Давным давно в далёком городе будет жить сказочный художник.
Он долго искал место, где бы мог построить кров для своих странных фантазий. Он был так непохож на Время, и ему часто казалось, что его воплощение – ошибка небесной канцелярии. Он не сочетался ни с одной шкатулкой ценностей, потому что любил то, что уже давно потеряло свои первозданные краски и грани, оставшись в людском «вчера».
Ему не нравилась расхожая мысль о диктате и беспомощности перед обстоятельствами . Разве можно заменить ожидание чуда получением гонорара, а таинственную жизнь звёзд интерактивной картой ночного неба. Разве правильно оставаться лопухом в зарослях сорняков, превращая свои плоды в сиреневые колючки, если ощущаешь в себе шёлковый бархат чайной розы, и даже колючие совпадения – они такие разные…Разве стоит просыпаться утром, если знаешь наперёд, что день не откроет для тебя волшебную страницу о твоих печалях и радостях. И так ли важно признание тех, в чьих лицах застыли усталость и безразличие.
И тогда, он вырвал из нирваны небесный лоскут пространства и времени и начал создавать свою неповторимую реальность. Ему приходилось заново создавать законы градостроительства. Он знал, что у воздушных замков – фундамент не земельная яма, залитая безжизненным бетоном будней, а небесные объятия и притяжение звёзд. Его замки проявлялись по первому зову мысли в нужном месте и времени. Он бродил по ним, как счастливый и вдохновенный экскурсовод, позволяющий себе раствориться в облаке воздушных экспонатов и нарисованных иллюзий.
Эти сказки, впитавшие в себя строптивое время, чувства и мысли, как дорогая старинная амфора с вином длительной выдержки , возвращали его в состояние бывшего «здесь и сейчас», оберегая хрупкую душу от всего того, что превращает день в зависимость тени от света. В своём тихом мире он был духовным повелителем всех известных стихий. Огонь мерцал ему горячими язычками о чувственных наслаждениях , согревающих холодный ум, сумевший вырваться на волю. Весёлая волна несла на берег драгоценные ракушки с настоящими жемчужинами вечной любви, нежной грусти, трепетной искренности, ласковой печали предрассветного ожидания миражей. Воздух приносил лёгкие бризы вдохов и выдохов о несбывшемся, произошедшем и ожидаемом; в чужих мечтах всегда можно найти отголоски собственных потерь и побед, когда понимаешь, что ты не так уж и одинок. Земля была укутана молодыми сочными ростками откровений, будущие цветы которых обещали садовнику явить совершенно новые сорта впечатлений и ощущений.
Всё это помогало заключить шаткий союз с реальным миром, который пройдя горнило таких же одиноких забредших путников, словами-кирпичиками возводил новые дома и даже улицы на небесной глади площадей ожидания.
Я любил этого художника за те совпадения, которые помогают разглядеть себя в чистом зеркале, оберегаемом от трещин суеты. Я даже попробовал оставить ему в благодарность за верность мечте свои неуклюжие опыты. Но почему-то они, попадая в его сказочный ареал, часто теряли ореол голографичности, свойственный означенной белизне настоящего листа.
Я пробовал разгадать, почему образы, перетекая с грифеля в его воздушные замки, становились безжизненными и блёклыми. Я разговаривал с бумагой, упрекая её в том, что она безжалостно держит и дорожит самым ценным, что было у меня, оставляя это себе. Я менял карандаш, надеясь, что новый, лаская бумагу по иному, сумеет в обмен на это, договориться с ней о равноправии во владении сутью моих набросков. Я давал руке, бегущей по клеточному полотну полную свободу от разума, тогда повествование лилось непринуждённо и естественно, как бурлящая ткань водопада. Но и это не помогало.
И я оставил бесплодные попытки наивных подарков, чувствуя, что в его дворцах не нашлось континуума для преждевременных картинок. Но я ни о чём не жалел, ведь в жизни часто бывает, что благие намерения бывают таковыми лишь с одной стороны холодного зеркала. И в антимирах мы совпадаем куда чаще и прочнее. Но жить там долго, значит – остаться там навсегда. Значит, потерять ту живую предрассветную, пусть самую тёмную в ночи минуту, но, до краёв наполненную внутренним светом.
Я часто вспоминаю об этом Великом Городе. Я не говорю ему добрых слов, разве это поможет рассказать о моих симпатиях и настроениях ?! Лишь иногда, когда мне хочется послать ему искренний душевный импульс, я смотрю на него с Млечного пути, болтая ногами и пуская мыльные пузыри во всём великолепии радуг.
Он становится маленьким и беззащитным, настоящим. Я переношу его на ладонь и начинаю шептать наивные сказки о том, как давным давно в далёком городе будет жить сказочный Художник, которого я...