению области бессознательного, выра¬жением которой является метафора. Известно, что открытие и описание данной сферы связано с именем 3. Фрейда, который обнаружил ее в недрах человеческой психики и тем самым пока¬зал, что сознание человека следует рассматривать лишь как по¬верхностный слой его психической жизни. Согласно Фрейду, кроме сознания, с которым мы обычно связываем свое «Я», в психике человека присутствует мощный пласт бессознательного, существующего в некотором смысле объективно, независимо от нашей воли. Важным свойством бессознательного, по Фрейду, является его энергетическая природа. Бессознательное трактуется как мощный поток энергии, понимаемой как энергия пола.
Согласно ученику и продолжателю 3. Фрейда К. Юнгу, бес¬сознательное понимается как единый и единообразный, общий для всего человечества психический пласт. Рассматривая бессо¬знательное как поток витально-психической энергии, К. Юнг сделал еще один шаг в его понимании: бессознательное трактова¬лось им уже не как достояние отдельного человека, а как коллек¬тивное начало, проявляющееся практически одинаково у всех людей, в отличие от сознания, с которым каждый из нас привы¬чно продолжает связывать свое индивидуальное «Я». По Юнгу, бессознательное является изначальной психической совокупнос¬тью связей, из которой родилась и в которую поэтому включена каждая индивидуальная душа.
Важным для нас моментом является то, что К. Юнг, иссле¬дуя сферу бессознательного, пришел к мысли о ее близости ре¬альности, исследуемой новейшей (прежде всего квантовой) фи¬зикой. Идею о сходстве области бессознательного с квантовой реальностью и глубокие параллели между психологией и физиче¬ской наукой К. Юнг обсуждал совместно с В. Паули, одним из теоретиков новейшей физики. Ими была намечена, но, к сожа¬лению, еще не разработана окончательно теория Единой реаль¬ности (Unus Mundus), под которой понималась область, охваты¬вающая как психическое, так и физическое, как субъект, так и объект.
В изучении сферы бессознательного уже после К. Юнга со¬временная психология получила новые и весьма интересные ре¬зультаты. Наибольший вклад здесь принадлежит трансперсональ¬ной психологии — направлению, возникшему в конце 60-х гг. XX в. Один из его родоначальников С. Гроф на основе многочис¬ленных экспериментов (с использованием ЛСД или дыхательных технологий) получил подтверждение идеи о существовании в облас¬ти психики не только направленного на предметную реальность сознания, но и прежде всего обширной сферы бессознательного, посредством которой человек связан со всей Вселенной.
С. Гроф представил своеобразную картографию области бес¬сознательного, которая позволяет судить о том, что рамки иссле¬дования им данной сферы во многом превосходят масштабы тео¬рий 3. Фрейда и К. Юнга. По мнению С. Грофа, бессознатель¬ное включает в себя четыре уровня, на самом глубинном из которых — уровне трансперсональных переживаний — размыва¬ются границы между человеческой психикой и объективным миром. При переходе на данный уровень бессознательного субъект ощущает, что границы его психики простираются за обычные пре¬делы человеческого «Я» в пространстве и времени («За пределами мозга», 1992; «Области человеческого бессознательного», 1992).
Описанная Грофом палитра трансперсональных явлений весь¬ма многогранна. Человек может непосредственно ощутить свою тождественность с другими личностями, животными, растениями, с живыми клетками, с жизнью в целом. Он способен непо¬средственно осознавать себя частью неорганической материи, сливаться с планетарным сознанием. В трансперсональных пере¬живаниях не принимается во внимание различие между психиче¬ским и физическим миром. Атомы, молекулы, отдельные клет¬ки, небесные тела, солнечная система, галактики — все это ста¬новится соизмеримым и оказывается неотделимым от нашей пси¬хической жизни. Открытие трансперсональных переживаний яв¬ляется, таким образом, эмпирическим подтверждением идеи о соизмеримости человеческой психики со всем бытием.
О тождественности психической и физической реальностей на глубинном уровне свидетельствует возможность восприятия субъектом в трансперсональных переживаниях фундаментальных закономерностей, которые были обнаружены при исследовании мира физических явлений, — таких как принцип относительности и связанные с ним представления о нелинейности времени и искривленности пространства. Кроме того, в трансперсональных состояниях непосредственно переживается встреча человека с Аб¬солютной реальностью, воспринимающейся как слепящий источ¬ник света. Встречаясь с Абсолютом и растворяясь в нем, субъект испытывает чувство полного экстаза.
Таким образом, описание сферы бессознательного С. Грофом демонстрирует совпадение психической и физической реальнос¬тей в их глубинной основе. Опираясь на его исследования, можно прийти к утверждению о тождественности оснований пси¬хики и предметного мира, к идее о том, что область бессознатель¬ного переплетена со структурами материального мира. Метафора, являясь элементом сферы бессознательного, тем самым получает доступ к тайнам предметного мира.
Представим доказательства совпадения области бессознатель¬ного с глубинами физической реальности. При этом мы будем опираться прежде всего на идеи крупнейших теоретиков физики, среди которых первым был Н. Бор, неоднократно указывающий на сходство между квантово-механическими явлениями и процес¬сами психической жизни.
Опираясь на идеи Н. Бора, известный американский физик Д. Бом проводит параллели между формально-логическим мыш¬лением и классической физикой, с одной стороны, и мышлени¬ем в целом (остающимся за вычетом формально-логического) и квантовой физикой — с другой. Д. Бом показывает, что законы логики аналогичны причинным законам классической физики, в то время как в мышлении в целом происходят процессы, подоб¬ные рассматриваемым в квантовой физике. Мы полагаем, что в данном случае под «мышлением в целом» следует понимать об¬ласть бессознательного, которой соответствует область квантовых объектов (согласно 3. Фрейду, бессознательное — это «психика минус сознание»).
Отечественный физик Э.Б. Финкельштейн также полагает, что «все тонкие, сложные отношения между сознательным и бессо¬знательным можно усмотреть, анализируя взаимоотношения между квантовой и классической физикой» [8]. Э. Финкельштейн показывает, что как в физике, так и в психологии действует принцип соответствия, сформулированный Н. Бором, согласно которому из более общей теории при определенных условиях (на¬пример, в случае приближения характерных параметров к пре¬дельным значениям) выводится менее общая теория. Данный принцип применим, по Финкельштейну, не только к квантовой теории, но и к проблеме бессознательного, к анализу отношений сознательного и бессознательного в психике.
Обратимся вновь к идеям Д. Бома. В своей работе «Кванто¬вая теория» он не только прослеживает аналогию между областью бессознательного и квантовой реальностью, но и предполагает, что для нее должно существовать какое-либо материальное осно¬вание, под которым подразумевается использование мышлением какого-либо квантового механизма. Опираясь на идеи Н. Бора, Бом высказывает предположение, что «процессы мышления включают такие малые количества энергии, что квантово-теоретические ог¬раничения играют уже существенную роль при определении их характера» [9].
Д. Бом предлагает двухступенчатую модель работы мышле¬ния, которое использует как классический, так и квантовый ме¬ханизмы: наблюдение обнаруживает наличие огромного числа ме¬ханизмов в мозге, и многие из них должны действовать по зако¬нам классической физики (например, нервную систему вполне можно сравнить с телеграфным коммутатором, который работает по принципу электрической связи). Но наряду с классическим механизмом, согласно Д. Бому, необходимо допустить, что в мозге существуют определенные узловые пункты, контролирую¬щие данный механизм, «которые настолько чувствительны и тонко настроены, что их надо описывать существенно квантово-механическим путем» [10]. Д. Бом полагает, что такие узловые пункты могут присутствовать в определенных типах нервных со¬единений.
Процессы мышления, включающие скачки и озарения, явля¬ются, согласно Д. Бому, таким неоспоримым подтверждением су¬ществования квантовых явлений, какие давала в свое время мус¬кульная сила человека для доказательства классической физиче¬ской теории. Как утверждает Д. Бом, «поведение нашего процес¬са мышления... неявно отражает некоторые квантово-механические свойства материи, из которой мы состоим» [11].
Обсуждение квантовой природы человеческого мышления до¬статочно плодотворно осуществляется в западной и отечествен¬ной литературе. Наиболее интересными нам представляются ре¬зультаты американского психолога Р. Уилсона, утверждающего в своей работе «Квантовая психология», что «законы субатомного мира и законы человеческого ума (или нервной системы) нахо¬дятся в полном, тонком и изящном соответствии — вплоть до мельчайших аспектов» [12].
Для того чтобы доказать правомерность отождествления об¬ласти бессознательного с квантовой реальностью, обратимся также к рассмотрению принципов, имеющих фундаментальное значение для данных сфер и покажем, что они являются общи¬ми. Тем самым мы можем более основательно подтвердить идею совпадения этих сфер.
В числе таких принципов мы назовем, в первую очередь, сходство субъектно-объектных отношений в психологии бессозна¬тельного, с одной стороны, и квантовой физике — с другой. Известно, что область бессознательного выступает по отношению к сознанию человека (человеческому «Я») как «Оно», т.е. в своей собственной психической жизни человек находит не зависящую от его сознания, объективно существующую реальность. С другой сторо¬ны, в квантовой механике, рассматривающей глубинный уровень вещей, субъект и объект не противостоят друг другу, но являются взаимообусловленными и взаимосвязанными.
В квантовой меха¬нике физики столкнулись с неизбежным присутствием субъектив¬ного начала и пришли к выводу, что дело тут не в нарушении чистоты эксперимента, а в фундаментальном принципе мироу¬стройства. По мнению одного из основоположников квантовой физики В. Гейзенберга, «в современном естествознании те со¬ставные части материи, которые первоначально считались пос¬ледней объективной реальностью, вообще нельзя рассматривать "сами по себе", они ускользают от какой бы то ни было объек¬тивной фиксации...
Мы с самого начала находимся в средоточении взаимоотношений природы и человека, и естествознание представляет собой только часть этих отношений, так что общеп¬ринятое разделение мира на субъект и объект, внутренний мир и внешний, тело и душу больше неприемлемо и приводит к затруд¬нениям» [13]. В глубинах реальности, как утверждает В. Гейзенберг, «старое разделение мира на объективный ход событий в пространстве и во времени, с одной стороны, и душу, в которой отражаются эти события, — с другой, иначе говоря, картезиан¬ское различение res cogitas и res exitens уже не может служить отправной точкой в понимании современной науки» [14].
Сходство субъектно-объектных отношений как в квантовой, так и в психической реальности проявляется в отсутствии четких границ между объектом и субъектом наблюдения. Так, в кванто¬вой теории измерений фон Нейманом была доказана фундамен¬тальная теорема о том, что границу между наблюдаемой системой и наблюдателем можно смещать произвольным образом. Фон Ней¬ман показал, что в каждом квантовом измерении наличествует неанализируемый элемент, который всегда обусловлен вмеша¬тельством наблюдателя, его воздействием на объект.
Сходная си¬туация существует и при анализе психической деятельности. По мнению известного философа и психолога У. Джеймса, исследо¬вавшего психическую реальность, всегда крайне затруднительно провести границу между тем, что человек называет самим собой, и тем, что он просто обозначает словом «мое». У. Джеймс счита¬ет, что как бы глубоко ни анализировать понятие «Я», все равно в какой-то момент необходимо остановиться и сказать, что вот это воспринимается наблюдателем, нашим внутренним познаю¬щим «Я».
Другой общей чертой квантовой реальности, с одной сторо¬ны, и области бессознательного — с другой, является обнаруже¬ние в каждом из случаев принципа дополнительности. Напомним, что этот знаменитый принцип, сформулированный Н. Бором при¬менительно к квантовой физике, состоит в том, что для адекват¬ного описания квантового объекта оно должно быть сделано во взаимоисключающих системах: например, его следует описать одновременно и как волну, и как частицу.
Но, согласно Н. Бору, принцип дополнительности распространяется и на пси¬хические явления. «При наблюдении, — пишет Н. Бор, — невоз¬можно четко отличить сами явления от их сознательного воспри¬ятия, и, хотя мы часто говорим о том, что мы обратили внима¬ние именно на ту или иную сторону психического опыта, при более тщательном рассмотрении оказывается, что на самом деле мы встречаемся во всех подобных случаях со взаимно исключаю¬щими друг друга положениями» [15].
Общей чертой квантовой реальности и области бессознатель¬ного может считаться также действие в каждом из случаев прин¬ципа неопределенности (соотношения неопределенностей), первона¬чально сформулированного в связи с исследованиями области квантовых явлений. Данный принцип, впервые установленный В. Гейзенбергом, заключается в том, что не может возникнуть ситуация, при которой одновременно и одинаково отчетливо проявляются два различных аспекта квантового ансамбля (напри¬мер, импульс и координата частицы). Можно показать, что принцип соотношения неопределенностей работает и в области психологических явлений.
Так, в работе «Квантовая теория» Д. Бом пишет, что человек, пытающийся наблюдать, о чем он думает, в тот самый момент, когда размышляет на какую-нибудь тему, должен согласиться, что он вносит с этого времени непред¬сказуемые изменения в ход своих мыслей. Бом пишет, что «тес¬ная аналогия получается, если сравнить состояние мысли в дан¬ный момент с положением частицы, а общее направление изме¬нений этой мысли — с импульсом частицы» [16].
Бом развивает данную аналогию. Согласно его рассуждениям, если представить себе человека, который думает о чем-либо и вместе с тем пыта¬ется проследить за своими мыслями, то можно увидеть, что чем более четко этот человек стремится зафиксировать свои мысли, тем больше они удаляются от первоначального предмета. Если же, напротив, наблюдается случай глубокого проникновения в предмет, то нужно признать, что ход мысли человеком не про¬слеживался, но происходила предельная концентрация на резуль¬тате мышления. Предельным случаем данной ситуации является озарение, когда решение трудной проблемы приходит к человеку внезапно, без каких-либо промежуточных логических ступеней. Такое озарение, возникшее из глубин бессознательного, Д. Бом сравнивает с квантовым скачком.
Следующей чертой, объединяющей область бессознательного и мир квантовых объектов, можно считать сходство языка, кото¬рый в каждом из случаев представляется образно-символическим. Так, например, согласно К. Юнгу, носителями коллективного бессознательного являются фундаментальные образы-символы (архетипы), принципиально противостоящие сознанию, которые нельзя дискурсивно осмыслить и адекватно выразить в языке. Но к важнейшей характеристике квантовой реальности можно отне¬сти то, что она не может быть адекватно описана с помощью понятий обычного научного языка.
Как свидетельствует В. Гейзенберг, «в современной физике произошла, можно сказать, пу¬гающая перемена. С проникновением в области, непосредствен¬но недоступные нашим ощущениям, язык наш порою тоже начи¬нает отказывать. Подобно затупившимся инструментам понятия нашего языка по отношению к новому ускользающему от них опыту оказываются уже некорректными» [17].
Поэтому описание кван¬товой реальности, по свидетельству многих теоретиков, возможно только с помощью образов. Так, согласно В. Гейзенбергу, «в современной науке отличие между требованием полной ясности и неизбежной недостаточностью существующих понятий особенно разительно...» [18]. «Язык образов и уподоблений — вероятно, един¬ственный способ приблизиться к единому... Язык поэтов должен быть здесь важнее языка науки» [19]. Как пишет В. Гейзенберг, «физик, говоря о событии в мире атомов, нередко довольствуется неточным метафорическим языком и, подобно поэту, стремится с помощью образов и сравнений подтолкнуть ум слушателя в желательном направлении, а не заставлять его с помощью однозначных формулировок следовать определенному направлению мысли» [20].
Таким образом, рассмотрев принципы, являющиеся общими для квантовой физики и психологии бессознательного, можно прийти к идее о тождественности сферы бессознательного и об¬ласти квантовых явлений, к выводу о том, что в каждом из случаев мы имеем дело с одной и той же реальностью. По наше¬му мнению, противоположность субъективного и объективного имеет место только на поверхности вещей, говорить о таком про¬тивопоставлении на более глубоком уровне не имеет смысла. Реальность, с которой имеет дело как физика, так и психология, на самом глубинном уровне является единой, и физические и психологические исследования можно рассматривать как два раз¬личных способа изучения единой реальности.
Достаточно показательным является также обстоятельство, что исследование области бессознательного философами XX в., особенно представителями постмодернистской философии, осу¬ществляется с помощью идей и терминов, первоначально по¬явившихся в квантовой физике. Так, в работах Ж. Делёза и Ф. Гваттари «Капитализм и шизофрения» и «Анти-Эдип» бессо¬знательное трактуется как стихия «неритмичных пульсаций», за¬полняющая все социальное поле, из которой, в свою очередь, черпают энергию все единичные субъекты.
Бессознательное, представляющееся безличным и доиндивидуальным полем, сво¬дится, в конечном счете, к молекулам цепочек желания, кото¬рые, являясь его элементами, как и квантовые объекты, характе¬ризуются двойственной корпускулярно-волновой природой. Эле¬менты бессознательного в трактовке Делёза и Гваттари образуют пульсационно-либидозные потоки, которые приводят к свобод¬ной игре частиц и появлению их случайных комбинаций. Бессо¬знательное, таким образом, инвестирует социальное поле, моби¬лизуя свободную игру сверхзарядов энергии либидо.
Кроме того, в постмодернистской философии можно встре¬тить интуитивные догадки о близости психической и физической реальности. Так, Ж. Делёз в работе «Логика смысла» говорит о глубинах языка, в которых язык неразрывно слит с телесностью.
Ю. Кристева в работе «Революция поэтического языка» пола¬гает, что основу поэзии составляет область бессознательного. Пред-пороговое состояние перехода бессознательного в сознание, называемое ею «хора», она описывает по образу и подобию со¬временных представлений о физической материи как новый вид энергетической материи. Хора рассматривается ею как пульсационный, дерганый, неупорядоченный ритм энергии либидо, его некоторую упорядоченность представляют «пульсационные биномы», в которых живая энергия либидо начинает застывать, пред¬ставляя собой единство подвижности и стабильности.
Ю. Кристева представляет хору неким силовым полем, которое раздирает¬ся различными импульсами (жизни и смерти, эроса и танатоса). Данные импульсы могут совпадать в таком случае, как при совпа¬дении двух фаз волн; они усиливают друг друга и находят себе выход вовне, что обеспечивает нормальное существование инди¬вида. Однако данные импульсы могут и не совпадать и поэтому, накладываясь, ослаблять друг друга, что приводит к появлению агрессии, загоняемой внутрь личности.
Следует отметить, что не только хора, но и другие элементы поэтического языка в философии Ю. Кристевой описываются с помощью терминологии современной физики. К их числу следу¬ет отнести понятия «гено-текст» и «фено-текст». Первое понима¬ется как некая организация «ядер смысла» на основе первичных семиотических импульсов, характеризующаяся разделением объ¬екта и субъекта. Фено-текст является уже сравнительно стабиль¬ной структурой, надстраивающейся над гено-текстом, которому можно поставить в соответствие объекты классической физики.
Принципиально важная, по нашему мнению, идея Ю. Крис¬тевой о связи поэтического языка (элементом которого традици¬онно считается метафора) с областью бессознательного также является созвучной идеям квантовой физики. По утверждению Ю. Кристевой, поэтичность текста зависит от присутствия в нем энергии бессознательных импульсов; чем больше прорыв семио¬тического ритма негативизирует нормальную логическую органи¬зацию текста, тем более поэтическим (хотя, может быть, отчасти и бессмысленным) будет такой текст. Согласно Кристевой, поэ¬тические тексты являются отражениями горнила, в котором они производятся. Если мы проведем параллели с областью физики, то увидим, что макроструктуры, изучаемые классической наукой, являются порождением «безумных» квантовых процессов, кото¬рые обычно «скрыты» от наблюдения.
На основании вышеизложенного можно прийти к заключе¬нию, что изучение метафоры в связи с областью бессознательно¬го крайне перспективно. Если корни метафоры находятся в глу¬бинах сферы бессознательного, где пересекаются области созна¬ния и физического мира, если подлинное основание метафоры принадлежит единой реальности, предшествующей разделению на физическое и психическое, то метафора обладает уникальной способностью проникать в тайники мироздания.
По нашему мне¬нию, метафора может и должна рассматриваться как ключ к тай¬нам мироздания, через метафору человеку открывается доступ к глубинным основам реальности, поэтому исследование природы метафоры дает возможность проследить путь, по которому человечество получает самое важное знание. Доказательство связаннос¬ти метафоры с областью бессознательного, понимаемого онтоло¬гически, тем самым является обоснованием ее колоссальных эв¬ристических возможностей.
Опишем механизм деятельности метафоры. В силу того что проявления сферы бессознательного в существенных моментах со¬впадают с явлениями мира квантовой физики, будет правомерно использовать для описания механизма действия метафоры терми¬нологию квантовой физики как более разработанную. Можно утверждать, что аппарат квантовой теории поможет нам в боль¬шей степени осмыслить природу метафоры.
Важнейшее свойство квантовых явлений — прерывность. Из¬вестно, что квантовая механика началась с постулирования М. Планком идеи о существовании квантов (т.е. порций) энер¬гии. Подобное представление, родившееся в качестве теоретиче¬ского допущения и явившееся для Планка «актом отчаяния», не вмещалось в рамки классической физики и поэтому знаменовало собой начало нового мировидения. Но именно идея дискретного характера энергии определила в дальнейшем развитие квантовой теории.
Так, сформулированная впоследствии атомная модель Н. Бора основывается на положениях, согласно которым энергия испускается (поглощается) не непрерывным образом (как в обычной электродинамике), а только лишь во время перехода системы в различные стационарные состояния. Кроме того, со¬гласно теории Бора, подобные переходы могут осуществляться беспричинно, т.е. система способна спонтанно переходить в ста¬ционарное состояние с меньшей энергией.
Таким образом, прин¬цип прерывистости («скачкообразности») является отличительной чертой квантовой теории. Как пишет Д. Бом в работе «Квантовая теория», одно из фундаментальных различий между законами классической и квантовой физики состоит в том, что последняя изучает не непрерывные изменения величин, а прерывные (дис¬кретные) процессы и показывает, что «квантовый процесс следу¬ет рассматривать как прерывный и дискретный акт» [21]. Этот кван¬товый переход, по мнению Д. Бома, представляет собой первич¬ный, элементарный процесс: «квантовый переход является одним из основных свойств Вселенной, и его нельзя описать с помощью каких-либо других процессов» [22].
Представляется перспективным в данной связи рассматривать метафору как некий квантовый скачок, так как известно, что одним из ее важнейших эффектов является неожиданность и мо-ментальность, а также то, что ее действие осуществляется мгно¬венно. Квантовый переход предполагает наличие фиксированных начального и конечного состояний, что соответствует природе метафоры, представляющей собой результат соединения идей, в то время как сам процесс их сближения остается скрытым.
Но метафора является своеобразным скачком, преодолевающим се¬мантические расстояния, осуществляющим неожиданный и мгно¬венный переход с одного смыслового уровня на другой (подобно тому как в квантовой механике происходит переход от одного энергетического уровня к другому). И в то время как на каждом из семантических уровней действует буквальный язык и правила формальной логики, соответствующие законам классической науки, метафора является вопиющим их нарушением, представ¬ляя собой скачок, нарушающий классические каноны и правила. Итак, мы определим метафору как семантический квантовый скачок, представляющий собой переход от одного смыслового уровня к другому.
Данное свойство метафоры может представлять значительный интерес в свете новейших физических теорий, рассматривающих разделение мира в его глубинных основах на энергетические уровни, что является одним из отличительных свойств квантово-механических систем. Ученые показывают связь между хаосом, рассматрива¬емом в качестве первоосновы Вселенной, и распределением энерге¬тических уровней, с которыми мы и соотносим метафору.
Ю. Вигнер, один из теоретиков квантовой механики, впер¬вые изучил спектр хаотической квантовой системы и получил формулу наибольшей вероятности для распределения энергети¬ческих уровней. В результате стало известно, что хаос не прояв¬ляется на каком-то определенном энергетическом уровне, его присутствие можно обнаружить в спектре и распределении уров¬ней. Факт, кажущийся парадоксальным, состоит в том, что уровни хаотической квантовой системы являются строго скоррелированными. Это может объясняться, по-видимому, тем, что энергетические уровни квантовой системы «чувствуют» влияние соседних уровней и пытаются сохранить определенную дистан¬цию.
Подобные исследования доказывают фундаментальное значе¬ние распределения энергии по уровням и, возможно, существова¬ние возникшего из хаоса одновременно физического и семанти¬ческого универсума. Хаотический процесс рассеяния вызывает большой интерес в связи с установлением соотношения между уровнями квантовой системы, с одной стороны, и теории чисел — с другой. Изучение распределения простых чисел было начато математиком Риманом, и им же было установлено, что роль про¬стых чисел для числового ряда соответствует квантовым орбитам в атоме водорода [23]. Поэтому метафора, представляющая собой скачок от одного энергетического уровня к другому, оказывается у самых истоков миропорядка.
Характеристика метафоры с помощью терминов квантовой физики объясняет ее известную парадоксальность и абсурдность с точки зрения здравого смысла и несоответствие буквальному языку, показывая ее связь с иной, квантовой реальностью, ибо природа метафоры в высшей степени отвечает противоречивому характеру квантовых объектов. Как известно, квантовая реаль¬ность является абсурдной и даже безумной с точки зрения клас¬сической науки.
А. Эйнштейн когда-то говорил, что если кван¬товая механика права, то мир сошел с ума. Сегодня физики утверждают: «Эйнштейн был прав, мир действительно сошел с ума» [24]. Многие физики, имея в виду принципиальную двойствен¬ность объектов квантовой природы, нередко отмечают «шизофре¬нический характер квантовых объектов» [25].
Мы отдаем себе отчет в том, что трактовка метафоры в тер¬минологии квантовой физики может привести не только к пони¬манию ее как языкового средства или элемента мышления, но в каком-то смысле к утверждению ее онтологического значения, потому что квантовая теория является наиболее фундаментальной наукой о реальности. Однако подобное утверждение не противо¬речит некоторым современным трактовкам квантовой теории, со¬гласно которым в основе мироздания лежит не вещество, а ин¬формация.
По мнению физика Дж. Хоргана, вполне может слу¬читься так, что «основой реальности может оказаться не квант (физический объект), а бит (единица информации)» [26]. Некоторые современные теоретики квантовой механики, например У.К. Вуттерс, утверждают, что важнейшие принципы квантовой теории (принцип неопределенности Гейзенберга, корпускулярно-волновой дуализм квантовых явлений, нелокальность и др.) могут быть представлены в терминах теории информации [27].
Вместе с тем для противников подобного видения мы пред¬лагаем рассматривать предлагаемую трактовку как «метафору ме¬тафоры», метафору по поводу метафоры.
__________________________________
Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. №3. 2004. С. 70-85.
http://www.philos.msu.ru/vestnik/philos/nums/3_2004.html