На фронт, как ни упрашивал военкоматских, Санёк, токарь средней руки не попал. А на заводе по двенадцать часов в первую или вторую смену он точил одну и туже деталь. В четырнадцать лет, в сорок четвёртом, давал двести деталей, в начале сорок пятого – триста. А потом работы вообще почти не стало: завод был новый, выпускал авиационные винты, которые самолётам послевоенной реактивной конструкции были не нужны.
Когда наши победители возвращались с Дальнего Востока, Санёк с одногодками и парнями чуть постарше, освобожденными от брони, ехал на Запад. Высадили из теплушек в бывшем немецком городке, срочно переименованном в Багратионовск. Под руководством в застиранных формах, но со сверкающими медалями и орденами, старослужащих, рядовых и сержантов, новобранцы проходили науку побеждать: кто в зенитчиках, кто в артиллеристах, кто в шоферах. Санёк попал к связистам. Прошедших всю войну с ними почти не было. А вот про взятие Калининграда и освобождение Польши рассказывали усатые, пошла такая мода у «стариков», двадцатилетние ветераны охотно. Зато и сами слушали внимательно о том, как прошли первые мирные месяцы жизни на гражданке.
В наряды на кухню и по уборке помещений, не кичась возрастом и наградами, старики ходили вместе с молодыми, которых приходилось иной раз даже опекать. Хулиганства особого не было, да и кто из старослужащих желал бы из-за какой-то ерунды откладывать долгожданное возвращение домой – наказание было бы строгим.
Зато без старичков жизнь пошла труднее - всё же не весь опыт они успели передать, не обо всех неприятностях успели рассказать или даже показать их на учебном полигоне. Вот и Санёк под самый конец службы понюхал самого настоящего пороха. Было туманное утро с вечной балтийской влажностью: шинель ещё с весны постоянно мокрая, махорка - сырая, настроение противное. А тут надо им, пятерым, протянуть связь к будущему расположению нового пограничного поста. Уже было слышно мычание польских коров – значит, близка граница.
Мина, кто бы её заметил в такой низкий туман, взорвалась с ущербом для впереди идущего связиста: оторвало правую ногу. Вторым шёл Санёк, оставшийся без двух пальцев правой руки, а ещё один шальной осколок задел правый глаз.
Пока везли из Багратионовска в Калининград, спасать глаз было уже поздно. Через месяц почти демобилизованного выздоравливающего переправили в госпиталь в Горький, поближе к дому, может, там врачи что придумают. Списали, дав возможность отдохнуть на госпитальных хлебах, вчистую.
Домой на поезде с длинным дымовым шлейфом Санька повезли мама и девушка Таня, дождавшаяся парня со службы. Тогда парнями ещё не разбрасывались, даже и одноглазыми.
Мама вынула из сумки позавчерашнюю и уже захватанную газету и стала читать сыну главную новость:
- Тут написано, что в связи с успехами в области промышленности и сельского хозяйства в 1949 году, с ростом производительности труда и снижением себестоимости продукции Советское правительство и ЦК ВКП(б) сочли возможным осуществить с 1 марта 1950 года снижение розничных цен на продовольственные и промышленные товары массового потребления. Это уже третье снижение цен, сынок, так что мы скоро хорошо заживём. Тем более что у завода вашего теперь много работы и, говорят, что там хорошо платят. Лишь бы тебя такого туда взяли.
Татьяна тоже хотела порадовать жениха.
- Смотри, Сань, какой перечень снижения цен на различные товары. Аж на полторы страницы список. Давай я тебе хоть выборочно прочитаю. Например, что важно для тебя: на папиросы, сигареты, табак и махорку - на двадцать процентов, на спички – на четверть, а на кремни для зажигалок – на сорок процентов.
- А, может, сынок, - с надеждой сказала мама, - курить бросит, а пиво снижено на треть, колбаса стала дешевле на четверть. Хлеб ржаной формовый, если быть точным, подешевел на 25,9 процента, рис – на двенадцать, колбаса – на 24, осетрина – на десять, а баранина средней упитанности – на 35 процентов!
- А водка дороже стала или дешевле?
- На шестнадцать и семь десятых процента меньше, - поторопилась ответить Татьяна. - А вина – так чуть ли не в половину дешевле.
- Не этим, сынок, интересуешься. Пальто и костюмы, тебе же всё новое надо купить, в цене уменьшились на десять процентов, носки – на четверть, патефоны, аккордеоны и баяны - тоже на четверть. Лишь бы тебя на новый завод взяли!
Взяли, но не в свой бывший цех, без двух пальцев и с одним глазом, а в термичку. В горячем цехе и платили прилично, на первую же зарплату сыграли для родни Санька с Татьяной скромную свадьбу: на столе пара бутылок водки, немалое количество самогонки, винегреты, горячая картошка, селёдка, огурцы да капуста с солёными помидорами. И больше в новой семье великих трат не было. Надо было строить свой дом на заводскую ссуду. Экономили на всём, Татьяна, чтобы заработок был весомым, перевелась в гальванический цех. Купили в соседнем районе за смешные деньги приличный дом, перевезли в город, на ту улицу, где строились все новоселы, даже гвоздя ни одного нового не купили, сами по вечерам прямили старое и гнутое-перегнутое ржавьё. Родня помогала строить, так что за лето, живя в наспех сколоченном сарае, все вместе с этим великим делом управились.
Управились потом Александр с Татьяной и со жданным родней новым их родственничком: в апреле 1953 года у Самохваловых родился сын, названный Иосифом, сами понимаете в честь кого. Ещё бы так не назвать. Тогда вся страна рыдала о потере Отца, утёрли слезы лишь после долгожданного, шестого по счету, снижения цен. Овощи подешевели аж вдвое, мука – на десять процентов, водка – на одиннадцать. Дешевле стали топоры и косы, вилы и телеги, другое, что по мелочи. На пятую часть меньше стали стоить автомобильные покрышки и на четверть - бензин, только вот личных машин почти ни у кого не имелось.
Ровно через двенадцать месяцев на свет появился мальчик Сталь. В седьмой раз к тому времени подешевели все товары, а в «Правде» было написано, что с конца войны в среднем цены по стране снизились в 2,3 раза. Тайком судачили об атомных и космических технологиях: завод малым боком, да к оборонным делам был причастен. Такая жизнь давала надежду на хорошее будущее – не зря воевали и страдали...
Правда, Самохваловым, как, впрочем, и всем приходилось подписываться на госзаймы, но всё равно жить стали лучше и веселее. Без всякого обмана. Окраины города напоминали деревни: куры были у всех, козы и овцы – так у многих, коровы – в каждом третьем-четвертом дворе.
При Хрущёве сколько было обещаний про коммунизм, на всех рабочих собраниях, а на комсомольских и партийных так обязательно изучали его Программу. Не всем верилось в то, что было пока за горами, но и по всему видно, что есть чего ждать: от целины – новых хлебов, от кукурузы – большого молока и мяса, от панельных домов – скорейшего решения жилищной проблемы. После того как Никита Сергеевич побывал в штате Айова, он приказал строить по всей стране промышленные свинокомплексы и птицефабрики. Гости у Самохваловых одобрили его стук ботинком в ООН, пусть нас боятся! И многие осуждали развенчание Сталина. Санёк, вернее уже бригадир термистов Александр Васильевич, сказал, что вот как раз этого не надо было делать. В будущем, предрекал он, это еще аукнется...
Представьте себе, какой была бы страна, делился потом отец, дискутируя с двадцатилетним сыном Иосифом и младшеньким Сталем, если бы убрать сейчас все поля, засеянные кукурузой (было, правда, и излишнее усердие северных чиновников), распаханную целину, панельные дома, птицефабрики, на сколько бы мы жили хуже.
- Хрущев, - говорил он, - всё же заботился о каждом человеке. Брежнева же сегодня беспокоит всё человечество, отсюда и наши беды. Помогаем всем, кому работать лень. И у нас многие стали ждать манны небесной.
А вместо обещанного Хрущёвым в его намеченный год всеобщего праздника состоялась Олимпиада. Все, кроме детей, плакали не по улетающему Мишке, а об окончательно исчезнувшей мечте...
Ныне Иосиф, как прежде отец ему, объясняет экономические упущения своей дочери Ане, студентке филиала университета. И его младший брат говорит своему сыну, заканчивающему одиннадцатый класс, из-за удивительного отчества называемого всеми юными знакомыми, в шутку, конечно, только Александром Стальевичем:
- Толку от капитализма у нас не будет, и не из-за того, что сегодня он грабительский, а оттого, что сам народ, в конце концов, этот строй отринет. Но когда ещё это будет. Вот вам пример: во время кризиса в большинстве стран поголовье скота в личных хозяйствах увеличилось и только в одной резко уменьшилось. В нашей России!
И дед Александр Васильевич, слушая эту дискуссию сыновей с внучкой и внуком, всё подтверждает, сетуя на неправильные, на его взгляд, учебники истории.
- Даже лентяй Брежнев мог повлиять на ход времени, если бы прислушался к тому, что предлагал председатель совета министров Косыгин – экономические реформы. Но он отверг мизерное, всего на две копейки, повышение цен на хлеб. Вдруг, испугался он, народ забастует! Ныне таких волнений ни один министр не испугается. Поэтому цены растут как на дрожжах.
- А я, - это дед говорит уже своему соседу по улице, - до сих пор вспоминаю те сталинские снижения цен. Ведь они давали надежду на лучшую жизнь в скором времени. Есть ли такая надежда у внучки, которая не знает, появится ли у неё работа после окончания университета? Будет ли дело у внука, который сейчас ни во что не верит?
- Я бы, - согласился сосед, - ответил сегодняшним правителям словами Грибоедова из «Горя от ума»: «Вы, нынешние, ну-тка!» Нет, не по зубам им сталинская экономика!
- Зато по карману нынешняя неразбериха!
ххх
На каждый Новый год сыновья с супругами под вечер последнего декабрьского дня приходят к отцу с матерью с ночевкой. И в этот раз под бой курантов пили шампанское, смотрели, переключая каналы, почти до утра телевизор. Сыновья проснулись в середине дня, когда уже был снова накрыт стол, на этот раз в честь очередного для рождения Александра Васильевича, юбилейного. Восемьдесят стукнуло старику!
Ещё до Нового года к родителями пришел их сын Сталь, а в приглашенное время на следующий день явилась внучка Аня, с которой был её жених, представленный как Анатолий Михайлович (в кругу своих можно звать и Анатолием, но при посторонних только по имени-отчеству – предупредила внучка), преподаватель новейшей истории.
- По ней уже диссертацию пишет! - похвалилась невеста.
А ещё пришёл на юбилей сосед, как же без него, много-много лет назад одновременно, помогая друг другу, начали ставить дома, даже их номера были одинаковые, только у Самохваловых с буквой А.
После поздравлений и вручения подарков с рюмкой в левой руке, содержимое в ней оставалось чуть пригубленным ещё после первого тоста, Алексей Васильевич, поблагодарив за чествование, ударился в воспоминания.
- Вы вот, мужики, только что сетовали на повышение с января цен на свет и газ, коммунальные услуги и разные товары, особенно съедобные, а я вот о чём вспоминаю. Весной пятидесятого года меня из госпиталя домой везли мама и Татьяна. Так всю дорогу читали мне из «Правды», кажется, об очередном снижении цен, а в ней на полторы страницы перечисление подешевевших товаров! А потом мы с Татьяной Ивановной, - он погладил супругу за плечи,- на ссуду и на свои накопленные деньги построили дом. Через десять лет сами же его и дополнили кухней в подвале с русской печкой и угольным котлом, а над ней ещё комнату пристроили. Ты, чай, Иосиф помнишь?
- Конечно. Меня опускали в щель равнять бетон под два полуподвальных окна. А ещё я лопаточкой мох в пазы брёвен протыкал, гвозди на топорище прямил.
- И я помогал - это уже Сталь обрадовался, что может рассказать с детства запомнившийся интересный случай. – Мусор убирал, щепки разные для печки в сарай складывал, где что нужно наверх плотникам подавал. А однажды дядя Андрей топором по ноге попал, кровь пошла. Меня в сарай к бабушке за водкой послали, чтобы рану промыть. Так дядя Андрей выпил граненый стакан и сказал, что изнутри дезинфекция полезней будет!
- А ведь водки мы тогда пили мало, дороговато, у нас другие траты были, да и привычки не было, хоть и в праздники, больше бутылки на стол ставить, да разве ещё красненького для баб покупали. Зато песни как пели!
- На свадьбу нам, дед, помнишь, подарили две вилки и две ложки, угольный утюг да лоскутное одеяло. А на столе главной закуской была горячая картошка с селёдкой на газетных бумажках. Наш этот стол, - кивнула Татьяна Ивановна на тарелки с салатами, колбасами, грибами, сыром, красной рыбой и кусками остывшей курицы, - даже для тогдашних богачей показался бы царским.
- И с вчерашнего вечера ни одной песни не спели, - укоризненно добавил дед.
- Давай-ка, Татьяна, споём молодежи нашу любимую «Эх, дороги!».
Потом все слушали про то, так шумел камыш, а ветки гнулись, про удалого Хас-Булата.
- Да, - поддержал отца с матерью Иосиф,- нынешняя молодежь за столом про то, что целуй её везде, не споёт. И ни хороших слов, и стыдно! Хрущёв бы с Фурцевой за такие песни и почти не одетых разных там блестящих выпороли бы...
- Волюнтарист ваш Хрущёв, - впервые включился в разговор будущий зять.
- А что ты про наши времена знаешь? - обиделся юбиляр. – Позволь, Анатолий, спросить: с какого года?
- У меня день рождения совпадает с первым днём работы в должности генерального секретаря Андропова.
- Вот я и говорю, что молодой. Ни настоящей истории, ни про жизнь в наши годы толком не знаешь, а лишь по учебникам, которые начали писать при Горбачёве разные там Яковлевы.
- Да, - поддержал сосед, недоучившийся в свое время в институте, но любовь к истории сохранивший. - И вот что интересно: если читать учебник военной истории России, то мы непобедимый народ с умными начальниками. Возьмёшь в руки другую книжку – про тупых руководителей и задавленный страхом люд. А самые последние публикации, которые я читал на тему современной истории страны – так там речь вообще о деградации России.
- А цифрами-то как оперируют все эти московские грамотеи. Взять один и тот же показатель, один и тот же факт. У одного это выходит белым, у оппонента - чёрным. Меня в партию, а я тогда был бригадиром, - Александр Васильевич по праву юбиляра опять ударился в воспоминания, - принимали в тридцать девять лет. Так с того времени я помню свой ответ на вопрос про «волюнтаризм». Напомнил, что как раз при Хрущёве, конечно, ещё до него такой технологический фундамент был заложен Сталиным, пущена первая в мире АЭС, потом в космос полетел первый же в мире спутник, а в море вышел опять-таки первый в мире атомный ледокол, потом первое прилунение, первый космонавт... Этих фактов, Анатолий, тебе мало? Так я ещё добавлю, недаром тогда в цехе пропагандистом был. За хрущёвские годы производство электроэнергии увеличилось в пять раз, добыча нефти – в три с половиной, выплавка стали удвоилась, ну и так далее.
- А недостатков сколько у Хрущёва было, – возразил Анатолий.
- Кто у нас без недостатков. А у большого человека и недостатки соответственно всеми заметные. Не спорю, и у Сталина их было много, но всё перевешивает им построенная могучая страна. А ныне что? Минус на минус дает ещё больший минус. Кризис показал всё неумение единороссийских правителей.
- Вы тут пока беседуйте, - это снова вклинился в спор сосед, - я сейчас домой схожу, как раз вчера интересные цифры из одной книги выписал. Я быстро.
И действительно, через пять минут разговор, отложенный ожиданием соседа, а за это время все ещё раз выпили во здравие именинника по стопочке, продолжился.
- Вот, - сосед надел очки. – В 1955 году внутренний валовой продукт СССР составил 35 процентов от такого же показателя США, в 65-ом уже снизился до 28, в девяностом – до 17, в начале нового тысячелетия составил всего пять процентов.
- Вы мне точную ссылку на источник не дадите? - сразу заинтересовался будущий кандидат исторических наук.
- Так я всю книгу тебе, то есть вам, подарю в честь новогодних праздников. И название у неё интересное: «Понять Россию умом». В ней, кстати, ещё много полезного для себя найдёте.
- Спасибо!
- Спасибо! - сказала и Аня. – Мне, наверное, при учёбе тоже пригодится!
- Обязательно.
- Похоже, - наконец-то включился в общую беседу Иосиф, - у нас снова, как при Брежневе, начинаются кухонные обсуждения внутренней политики.
- Почему же, - возразил до этого молчавший младший брат Сталь, - теперь обо всём, что не нравится, хоть на митинге-собрании открыто говори, хоть в газеты свои взгляды сообщай, желаешь, так в телевизионном диспуте участвуй.
- А толку-то, - скептически отнёсся к словам Сталя сосед. - Критикуй не критикуй, извините, дамы, всё равно получишь известный результат. Неужели вы не видите, что нынешняя власть занята лишь своим собственным выживанием. Проблемы «новых нищих» их давно не трогают, а «новые русские» сейчас из последних сил создают себе запас на случай кризиса самого финансового кризиса.
- Заумно, но понятно, - Анатолий рад, что с его подачи завязался такой острый разговор, и ему стало ясно, что уже как бы это сигнал к тому, что он принят семьёй Ани. - Неужели правда, как пишут-вещают некоторые политологи, что у нас в стране два разных народа.
- А ты разве только сейчас это понял? – это дала о себе знать Аня. – Общаешься в кругу преподавателей, оторванных от жизни. А тут вокруг тебя рабочий класс. Ну, дедушка бригадиром был, так это самый близкий к работягам человек. Папа токарь, дядя Сталь – слесарь-инструментальщик. Наш сосед самый образованный – три заочных курса политехнического института, но всю жизнь трудился за координатно-расточным станком. Я студентка, ты сам же мне пятерки ставишь, наш уважаемый Александр Стальевич собирается, и «бабы ЕГЭ» не боится, в университет, на философский факультет.
- А он у нас и сейчас мудрец, - похвалил сына Сталь. – Не похож на остальных молодых. И друзья у него такие – спортсмены, не пьют и не курят, но за девушками ухаживают, вместе с ними в походы ходят...
- Если все такими были, - отозвался о племяннике Иосиф, – то проблем бы было гораздо меньше. Вот, наверное, и будущий президент, который поведёт страну вперёд, до этого вытянув её из пропасти, сейчас такого же возраста.
- А раньше, чем ровесник нашего Стальевича подрастет, - спросила Аня, - перемен, значит, пап, ожидать не следует? Почему?
- Наше поколение, воспитанное повиноваться, на крутые меры не отважится, а подрастающая молодёжь жить в нищете и унижении вряд ли пожелает, поэтому и будет принимать свои, может быть, и революционные меры. К тому времени и настоящий лидер настоящей оппозиции обязательно, я думаю, должен появиться...
- Хорошо бы был такой, как Сталин, - все услышали Татьяну Ивановну, расставляющую чайные чашки. – Он бы порядок навел!
- Ну, это совсем не обязательно – был бы просто государственник, думающий обо всём народе, а не о только богатой, поэтому и очень малой его части. – Александр Васильевич как бы подвел итог этого непраздничного разговора.
Впрочем, почти такие же беседы в этот грустный первый день нового года велись во многих домах многих городов и сёл пока ещё большой России. После никому не нужных десятидневных каникул начнутся будни, ежедневно утоньшающие кошельки «новых нищих».
Анатолий Михайлович, едва начав писать диссертацию, сменил её тему. На кафедре объяснил, что нашёл тему ещё актуальнее. Это система железнодорожных тарифов давнего министра финансов Витте. При нём перевозки пассажиров первого класса, планово убыточные, компенсировались прибылью от четвертого класса. Бедные, выходит, спонсировали богатых! И такая система дожила до нашего времени в разных проявлениях. Вот это и захотел он подробно раскрыть, может и не для диссертации, велика вероятность, что её не утвердят, а для массового разъяснения народу как раз сгодится.
- Мне теперь наше кремлёвское руководство кажется этаким общим Витте, - поделился своим замыслом с будущей - остался месяц до свадьбы, женой Анатолий.