Грязные среды и Чистые четверги

 
Солнечные блики бегали по партам, словно напоминание о приближающихся каникулах. В немногочисленном классе сельской школы шёл урок литературы. Учительница с пафосом осуждала крепостную барыню, погубившую беспомощную Муму. Ей и в голову не приходило, что конфликт повести, кроме классового гнёта содержит нечто иное, и подневольный Герасим, решившись на свободу для себя, мог сделать совсем другой выбор, привязывая злополучный камень. Дети легко подхватывали и отзывались на робкие поиски внешнего врага, которого всегда лучше видно со стороны. Самой красноречивой обличительницей оказалась конопатая Ольга Пономарёва, любимица преподавателя, всегда очень точно и чутко улавливающая внутренние потребности правильного ответа. На перемене в дневнике красовалась жирная пятёрка. 
 
Смысл жизни похож на риторический вопрос, подразумевающий интонацию поиска, но не требующий ответа. И главной, конечной целью,бывает не точка назначения в дате на камне, а весь путь, приведший к ней. С годами понимаешь, что дети нам даются как ещё один шанс для умудрённых знанием и опытом, посмотреть через прожитое детскими глазами. Проходя с ними день за днём от первого шага и слова, до падений и разочарований, мы переосмысливаем собственные шишки и награды. История Маугли интересна оторванностью ребёнка от социальной скверны, умением гармонично вписаться в среду, живущую по иным законам. Я часто задаю себе вопрос : какими бы выросли дети, не отравленные страхами и условностями взрослых предрассудков, закостенелого восприятия раз и навсегда познанных вещей, опечатавших сознание различными табу. 
 
Девочка Олечка выросла в прекрасную девушку, соблюдая все правила взрослой игры. Обстоятельства иногда делают человека слабым, но она всегда умела им противостоять. Нужно было оставаться сильной и она мужала… 
 
Жизнь Ольги Алексеевны, как звали её подчинённые, почти удалась, если смотреть на неё глазами обывателя, мерилом ценностей для которого является короткое слово «вовремя» – посадить дерево, родить ребёнка, построить дом. И хотя развал Союза прошёлся по всем пролетариям и колхозникам как серп и молот, уровень жизни удавалось поддерживать на грани – «не хуже, чем остальные». 
Домашнее хозяйство, хоть и отнимало много сил и времени, зато, кабинетный отдых с переливами из пустого в порожнее, помогал восстанавливаться для новых ратных подвигов во имя живота, своего и ближнего. Школьники : сын и дочь – будущая выпускница; старенькая, ещё недобитая на умирающей сельской дороге , копейка; воскресный натуробмен на районном рынке; спокойный, тихий муж, переходящий в разряд «ни рыба, ни мясо» в периоды задержки зарплаты; домашняя живность, живущая какой-то своей жизнью, как необходимая деталь сельского быта – обычная среда незамысловатой жизни простого человека. 
Вечерние чаепития под просмотр, как и двадцать лет назад, выпусков новостей с победоносной хроникой озверевшего капитализма и ненормированной чернухой народного бытия, всякий раз поднимало самосознание семьи по принципу – мы ещё не скатились. Вот только сюжеты про дедовщину в армии вызывали какую-то затаённую тревогу, и , поглядывая, на своего сына-подростка, Ольга Алексеевна невольно сжималась от недоброго предчувствия. 
На кухне в углу, под батареей, стояла картонная коробка, привезённая в воскресенье с рынка , где попискивали однодневные цыплята, напоминающие издали поляну, густо усеянную жёлтыми одуванчиками. Сверху над ними висела глянцевая иконка, обвитая по обычаю рушником, слегка потемневшим от копоти и пыли. Старая кошка у порога намывала гостей, а её единственный оставленный, видимо, уже последний в жизни рыжий котёнок, кувыркался под занавеской, играя с бахромой. 
 
Утро ворвалось криком соседского петуха, звук которого больше напоминал злорадство по случаю удачного пробуждения спящих. Ольга Алексеевна вышла на кухню и в ужасе замерла перед коробкой с цыплятами. В ней спал Рыжий. Она схватила его, и в чём была, выбежала на улицу, проклиная мужа, забывшего закрыть дверь на кухню; себя, выбравшую такого мужа; жизнь, выбравшую её в это место и время. Следом за ней бежала кошка. Этот странный марафон длился минут пять, пока накопившаяся в руках рыжая ненависть не споткнулась о придорожный камень и со всего маху об него не разбилась. Отряхнув руки, всё ещё находясь в каком-то исступлении, как призрак в ночной рубашке, она побрела домой. Состояние передалось кошке, та сфинксом сидела у рыжего пятна, когда-то чудом избежавшего грязного ведра с водой. 
 
Пересчитав цыплят, Ольга Алексеевна поняла, что Рыжий их просто грел. Она суетно перекрестилась на иконку со словами «Бог дал, Бог взял», сняла с неё потемневший рушник и пошла собирать для стирки грязное бельё. Наступил Чистый Четверг. 
 
Кошка к вечеру так и не вернулась. «Обиделась»,- подумали домочадцы и отправились спать. 
 
Утром, встав с кровати, Ольге Алексеевне показалось что нога провалилась во что-то мягкое и прохладное. Она глянула вниз… перед ней лежала горка из молчаливых одуванчиков. Начиналась Страстная Пятница. 
 
Вечером снова кричал телевизор голосами комитета солдатских матерей, сын возился во дворе с велосипедом. А где-то вдалеке плакала кошка.