...
-Пора. – Робин оперся на плечо Сета, поднялся с земли. Сет встал, стряхнул крошки со штанов, отхлебнул из фляги и неспеша завинтил крыжечку.
-Я разбужу остальных, ты пока узнай – может, осталась каша со вчерашнего. – Сет размял ноги, потянулся. Робин молча пошел в полевую кухню. – Сытому легче идется. – пробормотал под нос Сет и закурил вонючую папиросу. Постоял, слегка раскачиваясь, посмотрел на светлеющую полоску неба на востоке и пошел будить товарищей.
Через минут пятнадцать, когда все проснулись и уже проверяли свои карабины, зашнуровывали поплотнее ботинки и подтягивали ремни, вернулся Робин с мешком за плечами:
-Каши не осталось, дали мешок хлеба. Кому надо?
Солдаты, ворча, выстроились в очередь. Медленно проходили мимо Робина, получали каждый по буханке хлеба, тут же хрустко разламывали и ели, запихивали остатки себе за пазуху, бережливо обматывали тряпками, доставали кисеты и курили. Кто-то играл на губной гармошке.
Когда все, наконец, поели, люди построились по трое и устремились в путь – в ногу, без командира, без песни – уныло, да нет – безразлично передвигая ногами, изредка переговариваясь. Мимо проплывали леса, деревья молча смотрели вслед солдатам – а может и не смотрели, чего смотреть на них? – дорога все продолжалась и продолжалась, прямая, сухая и пыльная, все так же шли люди, все так же по небу проплывали облака, и шмели, одуревшие от жары, налетали на потных людей, сердито жужжали и уносились прочь к колючему шиповнику, цветущему у дороги. Когда кончился лес, дорога далеко и видно вытянулась в поле, желто-белом от одуванчиков, а люди все шли и шли, втаптывали пыль, смотрели в затылки впереди идущих, а впереди идущие – на дорогу, и больше ничего не было.
Солнце уже начало клониться к закату, когда объявили привал. Люди сели как попало, местами раздавались вопросы – «успеем?». Робин развел костер, рядом сел Сет. К ним приблизился какой-то чумазый солдат, присел на корточки и, достав гармошку, продул ее от пыли. Провел языком по ссохшимся губам, начал играть.
-А! – сказал Робин. От него это прозвучало как «так это ты играешь!».
-Да, я. – ответил Сонни, отняв гармошку от губ. – Сыграть что-нибудь?
-Зачем? – пожал плечами Сет. Сонни смешался и стал вертеть в руках гармошку. Робин медленно жевал хлеб, припивая затхлой водой из фляги. Сет стал развязывать шнурки на ботинках – ноги устали, хотелось вытянуть их, босые, и больше ничего не делать.
–Слушай, а почему война? – Сонни вопрошающе смотрел на Робина. Робин удивленно посмотрел на Сонни, пожал плечами.
-Так надо. – ответил Сет.
-С кем мы воюем? – человек, который сомневался, снова спросил.
-С черными. – ответил Робин. – Мы – белые. – он кивнул на повязку на рукаве.
-А с чего началось-то…
-Вот неугомонный. – буркнул Робин. – мы должны были начать войну, мы ее начали. Если бы должны были начать войну они, они бы сделали это.
Сонни подумал и спросил:
-Правительство?
-Дурак. – ответил Сет. – все знают что правительство ни при чем. Оно нужно только чтобы ему угрожать и выиграть войну. Мы воюем потому что так положено, правительство есть, потому что так нужно. Все.
Сонни поднялся. Поднес гармошку к губам. Гармошка как-то вопросительно проиграла. Он ушел.
-Странный какой-то. – про себя буркнул Сет. Робин в ответ промолчал.
Солдатня шла полем, все так же, как вчера, позавчера, как всегда. Все смотрели вперед и молчали. Солнце медленно скатывалось с неба, изредка дул ветер, поднимал тучу пуха от одуванчиков, мир преображался – белый туман мягко проносился, обнимал строй, щекотал и улетал дальше. Никто не обращал на это внимание. Только Сонни смотрел во все глаза по сторонам – он крутил головой, удивлялся, но молчал. Соседи иногда пихали его и говорили – «Не крутись.» - он переставал крутиться, а потом снова смотрел по сторонам. Человек, который сомневался. Впереди чернел лес, он приближался, и Сонни что-то не нравилось в этом загадочном лесу. Солдаты шли и шли. Он спрашивал – «Зачем нам в этот лес?», говорил – «Не идите туда!» - его не слушали, ему не отвечали. Просто шли, не нарушая строя. Когда подошли к лесу, все сняли карабины, проверили их и вошли под деревья. В полутьме они стреляли, натыкались на других людей – с черными повязками - дрались и убивали. Сонни шел и не понимал происходящего. Он увидел впереди человека с разбитым лицом и черной повязкой. Тот молча стоял и ждал. Сонни засомневался – вот, он безоружен. Он должен его убить? Раздался выстрел. Человек с черной повязкой не стал ждать, просто достал пистолет из кобуры, выстрелив в Сонни, и побежал куда-то.
-Успеем? – спросил Сет.
-Нет. – ответил Робин. Они спешили - зачем? Спасти правительство? А может, просто потому, что кончалось их время?
-Не успели. – сказал Сет и швырнул камнем в ворону. Та, подпрыгнув, взлетела, стала подниматься выше, и видно было множество людей, они переворачивали повязки, меняя их с белого на черные и с черного на белые, шли обратно, на позиции, шли возвращаться и воевать, поднимались, оживали, и шли. Птица летела над толпами, над полями одуванчиков и лесами, кружила, опускалась, и, наконец, приземлилась на маленькой лесной поляне – под соснами созревала брусника, сухой желтый мох был теплым. На поляне лежал Сонни – растрепанные волосы развевались на ветру, руки раскинуты в разные стороны. На земле рядом с ним лежала выпавшая из кармана гармошка. Сонни поднялся. Целый и невредимый, он устремился вслед за толпой, отбросив сомнения, забыв гармошку – он шел обратно. Уходил из леса. Под ветром на земле обиженно о чем-то пела Гармошка. По дороге шел Сонни. Человек, который не сомневался.
Старичок быстро расставлял фигурки, ловко орудуя высохшими руками. Он расставил белую сторону, повернул доску и принялся расставлять черные.
-Нда… хорошо ты тогда на Е-5… не ожидал… только зря Б-7, это и свело…
-Угу. – отозвался молодой человек, сидевший напротив старичка на кривоногой табуретке, и выкручивавший обратно шахматные часы. Старик поставил последнюю пешку, снова повернул доску и спросил у студента, поставившего часы на стол:
-Ну-с… начнем?
-Погоди, в нужник сбегаю… - студент запахнулся поплотнее халатом, нащупал босыми ногами шлепанцы и поскользил к выходу из палаты. Старик остался сидеть в креслице с ободранными подлокотниками. Он смотрел на доску, обдумывая, прикидывая, размышляя. За окном синела ранняя зима (или поздняя осень?), наступала ночь, белым пятном вперемежку с темной жижей смотрелась железнодорожная насыпь, по которой время от времени, грохоча, проезжали поезда. Дед удовлетворенно хмыкнул, отвлекся от доски и посмотрел на дверь. Студента не было. Дед задумался, подперев рукой дряблую щеку с серебристой щетиной. Он загремел в Медакадемию с отравлением – черт те что! – сыром. Был он одинок, жил в глухом районе в однокомнатной квартире, дети все разъехались, друзья – померли, а с теми кто в других городах по телефону не поговоришь – дорого, да и глухие сплошь. Так что свое пребывание в больнице он рассматривал как отпуск, а не как злодейскую выходку судьбы. Жив остался – и на том спасибо, а не остался бы – ну так чего там, было бы все равно. Его сосед по палате загремел сюда три дня назад с подозрением на аппендицит, зеленый, чуть живой. Ошиблись, хорошо что не порезали. Двое суток не кормили. Обещали еще пару суток понаблюдать. Так что скоро съедет, и поселят к старику в палату еще кого-нибудь, дай бог чтобы в шахматы играл и не зануда.
-Поехали? – студент шмыгнул носом и присел на табуретку. Старик, спохватившись, забыл придуманный ход, и пока вспоминал, спросил:
-Чего долго так?
-Дежурного встретил. – пожал плечами студент.- Сунул мне градусник под мышку.
Старик походил. Щелкнули часы, побежало время.
-А чего вчера сердился?
-Зубы мне не заговаривай. – беззлобно улыбаясь ответил студент и кивнул на часы. – На времени не выедешь. – старик усмехнулся. Щелкнули часы.
-Да я так… - крякнул, потянулся к фигурке на доске, но передумал, походил другой.
-Ну если так, то с профоргом поцапался. Достали крикуны – орут «всех тех-то повесить»… других – из страны… метлой сор выметем с родины… а когда им дают белые колпаки, веревки, ружья – они ничего не делают… руки пачкать не хотят… - студент походил, удовлетворенно посмотрел на доску.
-А что так знаешь. – старик задумчиво теребил пальцами губу.
-Сам из таких… был.
-А теперь? – поднял глаза дед.
-Теперь? Теперь я не знаю…
Утром к ним в палату заглянули дежурный и лечащий врач, после короткого медосмотра ему кивнули и спросили: «Домой хочешь?». Студенту ничего не хотелось, но он ответил «конечно». Через час его выписали, и теперь он шел за медбратом по корпусам. Перед тем, как уйти, он черт знает зачем оставил деду свой телефон, сказал ему «не пропадай» и ушел.
За спиной болтался рюкзак, медбрат тихо матерился и дымил, когда дежурные на него шипели – огрызался зло. В старых креслах сидели люди, в палатах лежали люди, перед окнами люди стояли. Ртутные лампы светили на обколупанные стены, пожелтевшую штукатурку, кровати американского производства на колесиках, давно списанные, стоящие коридорах. Очередной поворот и медбрат выругался. Студент промолчал. Он тоже не любил этот корпус – здесь лежали онкологические, преимущественно с лейкозом. Сплошь лысые, смотрящие необычно огромными глазами на них, на их здоровье. Безмолвные, потерявшие надежду, вопрошающие. Хотелось кричать на них, кричать, что ты не виноват что здоров, а они – больны. Хотелось жалеть их и помогать… студент поймал себя на том, что всего лишь «хотелось»… а чувства были, кроме жалости, еще и злоба… ее не должно было быть, но она была. Злоба на взгляды и обреченность. Студент помотал головой. Стало полегче. Медбрат в который раз выругался. На стене висела доска, на ней – открытки… дни рождения, пожелания выздороветь. Из двери выносили завернутого в простыню человека. Больные молча смотрели. Здоровых ели глазами. Медбрат растолкал толпу, пробился к выходу, открыл дверь. Пахнуло холодом. Студент вышел. Медбрат достал сигарету, закурил.
-К черту…
Студент вопросительно посмотрел на него.
-Да… к черту все это… медфак… уйду на х*й... Не могу я, понимаешь?- студент все так же смотрел.
-… НЕ МОГУ!!! Ощущаю себя *****Ю, НЕ МОГУ!!! – медбрат сорвался на крик. – А ТЫ ЧТО - ЛУЧШЕ??? – студент повернулся и пошел прочь. Вслед ему неслись крики. – ВАЛИ!!! ИДИ ОТСЮДА!!! ВСЕ МЫ ПРОГНИЛИ!!! И МИР, И МЫ, С НАШИМИ ЧУВСТВАМИ, ЖЕЛАНИЯМИ, ЖИЗНЯМИ!!! ВАЛИ, ПАДАЛЬ!!! – медбрат стоял с потухшей сигаретой, кричал пустому двору, где никого уже не было, по подбородку у него тянулась слюна. Он кричал, его слышали только ветер и птицы, умостившиеся на облетевших деревьях. Медбрат зло сплюнул, вытер подбородок рукавом, вдохнул поглубже и, зажмурившись, рванул дверь обратно в корпус.
Телеканал «СПОРТ» показывал биатлон. Наши неплохо начали, отрывались от ненаших на полминуты. «Выиграют?» - подумал студент. «Нет, проиграют. На третьей сольют как всегда…» - и с тихой уверенностью выключил телевизор. Сходил на кухню, достал из облупившейся железной хлебницы заплесневелый хлеб, выкинул в ведро. Из сумки достал свежую буханку, отломил кусок, положил на стол. Хотелось кофе. Спать тоже хотелось, но был выбор – или кофе, или спать. Он чуть подумал, достал с полки «Нескафе», сыпанул в кружку пополам с сахаром и залил кипятком. По кухне распространился приятный аромат. Студент сел за стол, стал жевать мягкую булку, запивая ее кофе. Допив, сполоснул чашку в раковине и отправился разбирать бумаги, которые так и остались лежать на столе. Чужой реферат, недоделанный перевод, бумаги, листы, заметки и наброски. Пока раскидал все, успел поговорить по телефону с однокурсником, услышать от него что «наши» проиграли. Студент пожал плечами, еще послушал о том, как все хорошо начиналось и что во всем опять виновата погода, сервисмены и лыжная смазка, попрощался и дал отбой. Он посмотрел на часы – половина четвертого. Подумал, что соседки еще нету, но вышел проверить - ее и не было. Студент побродил по квартире, включил старенький «рекорд». Серый экран неярко замерцал. Он ударил по телевизору пару раз ладонью, где-то в недрах прибора нагар слетел с тонких ниточек ламп и изображение прояснилось. Опять «Спорт», опять спортсмены. Только на этот раз фигуристы. И опять «наши» в самый ответственный момент упали. Впрочем, Студент не удивился. Тумблер щелкнул, телевизор выключился. Погасла тусклая лампочка под потолком. На кухне затрещал холодильник. Скрипнула дверь. Студент пошел спать.
На остановке было холодно, северный ветер пронизывал до самых костей, автобус опаздывал. Студент стоял притопывая ногами, съежившись в китайском пуховике на рыбьей коже. Смотрел на ларек. В голове вертелась назойливая мыслишка зайти и погреться, но вспоминался закон подлости и мнилось, что автобус обязательно подъедет как только он окажется в ларьке. Холод возобладал, студент протопал в тесненькое помещение. Вспомнив, что кончились спички, наклонился над окошком:
-Спички есть?
-Да. – сонно ответила продавщица. Студент вынул из кармана чирик.
-Коробок, пожалуйста. – продавщица сцапала бумажку, положила перед ним коробок спичек и стала отсчитывать сдачу какой-то мелочью. – спасибо.
Женщина подняла глаза, глянула за студента:
-Это не ваш автобус уходит?
-Чт--? - он обернулся, но дряхлый Икарус уже отходил от остановки. Студент проследил за ним глазами, буркнул «Спасибо», принял сдачу и вышел. До института было идти минут сорок. Студент подскользнулся. Ночью подморозило и асфальт покрылся тонкой корочкой льда. Улица была пуста, медленно светлело хмурое небо. Фонари качались на ветру, деревья глухо стучали промерзшими ветками.
Он шел неспеша – так чтобы не подскользнуться. Все равно на первую пару уже опоздал. Задумавшись, переставлял ноги и ежился в пуховик. Глядел под ноги. На перекрестке заметил человека в плаще. В голове промелькнуло «пристанет».
-Спички есть? – высокий незнакомец выжидательно смотрел на него из-за высокого воротника. Студент вынул руку с коробком из кармана, протянул спички здоровяку. Тот открыл коробок, задумчиво посмотрел на студента, который притопывал ногами от холода. Спичка чиркнула, незнакомец затянулся.
-Спасибо. – незнакомец улыбался. Студент убрал спички, повернулся и пошел дальше. – А что если я спросил не от того, что хотел, а от того, что ты подумал?. – Студент повернулся. Сзади никого не было.
У него болела голова. Он пришел домой разбитым и усталым. Что-то было не так. Когда он подумал, что его обсчитают, так и случилось. Когда в голове промелькнуло, что «автомат» ему не светит – это произошло. Все, чего он не подумал, исполнялось. Он начинал понимать это. От того, что он думал, что обладает властью над сутью мира, его власть крепла. Он хотел изменить мир. Щелкнул телевизор. Воспаленные глаза смотрели в экран. Он хотел думать, что ему хорошо, но не мог обманывать себя. Зрачки внимательно следили за новостями. Вот надвигается ураган. Он будет слабым. Студент уверен. Вот инфляция падает. Рыбаки с судна, потерпевшего крушение у берегов Намибии, спасены. Наши лыжники побеждают в эстафете. У самолета до его вылета была обнаружена фатальная неисправность...
Наступал вечер. Гидрометцентр обещает завтра потепление. Американский президент объявляет войну Ирану. Он не верит. Он так не думает. Он переключает канал за каналом и смотрит новости нон-стоп.
Утро. ООН вводит санкции против России. МИД России делает резкие заявления. Он думает что все будет нормально. Он не умеет обманывать себя.
День. Первые части США в Иране. Китай выражает протест. Только бы никто не сглупил… так не бывает. Провокация Грузии. Генсек ООН под арестом. Он не хочет, но думает.
Ночь. Усталый студент заснул. Его тревожное, напряженное лицо освещается мертвым светом «рекорда». По телевизору гремят новости: «Весь мир в войне... Возможно применение ядерного оружия... Всеобщая мобилизация.» . За окном, на углу, хрипит динамик. «Внимание! Всем пройти в бомбоубежище!». Телевизор показывает серый экран. Играет музыка. Шаляпин. Нельзя обмануть себя. Мир умер.
...
(С)написано давно.