Fortress of my Dreams - Крепость моих Снов - Глава

Игорь Хохлов
Fortress of my Dreams
Крепость моих снов

Пролог

Этот мир мертв для меня. Он гниет под моими ногами, когда я иду на работу, когда прохаживаюсь по магазинам, когда прогуливаюсь с друзьями. В этом мире умирают последние мечты, оставляя свои места на растерзание низменным влечениям, приземленным желаниям, доступным возможностям. Это мир для мертвых духом людей. Таким ли его сделали сами эти люди, таким ли он был задуман изначально - это уже не важно: я существую здесь и сейчас, я мирюсь именно с этой обстановкой. Атмосфера безысходности, отчаяния, истлевающих чувств не рассеется в этом мире никогда! Все наши достижения подобны бесполезной мышиной возне. Просто потому, что так предписывает Логос. В этом мертвом мире есть правила, которые никому не под силу изменить, извечные законы. И нет такого места в этом мире, где законы перестали бы ощущаться хоть на секунду.
В этом мире есть зло и есть добро. Они есть, хотя никто не знает, что они означают. Они просто придуманы людьми, не способными жить без рамок, без многочисленных табу. Все, что разрушает приземленные желания человека - зло. Все, что помогает человеку достичь его жалких целей и удержать достижения – неоспоримое добро. Каждый здесь уже мертв, все движение здесь – это сумма бессмысленных механических актов бездушных кукол. Движение биомассы. Движение органических соединений. Движение белковых тел.  Движение по заранее намеченным дорогам, заключенным в дихотомии добра и зла.
Этот мир не способен породить красоту. Вся красота, как, впрочем, и уродство, порождается восприятием людей. Все, что дорого сердцам художников – это просто явления мертвого мира, имеющие свою причину и свое объяснение. Великолепный огненный закат? Преломление лучей Солнца в атмосфере. Северное сияние? Электрическая активность в области ионосферы. Капли кристаллической росы на ловчей сети паука-тенетчика? Обыкновенное стечение обстоятельств, причем крайне неудобное самому пауку. Вся красота мира – это красота, рожденная мировосприятием людей.
Этот мир нужен нам только, чтобы построить свое сознание. Мы рождаемся в нем и вызреваем, подобно личинкам майского жука в теплой, жирной почве. Мы ходим, общаемся, сражаемся, любим, работаем, учимся, наблюдаем… Мы участвуем в движении биомассы, простирающейся вокруг. Мы перенимаем и формируем свои картины сознания – гештальты, на основе которых затем воспринимаем окружающую действительность. Мы живем в этом мире и создаем внутри своего сознания собственный мир, вместе со всем многообразием связей и отношений. И потом, когда мы сформируем мир самих себя, подобно тому, как вызревшая личинка жука покидает почву, мы тоже покидаем эту ненавистную реальность. Каждый из нас уходит в свой мир. Я избрал мир снов.
Я – сноходец. Я блуждаю по людским сновидениям, я с головой бросаюсь в бурные реки переживаемых людьми эмоций и плыву по их течению, будто сухой лист, я, подобно одинокому светлячку, освещаю дорогу мыслям людей в кромешной темноте. Я охраняю их души от осколков прошлого, морфеев, и в этом я подобен ангелу-хранителю, я разрушаю их разум во сне, когда решаю, что они не достойны жить, и это выдает во мне демона. На самом деле, путь сноходца слишком сложен, чтобы описать его языком людей. В мире снов свой собственный, более правдивый и в то же время более иллюзорный язык, но даже в этом языке мне нет более подходящего имени, чем Странник.  В моем странствии меня направляет мое сердце. В моих действиях меня направляет мой разум. Я уже давно забыл, какие мечты привели меня в этот мир, я не знаю, какие мечты манят меня вдаль, все глубже и глубже в запутанные глубины этой древней как сам людской род вязи грез.
Я просто скиталец. Я давно потерял себя, но я непрестанно искал то, что заставило бы меня освободиться от непреодолимого желания закрывать на все глаза и бесцельно блуждать, являться второстепенным героем в театре человеческих судеб. Я многое видел. Я многое узнал. Я побывал в разуме каждого. Я видел сны новорожденных. Я видел сны юных. Я видел сны стариков. Я видел сны мертвецов. Но я не вижу собственных снов. Я упрямо брожу кругами, заглядывая в души писателей, поэтов, ученых, философов, романтиков, я изучаю умы гениев и сумасшедших, но я нигде не встречаю даже тени своей мечты.
Я обречен растаять в бледной дымке иллюзорного мира, я уже давно не способен прервать свои скитания, я уже давно не способен проснуться от своего долгого сна, я потерял свое имя в реальном мире, от меня остался только Странник, воплощение моего разума в мире снов. Я не знаю, сколько я спал, я не знаю, какой сейчас год, я не знаю даже жив ли я там, в своей комнате…
Быть может, мое дыхание давно остановилось, и сейчас я – лишь призрак? Быть может, я никогда и не существовал вне мира снов? Быть может я – всего лишь кукла, приснившаяся утомленному обывателю? Быть может, я – всего лишь последняя мысль умирающего, которая отчаянно желала достичь той мечты, которой он посвятил свою жизнь? Я должен найти ответы на все свои вопросы. Вопросы – единственное, что осталось от моего истлевшего духа.
Почему я так стремлюсь найти тот Raison Detre, который был утерян давным-давно? Потому что человек, не имеющий мечты – не человек. Я хочу вспомнить, я хочу найти, я хочу ощутить то, зачем я пришел в этот иллюзорный мир, зачем я расстался со своим смертным телом. Я хочу успеть до того, как мой разум исчезнет. Это – моя мечта.
Странник отправляется в своё последнее путешествие. Я иду…

 
Часть первая:
Глава 1: Цепи судьбы

Я брел уже наизусть знакомой дорогой от сна пожилого банковского клерка, минуя его очередные грезы о повышении, к сну его дочери, а от её приторного, пресыщенного любовью и ласками, девичьего сна – к массивному сну одной из её многочисленных подруг. Подруга эта, впрочем, была далеко не такой обычной. Сны её были достаточно скучны, но обширны. Сцена, на которой разворачивалось действие сновидения, зачастую охватывало целый город или несколько. Кроме того, девочка обладала странной способностью притягивать к себе мысли людей, и её сон тесно переплетался со снами практически всей Земли, а, значит, отсюда можно было дотянуться до близящегося к бесконечности количества сновидений.
Сноходцы называли эту пятнадцатилетнюю девушку Перекрестком Дорог. В её грезах всегда можно было увидеть огромные города и толпы спешащих по своим делам людей-кукол, порожденных её массивным воображением, среди которых терялись многочисленные морфеи и сноходцы. Однажды я следил за действом, разворачивающимся в сновидениях Перекрестка, однако, быстро потеряв к ней интерес, я был вынужден признать, что бездушное прозвище «перекресток» было ей к лицу: вялые переживания, приземленные желания, бледные образы – все её сны были безжизненны и не затрагивали любопытства сноходцев более, чем было необходимо для построения троп в сновидения других спящих. Однако способность создавать в грезах столь массивные сцены выдавало в ней огромный потенциал сноходца. Все той же привычной дорогой проходя мимо серых громад высотных домов, над которыми нависали грозовые тучи, я подобрался к подходящему для построения новой тропы месту, решив задержаться до начала грозы.
Стоя на крыше небоскреба и с восхищением созерцая бескрайние просторы этого сна, я наслаждался дикими порывами ветра, трепавшими мой капюшон, практически срывая его с моего лица. В сновидениях Перекрестка все было крайне реалистичным. Здесь можно было забыть, что мир вокруг не реален. Я стоял на краю крыши и ждал, когда разразится гроза. Сначала, на мое ожидание отвечали только редкие капли дождя, потом, постепенно, дождь становился все сильнее и тяжелее. Через несколько минут, небо уже разрывалось вспышками молний, куклы начали разбегаться, оглушенные раскатами чудовищного грома, так, что складывалось ощущение, будто их сдувает ветром. Ухмыляясь и жадно вдыхая ледяной грозовой воздух, я наблюдал, как быстро пустеют улицы. Я всегда любил быть в центре таких безумных гроз, и, если судьба позволяла мне встретить грозу в мире снов, я никогда не упускал шанса. Когда я стоял, сметаемый с ног этой могучей стихией, мне почти передавалось ощущение её мощи, я испытывал крайнее наслаждение, чувствуя вокруг себя первозданную силу разрушения. Кроме того, грохот громовых раскатов заглушал довлеющую над моим разумом тишину мира снов, а это, пожалуй, единственная вещь, которую я действительно боялся.
Насладившись этой неистовой бурей, промокнув насквозь, я решил продолжить путь, однако стоило мне только приготовиться к созданию тропы, как мерное течение сновидения прервалось. Оглушительные удары грома были полностью заглушены воем разрушающейся сцены: здания, тучи, асфальтовые дороги, фонарные столбы – словом, все, что составляло это сновидение, разрушалось и растворялось под пульсирующий гул беспокойного сознания Перекрестка. Это было прекрасно. Это было похоже на Армагеддон. Земля под ногами содрогнулась, треснула, провалилась, и все куклы, скрывавшиеся от ливня под навесами остановок, магазинов и домов, мгновенно растворились в небытие, оставив без прикрытия десяток зазевавшихся сноходцев. Наиболее резвые из них мгновенно создали тропы и испарились, остальные же были унесены в недра нового сна, на этот раз, судя по всему, беспокойного кошмара, порожденного внезапным изменением мыслей в голове Перекрестка. Такие резкие изменения в её снах были достаточно редки, и меня этот необычный перелом событий заинтриговал не на шутку. Пожираемый любопытством, я последовал за ними, покинув эту, уже пустую, сцену.
После недолгих блужданий, я догнал мысль Перекрестка и слился с ней. Моему взгляду предстала одна из самых интересных и пугающих на моей памяти картин: Я парил над сценой, которая представляла собой насыпь из человеческих костей, бледным островом проступавшую в океане крови, которому не было видно границ, огненное небо исторгало пылающие метеоры и пепел, который, в свою очередь, покрывал костяную поверхность островка, будто первый снег в октябрьский полдень. Бурный океан крови хлестал по побережью из черепов и ребер, пенился багровыми гребнями и откатывал назад, орошая весь островок рубиновыми каплями. Над океаном клубился едкий багровый туман, скрывающий мерзкие особенности этой сцены. В центре белой насыпи возвышался ряд из четырех крепко сбитых деревянных  крестов в человеческий рост, на которых были распяты трое мужчин и девушка. Мужчинами, несомненно, являлись неудачливые сноходцы, уже не подававшие признаков жизни, а девушка, провисшая на перекладине четвертого, еле заметно дышала. Перед крестами, прямо на костях, был установлен каменный алтарь, перед которым странная горбатая тварь, с головой укутанная в старый заплесневелый саван, полностью пропитанный кровью, бубнила себе под нос заклятие на непонятном языке и агрессивно размахивала ритуальным кинжалом, изготовленным, как мне на первый взгляд показалось, из зеленого стекла. Несмотря на искушение понаблюдать за ходом этого кровавого ритуала, я решился вмешаться в течение сна, но, сконцентрировавшись, немедленно убедился, что мои сноходческие способности в этом кошмаре блокируются, что только подогрело мой нездоровый интерес и заставило действовать немедленно.
Я направил свои мысли в поток сновидения, слился с ним и извлек из него боевую косу Альдергиию, мою старую спутницу в этом суровом мире. Коса с пронзительным, душераздирающим визгом возникла в моей руке, блеснув отраженным огненным небом. Столь фееричное представление выдало мое присутствие, и горбатая тварь рывком развернула ко мне свою морду, прервав ритуальный напев. Под капюшоном савана проступали грубые черты гротескной глиняной маски, выполненный в виде карикатуры на средневековую ведьму: большой горбатый нос, огромные прорези для глаз, искривленный рот и десяток-другой бородавок. Через прорези маски, виднелись налитые бескрайней ненавистью красные глаза, которые жадно впились во тьму моего капюшона в жалкой надежде разглядеть моё лицо. Через несколько мгновений я уже достиг существа и опустил на него свою тяжелую косу, однако тварь парировала кинжалом и ловко отпрыгнула назад. Я прервал левитацию и опустился на землю.
Некоторое время мы стояли лицом к лицу, изучая друг друга. Я, бесплотный скиталец мира снов, непрошеный гость в этом кошмаре, и оно – порождение агонизирующего разума. Я не мог определить, кто стоял передо мной: морфей, кукла, спящая или призрак, а от этого зависело мое дальнейшее поведение.
Морфеи были существами, порожденными человеческими чувствами, они нередко обладали собственным разумом, их появление всегда пророчило большие перемены, причем перемены эти касались не столько сна, сколько личности самого человека. Морфеи всегда следовали за своими прародителями, действуя в том русле, которое было предписано их природой. Я обладал одним морфеем – Эльмортэмом. Эльмортэм являлся порождением моего бесконтрольного отчаяния и всюду следовал за мной, постоянно напоминая о том, что я обречен на неудачу, однако он нередко появлялся в сложных для меня ситуациях и показывал выход. Не смотря на то, что Эльмортэм был частью моего собственного сознания, я считал его другом и вполне самостоятельным существом.  Однако не все морфеи были столь дружелюбны. Очень и очень многие из них являлись прямой угрозой сноходцам. На моей памяти было множество случаев, когда морфеи заманивали своих прародителей в наиболее нестабильные участки кошмаров, где их поглощал разъяренный разум спящих. Морфей, который смог освободиться от влияния своего сноходца – ронин – становился крайне могущественным существом, демоном этого мира. Ронины одиноко блуждали по фантазиям и сновидениям, в бессмысленных поисках средства удовлетворить пустоту, порожденную потерей создателя. Я понимал их. Стремясь к свободе и получив её, они реализовали свою первую и единственную причину существования. Далее они блуждали как отголоски противоречивой натуры своих прародителей, без смысла, без разума, будто останки от былого сноходца.  Я, Странник, был им близок. Я явно был похож на морфея. Слишком похож. И это меня пугало.
Куклы по своей природе напоминали морфеев, но имели существенное отличие. Не смотря на то, что кукол так же порождал разум спящего, они не обладали собственной волей. Они были неотделимой частью мысли их прародителя. Они двигались, согласно его воле, они существовали, пока существовал сон, они были полностью подчиненными актерами на сцене его грез. Все, что делали куклы было прямым отображением того, что желал спящий.
Спящие были обычными людьми, наблюдающими свои сны. Любой спящий был богом в своем сновидении, и власть его ограничивалась лишь собственным воображением и волей. Один спящий мог порождать бесчисленное количество снов. Дело в том, что этот мир, мир грез, не знает значения слов «время» и «пространство». Это – мир, лишь иногда создающий иллюзию их. Любой сноходец мог бы прогуляться по бурному кошмару спящего из его неспокойной юности, а, затем, построить тропу в один из многочисленных снов его детства и провести там тысячи и тысячи лет, тихо наблюдая за меняющимся ходом мыслей спящего. Более того, опытный сноходец мог найти дорогу даже в собственный сон прошлого… Или будущего. Любой опытный сноходец, но не я. К своим сновидениям я никогда не мог найти троп.
Призраки… Они являлись самыми таинственными обитателями этого мира. Умерший в мире снов спящий или сноходец мог стать призраком и продолжить скитаться по бесконечным вязям дорог, влекомый известной только ему одному целью. Они встречались не часто и еще реже вступали в контакт со спящими или сноходцами. Они просто блуждали, подобно ронинам.
Я стоял и ждал, пока существо предпримет какие-либо действия, выдаст свою природу, но тварь не двигалась, только молча пожирала меня своим пристальным взглядом. Я медленно начал надвигаться на неё, но она попятилась. Я вновь остановился и прошептал:
- Кто ты?
Существо вздрогнуло, и его глаза расширились. Оно в задумчивости склонило голову набок, из-под капюшона выступили спутанные пряди черных волос. Так существо стояло несколько минут, переваривая мой вопрос. Затем, оно медленным движением кинжала распороло на груди своё грязное одеяние и скинуло тряпье… Перед моими глазами предстала обнаженная девушка, прогнувшаяся под тяжестью цепей, обвивавших её тело. Она имела светло-серую кожу, рост её был невысок, она обладала изящным телосложением: прекрасные бедра, высокий бюст, поддерживаемый объявшими все её тело цепями, тонкая, опоясанная цепью талия. Тяжелые цепи черного цвета не только обвивали девушку, они вонзались в её плоть и проходили сквозь неё на груди, животе, ногах и плечах, повсюду виднелись рваные раны и шрамы. Она с трудом распрямилась, усталым движением руки сняла маску, открыв моему взору прекрасное, но измученное лицо. Глубокие зеленые глаза с безразличием опустились на мою косу, она сжала полные губы и поправила растрепанные блестящие волосы, ниспадавшие до бедер, не менее усталым движением. Рот её был зашит грубой белой нитью, и жестами она показала, что не сможет ответить на мой вопрос. Видимо, срезать нити тоже не было никакой возможности. Я кивнул и продолжил диалог:
- Ты спящая?
Девушка непонимающе пожала плечами.
- Ты сама это с собой сделала?
Она помотала головой и указала на девушку, распятую на кресте.
- Она?! Не понимаю…
Я перевел взгляд с объятого цепями создания и внимательно осмотрел ту, кто была причиной её мук.  Лицо жертвы покрывали пятна запекшейся крови и слипшиеся пряди вырванных светлых волос так, что разглядеть его не было возможности. По формам эта девушка немного уступала черноволосой красавице, по росту – превосходила её. На её теле виднелись следы страшных истязаний: руки, каждая из которых была прибита гвоздями к перекладине, по пять гвоздей в каждую ладонь, были, по-видимому, перебиты в нескольких местах. Ноги были изрезаны и изодраны, в некоторых местах были вырваны куски плоти. На животе и груди повсеместно были заметны узкие, но глубокие колотые раны от стеклянного кинжала, каждый сосок был проткнут тонким осколком кости. Набедренная повязка, полностью пропитанная кровью, была стянута до колен, и это заставляло полагать, что о некоторых подробностях пыток мне лучше было бы не знать. Я отвел взгляд от этого измученного существа и снова обратился к девушке с цепями:
- Знаешь, она, честно говоря, не выглядит как мучитель.
Она вновь пожала плечами, позвякивая звеньями цепей.
- Боюсь, есть только один способ разобраться… - Задумчиво подытожил я.
Резко взметнув косу вверх, я переместился за спину девушки и, тяжело опустив косу на её плечо, срезал ей правую руку, сжимающую кинжал. Отделенная конечность, описав дугу, громко звякнула обрывком цепи по костяному покрытию островка. Еще до того, как девушка поняла суть происходящего, я свободной рукой схватил её голову и, сконцентрировавшись на потоке её мыслей, нанес чудовищной силы ментальный удар, разбив волевую защиту вдребезги. Мучительница тяжело осела на колени, едва набрав в себе сил прижать левую ладонь к кровоточащему плечу. Её глаза бешено метались по сторонам, она учащенно дышала, из зашитого рта доносились слабые стоны. Через несколько секунд, она плавно завалилась на левое плечо и затихла. С этого момента, она была беззащитна, она всецело была в моей власти. Я бросил косу на кости и присел рядом с девушкой, положив ладони ей на лоб.
Я концентрировался на её мыслях, приведенных в хаос недавним ментальным ударом. Я заглянул в её память: картины истязаний распятой на кресте жертвы предстали перед моими глазами. Я увидел всю пытку, от начала и до конца, но она не представляла для меня интереса. Я погружался в её разум все глубже и глубже, пока не нашел то, что искал. Цепи, обвивавшие девушку, были последствием чьей-то воли, удерживающей её в этом сновидении. Она была призраком, который лишь желал освободиться и уйти в забвение. Память, чья-то память, чье-то нежелание расставаться с ней, породили её оковы здесь, в мире снов. Я ничего не смог бы сделать с её цепями, так как они не являлись её порождением.
Я привел её разум в порядок, восстановил её руку и помог подняться. Девушка отшатнулась от меня, но тут же оступилась и снова рухнула на колени. Я стоял, возвышаясь над ней, и молча наблюдал за её действиями, решая, как мне действовать дальше. Впрочем, раздумья мои были не долгими: темноволосая раба слабым движением руки подняла свой кинжал и разрезала нить, которая стягивала губы. Раскрыв рот и глубоко вздохнув,  девушка подняла глаза на меня и сказала:
- Ты же видел? Теперь ты знаешь, кто я.
Я кивнул и ответил:
- Я могу помочь тебе, если ты расскажешь мне все по порядку. Меня зовут Странник. Я… Сноходец, я полагаю.
Она улыбнулась и протянула мне руку. Я, в свою очередь, протянул руку в ответ, чтобы помочь ей подняться, однако в этот миг мою руку пробила резкая боль в запястье. Отрубленная кисть глухо упала мне под ноги и испарилась в облаке черного дыма.
- Ну, что ж, теперь, я полагаю, мы квиты, Странник! – Она заливисто рассмеялась и, поднявшись самостоятельно, продолжила. – Меня зовут Кристина.
Я раздраженно потер запястье и, переформировав свой образ на этой сцене, восстановил утраченную конечность. Сжав несколько раз кулак, я убедился, что рука вполне работоспособна. Когда я вновь взглянул на девушку, она уже сидела на алтаре, скрестив ноги, и надменно меня оглядывала, до сих пор не позаботившись о том, чтобы прикрыть наготу. Я намекнул:
- Может мне создать накидку?
- Обойдусь! – Резко оборвала она меня.
Кристина, сосредоточившись, заставила цепи на своем теле прийти в движение и принять такое положение, чтобы прикрывать наиболее сокровенные места. Увы, к её понятию «сокровенного» не относилось очень и очень многое, что сокровенным посчитал бы, несомненно, любой мужчина. Возложенной на неё задачи, эта импровизированная одежда явно не выполняла. Наоборот, прекрасная фигура Кристины, стесненная тугими цепями, только наполовину скрывавшими её манящее тело, заставила меня нервничать еще больше. Я вздохнул и продолжил разговор:
- Теперь ты можешь рассказать все по порядку. Как я понял, ты – призрак?
- Ага, он самый. – Она сменила позу, широко расставив ноги, и смотрела на меня с явным вызовом.
- И ты прикована к миру снов этими цепями?
- Ага, ты поражаешь меня своими выводами! – Цепи на ней постоянно двигались, ползали по всем её изгибам, будто стальные змеи.
- А при чем тут она? – Я посмотрел на распятую на кресте жертву.
- Эти цепи – её рук дело. Она меня держит в своей памяти. Из-за неё я не смогу уйти.
- Боюсь, после всего этого, я тебя тоже не забуду. – Я подошел к алтарю и, присев рядом с призраком, продолжил: - Я могу тебе помочь?
- Конечно! Нет ничего проще! Просто убей к чертям эту девку!
- Зачем?
- Она меня держит здесь! В этом кошмаре!
- Тогда может мне просто забрать тебя с собой? – Я развел руками.
- Что?! Я же… - Она осеклась и устремила на меня полные мольбы глаза: - А ты можешь меня отсюда просто увести?
- Разумеется. Я же сноходец.
- А…Мои цепи? – Она осторожно прикоснулась к цепи, обвивавшей шею.
- Если их снять, ты мгновенно исчезнешь в небытие. Не забывай, ты не душа некогда живого человека, ты – лишь отпечаток его разума в мире снов. Ты – не та Кристина, которая жила в реальном мире. Цепи, которые тебя оплетают, дают тебе возможность существовать здесь.  Это! – Я обвел взглядом сцену, - Это – твой мир. Реши для себя сама, что для тебя важнее – исчезнуть и растворится в забвении или остаться и бессмысленно скитаться по миру снов.
- Ну и перспективы, - Она усмехнулась и поежилась.
- Бывает и хуже. По крайней мере, сейчас ты способна сама выбирать свою судьбу.
Сейчас Кристина не выглядела такой вызывающей дьяволицей, какой она была еще минуту назад. Она поджала колени к груди и грустно опустила на них подбородок, обхватив их руками. Все в её виде выдавало в ней напуганную беззащитную девушку, которая не знала, как ей быть дальше. Она сидела на холодном алтаре и пристально вглядывалась в туман, видимо, пытаясь принять свою судьбу. Она едва заметно дрожала. Наконец, она прервала молчание:
- Знаешь, я здесь была одна, кажется, целую вечность. Это было ужасно. Я ненавидела Эми, я хотела её убить, но я боялась, что исчезну навсегда. Я хотела сказать ей, чтобы она меня отпустила! Я кричала ей! Я шептала ей! Но она не слышала! Я пыталась разбудить её, я делала с ней все эти ужасные вещи! Я… Я…- Она запнулась, но , едва переведя дух, продолжила более спокойным и тихим тоном. – Я исходила все вокруг, я погружалась до самого дна этого кровавого моря, но нашла там только бледные кости, кости были повсюду. Я старалась убить себя, но всегда возрождалась на этом алтаре. Я уже начала сходить с ума…   
- Я тебя понимаю, но сейчас все позади, Кристина. – С этими словами я мягко опустил ладонь ей на плечо.
Того, что последовало дальше, я не ожидал. Девушка крепко вцепилась в мой балахон, уткнулась лицом мне в грудь и разрыдалась. Цепи поползли по моему телу, по моим плечам, по рукам, обхватывая меня так, будто хотели помешать мне, если бы я вдруг захотел встать и уйти. Вид этого содрогающегося в приступе спутанных эмоций создания одновременно и умилял, и пугал. Тяжесть, которая выпала на её долю была чудовищна. «Я тебя понимаю» - сказал я ей. И я не лгал. Я отлично знал, что значило остаться наедине с самим собой на целую вечность. Однако я всегда был способен сам найти выход. В крайнем случае, мне помогал Эльмортэм. Я представлял, что значит быть запертым в таком малом пространстве наедине со своим безумием, ожидая, но не веря, что однажды придет спаситель. Я положил руку ей на голову, и она немного успокоилась.
- Успокойся, я никуда не уйду. – Прошептал я, склонив голову к её уху, - Я возьму тебя с собой в свое бесконечное путешествие. Ты никогда не останешься больше одна. Этот ужас останется позади тебя, за твоей спиной, будто давний ночной кошмар. Мы будем идти вперед, никогда не оставаясь взаперти, мы пройдем по таким местам, о которых никто даже не слышал. Хочешь? Хочешь блуждать по этому бескрайнему миру, теряя себя, теряя все, что дорого сердцу ради бескрайней свободы?
  Она оторвалась от меня и нерешительно подняла на меня глаза, встретившись взглядом с непроницаемой тьмой, клубившейся в глубине моего капюшона. Некоторое время она тщетно пыталась увидеть очертания моего лица, но быстро сдалась. Она встала с алтаря, отошла от меня на пару шагов и, глядя прямо на меня, сказала:
- Пожалуйста, забери меня отсюда, Странник! – Судя по всему, она уже взяла себя в руки, - Я буду делать все, что ты мне скажешь! Я готова на все! Только не оставляй меня больше в этом аду!
Я всего лишь кивнул ей в ответ, но и для меня, и для неё это значило очень много. Теперь я не был одинок в своей погоне за мечтой, теперь Кристина не была поймана в ловушку памяти спящей. Теперь наша история могла выйти из нарезанной по кругу колеи и выйти на новый виток. На этой полупустой сцене у меня оставалось последнее дело. Вставая, я подытожил:
- Значит, выдвигаемся в путь сразу, как только я закончу со спящей.
- А что с ней не так? – Поинтересовалась девушка.
- Если я просто вытащу тебя отсюда, сон может прерваться, как и память спящей о тебе. Иными словами, ты исчезнешь.
- И что же делать? – Кристина нервничала.
- Замена. Простой и эффективный метод изменения сновидения. – С этими словами я подошел к измученной спящей и прикоснулся ладонью к её лбу.
Перед моими глазами привычным потоком потекли мысли и воспоминания. Они были спутаны, беспокойны.  Как я и предполагал, спящая была готова пробудиться в любой момент. Я заставил разум спящей возродить куклу – точную копию Кристины, потом – переформировал её образ, убрав с тела последствия пыток. Последним штрихом было уничтожение сцены. Я сосредоточился так сильно, как только мог, и запустил свои мысли в мысленный поток спящей. Мгновение спустя, мы с Кристиной уже стояли на залитой солнцем поляне, сплошь покрытой изумрудной травой. Недалеко от нас, на холме возвышалось дерево с размашистой кроной, рядом с которым мило беседовали спящая и кукла. Я с облегчением вздохнул и повернулся к своей спутнице, уловив скользящим взглядом её отрешенную улыбку. Подойдя к ней и взяв её за руку, я посмотрел ей в лицо и сказал:
- Все готово, мы можем отбывать.
- Да… Я готова. - Глаза девушки были устремлены на двоих под деревом и отражали задумчивость, - Странник, она же когда-нибудь проснется, и я умру?
Я отрицательно покачал головой и пояснил:
- Она проснется, но в другое время. Когда мы выйдем из этого сновидения, их время для нас остановится. Времени в мире снов не существует. Время существует только в конкретном сновидении. Это позволяет путешествовать, совершенно не заботясь о временной связи. Например, если ты сейчас пожелаешь, мы можем переместиться в твой собственный сон, который ты видела, каким-нибудь ненастным ноябрьским вечером. Мы можем перенестись в сновидения людей, которые будут жить через миллионы лет после нас. Прошлое и будущее, все времена переплетаются в мире снов, будто толстый канат. Бесконечно толстый канат…
- Тогда, ты сможешь взять меня сначала в одно место, перед тем, как мы продолжим? – Задумчивость на её лице сменилась крайней формой отрешенности.
- Разумеется. – Я кивнул, - Куда ты хочешь попасть?
Кристина отвернулась от дерева и пристально посмотрела на меня. В её глазах читалась решительность. Она подошла вплотную ко мне, и встала прямо перед моим лицом. Некоторое время она посвятило очередному созерцанию мрака в глубине моего балахона. Потом, улыбнувшись, прошептала:
- Прежде, чем скажу, я хочу увидеть твое лицо.
Я задумался, вспоминая, как я выглядел до того, как обрел эту форму. В памяти поползли образы: картины сменялись картинами, но не в одной из них я не мог разглядеть своего собственного лица. Я полностью погрузился в свои мысли, тщетно пытаясь вспомнить хоть какие-нибудь картины своего прошлого. Меня захлестнуло смутное беспокойство. Я не помнил своего имени, я не помнил своей реальной жизни - я не помнил ровным счетом ничего о самом себе. Все мои воспоминания заключались в бескрайнем изобилии найденных троп и сновидений, встреченных морфеев, спящих, призраков, безликих толп кукол. Я поднес свою ладонь к лицу: кисть, увенчанную тонкими длинными пальцами покрывала перчатка из черного шелка. Чем дольше я вглядывался в свою собственную руку, тем сильнее становилось понимание того, что, сняв перчатку, я увижу только тьму. У меня не было ни тела, ни лица. У меня был только мой разум. Я бессильно опустил руку и, вздохнув, ответил Кристине:
- Я его уже не помню.
Девушка отступила на шаг назад, обдумывая мои слова. Через несколько секунд, она снова со мной заговорила:
- Сколько же ты бродил по миру снов?!
- Не знаю, Кристина… Я… Не знаю. Я уже не помню себя вне этого мира.
- Понимаю. Полагаю, дальше задавать лишние вопросы тебе не нужно? Мы ведь только познакомились. – Она тепло улыбнулась.
- Я думаю, с меня действительно хватит. – Я кивнул в знак благодарности, хотя меня сотрясала нервная дрожь. – Куда ты хотела попасть?
Задумчивость снова вернулась на лицо Кристины. Она вновь отвернулась от меня и, посмотрев на дерево, что-то долго бормотала себе под нос. До меня доносился смутный шепот, но слов я различить не мог. В обычном случае, я бы просто применил свои сноходческие способности и подслушал бы без особого труда, но сейчас мне казалось, что лучше оставить мысли моей спутницы в покое.
Мне показалось, что минуло полчаса, прежде чем девушка решилась ответить на мой вопрос. Она вновь решительно повернула ко мне голову, однако, стоило ей наткнуться глазами на мой темный лик, как вся её решительность снова исчезла. Однако, закрыв глаза и сосредоточившись, взяв свою волю в кулак, она произнесла:
- Странник, я умерла во сне. Меня очень интересует одна вещь. Я хочу попасть в тот сон, который я видела, умирая.
- Что?! – Меня передернуло с такой силой, будто в тело ударили сотни молний. – Ты в своем уме?
- Да… - Она опустила голову и устремила бессмысленный взгляд в землю. – Я понимаю: все, что я там увижу только принесет мне боль и разочарование.
- Ты понимаешь такую малость? Да я вообще не уверен, что ты сможешь уйти оттуда живой. Если призрак явится в сон своего прародителя… Тогда…
- Тогда что?
Кристина пристально посмотрела мне в лицо. Призрак, обреченный на вечное путешествие пристально посмотрел мне в лицо. В её глазах сейчас отчетливо виднелась бесконечная печаль. Я не выдержал и отвернулся. Я полностью сознавал, что ей движет. Сейчас, будучи призраком, она желала хотя бы прикоснуться к той, живой себе, заглянуть в безмятежное прошлое, прежде чем продолжить скитания по этой мертвой земле. Я опустил голову, проклиная себя за минутную слабость. Вздохнув, я ответил:
- Ничего. Я ни разу не наблюдал подобных ситуаций. Просто это может быть опасным. Во всяком случае, само упоминание о том, чтобы призрак посетил своего живого прародителя звучит дико. Я даже не представляю, что там может произойти, не уверен, что смогу вовремя тебя вытащить.
- Я понимаю, но я верю, что ты сможешь меня защитить, если что-то пойдет не так.
На мгновение, всего лишь на мгновение эти слова возродили во мне какое-то древнее чувство, которого я не ощущал уже долгое время, слишком долгое. Но это чувство мгновенно преисполнило меня твердости и решительности. Я повернулся и сделал уверенный шаг в сторону Кристины, преклонив перед ней колено. Глядя в удивленные глаза девушки, я прошептал:
- Прошу прощения за грубость. Я сделаю все, что в моих силах.
Не дав ей опомниться, я поднял правую руку вверх и, нащупав тропу, вынес нас из этого сновидения…