30 августа утром приехал в Минск. Идти к знакомому лейтенанту Володе на квартиру без предупреждения не хотелось. Зашёл в отделение милиции и, надо же какое везение - встретил его там. Поговорили немного и отправился я в институт. Несмотря на то, что занятия начинались только через два дня, студентов там было предостаточно.
Поинтересовался, как обстановка с общежитием и узнал, что попасть туда почти что невозможно. Но всё же съездил на трамвае по указанному адресу. Нашёл коменданта и
убедился в правдивости услышанного.
Как и условились, вернулся к Володе. Он уже успел разузнать несколько адресов, где семьи сдавали угол для студентов. Один меня особенно заинтересовал. Прямо против вокзала, за многорядьем железнодорожных путей стояли, как близнецы, два двухэтажных кирпичных здания. На втором этаже одного из них семья работника железной дороги сдавала угол.
Зашёл туда. Дома оказалась хозяйка. Показала мне отгороженный перегородкой угол за печкой- голландкой с кроватью и тумбочкой. Комната большая и чистая. Ширмой в другом углу завешена спальня хозяев. В комнате диван, стол и стулья.
Сговорились о цене и, когда Нина Ивановна узнала, что я уже имею диплом учителя, попросила помогать дочери третьекласснице с арифметикой и письмом.
Поблагодарив Володю за такое быстрое устройство с жильём, забрал чемодан с камеры хранения и в обед уже знакомился за столом со всей семьёй. Хозяин квартиры,
Анатолий даже выставил по этому поводу четушку водки. Я отказываля, ссылаясь на то, что после водки мне плохо, но ради уважения к хозяевам, чуть-чуть выпил.
Видел, что люди они простые и радушные. Довольны мною, как будущим репетитором для дочери и тем, что я без особых запросов и претензий согласился на все условия. Анатолий даже добавил от себя: « За то, что будешь заниматься с Катей, Нина будет тебе готовить и постирает, что нужно».
Сразу же после обеда я просмотрел Катины тетрадки и пришёл к выводу, что работать с ней придётся долго и серьёзно. Об этом и сказал родителям; они и сами знали, как запущена у дочки учёба.
Вечером после чая, рассказав коротко о себе, Анатолий начал интересоваться мной. Поведав им о своих близких, рассказал о жизни во время оккупации, об учёбе в Москве, об окончании педучилища. Москва их заинтересовала очень. Просили подробно
изложить всё, что помню. Старший брат Анатолия с семьёй жил в Москве. Погиб в 44-м на территории Польши. Жена и двое детей были в эвакуации где - то в средине Казахстана. Связи с ними у него до сих пор нет.
А Катя долго не давала мне покоя: всё спрашивала, какое метро с бегущей лестницей, какой Кремль и Мовзалей, видел ли я Ленина и царь – пушку, в каких музеях побывал. Потом по моему настоянию мы позанимались с ней немного по арифметике. Она была не тупа и быстро схватывала материал. Это уже обнадёживало, что не придётся попусту тратить время. А девочка сразу привязалась ко мне и с интересом, послушно выполняла задания, которые ей давал.
Утром снова пришёл в институт. Студенты толпились возле списков на доске объявлений. Бегло просмотрел их и не обнаружил своей фамилии. Повторно, боле тщательно прошёлся по всему списку и удивлению моему не было границ. В секретариате толком ничего не сказали.
И тут пришла мне в голову мысль: а что, если сейчас попробовать обратиться в министерство образования? Пришёл в дом правительства. Показал дежурному направление, подписанное министром, и меня направили на третий этаж. Иду по длинному коридору. Табличка на двери: Министр образования Саевич М. Д. Захожу в кабинет. За столом полный седоватый мужчина спрашивает:
-Что у вас, молодой человек? - Я положил ему на стол направление и тетрадку с вырезками из газет, где напечатаны мои стихи. Он внимательно посмотрел всё это и поднял глаза на меня. - А дальше что?
Пришлось рассказать, что был в университете и проректор готов принять меня на литературный факультет, но не имеет права, раз у меня направление в Пединститут.
-Так, так ! - Отозвался он, читая в это время мои стихи в газетных вырезках и в тетради. - Значит, проректор не имеет права, а я, выходит, могу нарушить установленный закон, где написано, что 5% выпускников, окончивших педагогические училища республики с отличием, могут быть направлены для дальнейшей учёбы в институт, без сдачи вступительных экзаменов. Нет у меня таких прав! А могу я сейчас порвать это направление и отправить тебя работать в школе Брестской или Гродненской области. Ты этого хочешь? Тогда иди и учись там, куда тебя направили. Всего доброго!
Собрал я свои бумажки, извинился и вышел. Досадно было и неловко за свой необдуманный поступок. Чтобы успокоиться и убить остаток дня, пошел в парк побродил по улицам. Наскоро перекусил в кафе возле кинотеатра и сходил в кино. А вечером снова занимался уроками с Катей. Потом, приготовился к завтрашним занятиям.
Утром, придя в институт, посмотрел расписание занятий и зашёл в аудиторию, где должна состояться вводная лекция о классиках мировой литературы. Там уже сидело человек двадцать студентов и подходили ещё одиночки. Ко мне подошла девушка, назвалась старостой группы, проверила по списку и, не найдя моей фамилии, спросила, в какой группе я сдавал вступительные. Я показал своё направление. Она внимательно его посмотрела и, улыбаясь, произнесла: «Везёт же людям!» - тут же внесла меня в свой список. Это была вторая группа литфака.
Начались рабочие будни. Лекции, чаще всего двухчасовые, читались до шестнадцати часов с получасовым перерывом на обед. Столовая находилась в соседнем корпусе, который ещё неокончательно был восстановлен после войны. После занятий в первый месяц сидел в библиотеке института. Брал учебник или подобную литературу, т. к. учебники быстро разбирали первые посетители. Иногда ходил в кино. Вечерами занимался с Катей. Нина Ивановна из купленных мною продуктов готовила какой-либо суп или кашу, а я приносил бутылку молока.
Половина заработанных за лето денег быстро таяла. Вторую половину оставил я матери на случай, если у сестры наметится свадьба. Часто по дороге в институт встречался с Володей. В конце сентября, когда всем выплатили стипендии, кроме меня,
я рассказал приятелю о своём положении. Он удивился, что я так затянул со своей неопределённость и посоветовал срочно обратится к декану.
За месяц учёбы у меня уже по всем предметам были выставлены хорошие и отличные оценки. На семинарах и коллоквиумах ко мне часто обращались девушки с разными вопросами и быстро признали меня лидером, хотя в группе были и другие ребята. Выбрали комсоргом группы и в члены редакции стенной газеты факультета. Я вошёл в литературный кружок института. Оказалось, что руководил им знакомый мне Петро Пиходько. Кружок выпускал рукописный Альманах - «Першыя кроки» (Первые шаги).
В стенгазете и в альманахе появились и мои стихотворения. Девушки стали более внимательны ко мне, а подчас и прямо просили дать им почитать стихи. Я с непривычки краснел от такого внимания и сторонился настойчивых поклонниц.
В начале октября, набравшись решимости, зашёл к декану. Николай Алексеевич Лашкевич удивленно выслушал меня и вызвал секретаршу. Она вспомнила меня и подтвердила, что я был в августе и сдавал документы. Тогда я выложил на стол своё направление, в который уже раз в душе благодаря Елену Викторовну.
Начались поиски документов. Декан поинтересовался моей успеваемостью и убедившись, что обмана никакого тут нет, упокоил меня: «Документы найдём. Пропасть они не могли. Направление я оставлю у себя. С диплома снимем копию, напишешь снова заявление - это при худшем варианте - и приказам проведёт твоё зачисление. А пока придётся потерпеть немного».
Занятия с Катей вскоре дали свои результаты. Сначала троечки по арифметике, потом появились четвёрки. Письменные работы тоже стали лучше, но мешала ей непоседливость и больно живая, восприимчивая натура. Как-то раз сидя, на диване, она высказала отцу: «Папа, ну сколько я буду по ночам мучиться на этом диване ? Уже всё тело болит». Когда я посмотрел низ матраса, удивился, как она вообще спала на нём. На средине не было ни одной целой бечёвки, перетягивающей и закрепляющей пружины. И они торчали во все стороны.
Подумав немного, я предложил Анатолию сделать перетяжку матраса. Он недоумённо на меня посмотрел и сказал, что это может сделать только специалист. Тогда я признался, что дома сам перетянул матрасы у дивана и двуспальной кровати. Мы прикинули, сколько нужно будет нового материала и шпагата для ремонта. Как только он всё купил, я за три вечера отремонтировал диван, А погодя и матрас у кровати. Нина Ивановна не замедлила похвастаться об этом соседке.
Получилось так, что в октябре я по вечерам ходил к соседям и ремонтировал им пружинные матрасы. На заработанные деньги я и проживал последнее время. За работу Анатолий не взял с меня платы в октябре, а с соседкой мы договорились, что в ноябре она заплатит Нине за мое проживание.
Посещение библиотеки стало не постоянным. На учёбе это не отразилось, но конспектирование и углублённое изучение предметов стало неполным. Я удручён был таким ходом учёбы, но что было поделать, когда жить надо было, а денег на эту самую жизнь и не было. Только работа и выручала меня. Документы мои пока обнаружены не были и я, по сути, находился в подвешенном состоянии.
К ноябрьским праздникам в стенгазете было помещено моё стихотворение. Многие девушки и ребята подходили, высказывая свои впечатления и хвалу. Потом даже декан, проходя мимо, остановился и произнёс: «А ты не плохо пишешь. В нашем литературном кружке состоишь ? Тогда скажу Приходько, чтобы напечатали твоё стихотворение «Октябрю» в газете или журнале. С документами пока безрезультатно».
И дня через три вызов в деканат. Захожу, Лашкевич, улыбаясь, идёт мне навстречу: «Поздравляю, нашлись твои документы. В архив их затолкала какая-то растяпа. Вот приказ о твоём зачислении. Если есть нужда в деньгах, завтра сможешь получит за два прошедших и нынешний месяц».
Я решил воспользоваться благоприятным моментом и спросил о возможности получить место в общежитии. Декан пообещал к концу учебного дня разузнать об этом.
И снова порадовал меня вечером, сообщив, что в одной большой комнате освободилась
одна койка. Завтра я могу её занять. Коменданту он дал все указания. Так, в один счастливый день решались мои проблемы с зачислением, деньгами и жильём.
Утром простился с Анатолием и Ниной. Катя плакала навзрыд и просила не забывать к ним приходить. А взрослые с сожалением распрощались со мной и пожелали успехов. Вечером я уже знакомился с ребятами, проживающими в комнате. Их девять человек, разных по возрасту и комплекции, даже их разных курсов, даже воевавших, зачисленных вне конкурса, приняли меня радушно, весело. Устроили чаепитие, а я не поскупился на бутылку доброго вина.
Беседуя за столом ребята сказали, что заочно знакомы со мной через мои стихи в газете, что издали не раз видели меня и рады теперь жить бок о бок. А двое признались, что тоже пишут для себя и я попросил их почитать что-нибудь. Так началась наша дружная студенческая жизнь.
Потом пришла весточка из Бобруйска. Получил письмо от Елены Викторовны. В нём она сообщала, что в деканат на моё имя направлена Грамота Горкома Комсомола и денежная премия Горкома партии. Назавтра декан вручил мне грамоту и денежный перевод на пятьсот рублей. Так я стал «миллионером»
Ребята, узнав об этом, забросали меня разными предложениями. Особенно настойчивы были двое «богатеньких» и немного избалованных женским вниманием: Вася Илюшин и Ваня Дашкевич. Они сазу же нацелились на ресторан с девочками. Но бывшие воины сразу осадили их, а мне прямо посоветовали - никаких ресторанов. Ограничились бутылкой вина и весёлой беседой за столом всей честной компанией.
С Васей Яскевичем и Гришей Терешко мы часто обсуждали свои стихи, находили общие интересные темы и каждый писал своё. Потом сравнивали, отмечали удачные строчки, выразительные строфы и наиболее слабые места. Дружба с этими ребятами была наиболее тесной, взаимосвязанной и хорошо запомнилась мне да настоящего времени.
Однажды позвали меня в деканат. Захожу, Лашкевич сидит за столом нахмуренный и смотрит на меня исподлобья: « Была у меня женщина, Нина Ивановна.
Знаешь такую? Слёзно просила повлиять на тебя, чтобы уплатил ей за два месяца проживания. Не ожидал я от тебя такого сюрприза. Что скажешь?»
-Скажу, что она стерва. А я, болван, на радостях похвастал её мужу, что теперь
«богач» - получил за три месяца стипендию и премию из Бобруйска. Вот она и решила поживиться. Дальше, рассказал, как все вечера занимался с девочкой, как ремонтировал им и соседям матрасы; что соседка должна была уплатить за меня за ноябрь, хотя в ноябре я прошил у них всего две недели.
Декан выслушал меня, не перебивая, и спросил, заметен ли был результат моей работы с девочкой? Я ответил, что двоек за последний месяц учёбы у неё уже не было. Появились четвёрки и они сами радовались её успехам.
-Ладно, иди. Завтра я поговорю с ней, как придёт. Тебе я верю, хотя слёзы её поколебали было мою веру. Надо же, какая пройдоха! - возмутился он напоследок. А вечером следующего дня при встрече, улыбаясь, похлопал меня по плечу, но тут к нам подошел старый профессор и увёл его, оживлённо о чём-то рассказывая.
В конце ноября выпал снег. Намечались соревнования по лыжным гонкам между вузами и молодёжными организациями. Однажды на занятиях по физической подготовке преподаватель, молодая симпатичная женщина, Анна Ивановна, провела пробную пробежку на лыжах со всеми группами первого курса в парке Челюскинцев. Хотя на лыжах я высоких результатов раньше не добивался, но оказался в числе тройки, показавшей лучший результат.
Анна Ивановна велела нам подобрать себе лыжи и начать регулярно готовиться.
Я, не думая хвастаться, вскользь заметил, что лыжи не особенно в моём вкусе. Вот если бы на коньках, то я с большим удовольствием побегал бы, как в детские годы.
Она удивлённо посмотрела на меня и спросила: «Ты это на полном серьёзе или так, поболтать охота? Я целую неделю ищу по всему институту, кто умеет хотя бы двигаться на коньках, а ты говоришь, что с детства бегаешь!» Пришлось подтвердить, что лет в пять научился, а в 13 лет часто бегал по три, четыре километра до школы и обратно; что во время игры - на коньках, пока ноги держат.
Назавтра же после занятий привела она меня в спортбазу института, где мы подобрали беговые коньки с ботинками и спортивную форму: шерстяные трико со свитером и шапочку. Я залюбовался блестящими, хромированными конками, с длинным и острым лезвием. Елена Ивановна заметив мои блестящие от восторга глаза, тут же сказала: «Вот сейчас я по-настоящему поверила, что коньками ты увлечён. Глаза, как у мальчонки заблестели от любимой игрушки. Завтра сведу тебя на стадион, где залит каток, выпишем тебе пропуск и познакомлю с тренерами. Если будешь стараться, добьюсь, чтобы выдали талоны на питание в динамовской столовой.»
Май 2008 г.