Внешняя природа кентавров, конечно, кое в чём ближе к конской, нежели к людской. Это попросту практичнее – по крайней мере, для тех условий, в которых мы изначально обитали. Единственное, в чём мы уступали людям и обезьянам – это в способности лазать по деревьям и карабкаться по кручам. Зато высокая посадка корпуса давала нам преимущества в обзоре местности, а четырехногость обеспечивала быстроту передвижения. Почему у нас сформировались копыта, а не когти, понятно: кентавр задумывался как существо достаточно мирное и преимущественно вегетарианское; по своей природе мы не агрессоры, а скорее созерцатели или исследователи. Копыта, впрочем, могли служить и довольно грозным оружием; по крайней мере, одинокий хищник обычно не рисковал нападать на взрослого кентавра. Наличие же рук позволяло делать всё то же самое, что могли делать и люди: и выполнять тонкую работу, и сражаться, и обслуживать себя и своих близких. Так что животного в нас было ничуть не больше, чем в гомо сапиенс.
Вообще следовало бы рассматривать не кентавров как «полулюдей», а скорее людей как «недокентавров». Всякому кентавру это совершенно понятно, но даже человек способен почувствовать нечто подобное, проведя долгое время среди, например, вольно пасущихся лошадей и устыдившись своей малости, слабости, медлительности и неуклюжести.
Ибо люди видят в кентавре некую избыточность и чрезмерность, а с кентаврической точки зрения всё обстоит наоборот: гомо сапиенс выглядят какими-то недоделанными «половинками» изначально полного существа. Поэт, сказавший «все мы немножко лошади» сам не знал, насколько был близок к истине. А может, и знал?..
Двуногих недаром так тянет к верховой езде – и вообще ко всему, что может восполнить их (очевидную для нас) ущербность. Люди как будто сами смутно ощущают незавершённость своей конституции и пытаются побороть её с помощью чужих копыт, или колёс, или крыльев, или чего-то ещё. Прежде мальчики бредили лошадьми и мечтали стать наездниками; ныне они в детстве седлают велосипеды и мопеды, а чуть позже садятся за руль мотоцикла и автомобиля, -- но подоплёкой всех этих стремлений является бессознательное желание стать кентавром или уподобиться ему хотя бы за счёт неживых механизмов. И тут же человеку начинает казаться, что он невероятно могуч, свободен, быстр и вообще непобедим.
http://artnow.ru/ru/gallery/3/3088/picture/0/187843.html
(Александр Гидулянов. Кентавромахия)
И если в отношениях «всадник – конь» ещё проглядывает тяга двуногих к тираническому верховенству над прочими живыми существами, то страстная любовь к технике выдаёт иную сторону этого «всаднического» мироощущения. Один автолюбитель, обсуждая вопрос об отказе от личного транспорта ради общественного блага, заявил: без машины, дескать, я ощущаю себя, словно вышел из дому неодетым. То есть, на самом деле – лишённым второй половины своего естества. Автомобиль воспринимается не как вещь, пусть очень ценная, а как продолжение собственного тела, и оскорбление автомобиля приравнивается к оскорблению его владельца. Это, кстати, имеет отношение к вопросу о пресловутой яростной вспыльчивости кентавров.
Похоже, она являлась не столько врождённым, сколько приобретённым качеством. Демонстрировать свой гонор друг перед другом кентаврам было, как правило, незачем, хотя в доисторические времена случалось, конечно же, всякое. А вот когда человечество возомнило себя венцом творения и начало использовать имена собратьев по планете в качестве бранных кличек («свинья», «собака», «баран», и т.д.), всячески подчёркивая своё превосходство – тогда и у кентавров характер заметно испортился, и, к сожалению, на протяжении следующих тысячелетий поводов к взаимному смягчению нравов не появилось. Печальный опыт учит нас, что миролюбивые, безобидные и беззащитные существа подвергаются со стороны людей порабощению или истреблению, и шанс уцелеть имеет лишь тот, кто сопротивляется.
Вернёмся же к собственно кентаврическим типам, которых было поначалу несколько, да и впоследствии встречались разные варианты.
Самый распространённый, так сказать, классический тип – гиппокентавр, имеющий человекоподобный торс на конском теле.
Это – самое прекрасное и гармоничное существо, вызывающее восхищение истинных ценителей красоты от древности до наших дней, и бесчисленное количество раз становившееся объектом человеческого искусства.
Среди древних изображений кентавров встречаются как те, у которых человеческий корпус посажен на конское тело, так и те, у которых вся передняя часть туловища, включая ноги и половые органы – человеческая, а задняя – конская. Я бы предложила называть этот тип «антропокентавром», ибо человеческих черт в нём больше, нежели конских.
(Кентавр с виллы Вульчи под Римом. 6 век до н.э.)
Будь подобные изображения плодом творчества художников Средневековья или Нового времени, я бы особенно не стала обращать на них внимания, но некоторые из них относятся к такой древности, когда увидеть и, главное, хорошо разглядеть кентавра было при желании совсем нетрудно. Наличие архаических статуэток антропокентавров заставляет предположить, что ваятели запечатлели именно то, что видели, пусть и в достаточно абстрактной форме.
(Терракотовая статуэтка 8 века до н.э.)
Более того, я не совсем уверена, что авторами этих артефактов были непременно люди. Я бы не исключала того, что их сделали сами кентавры. Правда, никаких доказательств у меня нет, кроме, разве что, единственного возникающего тут вопроса: зачем такие вещи нужны были людям? Что это – игрушки для детей? Или ритуальные предметы? Последнее кажется несколько странным (насколько мне известно, у людей не существовало культа Кентавра, хотя у некоторых народов существовал культ Коня). Первое же не совсем убедительно психологически. Терракота – очень хрупкий материал, и старательно выделывать вещицу, которой почти непременно суждено быть в короткое время разбито шаловливыми малышами, не имеет смысла.
Статуэтки, конечно, могли быть объектами магии – но в чём она заключалась, никто уже ныне не помнит, ни люди, ни кентавры. Одна из приведённых здесь статуэток описывается как «угрожающий кентавр» (та, что слева), но и вторая, нетрудно убедиться, запечатлевает кентавра примерно в той же позе – с поднятой правой рукой. Искусствоведы, вероятно, предполагают, что в этой руке могло быть копьё. Мне кажется, это несколько сомнительно, ибо в античных сценах кентавромахии наши братцы никогда не изображались с копьями в руках. Да и зачем было древним людям лепить вооружённого кентавра в наступательной или оборонительной позе? Любоваться им, что ли? Поклоняться? Это было бы возможно лишь в том случае, если данный человеческий род имел предка-кентавра. Я бы такого не исключала, но излагаю все эти соображения лишь затем, чтобы подчеркнуть, что с архаическими изображениями кентавров очень много неясного вопреки мнимой «примитивности» этих терракотовых фигурок, напоминающих детские игрушки.
А что можно было делать, например, с искусно расписанной статуей кентавра высотою с маленького ребёнка? Играть ею точно нельзя. Никакого явного прикладного использования она вроде бы не предполагала: не сосуд, не светильник, не часть архитектурного декора. Однако тщательно проработанное лицо, глаза, геометрический орнамент на теле – всё это заставляет думать, что статую высоко ценили и рассчитывали бережно хранить. О её назначении можно только строить догадки: убедительного ответа до сих пор нет.
(Терракотовая статуэтка с Эвбеи)
Впрочем, я отвлеклась от темы, ибо приведённая здесь эвбейская статуя не совсем определённо представляет антропокентавра, а мы сейчас рассуждаем именно об этом.
Когда в виде антропокентавров рисуют Хирона или Фола, ещё можно предположить, что греки делали это, дабы подчеркнуть их особый статус и отличие от «звероподобных» собратьев. Но в античном искусстве встречаются и другие антропокентавры, безымянные, и помещённые в ситуации, не требовавшие от зрителя сочувствия или пиетета – например, в сценах вражды и преследования.
Одно из древних изображений представляет нам оба типа сразу, что встречается в античном искусстве крайне редко (я не поручусь, что второго такого образца нет, но, если и есть, мне он неведом).
(Амфора 6 века до н.э. Палермо).
Поэтому, я полагаю, следует говорить о двух типах кентаврического телосложения, существовавших в древности одновременно. Это косвенным образом подтверждает гипотезу о том, что генезис кентавров был не столь прост, как об этом гласит сказочка про Иксиону и Нефелу.
Что касается двойственных представлений древних о внешности Хирона (где-то изображен антропокентавром, а где-то – гиппокентавром), то ответ, мне кажется, лежит почти на поверхности: в силу своего божественного происхождения Хирон, вероятно, мог либо менять обличия (в рамках своей кентаврической сущности, которая оставалась имманентной), или создавать иллюзии, являясь людям в том облике, в котором им было приятнее его видеть.
Другие, смертные кентавры, такого себе позволить не могли и вынуждены были жить такими, какими родились на свет. Можно предположить, что антропоморфный тип появился вследствие сочетаний истинных гиппокентавров с двуногими существами – нимфами, сатирами и людьми. Мутация оказалась устойчивой, поскольку способствовала более лёгкому размножению, однако здесь же заключался и риск превращения четвероногих кентавров в двуногих, что спустя несколько тысячелетий и произошло. Поэтому не стоит удивляться тому, что уже в римскую эпоху антропоморфных кентавров не осталось: они либо вымерли, либо ассимилировались.
Вымирание же могло произойти оттого, что с разными парами нижних конечностей было крайне неудобно передвигаться по гористой местности, охотиться, да и просто спасаться бегством от хищных врагов. Гиппокентавр легко уходил от всадника, но антропокентавр неизбежно уступал ему в скорости, да и самые заскорузлые подошвы ног были намного чувствительнее и уязвимее прочных широких копыт. Так что антропокентавры могли относительно спокойно существовать лишь там, где не было людей, или там, где люди относились к ним, да простят мне игру слов, по-человечески.
(Бронзовая статуэтка с Канарских островов)
Помимо конечностей, следует обращать внимание и на лица кентавров, изображённых древними художниками. Ведь здесь тоже нет единодушия и единообразия. В некоторых случаях кентавры имеют правильные, благородные и даже красивые или по крайней мере симпатичные лица. А в других случаях они похожи на сатиров: низкий лоб, глубоко посаженные глаза, приплюснутый или курносый нос, торчащие заострённые уши…
http://www.theoi.com/Gallery/O12.8.html
Конечно, напрашивается предположение, что греки могли нарочно окарикатуривать облик недругов, поскольку такие черты им нередко придаются в сценах кентавромахии. Однако существуют и сцены сражений, в которых у кентавров лица, пусть и искажённые свирепыми гримасами, но явно не сатирического типа. И мне кажется, что дело было не только в естественном стремлении древних художников принизить образы сражающихся кентавров, но и в том, что кентавры действительно иногда вступали в любовные и брачные связи с сатирами, и это неминуемо сказывалось на внешности потомков таких союзов.
Но про сатиров мы будем говорить чуть далее, когда речь пойдёт о семейной жизни двусущностных.
В искусстве разных стран и эпох встречаются и другие типы кентавров: сочетание человеческого торса или головы с телами льва (леонтокентавры), быка (букентавры – с человечьей головой и бычьим телом, или минотавры – мутанты с бычьей головой), осла (онокентавры), птиц (птерокентавры, или крылатые кентавры)…
Совсем особняком стоят восточные кентавры. Они принадлежат к самым древним двусущностным, но устроены иначе, нежели мои предки. Большинство из них крылаты, в отличие от обычных гиппокентавров. Самые старшие – касситские, стражи-стрельцы, имевшие вид леонтокентавров. Затем следуют вавилонский крылатый человекобык (шеду, или ламмасу – прототип херувима), ближневосточный бурак (варианты именования: борак, барак) – крылатый кентавр с женской головой, посаженной на конское тело…
Подробное рассмотрение всех этих типов и разновидностей не входит в мои задачи, поскольку обитали эти создания в других краях и в других условиях, и судьбы их практически не соприкасались с нашей судьбой. Кроме того, в настоящее время почти любое существо, сочетающее в себе признаки разных видов, называют «кентавром», трактуя этот термин, на мой взгляд, слишком уж расширительно. Однако в дальнейшем, возможно, нам ещё предстоит встретиться с некоторыми из них, если того потребует повествование, у которого могут быть неожиданные повороты
(я, честно говоря, понятия не имеют, чем закончится моя книга).
Кстати, о крылатости.
Гиппокентавр с крыльями, как я уже говорила, называется птерокентавром. Это, несоменно, мутация – красивая, однако практически бесполезная и потому совершенно не перспективная. Крылатые кони или кентавры могли быть только богами, но мы же говорим о народе, жившем на земле. Птерокентавров, как мне кажется, больше нет; а даже если они и существовали, то вымерли ещё в глубокой древности. Мне не известно ни одно античное изображение подлинного птерокентавра. Этот образ вновь возникает лишь в Средние века и активно развивается в Новое время.
Швейцария, Таргон. Украшение собора.
Особенно этот образ любим новейшими авторами – видимо, по аналогии то ли с Пегасом (но Пегас – божественное существо!), то ли с драконами (но у драконов иной генезис и иная конституция!), то ли с восточными двусущностными вроде шеду или бурака – то ли вообще со столь милыми сердцам европейцев ангелами.
Крылья для кентавра – лишняя обуза. Посудите сами! Чтобы кентавр мог летать, крылья должны быть огромного размера, иначе они не поднимут такую массу тела. Но на земле большие крылья, которые можно носить только сложив в два-три раза (как птица альбатрос), являются сильной помехой быстрому передвижению. Они перегружают спину и резко ухудшают аэродинамические свойства тела. Стало быть, на земле птерокентавр становится намного уязвимее бескрылых собратьев. А что ему, собственно, делать в воздухе? Кентавры не питаются мошкарой или мелкими птицами, не охотятся как орлы или ястребы, бросаясь на добычу сверху, и не мигрируют на далёкие расстояния весной и осенью. За крыльями, к тому же, нужен изнурительный многочасовой каждодневный уход, с которым кентавр не может справиться самостоятельно (всякий желающий может попробовать соорудить себе хотя бы одно бутафорское крыло, привязать к спине, а потом, вывернувшись корпусом назад, попробовать расправить и вычистить каждое пёрышко изнутри и снаружи). Нужно бы помнить также, что у птиц для смазки крыльев вырабатывается специальное вещество. У кентавров же подобной железы в организме нет, а без этого крылья будут мокнуть и тяжелеть под дождём, трепаться, ломаться и доставлять своему владельцу массу неприятностей. Единственная ситуация, в которой крылья могли бы сослужить полезную службу – это падение с большой высоты, когда они бы позволили телу плавно спланировать. Но, опять же, кентавры не занимаются альпинизмом и древолазанием, не строят небоскрёбов и не очень любят гулять по краю пропасти, щекоча себе нервы. Судьба прочих крылатых двусущностных, обладавших крыльями и тем не менее уничтоженных людьми (гарпий, сирен, сфинксов) – наглядное подверждение мысли о том, что для четвероногих млекопитающих крылья совершенно излишни и никак не помогают выжить во враждебных условиях.
Так что крылатый кентавр – это красиво только на картинке в стиле фэнтези. На самом деле таких кентавров не бывает.
В средневековых источниках попадается совсем уж страхолюдное создание – двуногий гиппокентавр, он же онокентавр или ипотан. Скорее всего, это вымысел. Как бы оно могло перемещаться с очевидно смещённым центром тяжести?.. Разве что на костылях. Тем не менее такие монстры иногда изображались и в более поздних книгах, посвящённых описанию фантастических существ, и на церковных росписях.
http://www.hellenica.de/Griechenland/Mythos/KentaurMH.html
Кентавр из трактата Ликосфена "История чудовищ"
http://www.haderslev-katedralskole.dk/kf/kentauer.jpg
(Дания, Раби-кирк)
Внимательный зритель или читатель может заметить, что на некоторых изображениях кентавров на талии между человеческой и конской частью тела имеется меховая «опушка», а на некоторых её нет.
Антонио Пизанелло. Кентавр
Я не знаю, как это объяснить. Античная кентавриада обходилась без подобных «украшений». Они появились лишь в средневековой иконографии кентавров и время от времени изображались и впоследствии.
Простейшее объяснение, приходящее мне на ум, заключается в том, что всё зависело от шерсти конкретных кентаврических племён, родов или индивидуумов. В мягком южном и средиземноморском климате шерсть на конской части тела у кентавров была короткой и гладкой, плавно переходя в покрытую лёгким защитным пушком кожу торса. Поэтому античные художники никаких шерстяных «поясов» на теле кентавра не изображали. Когда же гонения вынудили наш народ искать пристанища в северных краях, где климат был суровее, появился и тип с более пушистой шерстью на конской части тела. Почему оволосение шло неравномерно, я не знаю – но ведь у людей тоже волосы растут не везде, а на определённых участках тела, причём у каждого чуть-чуть по-своему.
Другое объяснение (менее правдоподобное, однако не совсем фантастическое) – это просто недопонимание со стороны людей, которые в послеантичные времена видели кентавров крайне редко, да и то в основном издали. Меховая опушка в некоторых случаях могла быть всего лишь поясом, который некоторые кентавры носили на талии. Почему меховая – понятно: она не тёрла в жару, зато согревала в холод. И добыть мех кентаврам-охотникам было проще, чем выделывать кожу, чтобы она стала пригодной для носки. На некоторых изображениях мы видим даже не полосу лохматого меха, а некий валик, одиночный или двойной – он уж явно глядится как пояс, а не как естественное образование. Ну, не пояс, так толстая верёвка, какую иногда носят на талии пастухи или монахи-францисканцы. В скотоводческом, охотничьем или кочевничьем обиходе вещь очень нужная, которую полезно всегда иметь под рукой.
Окраска шерсти у кентавров весьма разнообразна, как и цвет волос у людей. Видимо, тут сыграли свою роль те же самые факторы. Изначально масть соответствовала среде обитания. Кентавры, жившие среди гор, буковых и дубовых лесов и на глинистых почвах, имели преимущественно гнедой или красноватый окрас шкуры, а волосы и хвост – чёрные, каштановые или рыжие. Обитатели песчаных побережий и равнин, на которых травы быстро выгорали под солнцем, могли быть более светлыми, русыми или серебристо-палевыми, хотя кентавр-блондин в древние времена – это аномалия, равно как и совсем чёрный кентавр (я имею в виду обе части тела). Кентавры-негроиды в древнем искусстве не встречаются совсем, поскольку Африка – не наш континент. В искусстве же современном они иногда попадаются, но я полагаю, что это скорее фантазии художников, чем отображение натуры.
http://www.sternengang.de/bilder/zentaur.htm
(Юлиус Эрхард. Кентавр)
На полотнах Арнольда Бёклина нередко встречаются пятнистые кентавры. Поскольку Бёклин принадлежал к нашему народу, думаю, он знал, что делал. Видимо, в той местности, откуда он был родом, издревле водились кентавры именно с такой окраской, подходящей для жизни в светлых лиственных лесах, среди скал с пёстрыми лишайниками и по берегам светлых рек с зарослями ивняка и тростника.
(Арнольд Бёклин. Кентавр в деревенской кузнице)
Картина «Кентавр в деревенской кузнице» не только рисует забавную сценку, но и заставляет задуматься о том, насколько у кентавров была распространена практика подковывания копыт.
Я нигде не встречала упоминаний о том, что в архаические времена кентавры подковывались. Вероятно, при отсутствии на земле мощёных дорог в этом не было надобности. К тому же кузнечным ремеслом сами они, как правило, не занимались, а зависеть в этом деле от людей считали ниже своего достоинства. Может быть, какие-то защитные приспособления для копыт (костяные пластины, плетёные или кожаные накопытники вроде коротких сапожек, и т.д.) у кентавров и существовали, но мне о них ничего конкретного не известно.
В Средние века и позднее, приглядевшись к лошадям, служившим людям, кентавры должны были понемногу взять на вооружение и подковы. Поначалу они могли подбирать подковы, потерянные лошадьми по пути, или снимать их с павших животных. Затем, если в соседнем селении имелся кузнец, стали обращаться непосредственно к нему, выбирая для своих посещений сумеречное время. Поскольку кузнецы обычно жили на отшибе (чтобы в случае пожара не сгорела вся деревня), визиты кентавров не слишком будоражили и пугали людей, а кузнецу было всё равно, кого подковывать – хоть самого чёрта. Кузнецы, как и мельники, слыли слегка ведунами: их уважали, но немного побаивались, однако не трогали, ибо куда же – без них?.. Денег у нашего брата обычно не водилось, но расплатиться с кузнецом можно было и свежей дичью, и корзиной орехов.
Между тем сюжет с подковыванием кентавра имеется не только у Бёклина, но и у молодого Поля Сезанна. Одна из его ученических акварелей изображает группу разновозрастных кентавров (возможно, целую семью во главе с седым патриархом), явившуюся к кузнецу.
http://www.cezanne-ecole.com/
Кентавры – существа очень чистоплотные, поскольку иначе они легко стали бы добычей хищников и жертвами всевозможных болезней и паразитов. Опять же, бывало всякое, но в целом каждый уважающий себя кентавр тщательно ухаживал за кожей, хвостом и копытами, хотя в одиночку это оказывалось не всегда просто. Спасала взаимопомощь как со стороны собратьев, так и со стороны друзей – прежде всего нимф и сатиров.
Кстати, вот ещё одно поведенческое отличие кентавров от людей. Если два человека при встрече обнимаются или даже целуются, это может не значить ровно ничего – всего лишь условный жест, обозначающий отсутствие враждебности (целуются же, например, политики или священники, никакой нежной приязни друг к другу не питающие). Но если, скажем, юноша начнёт расчёсывать девушке волосы или, ещё того пуще, один джентльмен будет массировать или смазывать кремом спину другого, то… либо дело происходит в косметическом салоне, либо этих двоих связывают совсем уж доверительные отношения. А у кентавров – почти наоборот. Помочь вычесать хвост или обработать мазью круп – привычное дело для добрых знакомых, в том числе разнополых, но объятия – это знак нескрываемой сердечной склонности, и просто так ими не обмениваются…