...Говоря о реальности как о самотрансформации Знания, придется признать, что на нашем шарике развитие государства как формы коллективного проявления Знания находится на инволюционном этапе. Ведущие демократии, на словах декларирующие свободу личности, видимо, приближаются к завершению инволюционного этапа. На это указывает массовое осознание свободы как ценности. Но в этом понимании пока доминирует понятие свободы "от чего-то", а не "для чего-то". Сегодняшнее государство или общество как система способно мобилизоваться и показывать хоть какие-то направленные действия лишь на уровне инстинкта самосохранения или добычи пищи. К сожалению, уровень самоосознания сегодняшнего, считающего себя развитым, общества находится на уровне инстинктивных потребностей и напоминает самоосознание слабоумного индивида. Демократический строй общества подстраивает структуру государства по осознанию реальности статистически среднего ее члена, а не по высшим достижениям отдельных его индивидов. Отражением программы развития общества является система образования, показывающая направленность и уровень прилагаемых в этом направлении усилий. Направленность систем образования не оставляет вопросов. Очевидно, что и система образования, и практически все ресурсы западного общества направлены на создание, совершенствование и обслуживание удобства и физической безопасности членов общества, т.е. на удовлетворение потребностей первобытного уровня в интеллектуальном и технологическом оформлении. Так называемая "гуманитарная направленность" некоторой части образовательной системы опирается на тот же научный метод, как и откровенно технологические направления. Утешает только то, что прошла эйфория по поводу точных наук. Иной метод познания забыт, высмеян и изгнан из считающего себя развитым общества. Потенциальные зерна трансценденции, такие как религии, духовные практики, философия, считаются вредными, если они не служат тем же, противоестественным им, по сути, примитивным целям общества. Малопонятные обществу слова "трансценденция", "магия", "эзотерика" используются или как усмешка, или как объект устрашения. Некоторые попытки изменить положение не набирают критической массы. Сегодняшнее общество еще не способно озадачить себя даже вопросом "кто я?". Правомерно ли такое общество называть развитым? Оно сумело развить лишь технологическое направление познания и стало заложником однобокости этого развития непроизвольно став его слугой.
Западный мир продемонстрировал поразительную заразность своего образа жизни. Сытость и безопасность, обеспеченные технологиями, стали доминирующей ценностью планетарного масштаба. И это можно было бы считать великим достижением, если бы "в нагрузку" общество не достигло доминирования грубейшего материализма и отчужденности. Создалось впечатление победы технологии над духовностью. Массовый сдвиг состояний сознания в сторону узкофокусности за последнее столетие неузнаваемо преобразил западный мир, а большинство потенциальных носителей мудрости, проголодавшись, выстроилось у конвейера по производству мелких удобств. Более того, весь мир, не устояв перед технологической экспансией, в течение века получил технологическое крещение и стал без сопротивления исповедовать последнюю религию тысячелетия - научно-технологическое мировоззрение. Научное мировоззрение как фундамент держат циклопические сооружения технологий. Кстати, это единственная живая массовая религия с живыми учителями - профессурой. Эпоха революций, от технических до политических, сломала медленное адаптационное изменение структуры общества. Произошло ранее непредставимое - крах иерархий, который теоретически сравнял все слои общества. Элита, до тех пор имевшая свободу выбора и власть, и в полной зависимости добывающая ей благополучие серая людская масса вдруг поменялись местами. Прорвалась веками копившаяся за плотиной, воздвигнутой при помощи страха и религий, волна недовольства и агрессии примитивов. Социальное послушание, громадными усилиями поддерживаемое социальными институтами и религиями, окончательно сдохло, раздавленное революционной коммунистической демагогией и терроризмом. Социальная пирамида стала на голову. Идея служения Знанию искоренена окончательно и подменена служением новой социальной иерархии примитивов. Потенциальная энергия длительной деформации сознания обернулась прославленной кровавыми действиями двуличной, или классовой, этикой. Примитивный осязаемый материализм, принявший результаты технологической революции за доказательство своей истинности, стремительно создал потребительское общество с ненасытным аппетитом и слепой верой в науку. Всеохватной и фанатичной чертой развитого общества ХХ века стало потребление, погоня за удовольствиями и личная безответственность. Естественно присутствующую спонтанность вытеснили правила, нормы, кодексы демократии и других форм общежития. В таких условиях сформировалась "новая" элита, не обремененная этическими ценностями. Классическая пирамида власти осталась стоять, но вывернулась как перчатка.
Революционные перевороты - это превосходный пример того, как, несомненно, перспективный принцип сотрудничества, взятый на вооружение теми, кто себя назвал революционерами, в интерпретации примитивного сознания стал бритвой в руках сумасшедшего, унесшей десятки миллионов жизней и узаконившей деволюционные тенденции целых народов и государств. Интуитивная тяга к сотрудничеству наиболее развитых личностей при помощи коммунистической демагогии была использована совершенно по-дьявольски. Поэтому неудивительно, что коммунистам удалось одурачить множество светлейших умов того времени, увидевших в коммунистических режимах зачатки принципа сотрудничества. Уровень мерзости и точности подмены просто поразителен.
Существенные перемены можно увидеть и в доступности Знания в западных странах. Если раньше лишь представители элиты или духовенства были достаточно образованы и имели возможность практиковать какую-либо внутреннюю технику (самосовершенствования?), то сегодня доступность как образования, так и внутренних техник, стала всеобщей. Одно за другим разные течения Знания объявляют о снятии ореола секретности с эзотерического знания. И в этом не было бы большой беды, если бы не глобальный и доминирующий фон бреда вульгарного материализма, тотально диктующего способы мышления и видения мира. Именно поэтому традиционные, проверенные столетиями, практики эпохи инволюции перестают давать результат, ведь они не рассчитаны на встречу с "безошибочным" и технически развитым арифмометром современного околонаучного потребителя. В большинстве случаев только до банально запрограммированного арифмометра или автопилота сумел развиться достойный уважения разум homo sapiens. И это считается нормой. Общую тягу к трансцендентному технологические общества стараются гасить, как пожар. Поразительно, что среднестатистический человек себя сегодня представляет в качестве полного жгучих желаний и изредка думающего, как добыть удовольствие, кожаного мешка с костями и дерьмом, а свою судьбу он без раздумий доверяет большей частью случайным образом запрограммированному социумом автопилоту.
С другой стороны, как бы в компенсацию, тренированному интеллекту стали доступны ранее экзотические, предназначенные единицам, варианты практик управления вниманием, однако с условием появления хозяина у интеллекта. Но пока интеллект занимает место хозяина, любое общество ведущими ценностями считает интеллектуальные достижения, направленные на технологическое изобретательство. "Мыслю - значит, существую", заявляет интеллект, исполняющий обязанности хозяина, т.е. я. Однако , эта крылатая фраза начинает выворачиваться наизнанку: мышление признак существования интеллекта, а не жизни. Жить - оказывается значит несоизмеримо больше.
Технологическое отклонение развития общества - это стремительное умножение искусственных творений человека. Мы сами, являясь тенью Знания или, как многим нравится говорить, творениями Абсолюта или Бога, просто живем и развиваем свое осознание реальности. Благодаря осознанию, мы обладаем доступным по сложности бытием. В отличие от нас наши технологические творения бытием не обладают. Они постоянно требуют части нашего внимания и силы для поддержания их существования. Видимо, в этом и сложность технологического развития. Ведь накопленные изменения на шарике уже трудно назвать несущественными, и поддержание их уровня съедает львиную долю творческих и даже физических сил человечества. Доля сил, отданная на поддержание собственных творений, близится к 100%. Сумма творений технологий породила искусственные структуры, нарушающие натуральный баланс сложнейших естественных процессов. Концентрация энергетических ресурсов близится к уровню, когда мы ощутим колебания темпа локального времени катастрофами невиданного характера и масштаба.
Современное общество стало потребителем громадного количества энергии. Сегодня производство большинства необходимой энергии происходит путем уменьшения структурной сложности используемого топлива. Сжигание, атомный распад повышает энтропию окружающей среды. Добытая таким образом энергия направляется на поддержку и развитие искусственно созданной среды с повышенной структурной сложностью. Происходит своеобразная "перекачка" структурной сложности организации из эпохами накопленных, стойких во времени ресурсов, в искусственную, быстро разлагающуюся среду технологических творений. Этот процесс достаточно быстро набирает скорость. Вряд ли такое стремительное возрастание энтропии с рассеиванием громадных количеств энергии может протекать достаточно долго не вызывая ответных, саморегулирующихся реакций природы. Отсюда видно преимущество атомной энергетики как меньшего уничтожителя структурной сложности окружающей среды.
Один из выходов до использования энергии времени - термоядерный синтез. Это все-таки не распад, а синтез. Однако ядерный синтез требует громадной концентрации энергии в минимальном пространственном объеме. А это уже создание достаточно выраженной иновременной зоны. Возможно, поэтому технологическое решение термоядерного синтеза стало сверхсложной задачей. Для удержания зоны синтеза пришлось от материалов перейти к полевым структурам, способным удержать напор невообразимых температур.
Развитие технологической цивилизации, видимо, неизбежно сталкивается с "голодом" энергии. Даже если она успеет открыть способы добычи энергии, не повышающих уровня энтропии среды, останется все увеличивающееся количество рассеиваемой в этой же среде энергии. Равновесие, с точки зрения обычного осознания, все равно остается нарушенным и с тенденцией роста. Даже научившись использовать "чистую" энергию времени, еще придется изобрести и способ ее утилизации, а это ее возвращение времени.
Известное по истории развитие общества долгое время было в большей степени не развитием, а адаптацией совместного бытия к изменениям в массовом сознании. Точнее, это напоминает замкнутый циклический и непрерывный процесс "изменение осознания - изменение воздействия на природное окружение - изменение осознания" с внешней "инволюционной подпиткой". Не следует забывать, что поведение общества прогнозируется хорошо, а, может быть, и лучше всего, используя модели, основанные на отношениях обезьян. Причем не самых "интеллектуальных". (Вряд ли попытки доказать, что обезьяны - это одичавшие представители бывших земных цивилизаций, должны только смешить.) Посему кажется странной и несвоевременной тенденцией отступление автократии перед демократией. Остается думать, что основанное на специализации "раздробление социума" на функциональные элементы - институты демократии в попытке упростить объект взаимодействия, происходит и здесь. С этой точки зрения становится ясным, что неразвитое сознание пытается прикрыть свою беспомощность институтами коллективной безответственности - инкубаторами государственных клерков. Требуется очень сильное внешнее поляризующее поле в образе социальной сверх-идеи, животного страха или ненависти, чтобы напоминающее броуновское движение функционирование клерков приобрело бы определенную направленность. Если это случается, то ненадолго. В таких крайних случаях, как показывает история на примерах национализма, сталинизма или социализма Пол Пота, обуревающий общество ужас порождает внутреннее расслоение, ведущее в массовые коллапсирующие состояния сознания, и таким образом останавливает жизненные процессы их породившего общества. На страхе замешанное общество закономерно проигрывает относительно более "свободному" миру и погибает или приспосабливается к правилам игры окружающего мира.
Неприятно то, что массы обладателей сужающихся состояний сознания, испытывая страх, наиболее склонны к объединению. Поскольку воля, поддерживающая эти состояния сфокусированного внимания, постоянно требует эмоциональной поддержки, лидерам деволюций остается активировать и поддерживать в толпе низшие эмоции: ненависть, страх, зависть, злобу и т.п. Для этого обычно подбирается благородная упаковка защиты чего-то "святого" и национального. Похоже, что деволюционные тенденции в обществе на уровне отдельного государства обречены. Но что получится при сегодняшнем глобализме, если эта тенденция разом охватит весь земной шарик?
Многими отмечается патриархальность нашего социума. Доминирующие мужские ценности, основанные на узко фокусной целеустремленности, естественно, нравятся даже не всей мужской половине общества. Возникают волны возмущения "неправильным" устройством правил социального общежития. Однако, в случае актуализации видения своей жизни как личной эволюции полезно на время остановить фонтаны возмущения, считая, что нынешние правила социального поведения - это всего лишь выражение достигнутой конкретной стабилизации социума. Общество как инволюционный объект подвержено мягкому стабилизирующему давлению инволюции. За счет чего и как была достигнута эта конкретная форма стабильности, основанная на множестве компромиссов, приведших к доминированию мужских ценностей, (совершенно отдельное от проблематики личной эволюции историческое исследование). Главное - минимизировать тормозящее влияние на личную эволюцию пониманием, что форма социума в условиях демократии в лучшем случае определена средним уровнем осознания реальности ее членов. Это просто уровень развития формы социума, которую предпочтительно изучить, знать и не обижаться, что она стала неоптимальной для решения изменившихся наших задач.
Достойная внимания форма внутренней поляризации хаотичных процессов общества - это движения освобождения, независимости, когда в социуме господствуют расширяющие осознание идеи. Это время, когда каждый вынужден сделать выбор, занять жизненную позицию, прислушаться к другим. При мудром руководстве не возникает волна агрессии, сужающая видение. Прекрасным примером может послужить ненасильственное антиколониальное движение, вдохновленное в Индии Ганди, иные не столь поразительные движения национального самоопределения. Они имеют общую черту - непродолжительный всплеск неосознанного сотрудничества. Именно спонтанное сотрудничество потом окрашивается в памяти участников самыми яркими красками. Временно отодвинутые на задний план, проголодавшиеся, "нормальные" ценности индивида, всплывая в обычное доминирующее положение, захватывают внимание, его сужают и фиксируют на обычных целях. Массовый сдвиг состояний в сторону открытости и альтруизма вдруг оказывается потерявшим почву под ногами при встрече с повседневностью голодного до безграничного потребления мира. Структура ценностей, блеснувшая взаимопониманием и творчеством, как взведенный маятник, начинает откат в полную противоположность. Лидеры отката становятся социальными лидерами за счет легкого манипулирования более открытыми и отстающими в процессе отката членами общества. Инерционность почувствовавшей эйфорию правого действия людской массы помогает новоявленным лидерам без сопротивления довести общество до материальной и духовной нищеты. Всплывание личных проблем в полосе предельной самозабвенной активности провоцирует тенденцию индивидуализации при наступлении "трезвости", поскольку выясняется личная неготовность продолжить траекторию активности на принципе сотрудничества. Выясняется, что субъекту придется адаптировать лично себя к Реальности, для чего нет времени, или со всех сил создавать свою личную пирамидку деволюции. Только эволюционному сознанию становится очевидной бессмысленность попытки подчинить мир или его часть любой величины интересам своего узкого осознания. Очевидных примеров реализации такой схемы событий в политике множество. Более того - это общая схема революций и обретения политической независимости ХХ-ого века. Единственное, что может послужить стимулом к объединению наиболее развитых членов общества добравшихся до стадии эволюции, это возможность реализации принципа сотрудничества.
К открытию принципа сотрудничества можно подойти, анализируя различия и сильные места культур Востока и Запада в контексте личной эволюции. Как нам хорошо известно, западный человек в своей активности полагается на условия, технологию, способность собирать и оперировать фактами, просчитывать траекторию развивающегося процесса. Это все достигается тренированным до автоматизма, сфокусированным на задаче, чисто внешним вниманием. Возникающие из глубин неконтролируемых областей сознания (коллективного бессознательного) ощущения и эмоции считаются вредными, позорными признаками психической нестабильности. Идеальным членом общества считается компьютероподобный индивид, железными мускулами и железной логикой безошибочно выполняющий свою социальную роль. Тотальная эскалация внешнего внимания порождает крайнюю экстравертированность западного сознания. Встречающиеся зародыши внутреннего детектора гармонии мешают достижению социального благополучия. В социуме вырабатываются методы борьбы с вредными для спокойного сна проявлениями внетрехмерного осознания или бессознательного. Если бы не поразительное развитие интеллекта, способного перерасти себя, западную ветвь развития культуры можно было бы однозначно назвать ошибкой.
Восточный человек (до технологического миссионерства) вырастает, пристально вслушиваясь в происходящее в недосягаемых глубинах сознания. Легкое дуновение ветерка из этих глубин он предпочитает железной и для нас очевидной логике фактов. Именно этот ветерок из глубин осознания управляет его вниманием. Отсюда глухота восточных людей к языку фактов и послушность неоформленным внутренним стимулам, которые больше всего поражают представителей запада. Ведущая ценность восточных культур - способность к интроспекции - делает их глубоко интравертированными и погруженными во внутренние ценности.
Однако нет смысла искать преимущества одной из упомянутых ветвей развития (если это развитие) социума, так как их в чистом виде не осталось, и обе они не призваны служить отдельному человеку и, тем более, не стимулируют его личную эволюцию. Это потому, что обе акцентируют не баланс внутреннего и внешнего внимания, а одно из них. Тем не менее, они обе породили, по крайней мере, по одному поразительному феномену: это интеллект и методы интроспекции, вместе способные открыть бессознательную часть сознания, которую приходит время назвать просто Знанием. Вот эти два компонента и есть необходимые ингредиенты для реализации принципа сотрудничества. Именно синтез развитого интеллекта и возможность осознания внетрехмерного опыта открывает новый этап личной эволюции. Ведет этот этап к самому мощному инструменту познания даже не отдельного мира, а целой реальности - Знанию, Единому Уму, Великой Пустоте. Это еще называют сознательным разумом, божественным умом, логосом, Дао...
Любая социальная структура, в том числе и пирамидальная, если она основана не на принципе сотрудничества, является или инволюционной, или деволюционной. Вопрос лишь в степени. А степень деволюционности определяет развитость и потенция органов подавления тенденций распада самой социальной структуры. Эволюционная социальная структура может быть только порождением Знания.
Стабильность социальных формирований сомнительна точно так же, как и стабильность инволюционной личности. Один из стабилизирующих факторов - внешняя угроза, которую можем представить и в виде поляризующих внешних сил.
Отсюда и почти риторический вопрос: необходима ли внешняя поляризация для стабилизации сегодняшнего общества? Ответ зависит от проявления принципов соперничества и сотрудничества в обществе. Так как о реализации принципа сотрудничества в современном обществе может мечтать только утопист или болван - ответ однозначный: как индивида, так и общество стабилизирует напряжение внешних сил. Неважно, что внешними они только кажутся. Поскольку нечасто встречается такая классификация коллективной деятельности, вернемся к более подробному ее обозначению.
Общественный институт, базирующийся на принципе соперничества или конкуренции, оставив в стороне эмоционально мерзкие побочные эффекты, стремится стимулировать развитие индивида через поддержание жажды потребления. При прочих равных условиях побеждает наиболее волевой и хитрый претендент. Лукавый интеллект без труда обнаружит, что проще всего победить в специализированных областях. Чем уже специализация, тем слабее конкуренция и возможность реальной оценки способностей индивида. Такой путь наименьшего сопротивления и ведет к упомянутой дельта-функции с психологическим пониманием себя как успешного специалиста даже при достижении области полной некомпетентности. Было бы весьма логичным представителям узких специальностей отказывать в возможности участвовать в управлении обществом.
Кроме прочего, принцип конкуренции катализирует разнообразные концентрации: власти, ресурсов, знаний, возможностей. Рождается наука манипуляции мнением и оценкой - маркетинг. Коротко говоря, это иллюстрация демонизма, реализованного на принципе рыночной экономики. И вряд ли можно принять аргумент, что власть одного недоразвитого явно уступает коллективной безответственности посредственностей. Но однозначная оценка даже тут невозможна: с точки зрения интенсификации приобретения опыта и силы, соперничество ( идеальная среда для последнего этапа инволюции. Трудно придумать более совершенный "ускоритель" приобретения опыта. То что этот "ускоритель" имеет много общего с мясорубкой - заслуга западной цивилизации. Интеллект, глухой к языку эмоций.
Принцип сотрудничества реализуется несравненно реже и только локально, однако те, кто испытал захватывающее чувство общего действа, когда происходит перемножение усилий участников, когда команда действует подобно единому организму, используя сильнейшие стороны каждого участника, никогда этого не забудет. Такое взаимодействие порой реализуется в спортивных командных играх, порой при решении сложных проблем методом "мозгового штурма", в беге "силы", коллективной "динамической" медитации..., однако где бы это ни происходило, в этот момент формальный лидер уступает место ситуативному или функциональному, ситуацией вызванному лидеру. Руководство перестает быть ценным само по себе, и его заменяют критерии точности и целесообразности действия. Управляющие идеи подхватываются параллельно всеми участниками, как спасительные и, естественно, без всякого сопротивления. Персонализация участников и результатов деятельности ослабляется до исчезновения, эмоциональный подъем и открытость испаряют усталость. Различные строители коммунизма интуитивно пытались эксплуатировать этот принцип, но из-за своей ограниченности не поняли или не хотели понять, что общество, основанное на принципе сотрудничества, может возникнуть не раньше, чем воцарятся, пусть и примитивные, но массовые, состояния многомерного сознания. Иначе говоря, общество будет способно реализовать принцип сотрудничества лишь тогда, когда значимая часть ее членов достигнет высокой области индивидуальной эволюции. Представлять себе, что подростковое общество способно реализовать принцип сотрудничества, - жесточайшая утопия.
Для тех, кому не повезло пережить чувства сотрудничества, объяснить, что это, невозможно. Точно так же как невозможно объяснение любви не любившему. Стоит отметить, что принцип сотрудничества и любовь, - близнецы, рожденные одной матерью, - Знанием. Они ведут прямо к нему.
Абсолютную концентрацию власти эпохи диктатур сменяет более совершенное изобретение - демократия, возникшая одновременно с разделением труда или специализацией, и завоевавшая доминирующее и образцово показательное положение в мире. Научному подходу как открытию западной культуры, отворившему путь технологической эре, нашлось место и здесь. Научный подход дробления: разбирай до тех пор, пока не сумеешь осознать составные элементы и их взаимодействия, спроецированный на общество, породил демократию. Сие изобретение хорошо тем, что, с одной стороны, управление обществом столь раздроблено и специализировано, что требования к способностям клерка ничтожны, с другой - это противоядие случаю с дебилом монархом. Члены демократического общества - люди дельта-функции превращаются в безвольные и не имеющие собственного мнения функциональные элементы государственной машины. Однако поскольку эти элементы подвергаются воздействию принципа конкуренции, при отсутствии специальных селекционных систем по ступеням карьеры успешнее всего продвигаются наименее обремененные этическими соображениями индивиды. Поэтому демократия в начальной фазе представляет собой набор мини- диктатур, постоянно балансирующий на краю пропасти законной диктатуры. С возникновением феномена менеджера появляется надежда, что человек-дельта- функция все реже будет господствовать в обществе и управлении крупной собственностью, освободив место обладающим хоть чуть-чуть более широким взглядом на мир управленцам. Не будет странным, если люди, управляющие наукой или бизнесом, со временем заинтересуются применением принципа сотрудничества, представляющим собой наиболее эффективную форму совместной активности. Однако для правильной реализации принципа сотрудничества они должны дорасти до его осознания, самостоятельно пройдя высшую точку в своей индивидуальной эволюции. Иначе грозит новая форма трудно забываемого строительства коммунизма или нового рейха.
Уже как-то были попытки воцариться над всем миром. И сегодня развитие идет в этом направлении. Можно найти немало преимуществ в объединенном мире, однако наряду с ними существует одна опасность: в объединенном мире исчез бы внешний стабилизирующий фактор, а его место при теперешнем развитии сознания неизбежно занял бы внутренний. Это означает, что вновь произошло бы обязательное разделение по какому-либо признаку, будь то религия, раса, уровень технологического развития..., лишь для того, чтобы вновь объявился внешний стабилизирующий фактор. Поэтому об объединенном мире мечтать можно будет лишь тогда, когда хотя бы часть правящей элиты пройдет отметку собственной эволюции, да и в целом, к элите будут причисляться члены общества, сумевшие более остальных продвинуться по пути личного развития. Утопия думать, что когда-нибудь общество сумеет понять, что полезнее всего иметь в своих правителях наиболее мудрых, а не хитрых, хотя темп развития такого гипотетического общества опередил бы самые фантастические прогнозы. Достаточно напомнить, что лишь пройдя точку R, индивид начинает осознавать реальную ответственность за свои действия, поэтому нет необходимости его контролировать. Эгоистические действия с этого момента становятся все более и более бессмысленными.
Демократия как модель подразумевает коллективное действие, и было бы логично ожидать, что она последовательно преобразуется в школу сотрудничества. Однако реально мы видим множество мелких иерархий с более или менее уродливым оформлением. Основной функцией модели остается контроль и противопоставление ветвей власти как средство баланса влияний. Вся структура современного общества переплетена контролирующими и подавляющими институциями. Поскольку принцип сотрудничества почти неизвестен и проявляется случайно, мировые демократии находятся в нестабильных формах, когда внутреннее давление распада сдерживает оболочка контроля, страха и иллюзии внешнего врага. Пока отсутствуют ясные и направленные критерии формирования карьеры клерков, а институт выборов пролагает путь на вершину иерархии наиболее усредненным и кем-то продвигаемым "своим парням", развитие общества не обладает внутренней тенденцией и стабильностью. Остается лишь надеяться, что и здесь победит мягко действующий всеобщий принцип творчества - инволюция. Однако уверенность в том, что это неизбежно произойдет, иллюзорна - воля миллиардов потребительски настроенных людей уже давно способна перевесить инволюционную тенденцию. Более того, на Земле, по существу, остается лишь одна технологическая культура, приведшая шарик к общему знаменателю технологического творчества с технократическим складом ценностей. В мире слабеет еще один внешний поляризующий общество фактор - завтрашний день в развитых странах кажется гарантированным и это порождает всеобщие наплевательские настроения обывателя.
Если это назвать победой тьмы, то такая ситуация действительно вселяет ужас. В этом можем видеть пример проявления риска в самотрансформации Знания: Знание в этом мире представляют сознательно включившиеся в процесс познания искатели и остатки ослабшей инволюции.
Пророки и другие просветленные, в попытке удержать равновесие ценностей, провозглашавшие "Я есть Бог", не лгали. Однако социум обладает потрясающей способностью даже их опыт переработать в потребительские ценности в виде прирученных религий. Забавляет упорное втискивание даже современными богословами Ницше в ряды атеистов. Ведь хватит одной фразы "Бог умер", чтобы понять, что автор вырвался из объятий инволюции в просторы творения Знания в себе. Такому искателю преподанный религиями образ бога просто вселяет ужас дикостью несоответствия открывающейся реальности. Другое проявление господних творений - инволюция для творящего себя уже неактуальна. Только потому, что бог для искателя умер, он и обретает возможность идти к нему (Знанию) сам. Идея сверхчеловека Ницше много умов довела до кипения. Особенно в связи с мистическим следом в нацисткой демагогии, противопоставившей себя коммунистической утопии. Но как не отметить, что обе эти двойняшки-идеологии мастерски изобразили служение высшим идеям человечества. Одна эволюционному человеку, другая принципу сотрудничества. Однако результат этого "служения" так потряс мир, что даже сами идеи развития человека стали попахивать то коммунизмом, то нацизмом. Для многих это стало непреодолимым барьером к восприятию эволюционных идей в ином контексте. Но если учесть, что Ницше свою язвительную стилистику речи направлял на инволюционный разум толпы с попыткой его озадачить видением мира эволюционным сознанием, станет понятной реакция возмущения серого большинства. Для инволюционного осознания такое видение просто недоступно даже с учетом сумасшедшей силы внушения текста, и это злит. Для тех же, кто приближается к точке R своей личной эволюции, идея сверхчеловека - только еще один способ говорить о развитии осознания в индивидуальном плане.
Атеизм можно рассматривать как следствие научного упрощения видения мира. Это все, на что способен материализм, т.е. сегодняшняя научная эмпирика. Это попытка нашего трехмерного инструмента - интеллекта замещать Бога или Знание. Те, кого удовлетворяет атеистическое мировоззрение, представляют собой еще совсем сырой материал инволюции. Спор с ними и невозможен, и бесполезен из-за отсутствия у них достаточного внетрехмерного опыта. Они полностью искренны в своих убеждениях, и в этом секрет их силы внушения. Но спорить с ними, это то же, что спорить со слепым, утверждающим, что живописи не существует, есть только ощупываемая рама с натянутым полотном.
Иногда в среду атеистов попадают и зрелые личности, возмущенные несоответствием религиозных воззрений со всеобще принятым знаниям о мире. Но это недальновидный протест.
Особое слово о поразительных человеческих способностях адаптации что сохраняют и индивида, и общество. Однако длительно действующие компенсаторные механизмы заставляют индивида настолько свыкнуться с пребыванием в состояниях деформированного сознания, что даже не ощущается неудобство. Статика напряжения адаптации психики в любой момент готова выплеснуться "беспричинным" действием. Адаптация психики ведет только к привыканию, но не способна устранить последствия возникающего конфликта с подсознанием - отсюда болезни. Иначе говоря, это конфликт разновременных или разноразмерных аспектов я. Физическое здоровье неразрывно связано с доминирующими, все более и более ярко выраженными состояниями запирающегося в ограниченном объеме осознания сознания. "Не трогайте меня, и я не трону вас" становится лозунгом отчужденного общежития. Переполненные психушки и все появляющиеся неслыханные ранее заболевания свидетельствуют об усиливающейся деформации массового сознания и новых массовых отклонениях состояний. Но все-таки Земной аспект я имеет границы обратимых отклонений от универсальных законов многомерности. За этими границами происходит самоуничтожение трехмерного воплощения как увядание сорванного с корня растения. Сам факт, что человек способен так замедлить собственное разрушение в страшных тисках психической напряженности (стресса), говорит о присутствии поддерживающего фактора, явно не наследованного из животного мира. Не будь его, наш "обезьяний носитель" давно бы издох. Возможно, приходящий на смену силам инволюции новый носитель или проводник Знания в человеке уже становится ощутимым фактором стабилизации поведения своего "сосуда" - облысевшей обезьяны.
Интересна и веками не дающая покоя проблема молодых в контексте социума. В юном возрасте еще нет адаптации и привыкания к насильственно насаждаемым правилам социального общежития. Логика осознания мира еще не окаменела и позволяет "вольности". Нет и достаточного опыта, чтобы сформулировать остро ощущаемое противоречие между прирожденной человеческой тягой к неограниченной свободе познания (эмоционального, физического, интеллектуального) и научно обоснованными демократическими нормами социального поведения. С годами мы все тверже знаем, как надо жить и что есть правильно. Насильственная адаптация к жестким социальным нормам прорастает в нас сужением взглядов и интересов. Социальная целеустремленность ведет к потере способности любить или, в лучшем случае, замене ее обязанностями и законодательной ответственностью. Жизнь без любви, даже в банальном ее понимании, для многих становится малопривлекательной. К 30-ти годам большинство заканчивает развитие своей способности к познанию мира и начинает болеть или пить, запустив какой-то вариант программы самоуничтожения. Если не быть столь ограниченным, сводя познание только к интеллектуальной его части, придется признать, что основная активность молодых и тянется к познанию и любви как к спонтанному ключу к Знанию. Из несоответствия общественного устройства такой естественной активности молодежи можно сделать лишь еще один вывод о несовершенстве устройства социума. Ведь все нам известные формы общества - инволюционные, а это значит, что социум не может не стать помехой осознанию, шагнувшему за пределы инволюции. Однако это осталось бы только неприятностью, если сходу не кидаться "поправлять" социум. Модернизаторов социум очень не любит. Но такая картина открывается только с позиций доминирующей ценности личной эволюции.
Конец 60-х годов отметила волна движения хиппи. Площади респектабельных столиц захлестнули длинноволосые толпы "детей цветов", откровенно плюющих на послевоенные ценности западного мира. Началась так называемая "сексуальная" революция, похоронившая показное пуританство. Перепуганные обыватели подняли вой о наступающем конце света, которого мы так и не дождались. С точки зрения личной эволюции, просто расширилась область свободного выбора за счет запрещенного. Мир стал немного свободнее, а "вечные" ценности не девальвировались. Очередной раз наблюдаем, как дополнительная свобода ведет к более глубокому осознанию, а не к деструкции. Правда, поляризация тоже усиливается.
Демократия в представлении Юнга - это постоянная, не всегда вооруженная, гражданская война, утилизирующая подсознательную агрессивность цивильными средствами. Как описать точнее достижения нашей цивилизации в развитии государства? Очевидно, что дальнейшее развитие государственного института, если оно последует, должно высушить сам источник агрессии - напряженность психики. Было бы прекрасно, если бы кто-то изобрел другое, в обозримом будущем более доступное средство, чем смена соперничества на сотрудничество.
Проповедующее утопическую любовь христианство говорит о страхе, наказании, а верующим предлагает подобные базарным сделки. Как в средние века, выдаются даже индульгенции, хотя и не письменные. Сегодня редкий богослов может высказать такую интерпретацию старых текстов и практик, которая способна приоткрыть занавес трехмерного мира. Даже если такое и случится, церковные иерархи объяснят толпе, что это - ересь. Большинство цитирует мудрость мыслителей с таким же намерением, как недавние жополизы использовали материалы съездов КПСС. Как метко заметил Алан Уотс, в тех случаях, когда раньше человек шел к священнику или к хорошему другу, он теперь направляется к платному психотерапевту. Там "восстанавливается" его пригодность к жизни в социуме, а действительная причина - коллапсирующая узость осознания (психиатрам пока что не по зубам). По крайней мере, психиатрам, исповедующим узкую научную специализацию.
Религии давно и послушно служат социуму, обещая толпам явные несуразицы, поскольку как их содержание, так и назначение безвозвратно забыты священнослужителями, а архаичные ритуалы соперничают лишь в пышности. Архаичность не значит прямой ошибочности, но их воздействие напоминает попытку кремниевым топориком пробивать алмаз. До такой степени затвердела кладка, которой интеллект замуровал старые ходы. Из останков ритуалов и писаний можно пытаться реконструировать в них законсервированные знания, однако толпе и прибыльной индустрии самосовершенствования они все равно не нужны. И опять-таки не из-за того, что в них не содержится мудрость, а потому, что желающим эту мудрость усвоить пришлось бы вернуть свое мышление на одно-два тысячелетия назад. Нам ведь не понять ценности и решения даже современного жителя палестинских пустынь. Да и основная форма диалога - любовь - давно заменена отчуждением, если не рецидивами охоты на иноверцев. Редко, но все же встречающиеся просвещенные представители сегодняшних религий создают впечатление виртуозных музыкантов, пытающихся играть на сгнившей скрипке. Мудрость остается таковой, лишь если действует принцип триединства: истинное происходит в нужном месте, в нужное время и с определенными людьми. Вне этого принципа мудрость превращается в правду. Припомнив это, роль религий заслуживает сожаления: в лучшем случае это распространители выцветшей правды, а чаще всего это лишь более или менее прибыльный бизнес на вере в мифы и страхе.
Кроме уже отмеченной и многими приветствуемой консолидации местной толпы, большинство религий создает дополнительное межкультурное напряжение, с трудом удерживаясь на гране кровавых конфликтов. Священные войны и конфликты интерпретаторов "правильного образа жизни" постоянно "украшали" развитие демократий ХХ века и с успехом переползают в ХХI.
На историческое противопоставление знания и веры сегодня можем взглянуть под таким углом зрения. Во-первых, знание обычно считается интеллектуальным, хотя нетрудно обнаружить эмоциональную и витальную компоненты знания. Их иногда называют интуицией и инстинктивным знанием (мудростью) тела. Труднее, видимо, все три нераздельно сплавить в нечто единое, но нет никакого основания считать эти компоненты доступного нам знания его пределом. Это лишь предел трехмерного носителя познаваемости.
Во-вторых, не следует забывать, что даже светлейшие представители христианства веру трактовали как общение с богом на ты. Фактически имелась в виду не зависимость или служение, а состояние сознания, открывающее прямой контакт со Знанием. Причем, забыв излюбленную иерархию. Правда, в ортодоксальных религиях ходячего свидетельства этого при всем желании встретить не удалось. Отсюда и вывод, что такой смысл слова "вера" утерян в веках или известен единицам. Осталась только интеллектуальная вера, поддерживаемая глупостью и страхом.
Вот и получается, что классическое противопоставление поменяло смысловую направленность. Вера как инволюционный заменитель Знания уходит в историю. Знающему вера ( всего лишь костыль при выздоровевшей ноге. А вот знанию еще придется расширять свое содержание. Не доказательство ли это зреющих коренных перемен в нашей технологической цивилизации?
Соглашаясь, что Знание неизменно, никак нельзя согласиться с тем, что отправная точка к Знанию осталась прежней. Ужасающая глупость в том, что большинство систем Знания на сегодняшнего homo faber с мощнейшим интеллектом смотрит как на кочевника Монгольских или Персидских пустынь начала эры. Это потому, что, кроме редких исключений, традиции не знают, что делать с новоявленным интеллектом, и не могут изобрести ничего лучшего, как его игнорировать. По глупости это равно отрицанию полезности электричества или металла. Незачем ругать собственный биокомпьютер из-за неумения его программировать. Начало этого незамысловатого учения ( программировать себя ( в "недостойном духовного взора" банальном аутотренинге. Но ведь это еще даже не букварь. А, с другой стороны, сколько процентов считающих себя интеллигентами освоили хотя бы его? Непросто открыть, что интеллект дикарю - это всего зыбкий шанс осознать личную эволюцию, а не страховка от неведения. Интеллект это всего лишь инструмент, и в нем самом нет определенного предназначения, как его не имеет компьютер. Но этот инструмент обладает такой умопомрачительной потенцией, что заигравшись, незаметно для себя, мы отождествляем себя с ним. В таком случае естественные пределы применимости инструмента становится пределами нас самих. Банально говоря, мы отождествляем себя с пользовательской программой компьютера и не способны обнаружить даже операционную систему, управляющую этим компьютером.
Вторая вопиющая глупость - попытка воскресить духовные иерархии. Понятно, когда это делается ради бизнеса на "духовной" почве. Можем жалеть глупцов, ложащихся в основу пирамид для выжимания денег, но это выбор их слепоты. Обычно они и остаются в дебрях пирамид, восходя по социальным лестницам виртуальной духовности. Но наиболее жалки попытки относительно Знающих искателей создавать свое окружение в виде пирамиды. Сегодняшний хоть немного "качественный" человеческий материал, исповедующий принцип соперничества, если его не уродовать до потери адекватности, этого не допустит. Похоже, отсюда иерархическая уродливость социальной формы сегодняшних сект, "общин", "школ", хитроумно повязывающих своих членов.
В условиях сегодняшней социальной формы систем Знания даже в случае удачного личного старта в развитии осознания первые более яркие признаки приобретенной личной силы переведут отношения открытости в отношения соперничества и разрушат ситуацию передачи Знания. Интеллектуальный человек нашего времени иначе не умеет себя вести. А умение учиться, вживаясь в более сложное, сегодня не приобретается в большинстве существующих систем Знания. Значит, даже сумевшие продвинуться в своей личной эволюции удачливые искатели, непростительно долго неспособны к глубокому объединению усилий и так необходимой взаимопомощи для стабилизации достигнутого осознания.
Вот отсюда и следует вывод, что искателю необходимо учиться сотрудничеству как единственной сегодня известной форме совместного социального действия поЗнающих. Сам же принцип сотрудничества, являясь внутренним содержанием социального взаимодействия, может принимать любое социальное оформление по принципу наименьшего сопротивления. Недостаток этой формы в том, что в ней невозможно участие инволюционного сознания. С другой стороны, тут и пролегает водораздел между инволюционными пирамидами традиционных учений и эволюционной бесформенностью.
Демократия - это перекрытие действия инволюции и эволюции, т.е. зона, где первая уже бессильна, а вторая еще не в силе, где умирает старый мир и рождается новый. Это область фундаментальных перемен как на уровне личности, так и на уровне планеты. Это время падения большинства устоявшихся социальных закономерностей и систем, отражавших инволюционный период ламинарного развития. Сегодняшняя ситуация, обеспечивающая более массовое продвижение к Знанию, создает и усилившийся откат, и турбулентность, и сильно поляризованную среду. Все большее число людей попадает в неприятную полосу, когда их личный потенциал обеспечивает самостоятельность выбора, а накопленный опыт еще не позволяет предвидеть последствия выбора или утихомирить эмоциональный голод. Это действительно конец света в инволюционном его понимании. Больше всего впечатляет изменение самого процесса перемен, который вместо планово скачкообразного становится порывистым, катастрофичным и взрывоподобным. Это массовый голод опыта уплотняет время, а не природа сходит с ума. Неуют создает то, что та часть в нас, которая уже начинает влиять на окружение, принципиально уже равнодушна к трехмерному миру. Он ей уже тесен. С другой стороны, те, кто озабочен экологией во всех ее смыслах, еще почти не влияют на окружение. Но их страх более чем обоснован - поезд уходит.
Демократия - это "эпоха перемен" общества, где перекрываются законы инволюции и эволюции. В ней перемешаны ценности обеих периодов, поэтому не только слова "развитие", "знание", "человечность", но и большая часть словесного запаса в зависимости от фазы развития говорящего применяются в несопоставимых смыслах. В этом смысле демократия напоминает строительство Вавилонской башни после введенного богами многоязычия. Символом демократии является свобода. СВОБОДА - это основной и последний лозунг исчерпавшей себя инволюции от личного до планетарного масштаба. Так что идея действительно свободного мира намного глубже демократических представлений. Оказывается, свобода является не целью, а необходимым условием и личной и планетарной эволюции. Осознанная свобода не ведет к анархии.
Давление стереотипов социума на оформление облика систем Знания привело к тому, что акцент на социальной "полезности" Знания давно затеняет или даже вытесняет его суть. Это попытка заставить вечное служить временному. Почти каждый начинающий искатель, описывая цель своего поиска, говорит словами "хочу улучшить, увеличить, научиться, приобрести...". За это готовы платить. Естественно, этому и учат. Причем популярность учения на западе зависит от эффективности социального применения новоприобретенных умений или "заразительности" социального положения "учителя". Заказ, естественно, опирается на более простые желания, чем жажда познания. Знающий учитель этим умело пользуется, лжепророк на этом богатеет. Таким образом, я конца инволюции продолжает свое потребительское шествие по пограничным областям трехмерности. И в этом есть смысл. Пребывание в этих областях осознания учит управлять вниманием, принося стабильность и уверенность как признаки растущей личной силы. А это и есть ценный товар для социума, идущий нарасхват. Обычно достижением более сытой жизни и восхождением по социальной иерархии кончается личное развитие даже наиболее цепких искателей. Как же возможно хранить такую ценность, как личная сила без пользы?
Несмотря на массовость "потребительского" подхода к познанию, существует и "фундаментальный" вариант, когда прикладная сторона познания пропускается как малоинтересная и времяемкая. Только этот выбор ведет к приобретению я качества прозрачности. Только этот выбор ведет к открытию более глубоких видений Времени и Пространства, которых обычно заслоняет само существование я. Выгодного социального применения в условиях демократии такого выбора почти не бывает. Это потому, что социальное применение новоприобретенных свойств я и приобретение прозрачности этим же я обычно совместить не удается. Решение этой проблемы пытались найти Гурджиев, Ауробиндо ..., пытаются Раджниш, Саи Баба и другие. Очевидно одно - все они пытались и пытаются создать микросоциум на принципах сотрудничества. Со стороны трудно судить об удачности попыток, но сам факт, что мы о них знаем, красноречив. Может быть, что их опыт социализации Знания в технологическом обществе - это самое ценное, что они оставили.
Декларируемое стремление к гармонии, покою, миру во всем мире - утопия. При исчезновении внешнего или внутреннего поляризирующего поля (конфликт ценностей, вероисповеданий, контрастов уровня жизни, войны, просто опасности оккупации...), начинает убывать неравновесность состояния социума. Уменьшается за период большой напряженности достигнутая эффективность социальной структуры. Казалось бы, в положении равновесия должен образоваться филиал рая на земле. Однако основной закон синергетики в приложении к социуму этого не допустит: исчезновение неравновесности со временем приведет к деградации и вырождению внутренних связей структуры социума. Социум без поляризирующего фактора теряет чувствительность к изменению обстоятельств, ценным становятся не целевое функционирование структуры, а сама структура. Во время затишья демократические институты, в лучшем случае, становится скопищем посредственностей. Расслабленная ситуация имеет тенденцию всех уравнять, превращая в аморфную массу с минимальным внутренним взаимодействием между его членами и отсутствующим вектором любых тенденций.
Суть сильно поляризованных миров в их неравновесности как факторе ведущему к усложнении структуры и ее связей на любом уровне: от микрочастиц до социума и вселенной целиком.