В 10 лет Андрея Максимова отдали учиться играть на классической шестиструнной гитаре в музыкальную школу, и через пять лет он получил диплом об её окончании. К этому времени Андрей был школьной звездой. В отличие от сверстников, которые, «учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», он владел гитарой виртуозно, а потому, песни в его исполнении пользовались большой популярностью. При этом, сам Андрей был юношей скромным и застенчивым, и, по причине этого, избегал выступлений перед большой аудиторией.
Перестройка и ускорение, провозглашённые партией и правительством, набирали обороты. К 1988 году из питерских и московских подвалов, кочегарок и «школьных каморок, что за актовым залом» молодёжная рок-культура окончательно перекочевала на большую сцену. Милиционеры из врагов, разгоняющих полуподпольные концерты, превратилась в друзей, сдерживающих новых звёзд от сумасшедших фанатов. Цой, Шевчук, Башлачёв, Гребенщиков, Летов, Кинчев, Науменко, Ревякин, а так же несколько других популярных авторов, как раз и составляли репертуар Андрея. Что только добавляло местной популярности скромному исполнителю.
Несмотря на «протестный» формат песен, сам певец был довольно послушным членом общества. Входил в школьный совет комсомола, учился на твёрдую четвёрку, алкогольных напитков пил очень мало и, в основном, вино. Правда, с седьмого класса курил, но, опять же, совсем чуть-чуть.
В начале октября, в перерыве между уроками, его вызвала к себе в кабинет зам. директора по организационной работе, или попросту «организатор», Елена Ивановна Красюк. Она была настоящая копия Ульяны Громовой, расстрелянной комсомолки из старинного фильма «Молодая гвардия». Точнее, молодой Нонны Мордюковой, сыгравшей эту роль.
- Здравствуй, Максимов, проходи, садись. Как успеваемость? Отчёт на среду подготовил? Есть ещё одно ответственное комсомольское задание – Елену Ивановну, пристально изучавшую какие-то бумаги на столе, видимо, совершенно не интересовали ответы на поставленные вопросы – У нас в районе будет проходить конкурс политической песни имени Виктора Хара. Слыхал? – наконец она подняла голову.
- Успеваемость нормальная. Отчёт подготовил. Про Хару не слыхал, – Андрей привык к стилю разговора «организатора».
- Не Хару, а Хара. Не склоняется. О конкурсе ты знаешь?
- Нет.
- Теперь знаешь. Есть решение, что честь нашей школы будешь защищать ты. Разучи какую-нибудь политическую песню. Конкурс в четверг. Вопросы?
- Почему я?
- Если не ты, то кто же, Максимов, кто же, если не ты? Иди, готовься.
Понимая, что спорить бессмысленно, Андрей вышел и двинулся в сторону кабинета биологии.
Не смотря на богатый песенный репертуар, никаких политических песен Андрей не знал, а беглый опрос знакомых показал, что подобные произведения абсолютно непопулярны среди народа. В магазине «Мелодия» о них слышали, но сказали, что в данный момент, ничего такого у них в ассортименте нет.
Андрей брёл к дому, невесело рассуждая о своём положении, когда к нему в голову пришла неожиданная мысль. «А почему бы не написать такую песню самому?» Придя домой, он пообедал, вымыл посуду, достал чистый лист бумаги и ручку.
«Приступим – деловито подбодрил он сам себя – Итак, про что писать будем?»
Вариантов было много. Неспокойно в мире. Империалистические наймиты кишмя кишат по всей планете. Ключевые слова – Афганистан, Никарагуа, США, Сектор газа, Чили. Он раскрыл газету и наугад выбрал столбик из политических новостей.
«ТАСС сообщает. В конце прошлой недели, в Никарагуа, закончилась операция сандинистов по освобождению городов Санг-Санг и Уаспан от «контрас». Президент Республики Даниэль Ортега, заявил, что эта операция серьёзно подорвала боеспособность «контрас», финансируемых правительством США».
«Никарагуа. А почему нет?» В чём там дело, строго говоря, Андрей знал весьма отдалённо, но был в курсе, что в местных лесах и горах, какие-то ребята с автоматами борются за независимость. Или за свободу, не важно. Одним словом, данных было выше крыши.
«Никарагуа, - прикидывал начинающий поэт-песенник - Звучит романтично. Кроме того, Никарагуа это что? Это Латинская Америка. А Латинская Америка - это что? Правильно - гитары. Бородатые ребята в перерыве между боем поют под гитару песню свободы. Вот оно! Тема есть»!
Охваченный творческим волнением Андрей выбежал на балкон, быстро покурил и вернулся обратно в комнату.
«С чего же начать? Вопрос вопросов». В поисках ответа на него, Андрей решил обратиться к собственным творческим поискам. Их, правда, было немного. В первом классе, помнится, им был написан стишок для стенгазеты. Звучал он так:
«Осень. Падают листья.
Часто льют дожди.
Но нам всё равно это, сёдня
Мы первый раз в школу пошли».
Не смотря на откровенную сырость материала, в нём присутствовала доля здравого смысла. «Рассмотрим, - начал мысленный штурм начинающий Визбор - Итак, сначала мы описываем обстановку. Сухо и даже аскетично. «Осень. Падают листья». Далее, мы указываем, что это не просто, понимаешь, осень, тихая и романтическая, как Болдинская. Нет. Она не «очей очарование». Она серая и мрачная, так как «часто льют дожди». Не осень, одним словом, а чёрт знает что. Потом идёт кульминация, в которой проявляются, пусть и весьма абстрактно, личностные черты героев, такие как решительность и смелость – «нам всё равно это». И, наконец, следует развязка, полная романтизма, детской непосредственности и даже отражающая некое таинство происходящего – «сёдня мы первый раз в школу пошли».
Таким образом, Андрей решил, что вполне можно ещё раз попробовать себя на поэтической ниве. Тем более, выходило, что когда-то давно наивным юным сердцем ему удалось почувствовать универсальную структуру, которую можно применить абсолютно к любому произведению, а потому начинающий поэт решил не экспериментировать.
«Первое. Начать следует с обстановки. Нет, даже с природы. Точнее, с какого-то природного явления. А какие у них там, в Никарагуа, природные явления? Цунами, извержения вулканов, ураганы, торф на болотах горит… Дожди, сто пудов, идут редко. Значит – светит солнце. - Фантазия набирала обороты. Вот-вот Андрей должен был нащупать нужные слова - Мало того, солнце… Солдаты где песню должны петь, осёл? У костра! Это же естественно…» Всё стало на свои места.
«Медленно уходит день за горизонт» - вывела на листке рука пиита. «Отлично. Теперь не рассусоливать. Сразу брать быка за рога».
«Взял боец гитару и сыграл аккорд» - дописав строчку, он хлопнул себя по ляжкам. Затем снова сел в позу мыслителя. – «Спокойствие, только спокойствие. Переходить к личностным качествам рановато. У них же там война. Надо это осветить. Привал, костёр…»
«В сторону отложен чёрный автомат» - написав, Андрей подумал, что маловато образности, зачеркнул слово «чёрный» и написал «теплый». Стреляли. Следующая строчка, благодаря естественной рифме, получилась сама собой.
«Полетела песня в огненный закат». «Великолепно, – оценил себя поэт - Сразу нарисовался образ бойца с гитарой. Дальше про, собственно, исполнение песни». Здесь особого труда Андрей не испытывал. Строчки сплетались из чудесных фраз типа «Пальцы заскорузло дёргали струну», «А рука со шрамом ноет и болит», «Девушка утерла на щеке слезу», но самым удачным, на его взгляд, получилось «Очередью губы стрельнут в темноту».
Накатав три столбика, Андрей понял, что пора бы уже и честь, как говориться, знать. То есть, переходить к кульминации и развязке. Это не составило труда.
«Зажигались звёзды в тёмной вышине.
Песню подхватили и запели все…»
И вот тут то стихотворец понял, что не знает, про что они все поют. «Что про свободу – это понятно. Но как-то непонятно…» Он попытался составить последнее двустишие…
«Как с колен поднялись к жизни мертвецы
Про свободу пели смелые бойцы».
«Тьфу. «Мёртвые с косами». «Возвращение живых мертвецов». Почему мертвецы то? Ну, навстречу, типа, новой жизни. К чёртям такую анатомию». Внутренний спор был не в пользу строчек.
«Руки позабыли тяжести оков
Пели они песню дедов и отцов…»
«А деды и отцы про что пели? Про свободу! Логично… но не то». Зачёркнуто.
«Зазвучала звонко в небе нота «ля»
«Пели про родные нивы и поля…»
«Какие нивы? Какие поля? Они колхозники нечерноземья что ли? И эта нота «ля»… Почему не «си»? Ну, песня в «ля-мажоре» играется. Не пойдёт».
Поэт вздохнул и снова решил выйти перекурить. На балконе было прохладно. Он поёжился, подкурил, и тут Андрея осенило. «Они кто – эти бойцы? Кто они, дебил??? Они – сандинисты! Они сподвижники какого-то там Сандино! Какого Сандино? Да какая разница какого?» Он влетел в комнату, схватил ручку и написал:
«Голоса сливались в яростный поток,
«Пели про Сандино, пели все, кто мог».
Андрей откинулся в кресло и затянулся. «Покурю здесь. Родители всё равно часа через два придут – проветрю».
С припевом, после таких чудовищных творческих поисков проблем не возникло вообще. Он взял гитару, и на три бессмертных аккорда положил незамысловатые строчки.
«Это Никарагуа,
Это Никарагуа,
Это Никарагуа
На ноги встаёт.
Это Никарагуа,
Это Никарагуа,
Песни революции
Новые поёт».
Загасив сигарету, Андрей переписал текст произведения на чистый листок, положил остальные стихотворные столбики на те же три аккорда и сел за уроки.
На следующий день, после занятий, Андрей постучал в дверь с надписью «Школьный комитет ВЛКСМ».
- Войдите,- услышал он голос «молодогвардейки» и открыл дверь.
Елена Ивановна сидела в той же позе увлечённого читателя, и лишь мельком взглянула на Андрея.
- А. Максимов. Проходи. Как успеваемость? Не знаешь, кто в рекреации, на втором этаже, после четвёртого урока, горшок с цветком уронил? Как обстоят дела с подготовкой к конкурсу? Песню нашёл?
- Успеваемость хорошая, Елен Иванна, цветка не видел, песню не нашёл.
- А чего явился? – комсомольская вожатая посмотрела на поэта поверх очков. Андрей скромно скосил взгляд на плакат «Комсомол на марше» и произнёс:
- Песню я не нашёл. Я её написал.
- Интееересно – организаторша удивлённо приподняла брови – Изобрази.
Андрей разгрёб валявшиеся в ближайшем углу с прошлого конкурса плакатов ватманы и извлёк на свет обшарпанную гитару, украшенную овальной наклейкой с портретом смуглой девушки и надписью «Приезжайте к нам на БАМ». Настроив инструмент, певец смело, но не очень громко ударил по струнам и начал...
«Медленно уходит день за горизонт…»
Елена Ивановна оказалась благодарным слушателем. Во время исполнения героических куплетов, посвящённых никарагуанским борцам за свободу, она смотрела куда-то мимо Андрея. Наверное, так смотрела вдаль комсомолка Ульяна Громова, когда мечтала о свободе для своей родины. Когда отзвучал последний аккорд, он сделала глубокий вдох, медленно перевела взгляд на Андрея и, наконец, выдохнула:
- Жизненно – после чего добавила – Молодец, Максимов. По тебе просто плачет советская эстрада.
Андрей представил себе советскую эстраду с заплаканным лицом Аллы Пугачёвой, и, надеясь всё же избежать публичного выступления, которого очень боялся, спросил:
- Елен Иванна, а давайте так. Я песню написал, а исполнит её кто-нибудь другой. Я аккорды покажу.
- Ты что, Максимов, с ума сошёл? Ты же автор-исполнитель!
Это был весомый аргумент. Года полтора-два назад страна заново открыла для себя Владимира Высоцкого. Певец и поэт, как было принято говорить, «получил официальное признание». Теперь про Владимира Высоцкого снимались документальные фильмы, писались огромные газетные статьи и книги. Многочисленные исследователи биографии Владимира Высоцкого находили всё новые и новые неизвестные эпизоды в его богатой событиями жизни. Выяснялось, например, что Владимир Высоцкий сидел в тюрьме. Потом, выяснялось, что не сидел. Нет, всё же сидел, но только пятнадцать суток. Нет. Он спел песню милиционерам и они его отпустили. И так далее… У Владимира Высоцкого объявилась огромная куча близких друзей, и каждый из них считал своим долгом рассказать общественности об этой дружбе. Мемуары писали все – от политиков, до зеков. «Вечерело. Мы с Володей Высоцким шли из театра. Представляешь, старик, я начал песни писать, - сказал он мне…» или «Ночью тревожно зазвонил телефон. Я взял трубку и услышал знакомый голос с хрипотцой…» или «С Владимиром Высоцким мы познакомились много лет назад, на Колыме…». Выяснилось, что у Владимира Высоцкого что-то около двадцати законных и незаконнорожденных детей. Ловеласом же он был таким, что парни из наивной немецкой порнографии, с запиленных видеокассет, являлись типичными девственниками. Естественно, каждая муза делилась с публикой своими воспоминаниями о неземной любви Владимира Высоцкого. Фильм «Место встречи изменить нельзя», с Владимиром Высоцким в главной роли, повторяли каждые полгода. Песни Владимира Высоцкого пели все, везде и всегда. Поэтому словосочетание «автор-исполнитель» носило прямо таки сакральный смысл. На этой волне народной любви по всей стране начали появляться Клубы Самодеятельной Песни, или Ка эС Пэ. Грушинский фестиваль, проводимый в Самарской области, стал местом паломничества огромной массы небритых, грязных, заросших бардов. Каждый из них знал песню Владимира Высоцкого «Если друг оказался вдруг» и песню Олега Митяева «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Кроме бороды и грязных штанов, именно эти два произведения служили пропуском в закрытое братство бардов. Знакомством с этими людьми, правда, мало кто козырял.
- Ты автор-исполнитель, Максимов, а значит, уже получаешь на балл больше – подвела итог Елена Ивановна – Вопросы?
- Вопросов нет.
- Иди. Конкурс послезавтра.
В четверг, к школьной славе Андрея добавилась и известность районная. Превозмогая робость, он исполнил свой шедевр перед комиссией и получил порцию жидких аплодисментов. Но после известия, что это его собственное творение, в зале, равно как и в комиссии наступило оживление. Практически все остальные участники пели только две песни: «Атланты держат небо на каменных руках» Городницкого или «Полковник Васин приехал на фронт со своей молодой женой» Гребенщикова. Каждую из них зал прослушал по семь раз. Видимо, конкуренты по сцене, в поисках политической песни, столкнулись с той же проблемой, что и Андрей.
После того, как были оглашены вполне предсказуемые результаты, и новоявленного автора-исполнителя взяли в программу городского гала-концерта, к нему потянулись представители других районов, «разведчики», сидевшие в зале. Точнее сказать, «разведчицы». У каждой из них была одна и та же просьба – написать что-нибудь для них. Настойчивей всех добивалась внимания певца девушка Альбина, председатель комитета комсомола двадцать восьмой школы. У неё были озорные голубые глаза, варёные штаны-бананы и блузка… ммм… с двумя ананасами. Такую образную аллегорию нарисовал Андрей. Он обещал подумать. Альбина предложила подумать вместе у неё дома, скажем, в субботу. Андрей согласился.
Суббота наступила нескоро, так как поэт–песенник понял, что влюбился. В семнадцать часов, как и договорились, держа гитару в правой руке, а цветы в левой, Андрей носом нажал на дверной звонок. Спустя секунду дверь отворилась.
- Привет, это мы, - сказал Андрей.
- Привет, кто «мы»? – спросила голубоглазая прелестница.
- Я, гитара и цветы, – состроумничал Андрей – цветы для тебя, гитара – для меня. И подумал: «Ээээх, дебил…»
- Ну, проходите.
Андрей отдал цветы Альбине, и, скинув в прихожей ботинки и куртку, спросил:
- Куда проходить?
- В мою комнату, по коридору направо, – крикнула откуда-то из глубины квартиры Альбина – ты выпить хочешь чего-нибудь?
«Дааа, ты вот дебил, а девушка врубается» - обрадовался Андрей.
- А что есть? Я бы вина выпил.
В течении следующего часа молодые люди пили вино, и обсуждали идеи будущих песен. Родители Альбины, как оказалось, были у родственников, в другом городе, а потому, ничего не могло помешать беседе.
На Андрея, не то после третьего бокала вина, не то после пленительных взглядов Альбины, снизошло вдохновение. Он принялся писать стихи – будущая песня была про угнетенного борца с мировым апартеидом Нельсона Манделлу, томящегося в далеких южноафриканских застенках. И вскоре, положив на это текст мелодию, парочка с чувством напевала патриотические куплеты. Ближе к десяти бутылка опустела, и Андрей засобирался домой. Он встал, и, зачехляя гитару, сказал:
- Спасибо за вино.
- А тебе спасибо за песню – опустив глаза, сказала Альбина.
Глядя на нее сверху вниз, Андрею вдруг захотелось поцеловать ее, в то самое место, откуда расходились на плечи светлые короткие косички. «Сейчас по морде получу…» шевельнулось в его захмелевшем мозгу «А и будь что будет!». Он закрыл глаза, наклонился, прикоснулся губами к волосам Альбины и тут же инстинктивно отшатнулся.
Девочка медленно подняла голову и посмотрела на Андрея повлажневшими глазами.
- А я ждала, что ты поцелуешь меня в губы. – и, сбивчиво, скороговоркой произнесла – Ты мне тоже очень нравишься, Андрей, ты такой талантливый, умный и вообще… - здесь она потеряла мысль или может просто не хватило дыхания закончить фразу.
Что делать дальше Андрей не знал. Не то, чтобы он никогда не целовался с девчонками, был, конечно, такой опыт. На мгновенье у него в мозгу даже всплыла картина, как прошлым летом, будучи в гостях у своей тетки в деревне, так же после гитарных посиделок, после выпитого литра браги, он страстно обнимался с 15-ти летней теткиной соседской Катей и даже трогал ее за грудь. Но, дальше этого дело не пошло.
Повисла неловкая пауза…
- А можно теперь я поцелую в губы? – тихо и медленно прошептал Андрей.
Альбина медленно поднялась и качнула головой:
– Да. «Понеслось…» - подумал Андрей. Они сделали шаг друг другу навстречу…
Почти через два часа, спускаясь от Альбинины, Андрей пытался осознать случившиеся. С той мыслью, что впервые в жизни у него был секс, парень уже свыкся. Но, чтобы так – с миньетом и последующими тремя полноценными половыми актами, со стонами, и шепотами «Глубже… еще глубже… войди в меня весь» - к этому он оказался психологически не готов. Поэт шёл, шатаясь, по лестнице и душа его пела и, наверное, даже плясала. Редкие ночные прохожие, а также соседи Альбины стали свидетелями настоящей серенады, на настоящем итальянском языке, которые незнакомый мальчик пел под балконом известной юной районной потаксушки. Андрей угомонился только когда рассерженная бабка, живущая на этаж ниже Альбины, сказала, что уже вызвала милицию, а «эту сучку Альку убью, тварь белобрысую!».
Спал Андрей, в эту ночь, как убитый. Маэстро получил первое серьезное признание своего таланта. Правда, после того, как он через пару дней снова наведался к своей музе, у подъезда Альбининого дома его встретила пара местных гопников. Они доходчиво, с помощью нескольких ударов в промежность, объяснили молодому дарованию, что «Альбинку позволено трахать только пацанам из своего района» и вежливо предложили «больше здесь не появляться, потому как в следующий раз, получишь ещё и по роже, козёл». Парни не шутили, и даже предъявили растерянному и подавленному Андрею заточку с наборной ручкой, тем самым, подведя черту под первым в жизни романом начинающей звезды.
В течение следующей недели, не смотря на душевную рану, он накатал сразу несколько произведений. Делегация сорок шестой школы была осчастливлена песней «Долой чипотли». В ней чилийский диктатор Аугусто Пиночет ел на завтрак мясо под соусом чипотли, отдавая приказ о расстреле мирных демонстрантов. Не смотря на простенькую фабулу, текст получился очень трогательным. А кончалось всё риторическим вопросом:
«С бифштекса на тарелку,
как кровь, всё тёк чипотли.
Ах, отомстят когда-нибудь
ему за кровь и пот ли?»
«Организатор», как самый главный цензор, текст одобрила. Посланцы из сорок шестой школы были в восторге.
Его следующим шлягером стала песня «Новый год». На неё Андрея вдохновила фраза специального корреспондента программы «Время» в США Михаила Таратуты: «Новый год на улицах Нью-Йорка, но невесело простым американцам…» В песне рассказывалось, как потерявший работу простой американец Джон скитается по трущобам в поисках заработка, но отовсюду его гонят. Параллельно развивалась тема президента Рейгана:
«Детишки безработного уже два дня не ели,
А сытый Рейган спит в своей большой постели…»
В конце концов, безработный решается на ограбление банка, его ловят и отправляют на электрический стул. Джона лишают жизни под бой курантов. То, что в Америке, наверняка нет никаких новогодних курантов, ни Андрею, ни всем остальным слушателям в голову так и не пришло. Финальные строчки убивали наповал слушателей и Джона:
«В глазах раскрытых Джона слеза навек застыла
Под бой курантов Рональд открыл бутылку пива».
Андрей вполне резонно предположил, что коль уж в Советском Союзе пьют на новый год Советское Шампанское, то в Америке, наверное, пиво. В любом случае, шедевр, любезно предоставленный сорок третьей школе, пошёл «на ура».
Таким образом, на городском гала-концерте политической песни имени Виктора Хара, только две упомянутые выше песни Городницкого и Гребенщикова, не принадлежали перу Андрея Максимова. Со сцены были озвучены все самые злободневные политические темы: от голодовки профессора Хайдера, до молодёжных группировок в Казани. Естественно, каждый выходящий объявлял, прежде всего, автора. Андрей появился на сцене в финале концерта, под овации, а последний припев песни «Никарагуа» зал пел стоя. Это был триумф.
После фестиваля Андрей понял, что написание песен – это его судьба. И в подтверждение этого, он выслушивал очередное «очень ответственное комсомольское задание» от «Ноны Мордюковой».
- На областной фестиваль авторской песни съедутся лучшие авторы-исполнители со всей области. Тебе, Максимов, выпала честь представлять наш город. Вопросы?
- Елен Ивана, но у меня же все песни политические.
- Какая разница, Максимов? Ты автор-исполнитель, при чём, уже, практически, признанный. Песен у тебя много. Выбери что-нибудь подходящее. А ещё лучше – напиши. Свободен.
В гостиницу, где расположились участники конкурса, Андрей входил с гитарой и приличным творческим багажом, который пополнился ещё одной песней.
Андрея поселили в одном номере с Потапом Смирновым. Здоровым бугаём из районного центра Барышики. Играл он на гитаре абсолютно чудовищно. Потап признался, что его послали на конкурс, как человека, который знает больше всего песен. Их у него было четыре. «Кони привередливые» Высоцкого, «Всё идёт по плану» Летова, «Сиреневый туман над нами проплывает» слова Андрей не знал чьи, наверное, народные и «Изгиб гитары жёлтой» Митяева. Своих песен у Потапа не было, но, оказывается, по правилам, можно было просто выступать как исполнитель. Концерт был назначен на завтра, то есть, в компании Потапа Андрею предстояло провести вечер, ночь и утро следующего дня.
Едва вселившись, барышикинская звезда расчехлила гитару, и, даже не настраивая её, принялась исполнять песню «Изгиб гитары жёлтой», как раз и предназначенную для конкурса. Когда она заканчивалась, Потап начинал снова. Иногда он изменял традиции и для разнообразия пел что-то ещё из своего репертуара. Через час Андрею это надоело, и он настроил певцу гитару. Ещё через час это его достало окончательно. Выйдя из номера в поисках спокойствия, Андрей был неприятно удивлён: везде – на лестницах, в проходах, на диванах сидели люди и пели. Большинство «Изгиб гитары жёлтой». Зрелище было впечатляющим, но не для нашего героя. Он быстро спустился вниз и в фойе, напротив входа в гостиницу увидел кооперативное кафе «Вечерние огни».
- Пива, пожалуйста, – Андрей протянул мятую трёшку.
- Сколько? – спросила буфетчица, забирая деньги.
- Давайте три.
- Не много будет?
- Нормально.
Спустя ещё час, Андрей, с трудом преодолевая расстояния, поднялся в свой номер. Распахнув дверь, он увидел Потапа, в очередной раз выводящего «И всё же, с болью в горле, мы тех сегодня вспомним…», зашёл в туалет, поблевал, вымыл лицо, затем вышел и, как был, в одежде, рухнул на кровать.
Снилась ему голая Марина Влади, едущая на коне, по изгибу жёлтой гитары, в окружении сиреневого тумана. Проснувшись, но ещё не открыв глаза, Андрей услышал знакомое «Качнётся купол неба, большой и…». Андрей вскочил с кровати, и хотя мозг пробила резкая боль, вырвал из рук Потапа гитару и со всего размаху разбил её о стену.
- Ты чего, Андрюха? – спросил растерянный Потап.
- Я чего? Ты спросил «я чего»? Я то вот как раз ничего – прошипел сквозь зубы Андрей.
- Ты гитару мою разбил – обиженно, и даже вроде, чуть не плача, сказал Потап.
Андрей посмотрел на гриф в своей руке, на котором болтались струны, затем на Потапа и сказал.
- Дарю свою. Но при мне, пожалуйста, не играй.
- Замётано. Я в коридор пошёл.
- Иди.
Все три первых места на фестивале завоевали люди, похожие друг на друга как близнецы: бородами, очками, растянутыми в локтях свитерами и даже голосами. Песни их тоже были похожи. В них пелось про пыльные дороги, плечо друга, рюкзаки, палатки, и прочие атрибуты бардов. Исполнение было весьма бодрым. Народ в зале подпевал, смеялся в каких-то местах и понимающе хлопал в ладоши. Андрея мутило. Когда на сцену вызвали всех участников, для исполнения финальной песни «Изгиб гитары жёлтой», Андрей ушёл в гардероб. Его абсолютно не заботил проигрыш, он думал о другом.
Электричка из областного центра привезла певца на родину. На вокзале он зашёл в туалет, справил нужду, и, когда уже направился к двери, по громкой связи, услышал знакомые слова «Изгиб гитары жёлтой…». Андрей, сдерживая рвотные спазмы, метнулся к ближайшей кабинке. Он склонился над унитазом и выплеснул в него всё, что было съедено и выпито в обед, перед посадкой в электричку. Затем он поднялся, прошёл к умывальнику и вымыл лицо. После этой процедуры, Андрей почувствовал какое-то небывалое облегчение. Не в плане желудка. То есть, и в том смысле, конечно, тоже. Но ему вдруг стало глубоко наплевать на всё, чем он жил последние несколько месяцев. На песни, свои и чужие. На Никарагуа с Чили, «организатора», комсомол, Альбину и Митяева. Автор-исполнитель достал тетрадь, в которую записывал свои произведения, усмехнулся, выкинул её в мусорную корзину. Он вышел с вокзала, прикурил и отправился в сторону автобусной остановки.
Через год Андрей Максимов поступил в медицинский институт и впоследствии стал замечательным хирургом.