Человека нужно оценивать не только по его делам, но и по его стремлениям. Демокрит
Саня лежал на продавленном дачном топчане и мечтал. Это с ним и раньше случалось, но заканчивалось быстро – засыпал. Сейчас сон не шел – одолевало раздражение.
– Зачем это Натаха все своими цветами засеяла – ни пройти, ни проехать? И так по всему участку кусты торчат: пионы, сирень, жасмин выше дома вымахал – ерунда всякая. Вот были бы лимоны, или маленькие кустики перчиков. Сорвал и… А дома всякая дрянь со стен свисает, лучше бы клубнику посадила, смотришь: ягоды висят. Сорвал – съел. Одна бабка на базаре продает клубнику, ампельную. – Он специально запомнил это слово. – Даже осенью на ней ягоды можно собирать. – Саня сглотнул слюну, представив крупную египетскую клубнику из супермаркета.
Жена зашла в дом попить воды, сняла резиновую перчатку, присела на стул у двери.
– Ната, ты о чем мечтаешь? – спросил Сашок, приподнявшись с подушки.
Она наклонилась, чтобы он мог видеть в дверной проем ее разгоряченное лицо:
– Хочу по выходным дням сидеть в кино или на лавочке в парке, а не изображать ломовую лошадь на огороде.
– Я тебя серьезно спросил, – обиделся Саня и вернулся в исходное положение.
– Это было похоже на шутку? – устало спросила она.
– Чего ты по-настоящему хочешь? – не отставал Саня, заложив руки под голову.
– Рабов с десяток, чтобы всю работу на даче переделать, наконец.
– Шутки у тебя такие же дурацкие, как у твоей матери. Та плачет, что после шестидесяти лет человеку учиться негде, а ты вообще, – он откашлялся, чтобы не сказать то, что просилось на язык.
– Правильно жалуется. У нас страна недоделанная. Много чего нет. Вот я хочу в бассейн круглый год ходить, а они не работают. Почему? И кинотеатра в нашем районе не было, нет и не будет, наверно, никогда. Деревня какая-то: торжища с земли на каждом шагу, грязь…
– Понесло! Я тебя о чем спросил? Ты как депутат на митинге.
– Я и отвечаю: хочу жить в нормальном городе.
– Мечты у тебя бессмысленные, дурацкие, от них никакой пользы.
Наташа встала и натянула на руку перчатку.
– А какая польза от твоих…– Она не знала, как изменить слово мечты, чтобы было правильно, поэтому оставила вопрос незаконченным и вышла из дома.
Саня не поленился встать и вышел за ней, чтобы сказать:
– Мои мечты можно осуществить.
Наташа опустилась на скамейку возле охапки фасоли, только что принесенной с огорода, сухие стручки трещали под ее пальцами, темные крупные зерна звонко падали в стоящий у ног старенький китайский таз.
– Тогда они перестанут быть мечтами, ты их лишишься, – ответила она мужу, не поднимая глаз от работы.
– Всех не лишусь, у меня их много, – возразил Саня, закуривая.
– Чего же ты хочешь? – поинтересовалась Наташа. Они уже очень давно ни о чем не мечтали с мужем.
Он покурил молча, собираясь с духом, а потом с победным видом сказал:
– Мечтаю, чтобы у нас на даче самолет был.
– Чего?! – насмешливо спросила она, посмотрев на него снизу вверх.
– В пробках не торчали бы, – излагал он суть мечты. – Приехал на аэродром, разогнался и полетел.
– Кто разогнался? Кто полетел? Ты же летать с детства боишься! – рассмеялась она, все еще думая, что это шутка.
– Дура ты, Натаха, я тебе мечту рассказываю, а ты со своей конкретикой приземленной, – оскорбился Саня и выбросил недокуренную сигарету в цветник под окнами дома.
– Конечно, дура, раз с тобой живу, – обиделась она, наклонилась за его дымящимся среди сальвий окурком, кинула его в «пепельницу» – старую банку от кофе – и быстро ушла на огород, чтобы муж не видел слез.
Он тоже обиделся на ее непонимание, лег лицом к стенке с твердым намерением на этот раз заснуть – до обеда сон золотой, как учат китайцы.
Пока Натаха выравнивала граблями землю под чеснок, он выкатил из подземного гаража японский электромобиль и покатил в сторону аэродрома. Жена еще разнимала на дольки чеснок, а он уже взмыл в воздух на маленьком двухместном самолете и взял курс на Жуляны . Под левым крылом его виднелось озеро, до отказа населенное прошлогодними фантазиями.
Чем меньше чеснока оставалось у Наташи, тем больше на озере плавало лебедей и уток, тем крупнее ловилась в нем рыба, тем мраморнее были колонны в круглой беседке на берегу, из которой виднелась русалочка, выходящая из воды на пляж, – новая достопримечательность, придуманная Саней этим летом. Не успела Наташа дойти до конца грядки, а муж, по-южному коричневый, как португальский сапог, красуясь поперечно-полосатым прессом и стройными ногами, уже пристраивался фотографироваться в обнимку с бронзовой красавицей. Пока он, изнемогая от счастья, думал, какое имя дать русалочке, дверь в дом заскрипела и перед Саней предстала проза жизни в виде соседки, обеспокоенной судьбой шиповника с пограничного куста.
– Если вам не надо, я соберу для внучки. В городе шиповника нет.
– А то я не знаю. Я и сам в городе живу, у меня на балконе шиповник тоже не растет.
Разрушительница счастья исчезла, как привидение, но сон больше не возвращался.
Раздосадованный Саня после обеда попробовал назло соседке собрать те ягоды, что еще не осыпались. Исколол пальцы, ободрал рукава свитера и махнул рукой – собранного хватило бы маме всего на два стакана напитка. Тащить домой так мало, было стыдно. Он оставил ягоды на даче.
Дома мечты не оставляли его, особенно когда Наташа уходила на суточное дежурство. Он все думал: «Не одна же дача у меня. Квартира на девятом этаже, выше только крыша – надо из нее пентхаус сделать». Как подумал, так и стал в счастье проваливаться. Вдоль всей квартиры потянул крытую галерею, даже скорее зимний сад получился: со стен свисала клубника, а на маленьком тоненьком деревце красовались красные перцы, вдоль балконных перил пышно кучерявились синие цветы с названием, похожим на женское имя . На маминой прокопченной кухне вместо двух старых холодильников торчала дубовая барная стойка. Саня представил, как он утром, взгромоздясь на высокий табурет с кожаным сиденьем, пьет чай из своей чашки с надписью «Твоя» (чашка с надписью «Моя» была, конечно, Наташина).
Окно ванной стало витражом, а под деревом с огромными листьями стояла какая-то фигура в самом интернациональном костюме. Из-под итальянской ванны на львиных ногах золотого цвета высовывала голову живая черепаха. «Чем ее кормить?» – задумался на мгновение Саня. Больше всего ему понравилась закрытая дверь туалета: в реальной жизни она несколько лет не закрывалась из-за кошки, посещавшей это заведение наравне с другими жильцами дома. Туалет был причиной столетней войны между матерью и Наташей: мать топила в унитазе незаконнорожденных детей своей любимой кошки и сбрасывала в него картофельные очистки, игнорируя наличие в доме мусорного ведра, а Наташа возражала, особенно когда труба засорялась. Саня прочищал трубу, и военные действия прекращались, Наташа уходила на очередные подработки, чтобы собрать денег на отдельную квартиру, удивительно, что не грабить на большой дороге, учитывая цены на недвижимость.
Из зимнего сада чугунная винтовая лестница, встроенная в бывшую мамину кладовку, вела Саню на чердак – в бильярдную, там у него стол на толстых резных ногах, на зеленом сукне – шары из слоновой кости, а в соседнем помещении – домашний кинотеатр на пару десятков мест и выход на крышу, в солярий и крошечный садик, как у итальянцев бывает. Саня согрелся на итальянском солнышке и запел любимым голосом : «Со-о-ле-е…», дальше он слов не знал, поэтому просто гудел мелодию, пока на лицо ему не попали брызги фонтана. Поскольку фонтан на крыше он не планировал, то очень удивился и открыл глаза.
На этот раз чертова реальность вмешалась в его жизнь в виде проливного дождя, хлеставшего в сторону окон материной квартиры. По такому случаю с потолка текла вода, попадавшая через открытое окно на чердак, в будущую бильярдную, а оттуда изливалась через щель в потолке прямо в Сашкину спальню, слава богу пока не заставленную кроватью с балдахином и прочими фантазиями хозяина.
– Наташа! – воззвал спросонок Саня, но вспомнил, что жена дезертировала на работу.
– Мама! – кричал он, передвигая диван в безопасное место. – Мама, где ты? Здесь с потолка течет. Лишь бы обои не отклеились, – заклинал он небесные силы, но понимал, что тщетно – цвет обоев уже изменился, значит рано или поздно…
Мать предлагала ему тряпку, он, оценив напор воды за окном, потребовал таз.
– У тебя тоже потекло? Тогда дай кастрюлю, – попросил он. Мать возражала с кухни, что в кастрюле остатки борща.
– Так перелей их в меньшую. – Она оказалась грязной.
– Ну не помыл я ее вечером, спать хотел. Подумаешь. – Саня сидел на краю дивана и смотрел на лужу – вода прибывала. – Тогда давай тряпку, здесь все равно серое пятно на паркете.
Мать вкинула ему тряпку и пошла в свою комнату, предотвращать стихийное бедствие: там диван двигать некуда – зальет, будешь спать на мокрой постели.
– Что ж она такая вонючая! – возмущался тряпкой Саня. – На ней кошка родила? Она же в шифоньере рожала? – думал он вслух, размазывая по полу воду с запахом кошачьей мочи. – Сколько там французские духи запах держат? – пытался вспомнить он. Наташа как-то рассказывала, что в них для стойкости кошачью мочу добавляют.
– Когда крышу починим? – со вздохом спросила мать, стоя в дверях.
– Когда пентхаус строить будем.
– Это что современный материал какой-то, вместо рубероида, что ли?
– Это моя мечта. Черт! – произнес он уже в темноте, потому что свет в квартире погас, – вода добралась до люстры, закоротило. – Где у нас свечи? – Ему представились бронзовые канделябры на пять свечей, как в английских фильмах.
Мать, ощупывая стены, добралась до кухни и шуровала там по ящикам буфета в поисках свечей и спичек.
– Что ж ты свечи опять не купила. Одни огарки остались, – бухтел Саша, зажигая фитиль засунутой в майонезную банку короткой свечки.
– Ложись спать, – скомандовала мама, – света надолго не хватит.
– Мам, а ты о чем-нибудь мечтаешь? – спросил он, глядя в ее усталое лицо, освещенное снизу огарком свечи.
– Чтобы с потолка не текло, и свет в доме был, – ответила мать и закрыла дверь в его комнату.
– Какие вы, женщины, заземленные. Разве это мечта? – бухтел Саня, укладываясь спать.
В его мечты теперь вмешался запах животного – неужели на даче будет зоопарк со львами? Придется за ними в Африку лететь.