Из дневника.
Бело-зелёный автобус с шорохом закрыл двери, скрипнул и покинул остановку. Вообще, мне всегда не нравилось на нашем главном проспекте. Здесь ты чувствуешь себя чем-то схожим с асфальтом: серым, мокрым и грубым. И каждый ходит по тебе, топчет тебя своими, возможно, нечистыми ногами, кто-то сплюнет или выкинет окурок на твоё тело. Каждый раз в дождливый день я чувствовал себя асфальтом на главной улице города.
Когда автобус слился с огнями остальных машин, я отвернулся от улицы и побрёл. Мне было не особенно важно куда идти, я просто гулял, и сегодня я решил погулять по главному проспекту. На часах стрелки близились к одиннадцати часам вечера….
Сколько я прошёл? Особой разницы для меня не существует. Когда я гуляю, я просто думаю. Когда я выбираю одежду в магазине, я смотрю, чтобы мне было удобно, а вовсе не на марку или страну производителя. Вот мне на встречу всё чаще стали попадаться люди, для которых второе было важнее. Они таскались по помещениям с модным названием на входе и покупали тряпки, на которые потом молились, и от количества которых жизнь этих людей становилась лучше или хуже. Но я не мог сказать, что это были плохие или глупые люди. Просто им хотелось, чтобы эти вещи что-то значили. Ведь эти вещи можно купить. А как можно купить песок с морского берега? Да, ты можешь заплатить миллионы денежных единиц, и тебе привезут грузовик песка, но ты никогда не почувствуешь себя на морском пляже. Даже если ты купишь участок на берегу моря, то ты, сидя там, будешь думать вовсе не о том, что солнце сейчас вот-вот утонет в море, и вокруг настолько тихо, что слышно как скрипит песок между твоих пальцев, а о том, что в двух метрах от тебя твоё величие кончается. А песок всё так же будет ничейным. Именно ничейным, а не общим. Я никогда не был на море…
Сегодня было очень мокро и очень одиноко. Я прошёл парк, в котором я посидел на скамейке и посмотрел на людей, выходящих из пиццерии. Когда я вышел к параллельной проспекту улице, я решил пройтись по тихим дворикам. Первым двориком был двор за зданием консерватории. Здесь было тихо и спокойно. Даже унылые тёмно-красные мусорные баки портили картины этого тёмного дворика. В детстве тебе всегда запрещают ходить по таким местам, но иногда они бывают вовсе не опасны, а даже наоборот – спокойны, миролюбивы и приятны. В таких местах ты можешь задуматься, и шум проезжающих по улице машин не нарушает твоего единения.
Но сегодня ночью всё оказалось не так. Когда я вошёл в этот тихий дворик, я уже почувствовал, что что-то изменилось, либо должно измениться. На меня напал своеобразный животный страх, но мой разум предпочёл отбросить его. Я сел на свой любимый выступ стены и задумался…
Из протокола №ХХХХ
Утром 21.06.200* года во дворе здания по адресу ул. Советская 31 был найден труп молодой девушки предположительно 20-25-летнего возраста. Очевидная причина смерти: огнестрельное ранение в грудь. Смерть наступила в 1:35 ночи того же дня. На теле девушки найдены следы сильных побоев. В следствии побоев лицо погибшей не поддаётся опознанию. Согласно первичному медицинскому осмотру, девушка была изнасилована. В крови девушки были обнаружены алкоголь и остатки канабиола.
При погибшей не было найдено ни документов, ни других вещей, позволяющих установить её личность…
Из дневника.
…Когда я увидел её, я даже не понял что это Женя. Она была либо пьяна, либо что-то покурила. У нёё была такая слабость. Когда эти ублюдки вытащили её из машины, она плохо стояла на ногах. Одежда на ней была мятая. Я думаю, её насиловали. Их было пятеро. Трое были достаточно крупные, другие двое – нормальной комплекции. Все были одеты в тёмную одежду. Трое «бычков» вытащили Женю из своей тачки… кажется Крузер. Они уже во дворик заехали с выключенным светом, поэтому меня и не увидели, я в тёмном углу сидел. Сначала они говорили достаточно тихо, потом Женя что-то сказала, и один из них наотмашь её ударил. Она отлетела и упала на асфальт. Другой кинулся к ней, сел сверху и зажал рот рукой. Женя мычала и дергалась.
- Заткнись, сука, - чуть ли не прокричал сидящий на ней.
Внезапно он начал бить её лицом о землю. Мне стало плохо, но я понимал, что если высунусь, мне тоже конец. В тоже время, пытаясь перебороть рвотный рефлекс, я искал что-нибудь тяжёлое, вроде куска трубы.
К тому времени, когда я понял, что моё положение безысходно, Женя потеряла сознание. Тут я услышал отрывок их разговора.
- Палыч, ты – дебил, - кинул один тому, который бил девушку. – Теперь эта дура нас точно сдаст.
- А какого хрена она вякает? – Палыч оправдывался.
- Тихо, пацаны. Ванька прав. Теперь с этой сучкой делать что-то надо, - вмешался третий, из тех, кто не сильно широкий в плечах был. – Давай ей «чеков» в руки и трусы напихаем, пусть думают, что «нарики» зашибли.
- Так она сама ж кокс не нюхает.
- Ну и **й с этим! Я что, повторят тебе должен, дебил.
- Ладно, шеф, сделаем.
Верзилы достали из машины мешочек. Видимо там наркота у них. Когда они начали засовывать «чеки» Жене в руки, она очнулась. Тогда они начали снова бить её. Наконец «шеф» достал из машины пистолет и выстрелил Женьке в грудь. Она согнулась и затихла.
- Шлюха! – крикнул стрелявший и плюнул. – Едем отсюда, быстро!
Ублюдки бросили пару пустых «чеков» возле тела, прыгнули в машину и угнали. Правда, свет всё-таки включили, и номер я запомнил. Навсегда запомнил….
Я выбежал из своего угла и подбежал к Жене. Она лежала на земле и корчилась. Она кашляла странным булькающим звуком. Я перевернул её и стал шептать: «Женька, держись, не умирай, я сейчас вызову врачей…». Её лицо было полностью окровавлено и разбито. Меня тошнило. Я пытался дрожащими руками достать телефон, но не получалось. Женя тряслась и кашляла кровью. Потом она резко перестала, и я увидел, как она одним, видимо уцелевшим глазом, смотрит на меня.
- Это ты…. Костя? – прохрипела она. – Прости, что так получилось…
И тогда Женя умерла. Она тоже никогда не была на море…
Что было в отделении 21.06.200*.
Работа не ладилась. Допросы давно уже надоели Резину. Хотелось настоящего дела и новую звездочку на погоны. Даже скорее не звездочку, а прибавочку к зарплате. Тогда бы он продал свою «шестёрку» и купил что-нибудь получше. Но дела не было…
Утром выезжали к консерватории. Там во дворе нашли труп девушки. Выстрел в грудь, побои. Лицо изуродовано. Вокруг фольга из-под кокса раскидана. Очень похоже на разборки у дилеров, хотя только похоже. Зато теперь Резину пришлось расспросить целый автобус всяческих наркоманов с синяками под глазами и цыганских баронов. Всё в пустую. Опознать труп не удалось ещё.
Солнце прокралось в комнату и стало припекать. После вчерашнего дождя становилось очень душно. Тут с проходной послышался шум.
- У меня есть факты, я свидетель! – кричал молодой голос на грани нервного срыва.
- Всё равно, пока начальства нет, я тебя не пропущу, - гремел голос вахтёра.
Резин вышел к проходной. Там, у окошка в тамбуре стоял молодой паренёк. Одет он был просто: джинсы, кеды, майка. Сумка маленькая такая, черная. Волосы непонятного оттенка. В общем, вроде бы даже на «гопника» не похож.
- Саныч, чего он хочет, - лениво протянул Резин.
- Говорит, что знает, кто ту бабу пришиб. И кто она – тоже. Свидетель он, вроде как.
- Пусти его ко мне.
Парень явно был на грани: бледный, взъерошенный, с красными глазами. Шатаясь, он прошёл за Резиным в кабинет и упал на указанные ему стул возле стола.
- Г-г-господин милиционер, - начал он.
- Можешь проще, Виталий Сергеевич, - прервал его Резин, потирая виски.
- Виталий Сергеевич, девушку зовут Женя, то есть Евгения Шоклова, она не наркоманка, ну разве что травку иногда курила. Я однокурсник её.
- Как звать-то тебя? – снова прервал Резин.
- Костя я… то есть Константин Стрелецкий. Я всё видел. Вот номер машины, - парень назвал сочетание букв и цифр. – Машина черная, крузер-100 кажется. Их пятеро было. Два вроде как шефа, и трое бычков таких, в кожаночках. Они её били, пока она сознание не потеряла, а потом решили наркоты напихать, что вроде как из-за этого всё было. А тут она очнулась и сопротивляться начала. Один из главарей взял «ствол» и выстрелил.
- Всё, Костя, успокойся, - Резин заметил, что парень сейчас может разрыв сердца схлопотать. Майор достал из шкафчика стола бутылку дешёвого коньяка и два стаканчика. Налил в оба. – Выпей, немного успокойся, а то с катушек слетишь.
Парень осушил стаканчик залпом и поморщился.
- Я двоих лицо видел, когда они прикуривали. И имена или клички их слышал.
- Спасибо парень, но ты сейчас на взводе. Тебе немного отлежаться нужно, а то у тебя путается всё. Давай мы тебя сейчас до дома добросим, а ты потом завтра, к примеру, ко мне придёшь?
- Л-л-ладно… только можно мне в туалет сейчас? Тошнит меня…
- Да вон, ведро у двери, мне не впервой…
Резин не успел договорить, как парень кинулся к упомянутому ведру. После того, как рвота прекратилась, майор дал ему салфетку. Парень утёрся и поблагодарил.
- Всё, давай адрес и телефоны свои, завтра договорим. Эти ублюдки не денутся никуда, номер местный у них на тачке.
Костя оставил свои координаты и назвал адрес. Потом Резин распорядился, чтобы парня отвезли до дома, и вынес ведро. Тут же в кабинет заглянул полковник Трубницев.
- Виталий Сергеевич, зайди ко мне, - пробурчал он.
- Дело такое… к тебе, я слышал, парень приходил. По поводу той девушки, что у консерватории нашли. Так вот, ты его не слушай. И вообще, лучше в эту кашу не лезь. Там Зорге замешан, вроде как его ребята всё это натворили. Спьяну, ясное дело. Подцепили её в клубе, а потом, кхм, оприходовали. А она буянить начала. А там погорячились. Короче, не переходи ему дорогу. Спишем дело на наркоманов, и хрен с ним.
Резин промолчал.
- Не лезь туда, Виталя. Копать начнёшь, столько дерьма вытечет. А потом нас же с тобой за это дерьмо и положат. И нас, и жён, и детёй наших. Ты меня понял? – полковник начал приходить в ярость.
- Понял, - процедил Резин и вышел из кабинета начальства.
Для таких дней у него в комнате висела боксёрская груша. Он колотил по ней, когда дело становилось грязным, либо когда Виталий Сергеевич чувствовал свою неспособность помочь. Сегодня он разбил руки о кожу этой груши, но ему не стало легче…
Из дневника.
Мент вроде не тупой попался. Сразу в дело вошёл. И правильно сделал, что меня домой отослал. Так хреново мне не было никогда. Когда я домой пришёл, я сразу снотворного напился и в кровать. Только потом, когда часов десять проспал, встал и в душ сходил. Было плохо. Благо, дома никого не было, никто не лез с вопросами и не предлагал горячего чая для поднятия настроения. А настроения не было. Именно не было, ни хорошего, ни плохого. Просто пустота. Когда я, будучи подростком, смотрел фильмы про бандитов и мафию, всё это казалось таким наигранным, таким нереальным. Всё это было там, в Америке, в Лос-Анжелесе, а не в двадцати метрах от меня. И умирали там другие люди, не мои знакомые, а тем более такие близкие. Поэтому внутри было пусто. Пусто и противно, что я помочь не смог. Был бы тогда ствол… я бы ублюдкам мозги бы вынес, если у них такие остались.
Мою ярость прервал звонок на «мобильник».
- Виталий Сергеевич Резин вас беспокоит – раздалось в трубке.
- Да, это Константин, - сухим голосом ответил я, чувствуя, как к горлу подкатывает липкий ком.
- Костя, нам нужно встретиться и поговорить. Но не в отделении. Давай в парке, к примеру?
- В каком?
- Первомайский сойдёт?
- Да.
Я повесил трубку.
Первомайский сквер.
Стрелецкий стоял на балкончике фонтана и смотрел на воду. Больше всего ему хотелось утопиться, но он отбрасывал эти мысли, как и кожуру семечек, которые щелкал. Кожура, подобно лодкам в каналах Венеции, уплывала на волнах фонтана в неизвестные никому страны. Костя даже не заметил, как к нему подошёл Резин.
- Пошли, парень, пройдёмся, - сказал он с какой-то тяжестью в голосе.
Они пошли по зеленеющей аллее, и Стрелецкому казалось, что она длиться вечность и уходит в никуда.
- В общем, Костя, дело плохо наше. Там не просто амбалы были… там ребята некого «авторитета»… пожалуй не буду тебе его называть.
- И?
- Командир мой сказал, что, типа, им лучше дорогу не переходить…
- Замолчите, я не хочу, я не желаю этого слышать!!! Вашу знакомую там ногами забили? Нет!
- Тише, не кричи ты, - прошипел Резин. – Пойми, их прижать никак не получиться, они хитрые, без мозгов, отморозки, одним словом. Если перед ними засветишься, то тебе дорога на небеса прописана.
- Да хоть куда! Я хочу одного – чтобы они в тюрьме сидели, вечность, чтобы они сгнили там, чтобы им там почки отбили, и они вышли оттуда дряхлыми, никому не нужными стариками, - казалось, Костя был готов разрыдаться, его голос срывался и переходил на визг.
- Костя, успокойся. Однажды их пристрелят свои же…
- Однажды!? А мне нужно сейчас!
- Что ж… я не могу тебя унять. Но пойми, меня лишили права вести это дело. А если я буду вести, меня или убьют или просто посадят. Либо моих детей убьют, или жену. Ты этого хочешь, сукин ты сын! – Резин вышел из себя, что было ему не свойственно.
- Я всё понял, - в голосе Стрелецкого чувствовалась ненависть. Он был готов наброситься на Резина и разорвать ему горло. Руки его дрожали, челюсть вздрагивала.
Они остановились, когда, казавшаяся Косте бесконечной, аллея закончилась. Парень взглянул в глаза милиционеру, потом резко развернулся и пошёл прочь…
Из дневника.
Ненавижу всех этих продажных сволочей. Они все живут только ради того, чтобы набить своё брюхо до отказа и сидеть на диване, попивая пиво. Они все живут в сговоре по своим понятиям, которые сами же придумали, чтобы не казаться трусами и гадами. Больше всего мне сейчас охота пустить им пули в лоб, так чтобы их мозги разлетелись к чертям собачьим. Ненавижу их, ненавижу их всех, всех их проклинаю, всех до единого. Я сам совершу своё правосудие! Я сам есть орудие справедливости, которое очистит мир от этой дряни…
Стрелецкий. За три месяца до убийства Жени.
Холодно, невероятно холодно было сегодня. После небольшой оттепели влага замёрзла на проводах причудливым пухом. Троллейбусы, руша этот пух, выбивали из него искры и пролетали мимо. Костя стоял возле Дома Ленина и ждал. Ждал, наверное, один из самых важным моментов в его жизни. Наконец, из новоприбывшей маршрутки вышла Женя. Она ещё посещала спецкурс, и Костя мог заехать домой, забрать деньги и переодеться.
Как только она подошла к парню, он извлёк из-за спины скромный, но красивый небольшой букет роз.
- Прости, что так сказал вчера, - сказал Стрелецкий, преподнося букет девушке.
- Не страшно, отчасти ты прав, - скромно сказала Женя.
Они пошли в небольшой ресторан с названием «5-ый подъезд». Ресторан был очень уютный и тихий. Здесь никогда не было много людей, и все столики были отделены высокими спинками диванов. Женя и Константин сидели напротив друг друга и долго молчали, не зная как начать назревший разговор.
- Женя, я тебя очень сильно люблю, как бы глупо и наивно это не звучало, - ломающимся голосом начал Стрелецкий.
- Я знаю, - тихо ответила девушка.
- Но я же чувствую, что что-то не так. Я же не машина, я могу чувствовать, - у Кости сдавали нервы.
- Знаешь, Кость, тут просто дело в том, что мы слишком разные. Ты никогда не говоришь о том, что мне интересно, а когда что-то рассказываю я, ты просто смотришь в сторону и иногда соглашаешься со мной…
- Ну и что? Неужели у нас совсем нет точек соприкосновения?
- Боюсь, что больше нет, - Женя опустила взгляд и тихо заплакала.
- Ты хочешь расстаться?
- Да…
Костю всегда раздражало стремление Жени к клубной жизни, любовь поярче одеться, джинсы с очень заниженной талией и глубокие декольте. Но он все равно продолжал её любить. Сейчас она сидела перед ним, и он уже понял, что всё кончено. Он не перестал её любить, но та золотая нить, что соединяла их, сейчас лопнула, и её звон ещё бил по ушам. Они молча поели заказанный обед и вышли из темного ресторана.
- Прости, - начал было Костя.
- Не надо, ты ни в чём не виноват. Прости меня… - Женя посмотрела в голубые глаза Кости. Он в ответ просто развернулся и ушёл...
Из дневника.
Ну что!? Что ты сделал!? Что ты создал? Что ты мог создать? Всё сгорает в огне, подобно стихам на бумаге, как «Мёртвые души», как смысл! Ты всего добился, сволочь, гад! Ты забрал её, её единственную из всех, ты забрал, словно фишку со стола. Как мусорщик собирает мусор, без чувств, без сожаления, ты забрал её, как будто и нет меня! Я, именно я, я затоплю этот мир кровью, морем крови, и пусть красные ручью протекут по этим улицам, и люди подойдут к окнам, к этим проклятым пустым окнам, и увидят эти алые ручьи! Ручьи крови твоей, ручьи твоих страданий, силы и закона твоих, ручьи слёз моих! Я, я, Я!!! Я создам правосудие, и никто кроме меня!...
Стрелецкий. Настоящее время. Спустя неделю от убийства Жени.
У Кости был один друг, которые когда-то работал в милиции. Именно к нему Стрелецкий и обратился.
- Паш? Ты? У меня дело есть.
- Костян? Да ну на! Давай хоть свидимся, пива выпьем, - раздался громкий и радостный голос из трубки.
- Да, встретимся. Давай вечером, часиков в семь?
- Не проблема, если в центре.
- Давай, в Патрике, - Стрелецкий повесил трубку.
В семь часов вечера в пивном ресторане «Уголок Святого Патрика».
Стрелецкий пришёл раньше на минут двадцать и уже успел заказать себе пинту пива. Когда вошёл Павел, в кружке оставалось чуть более трети напитка.
- А-а-а-а! Костян! Привет – прокричал Паша чуть ли не на весь бар.
- Пашка, давай чуть спокойнее, - Стрелецкий был явно не настроен вести задушевные беседы
Новоприбывший разделся и сел за столик, заказав кружку пива и мясную закуску. После этого началась неприятная пауза, которая появляется тогда, когда тема для беседы слишком щекотливая, и собеседники не знают, как эту тему затронуть.
- Ладно, буду говорить по существу, - собрался с мыслями и духом Костя. – Мне нужно оружие.
- Это зачем? – сразу, даже не моргнув глазом, спросил его друг.
- Хочу просто пострелять… ну и для самообороны неплохо, - замялся Стрелецкий.
- Купи травматический, немного придётся с лицензией помаяться, но это не страшно, - парировал Павел и отпил пива.
- Нет, хочу из боевого. Это интереснее. Скажи просто, сможешь мне не задорого достать или нет? – Костя начинал злиться и комкал салфетки.
- Я то могу… «макарова» тысяч за 5 в очень хорошем состоянии плюс патроны к нему.
- Согласен, когда ждать?
- Думаю, дня через два.
- Хорошо, позвони мне, как всё будет известно, - Стрелецкий заплатил по счёту и собрался уходить.
Когда он практически встал, Павел схватил его за рукав и бешено прошептал:
- Костя, я же тебя знаю отлично. Ты не по банкам решил пострелять! Ты явно что-то задумал, и я не хочу, слышишь, дурак, не хочу, чтобы ты влип в какое-то дерьмо. Я достану этот дурацкий ствол, потому, что ты его и так достанешь, но я хотя бы достану нормальный, который тебя не подведёт. Но запомни, если хочешь остаться человеком, никогда не нажимай на курок!
- Я… учту, - прохрипел Костя и поспешно вышел из бара.
Из дневника.
Вот и близиться час расплаты. Я достал оружие, один мой знакомый «подогнал» мне почти новый пистолет Макарова, три обоймы и сотню патронов. По сути, всё вместе легко умещается у меня в рюкзаке, а если правильно сложить, то ничего не гремит, а «ствол» достаточно легко достаётся.
Я долго торчал возле клуба «Рок-Сити», где когда-то любила погулять Женя. Любила… теперь её нет, и я пришёл сегодня вечером для мести. Я сижу, смотрю на выход из клуба, ища знакомые лица в толпе, и уже чувствую то, как нажимаю на курок и становлюсь настоящим орудием возмездия.
Ближе к часам трём ночи к выходу подъехал знакомый джип. Судя по силуэтам за тонированным стеклом, внутри сидело двое. Один вышел и исчез в клубе, но минут через двадцать вернулся, ведя за собой двух расфуфыренных красоток. Джип отъехал, и мне пришлось неспешно катиться за ним на мопеде, который я одолжил у одного знакомого паренька. Я преследовал злополучную машину до выезда из города на дачи в Заельцовском бору. Там пришлось ещё минут двадцать тащиться за ними. Хорошо, что они не быстро ехали, хотя обычно на этой дороге все носятся как угорелые, тем более ночью. Иначе я просто не успел бы на этом дурацком мопеде.
Вскоре джип притормозил у трёхэтажного особняка, обнесённого высоким забором. Из машины вывалились весёлые бабы, за ними эти тупорылые гады, и уже все вместе, довольно смеясь и что-то рассказывая друг другу, они ушли за стальные ворота. Собак вроде не слышно, что меня порадовало, камер я тоже не приметил. Только вот ворота автоматические, значит, придётся как-то перелезть через забор. Забор капитальный, отделан, кажется, под дикий камень (вроде так называется), сверху из ограды декоративные колья торчат. Если постараться, забраться можно по выступам, но перспектива на колья сесть меня не совсем устраивала. Ну да выбора у меня не было.
Надежно припрятав рюкзак за углом забора в каких-то кустиках, я положил пистолет в карман куртки и стал искать место, где удобнее было бы забраться. Такое место нашлось там, где строители не совсем добросовестно сделали забор, не сделав декоративный колышек в нужном месте. В результате, получился промежуток, в который легко влезает моя ступня.
Осторожно я забрался наверх забора и осмотрелся. Во дворе было пусто, зато внутри дома практически везде горел свет, и играла музыка. Особняк, надо сказать, был очень симпатичный. Особенно мне понравилась стеклянная стена на первом этаже. Правда, я тут же сообразил, что с такой стеной меня будет очень хорошо видно. Стараясь не шуметь (хотя ребятам внутри, я думаю, сейчас и война была бы по фигу), я спрыгнул на землю, и сразу же отбежал в темноту. Вроде не заметили. Перебираясь по тёмным местам внутреннего двора, я обнаружил позицию, с которой могу осматривать стеклянную стену, оставаясь незамеченным. Оказалось, что все присутствующие в этом доме собрались в главной комнате. Парней было четверо: все крепкие, высокие и коротко стриженные. Девушек было двое: те самые, которых забрали из клуба.
Тут меня просто начало колотить. Ладони похолодели и одновременно вспотели, дыхание сбилось. Я закрыл глаза, сглотнул (слюна была такой тягучей), и добрался до входной двери. Она была открыта настежь, и я тихо зашёл внутрь. Музыка играла какая-то блатная, слышался смех и вялые голоса выпивших. Девки похихикивали, кто-то из парней басил.
- Мы же с Костиком увидели, что вы не дуры какие-то набитые, а здравые девчонки. Ну, мы сразу к вам кости и кинули. Хочешь ещё коньячку, Ань?
- Да, Павлик, и ещё конфеток, если есть.
- Есть, девочки есть. Сейчас мы вам всё устроим.
Какой-то шум, видимо наливают, потом звон стекла, видимо чокаются.
- Так, Палыч, Ванька, - прозвучал уже знакомый мне с хрипотцой голос. – Вы давайте, тут можете отдыхать, только не пейте много. Кто-то из вас завтра девочек по домам покатит, а кто-то нас с Борзым к Зорге повезёт. Вам на «мусоров» дышать перегаром противопоказано. Усекли?
- Да, шеф, - прозвучал в ответ молодой голос.
- Мы с девочками пойдём, посекретничаем на второй этаж. По мелочам не беспокоить.
- Поняли.
Большая часть народа свалила наверх, а двое громил остались в гостиной.
- Бля, Палыч, надо было и нам тёлок себе цыпануть. А то сидим теперь, и даже бухнуть нормально нельзя.
- Не нуди, Вано, затрахал до смерти со своим нытьём. Давай бутылку убьём и спать ляжем.
- Ладно, только я пойду, машину в гараж загоню.
Вот тут я подумал, что всё провалилось. Я же точно всех разом теперь пострелять не могу. Я аккуратно выполз на улицу и притаился. На крыльцо вышел «Ванька». Он точно был среди тех ублюдков, которые тогда убили Женю. Он закурил, открыл ворота и пошёл к машине. Огонь открывать рано. Но лучше его убрать сейчас. На глаза попался большой топор, как у дровосеков, с длинной рукоятью. Эта сволочь остановилась возле машины и стала курить, вертя своей тупорылой башней по сторонам. Наконец он отвернулся, и я схватил топор. Он оказался каким-то невероятно тяжёлым, но я, уняв дрожь, ухватил его покрепче и тихо подошёл к жертве.
Я не помню, как всё получилось. Помню, как эта громадина шумно выдохнула воздух, будто огорчённо, и осела на машину. Я отбросил окровавленный топор, потом переложил тело на землю.
- Ванька, ты там заснул что ли, – вдруг раздалось из дома.
Я снова взял топор и притаился возле выхода. Вскоре, на крыльце появился второй. Тут тоже всё произошло слишком быстро. Когда я уже пришёл в себя, мой враг лежал на крыльце с разбитой головой.
Вот теперь пора доставать ствол. Я вынул его из кармана, погладил холодную сталь, проверил патроны в обойме и взвёл курок. Крадучись, поднялся на второй этаж. За одной из дверей услышал характерные звуки. Заглянул в замочную скважину. Все были здесь. Я вдохнул в грудь побольше воздуха и сильно ударил дверь ногой. Яркий свет, громкие вскрики. Я навёл на кровать оружие и посмотрел на их перекошенные от ужаса лица. Девки стали пытаться прикрыть свою наготу. Что же раньше-то не стеснялись, суки!?
- Недавно вы убили дорого мне человека, и я считаю вправе вынести вам свой приговор, - ломанным голосом сказал я.
- Это, мужик, о чём ты вообще? Ствол опусти, а то у нас тоже свои имеются, - начал размусоливать один из них и потянулся к тумбочке. Я направил на него пистолет и спустил курок. Грянул выстрел, мою руку тряхнуло, мужик схватился за грудь и упал с кровати. Пару секунд слышались какие-то хрипы, то, как убитый трясётся в агонии, но потом всё стихло.
- Чего ты хочешь, засранец? – с хрипом произнёс второй мужик.
- Кто у вас самый главный?
- Мы работаем на Зорге, и он найдёт тебя, даже если ты меня ухлопаешь.
- Недавно ночью вы убили девушку за зданием консерватории. Я пришёл отомстить.
Он захотел что-то сказать, но не успел. Я снова выстрелил. Теперь пуля попала в голову, и враг повалился на кровать, заливая атласное бельё красным.
- Вас я убивать не буду, если обещаете сидеть здесь тихо, - сказал я девушкам.
Они молчали, испуганно глядя на меня. Я спустился вниз, обратно в гостиную, где увидел на столике немного денег. Мне показалось, что немного. В реальности, это было тысяч пятьдесят. Я взял их, сам не понял зачем. Видимо я считал, что имею право их взять. Потом я вышел из дома, сел на мопед и поехал.
Так быстро я ещё никогда не ездил. Не то, чтобы маленький мопед начал показывать рекорды скорости, просто я ехал, и деревья пролетали мимо, дорога становилась несравненно короче, а время перестало существовать. Сегодня я убил своими руками четверых человек, которые были виноваты в смерти Жени. Я не почувствовал радости или удовольствия, когда спускал курок или взмахивал топором. И когда видел смерть тех людей, я тоже не почувствовал удовлетворения. Значило ли это то, что месть незавершенна, или просто то, что месть не может унять мою скорбь по Жене – я не знаю. Но я точно знал, что сегодня я сделал то, чего не должен был делать, то, о чем я буду всегда жалеть.
Отделение милиции. На следующий день.
- Виталя, слышал новость, - спросил у Резина полковник?
- Нет, а что?
- У Зорге завалили четверых. Кто – неясно. Двоих топором, двоих из «Макарова».
- А я тут причём?
- Просто интересно. Свидетельницы, две девки, которых парни подцепили в клубе, говорят, что убийца что-то сказал о мести за девушку. И мне кажется, что ты знаешь, кто это.
- Понятия не…
- Подожди, я не к тому, что найди мне его.
- Тогда в чём дело?
- Знаешь, Виталий Сергеевич, когда я тебе сказал не соваться в то дело, я вовсе не имел в виду, что мне эти ребята нравятся. Да я их ненавижу, до мозга костей. Я бы сам их всех на расход пустил, да только староват я уже. У меня дети и внуки, и мне очень не охота, чтобы они пострадали. Но я точно знаю, что хочу, чтобы тот паренёк добрался до них всех.
- И?
- Не будем ему мешать… даже можем помочь. Ты понял мой намёк, - полковник подмигнул.
- Да, товарищ полковник, - Резин ухмыльнулся.
- Тогда свободен.
Стрелецкий. Тот же день.
Костя отдал мопед своему другу и пошёл на остановку. Спустя полчаса нужного автобуса так и не приехало, и Костя, порядочно уставший, решил прогуляться и не ехать домой. Так плохо на душе ему не было никогда. Ему хотелось плакать и кричать, сломать что-нибудь. Ему было плохо из-за того, что сегодня ночью весь его великий мир, о котором он так грезил ночами в детстве, рассыпался вместе с грохотом выстрелов. Сегодня ночью Костя собственными руками убил четверых людей, каждый из которых мог однажды сделать мир лучше. Лучше или хуже.
Из дневника.
Что я сделал? Я думал, что отомстил, но мне кажется, что это и не месть была вовсе. Это было больше похоже на хреновую игру в ужасном театре. Мои нелепые фразы, их растянутые рожи. Нет, я не отомстил. Я просто убил четверых, которые мало отличались от меня. Точнее, теперь я мало отличаюсь от них. Я, разве что, не трахаю гламурных баб на загородных дачах и не катаюсь на дорогих тонированных тачках. Я также как они убил незнакомых мне людей. Значит моя месть вовсе не просто в устранении тех ублюдков, которые убили Женю. Я сделаю больше для этого города! Я уничтожу весь мусор в этом городе! Всех до единого, кто с такой же иронией как и я нарушил закон. А потом уничтожу себя, так как буду сам этим мусором. И в этом городе никогда не будут убивать, грабить и издеваться!
Стрелецкий. Тот же день.
Костя шёл по аллее парка, когда начался дождь. Казалось, что его мрачное состояние души вызвало эту ненастную погоду. Дождь лил со страшной силой, разгоняя прохожих. Одному Косте было абсолютно безразлично, что у него насквозь промокла одежда под курткой и ноги. Он просто шёл, чтобы забыть то, что случилось сегодня ночью. Не навсегда, а на сегодня.
«Я же денег там взял. Думаю, там хватит, чтобы напиться», - подумал он, проходя мимо бара People’s. Когда он зашёл в бар, где было достаточно пусто, он сначала зашёл в туалет и пересчитал деньги. Пятьдесят пять тысяч. Хватит, чтобы упиться в «усмерть». Сел за стойку и попросил литровую пива и закуску. Выпил, но легче не стало.
Тогда Костя заказал бутылку водки. Бармен глянул на него как на полного психа, но бутылку принёс, задав глупый вопрос: «сколько стопок?»
«одну!», - сказал Костя и хлопнул ладонью по столу. Не специально, а просто так вышло. Секунда, и перед ним стояла холодная бутылка водки и разнообразная закуска. Костя выпил один раз… потом второй… потом поймал себя на мысли, что выпивка уже подействовала и, когда он допьёт бутылку, его придётся выносить. «Нужно найти собутыльника», - подумал он.
- Бармен, выпьешь со мной,- спросил он.
- Рад бы, да я на работе. На работе нельзя.
- Чёрт, - с искренним сожалением сказал Костя и выпил ещё стопку.
Он уже отлично понял, что пьян, и дальнейшее поглощение спиртного может быть фатально. Товарищ по беде нужен был просто как воздух. Тем более, что у Кости давно сосало под ложечной кому-то рассказать о содеянном. Вовсе не из-за гордости за то, что именно он так поступил, а потому что на душе было мерзко, будто это была не душа, а задрипанная подворотня на окраине города. Эдакий подъезд, куда заходили лишь жильцы дома без надежд и чувств и бомжи, желающие либо отлить, либо поспать. Поэтому на душе было мерзко, грязно и до дикости противно. Костя опустошил ещё стопку – спирт очищает.
В это время в бар ворвалась девушка. На ней был темный плащ, с которого стекали капли дождя. Именно этот плащ привлёк внимание Стрелецкого. Ему показалось невероятно красивым то, как шла эта девушка между рядов столов и стульев, а капли мягко слетали с атласной поверхности плаща. Девушка говорила по мобильному:
«Да пошёл ты в *опу!!! Я ненавижу тебя и всех твоих шлюх. Хочешь трахаться – трахайся! И катись из моей жизни ко всем чертям!»
Кто-то громко кричал с другого конца трубки.
«Ты не имеешь права на меня кричать. Ты, скотина, ты мне говорил, что я у тебя одна, а сам пополз к своим *ядям, как только я не смогла уделить тебе внимания. Так теперь ползи к ним. Я тебе не зайчик и не кошечка больше!».
Девушка разорвала звонок, демонстративно высоко подняв телефон, и кинула его в сумку.
- Стопку водки! – крикнула бармену.
-Стоп! – остановил тут же Костя. – Не тратьтесь. Давайте я вас угощу. У меня ещё пол бутылки, и мне этого явно много.
Девушка поджала тонкие губы, покрытые неяркой помадой, и согласилась. Стопки ей оказалось мало, и вскоре оба молодых людей были порядком выпившие.
- Ксения, а вы почему так много пьёте, - отшучивался Костя новой знакомой.
- Потому, что мой бывший парень – просто шлюха в штанах. Я поехала к родственникам в область, а когда вернулась, то увидела у него на мабиле фотки из сауны.
- Я бы убил, - задумчиво сказал Стрелецкий, икнул и опустошил ещё стопку.
- А я бы ограничилась кастрацией. Но увы - у меня нет диплома хирурга. А ты почему спирт хлещешь?
Стрелецкий задумался. В нетрезвой голове поднялся страх от того, что Костя хотел рассказать обо всём, что случилось, но он боялся наказания. Он не знал, что за человек с ним рядом, не знал, можно ли ему верить, а рассказать хотелось. Хотелось поделиться своим секретом, своей тайной, которая была незаконная. У Кости родилось чувство, схожее с тем, когда смотришь кровавые фильмы ужасов, где всех рубят на куски, и кровь хлещет рекой. Когда смотришь такой фильм, тебя возбуждает понимание того, что всё страдание испытываешь не ты, а герой на экране. Твои пальцы холодеют, ты не можешь оторваться от очередной садистской сцены. Наверное, поэтому такие фильмы собирают полные кинозалы. «Люди любят насилие, пока оно свершается не над ними. Они искренне считают, что они не когда не испытают боль другого, и их заботы кажутся самыми важными.» - подумал Стрелецкий.
- Я скажу, почему я пью, но не здесь… где-нибудь в другом месте, где поменьше лишних ушей и ртов, которые смогут потом рассказать мою причину другим лишним ушам, - раздумчиво проговорил Костя, стараясь внятно произносить слова.
- А поехали ко мне, - тут же отозвалась девушка. – У меня свободная квартира тут не далеко, там всё и расскажешь.
- О’кей, - Стрелецкий допил водку и кинул деньги на стойку.
Они вышли из бара и поймали такси. Ксения назвала какой-то адрес, Стрелецкий не запомнил. Оба упали на заднее сиденье.
«Всё как в тумане. Где я? Разве я ещё живой? Я умер, когда нажал на курок. Кто эта Ксюша? Разве она такая же как я? Вот у неё проблема – парень изменил. А Женю убили! Неужели я испытываю ненависть к Ксюше? Нет. Я просто не воспринимаю её всерьёз, она девочка, детство которой не закончилось» - думал Костя.
- Ксюша, тебе не казалось, что наш город, наш мир в целом – одна сплошная язва. Всё мы, кто борется за нравственность, когда-то нарушали правила и законы. Даже милые бабушки, которые с таким умилением вяжут носочки своим внучкам, в один день совершили неправильное действие. Может они ни кого не убивали, не брали чужого. Они могли перейти дорогу на красный свет, нарушив тем самым порядок вещей. Ежедневно кто-то убивает, грабит, бьёт, насилует. И ему кажется, что он сделал это по праву, которым обладает только он сам и никто другой. Есть люди, которые без сожаления пустят в другого, возможно незнакомого, человека пулю, и их не будет мучить совесть. Более того, они никогда даже не подумают, что нарушили закон, - машина приехала, ребята поднялись в квартиру, а Стрелецкий продолжал говорить, - Закон? Что есть закон? Кем он был создан? Просто это совесть, которая гложет большую часть народонаселения. Мне лично плевать на кодексы и конституции, я просто не могу спать спокойно, когда сделаю что-то не по совести. Но любой человек, который всегда поступал и поступает по совести, считает, что можно допускать своего рода погрешность в критериях чистоты этой самой совести. Для кого-то убить – страшное дело, а пожелать смерти – нет. Но ведь если ты пожелал гибели, это равно как ты убил. – Стрелецкий упал на диван и прикрыл рукой глаза. - Знаешь, Ксюша, я не вижу людей в этом городе. Вчера я убил четырёх человек, убил, желая отомстить за смерть близкого мне человека. Но мне не стало легче. Сейчас я абсолютно ясно понял, что в этом городе не осталось людей. Человек по своему определению разумен. А эти «люди», когда нужно сделать конкретный выбор, поступают как животные, основываясь только на своих рефлексах и инстинктах. А у них он один, рефлекс этот – спасать свои задницы. У них другие чувства атрофировались. – Костя засыпал, но продолжал говорить. – Я и сам такое же животное, я больше не человек. Когда я нажал на курок, я перестал быть разумным, я стал зверем. Пусть слабым, загнанным в угол, но всё же зверем, злобным, оскаленным. И я видел в глазах тех, кого я убил, тот самый животный страх слабых волков перед вожаком, который решает: кому жить, а кому нет. Теперь, когда я иду по городу, я не вижу в нём людей, я вижу только стаю волков, я не вижу людей в окнах, они пустые. Это просто время такое, холодное, просто это город такой, Город Пустых Окон…
Стрелецкий уснул, не заметив, что, пока он говорил, Ксюша легла рядом и уже спала.
Из дневника.
Такое тяжёлое утро бывает только раз в год, когда сильнее всего напиваешься. Но сегодня утро было самым тяжёлым за всю мою долбанную жизнь. Я еле открыл глаза, чтобы проснуться, но всё происходящее вокруг не перестало напоминать мне сон. Я увидел квартиру, опрятную и залитую желтым солнечным светом. Я встал с дивана, на котором провёл ночь, которую не помнил. Часы показывали первый час. Я прошёл на кухню. Там стояла Ксюша с чашкой чего-то горячего в руках. Она смотрела в окно на улицу, по которой бежали машины. На столе я увидел тарелку с яичницей, двумя сосисками и чашкой кофе.
- Садись, поешь. Если «сушняк» давит – в холодильнике минералка, - сказала она отрешённым голосом.
Мне было неловко находиться здесь, а уж тем более есть, как будто я дома. Но я не мог отказаться, поэтому сел и стал усердно жевать.
- Спасибо, очень вкусно, - сказал я, когда закончил есть.
- Ты помнишь, что ты рассказал мне вчера, - спросила Ксю?
Только сейчас я как следует рассмотрел её. Черные, средней длины волосы, большие глаза, круглое лицо с милыми щёчками. Неужели я влюбился? Я же совсем её не знаю.
- Да, помню, - ответил я и почувствовал, как горит моё лицо.
- Не бойся, я не сдам тебя милиции. Я не прогоню тебя. Наверное потому, что я влюблена в тебя. Хоть это и глупо – влюбиться по пьянке. Но сегодня утром, пока ты спал, я смотрела на тебя. Я понимала, что тебе пришлось пережить, что тебе пришлось пожертвовать своими принципами. Хотя я не могу тебя понимать, я не теряла близких мне людей. Я избалованная девочка из богатенькой семьи. Но мне очень хотелось бы тебя понять, не в том плане, что потерять кого-то близкого, а в том плане, чтобы разделить твою боль и помочь тебе. Я не знаю, как это сделать.
- Прости…
- Не надо просить прощения, ты не в чём не виноват. Мы все совершаем ошибки, я совершила ошибку, когда решила, что весь мир в моих руках из-за денег. Потом я вновь ошиблась, когда решила, что никому нельзя верить. А теперь я поверила тебе и не жалею об этом. Даже если ты сейчас уйдёшь за дверь и никогда больше не появишься в моей жизни, я не пожалею, что спала на твоей руке эту ночь. Да, у нас не было секса, можешь не бояться за последствия.
- Но я же убийца! Я убил людей, я преступил закон! – мои нервы не выдержали, я сорвался.
- Закон? – Ксю подняла бровь, помешала ложкой в кружке. – Закон – это всего лишь сговор общества, чтобы оправдать свои поступки. Скажи мне, если бы у тебя был выбор: сбить самолёт, у которого двести человек на борту и ядерное оружие, которое падёт на город с населением больше тысячи человек, чтобы ты выбрал? Ты бы сбил самолёт. И я бы сбила самолёт. Но это тоже было бы убийство. У тех двух сотен человек есть семьи, есть дети, браться, жёны и мужья. Но мы бы выпустили ракеты и сбили самолёт, чтобы спасти тысячу людей. Да, я не хочу оправдывать свои действия. Но я не знаю, что за человека убили твои враги. Сейчас ты уйдёшь, но если ты захочешь рассказать мне что-то ещё, на столе мой телефон и адрес.
Я встал из-за стола и ушёл. На улице было солнечно, лужи морщились и сохли, люди гуляли, но на душе было серо и пасмурно, как будто сегодня был последний день осени. Я ненавидел этот мир, каждую его частичку. Я так желал взорвать его, разнести его к чертям, что хотелось плакать. Но плакать было рано, нужно было закончить своё дело. А дело у меня большое и великое. Пора чистить этот город от этой стаи волков, чтобы сюда смогли вернуться люди.
Я зашёл домой, переоделся, сменил рюкзак на небольшую городскую сумку, куда также влезал пистолет и патроны. Скорее я его взял из соображений безопасности, так как стрелять при людях я ни в кого не хотел. После этого я пошёл на Центральный рынок. Там было людно, что меня крайне раздражало. Все пихались, ломились за непонятными вещами к прилавкам, покупали дешёвки. И никто из этих несчастных людей не понимал, насколько велик мой замысел. Они быть может и не заметят, как я воплощу его в жизнь, не заметят, как всё станет лучше. Потому, что им это не нужно. Им нравиться быть такой серой массой, которая тупо переступает с ноги на ногу и ищет тряпку поцветастее. Им нравиться, что в этом мире рядом с ними есть кто-то хуже их, ведь тогда ты уже не худший. Им нравиться, что они никого не убили, а есть кто-то, кто режет всех налево и направо – его можно осудить, а к тебе не будет претензий.
Я долго бродил между рядов лотков пока не увидел, как к одному их них подошли трое ребят, крепких, хорошо одетых, в чёрных очках. Издали было видно, что с ними лучше не сталкиваться случайно плечами. Они подошли к продавцу-узбеку торгующему какими-то приправами и долго что-то объясняли. Лицо у торговца было испуганное, через минут пять разговора он молча достал из под прилавка пачку денег и отдал этим парням. Всё ясно, крышуем тут друг друга. Это тоже надо поправить. Я сфотографировал троицу на телефон и стал их преследовать. Они обошли ещё несколько прилавков и потом сели в черный «Марк» и уехали. Я прыгнул в такси и сказал водителю следовать за ними. Ехали долго, минут сорок, пока не приехали к новенькому дому на севере города. Я расплатился и сделал вид что иду в соседний подъезд. Они позвонили в домофон и я запомнил номер квартиры – двадцать пятая.
Стрелять здесь опасно, все услышат. Я вернулся домой и нашёл в Интернете способ самостоятельно сделать глушитель. Но это займёт у меня как минимум пару дней…
Отделение милиции.
Резин сидел и разбирал какие дела уже можно закрывать, а какие нет. День был солнечный и работать не хотелось. Хотелось посидеть в парке, сложив ногу на ногу, и пощуриться на солнышко. Собственно, эта работа давно уже достала немолодого майора, и он всё чаще задумывался об отставке. Уйти с этой работы и устроиться туда, где поспокойнее.
Раздумья о спокойной жизни прервал скрип двери. В кабинет вошёл высокий человек, одетый в лёгкую белую футболку и белоснежные брюки. В руках у него был небольшой чёрный кейс. По тому, как он вошёл, уже стало понятно, что он не свидетель или пострадавший.
- Майор Резин? – спросил человек с кейсом.
- Да, это я, - отозвался Виталий Сергеевич, оторвавшись от папки с документами.
- У меня к вам есть один разговор, я вот отсюда, - мужчина говорил загадочно и непонятно, показав удостоверение из серии «меня здесь не было, и мы ни о чем не говорили». – Меня зовут, - небольшая пауза, - Виктор. Для начала пусть будет просто Виктор.
- Я вас слушаю.
- Недавно были убиты четверо людей крупного авторитета по кличке Зорге. Вы слышали об этом?
- Да, а что?
- Дело в том, что по нашим данным вы знаете, кто это сделал.
- Понятия не имею…
- Не врите мне, майор. Если я уйду сейчас и потом узнаю, что вы сказали мне не правду, вас не просто снимут с поста, но и посадят. Посадят далеко и надолго. Мне нужна эта информация, - Виктор наклонился к Резину и прошептал ему это с невероятной яростью.
- Что вы хотите знать?
- Мы знаем, что люди, убитые недавно, несколько дней назад пристрелили некую девушку. По показаниям свидетелей с той дачи, убийца перед выстрелом говорил о мести. Мы не знаем этого человека, но нам это нужно знать! Речь идёт о национальной безопасности!
- Что именно не так с безопасностью?
- Это не ваше дело! Я имею право не говорить вам. Просто назовите его имя!
- Что ж, это Константин Стрелецкий. А откуда вы знаете об убийстве девушки?
- Это не ваше дело!
- Не моё? Тогда валите из моего кабинета, вы мне крайне противны со всей своей национальной безопасностью. Вы рвёте свои глотки, а в это время ваши же командиры толкают оружие. Вы рвёте глотки и задницы ради звёздочек, а когда получаете их – сидите в саунах и трахаете шлюх! Я знаю – вы были там, когда убили ту девушку, но вы даже не вызвали милицию. Вы позволили её убить, прикрываясь интересами национальной безопасности! Иди вон из моего кабинета, вы тратите моё время, а у меня много работы!
- Ну, майор, вы рискуете. До свиданья.
Виктор резко развернулся и вышел из кабинета, хлопнув дверь так, что она отскочила от косяка.
Квартира Стрелецкого, спустя два часа с событий в отделении милиции.
Костя сидел за столом и, пользуясь руководством из Интернета, делал глушитель для пистолета. В этот момент звонок затрещал, оповещая о том, что пришёл гость. Стрелецкий сгрёб детали в ящик стола, подошёл к двери и глянул в глазок. На лестничной клетке стоял человек в белой майке и белых брюках с черным кейсом в руках.
- Кто там? – спросил настороженно Костя, беря в руки небольшой молоток, лежавший на тумбочке в коридоре.
- Меня зовут Алексей, я из милиции, - человек показал удостоверение.
Стрелецкий открыл дверь. Человек сразу же проскочил внутрь, что сильно встревожило Костю.
- Не волнуйтесь, что я так нагло ворвался вам, просто разговор будет достаточно интимным. Вот мои настоящие документы, - Алексей оказался Виктором С. из какой-то особой структуры. – Вы Константин Стрелецкий?
- Да, - сердце у Кости бешено застучало.
- Скажите, вы знаете что-нибудь об этих людях? – Виктор показал фотографии, на которых были те четверо, которых убил Стрелецкий.
- Нет, в первый раз вижу, - Костя, чувствуя, как он начинает заикаться от волнения и дрожать.
- А врать-то нехорошо. Ладно, как вы связаны с недавним убийством девушки возле консерватории. Только не говорите, что не понимаете о чём речь. Ваши показания записаны.
- Да, я был там. Но милиция приостановила дело, так как в этом были замешаны люди какого-то авторитета. Больше я ничего не знаю.
- А говорите, что в первый раз видите этих людей. Вы их совершенно точно описали в своих показаниях.
- Что вы конкретно от меня хотите?
- Я думаю, что именно ты убил тех четверых. И, судя по всему, а особенно по открытой страничке о самодельном глушителе, - Стрелецкому показалось, что его сердце остановилось, - ты собираешься убить ещё. Человек, за которым ты охотишься, нужен нам как связной с другим человеком. Он должен вывести нас на личность, деятельность которой угрожает нашей национальной безопасности. Поэтому, я бы попросил вас очень вежливо не вмешиваться в это дело. Сидите спокойно, и мы даже не заведём на вас дело.
- Заводите дело, сажайте меня. Мне уже всё фиолетово. Я не остановлюсь, - Костя понимал, что сходит с ума.
- А ты смелый парень. Я думаю, ты нам можешь помочь.
- Идите к чёрту. Я на вас не буду работать.
Костя смотрела на Виктора в упор, как будто надеялся одним только взглядом выкинуть этого человека из своей квартиры.
- Ладно, малый. Я уйду, - Виктор кинул визитку со своим номером мобильного на тумбочку и вышел из квартиры.
Стрелецкий сразу же закрыл двери на все замки, опёрся на дверь и сполз вниз, схватив голову руками. «Во что я вляпался на этот раз? Почему, даже чтобы убить мразь, нужно с кем-то это согласовать? Что знает этот гад в чистенькой одежде? Его не было там, когда эти ублюдки били Женю. Не он держал её на руках, когда она умирала.» - мысли Кости путались.
Из дневника.
Глушитель готов. Я даже удивился, что у меня это получилось. Звука практически нет, только небольшой свист, щёлканье затвора и хлопок.
С утра поехал на ту квартиру, где видел тех ублюдков. Пока ехал в автобусе, мне позвонила Ксюша. Неизвестным мне образом она поняла, куда я направляюсь. Точнее не куда, а с какой целью. Минут двадцать уговаривала не делать задуманного. В конце концов, я повесил трубку и отключил телефон. Она ничего не понимает и понять не сможет. Когда приехал на место, минут сорок ждал, пока появятся враги. Они подъехали на своём чёрном «марке». Я сделал вид, что иду к другу.
- Вам на какой этаж, - спросил я двоих крепких ребят, когда мы ехали в новом блестящем лифте.
- На последний, - грубым басом ответил один из них до ужаса похожий на кабана из детских мультиков.
- Мне на предпоследний.
Я нажал на предпоследнюю кнопку, и мы поехали. Лифт ехал тихо и быстро. У меня промелькнула мысль убить их сейчас, но решил, что тогда я не попаду в квартиру. Вышел на шестом этаже и сразу же пошёл на седьмой, последний. Парни вышли из лифта и стали открывать дверь. Увидели меня.
- Ты говорил, пацан, что тебе на предпоследний, - сказал один из них, пока «кабан» крутил ключи в замках.
- Да я первый раз к другу приехал, перепутал этажи. Мне в двадцать седьмую, - ответил я и сделал вид, что вот-вот нажму на звонок названой квартиры.
Когда они открыли дверь и зашли внутрь, я выстрелил два раза в оставшуюся щёлку. Послышался звук падения тел. Я осторожно заглянул. Мне повезло, я попал обоим в головы. Зашёл и аккуратно прикрыл дверь. Оглядел квартиру. Довольно просторная и опрятная. Стал перетаскивать трупы из прихожей в ванную. Они оказались невероятно тяжёлые, но я это сделал, заметив, что испачкался в крови. Плохая была идея: одеть белую майку на такое мероприятие. Теперь кровь не отстирать. Сел в прихожей, спрятавшись в шкафу для курток. Спустя час замки зашумели, дверь открылась, и в квартиру вошло четверо. Трое были здоровые, четвёртый чуть помельче и лучше одет. Они разулись и сразу прошли в гостиную. Я тихо вылез из шкафа, буквально на цыпочках прошёл за ними и сразу же убил двоих, третий усел только обернуться. Тот, что был помельче, схватился было за пистолет под лёгким плащом, но увидев, что я держу его на мушке, решил не рисковать.
- Так это ты убил ребят на даче, - сразу спросил он, поднимая руки.
- Спокойно достань оружие, вытащи обойму, положи всё на пол и толкни это ногой в мою сторону, - стараясь сохранять хладнокровие, сказал ему я. Он выполнил. – Да, это был я.
- И зачем? Ты знаешь, куда ты вляпался?
- Вы убили очень дорого мне человека.
- Это кого же?
- Девушку возле консерватории.
- А, эту дуру? Она сама начала танцевать в клубе с нашими ребятами. Она была пьяная, а когда один из моих подчинённых решил с ней развлечься, она что-то кинулась в кусты. Но она видела то, чего не должна была видеть. Поэтому мы решили поговорить с ней по-серьёзному, а она не поняла. Извини, это взрослые игры.
- На кого ты работаешь?
- А не пошёл бы ты, сопляк…
Я выстрелил ему в ногу.
- Ещё даю шанс, а иначе вторая тоже с дырочкой будет, - сказал я, наблюдая, как он корчится на полу от боли.
- Мы работаем на человека, которого зовут Зорге.
- Где я могу его найти?
- Так я тебе и сказал, сучонок.
- Неправильный ответ, - я снова выстрелил, в ту же ногу.
- Бл*дь, ладно, я вижу, ты всё равно меня уложишь. Не думай, что ты теперь особо лучше нас.
- Ближе к делу!
- Ты хочешь найти Зорге? Думаешь, его можно будет уложить также, как и меня? Да ты ни хера не понимаешь в этом деле. Тебе просто везёт, - кажется, потеря крови начала действовать, потому что мужик закатил глаза и заметно побледнел.
- Хватит трепаться, говори, где я могу найти твоего хозяина.
- Знаешь, а мне уже плевать на свою жизнь. Пристрелишь ли ты меня сейчас, или меня убьют потом. Или я сдохну старым вором в законе. Я достаточно нагадил в этой жизни, мне безразлично как умирать. Приходи на угольный склад возле Инструментального завода в час ночи завтра. Будет тебе там Зорге.
Он потерял сознание. Стрелять в него я не смог. Я даже сам не понял почему. Чтобы осознать, пришлось присесть на стул и отдышаться. Я решил не убивать его, потому что не хватало духа выстрелить в беззащитного человека, пусть даже он был такой мразью. Тех, что я убил раньше, я убивал в каком-то непонятном состоянии. Наверное, это и называется аффектом. Я связал его и сложил в углу, отобрав предварительно всё возможное оружие.
Я обыскал квартиру и нашёл там много денег и оружия. А именно: три хороших пистолета, кажется Хеклер и Кох, два АК-74, к которым вдобавок ещё патронов море и глушители. Три гранаты. Денег было просто много, я не стал их считать, а просто свалил в большую спортивную сумку вместе с оружием, кроме гранат. В дальней комнате нашёл здоровый сейф, но, не обнаружил ни ключа, ни записки с кодом замка. Из кармана одного из бандитов вынул ключи от машины. Только в этот момент я понял, что пора смываться. Схватив сумку, я выскочил из квартиры, сел в их машину и помчался. Спустя полчаса, я припарковался во дворе дома, где жила Ксюша. Я не знаю, почему приехал сюда. Просто маршрут знал, наверное.
Было тихо, деревья мирно шелестели листвой, ветер задувал в приоткрытое окно. Из-за тонировки стекол, в машине было немного темно. В этот момент мне захотелось отмотать время назад, в детство, когда не было всех этих проблем. Я провалился в кресло, опустил руки с руля и решил уснуть. Не получилось. Сон бродил где-то рядом, пытаясь сомкнуть мои веки, но они сопротивлялись и снова открывались. Я смотрел на двор в надежде увидеть что-то, чего я не видел никогда. Но мои ожидания не оправдывались: двор был всё так же скучен и пуст.
Проклятье! Я закурил, пытаясь выдыхать дым в приоткрытое окно. В машине всё равно пахло табаком, а меня всегда раздражал его запах в помещении. Я выкинул сигарету и снова попытался уснуть, глядя в тканевый потолок машины. Чёрт меня подери, я сегодня пристрелил столько народу, считая, что моё дело правое. А откуда я знаю, что прав именно я, а не ребята из ФСБ? Они же тоже не просто так стараются. Проблема лишь в том, что многие из них и из ментов продажные душонки, которым охота набить своё пузо и отвалиться спать. Ради того, чтобы это делать, они готовы по головам идти. Жратва, зрелище и тёплая койка, желательно с какой-нибудь бабой, хотя человек приспособился и без этого. Зачем? Есть же куча порнухи в сети! Есть же такие девушки, которые согласны на публику крутить голой грудью и подставлять задницу. И их не гложет совесть за то, что это может увидеть какой-нибудь малец. Вообще люди научили глушить свою совесть, глушить мораль, как я заглушил. Наверное, я просто слишком много думаю. Герой нашего времени пьёт в промышленных масштабах, курит всё, что куриться, ест всё, что в состоянии переварить человеческий желудок, и смотрит всё, что имеет возможность смотреть.
Сквозь пелену наступающего сна я услышал звонок мобильного. Звонила Ксюша…
Виктор. Пять лет назад.
Зимой иногда хорошо выйти на улицу и почувствовать, как твои щёки кусает морозный воздух. А потом идти и смотреть, как твоё дыхание причудливыми кристаллами оседает на шарфе. Шарф Вите связала бабушка Инна, также как и шерстяные носки, которые так мягко согревали ноги в потрёпанных ботинках. Виктор посильнее закутался в куртку и побрёл в сторону своего дома. Он уже почти закончил учиться на офицера ФСБ. В его семье все мужчины были военными, поэтому он решил не нарушать традиции. Правда, ему не хотелось ни кого убивать, ему хотелось защищать. Именно поэтому он выбрал направление информационной защиты.
На улице было уже темно, и людей на улице было немного. Виктор шёл и думал о том, что дома его ждёт бабушкин борщик, как всегда горячий и наваристый. Думал, как он будет его есть, жадно глотая воздух, чтобы не обжечь рот. А Инна будет сидеть напротив и ворчать о том, какое нынешнее правительство никудышное, и что Витя ничего не кушает. Скользя на неровной поверхности, Виктор зашёл в арку, которая вела в двор его дома. В арке стояла бабушка Инна – Виктор сразу узнал её по шубе, которой было уже больше десяти лет. Вокруг бабушки стояли неизвестные ребята, их лица было невозможно разглядеть в темноте арки.
- Бабуля, не жмись, а то хуже будет, - глухо сказал один из них.
- Да нет у меня денег, я ж пенсионерка, - голос Инны звучал жалобно.
- А если найдём? – парни загоготали.
Непонятный паралич сковал Виктора. Ему хотелось крикнуть им, ударить их, но он и с места сдвинуться не мог, даже рта открыть. Наконец, собравшись с мыслями, он выдохнул из себя:
- Какие-то проблемы?
- Иди дорогой своей, пацанчик, - ответил один из них, когда они обернулись.
- Сами идите, я офицер ФСБ.
Ублюдки снова заржали и стали надвигаться на Виктора. Драка началась неожиданно, как это всегда и бывает. Благо, в Академии учили драться и учили хорошо. Двоих Витя сразу свалил, ещё одного с двух ударов.
- Пацаны, валим, - крикнул один из нападавших.
Они кинулись к другому выходу из арки, но по пути случайно сбили Инну. Она упала на спину и ударилась головой о ледяную шишечку на асфальте. Виктор подскочил к ней. Бабушка держалась за голову морщинистыми руками и хлопала глазами, из которых текли слёзы.
- Бабушка, ты как? - вскричал Виктор. Он потрогал голову Инны в месте удара и с ужасом увидел кровь на своей руке. Бабушка что-то неразборчиво шептала, стонала, но потом вдруг положила руку на щеку внука и сказала:
- Там на кухне, на плите борщ. Наверное, остыл уже. Покушай и ложись спать. Потом всё нормально будет.
Тут же бабушка закатила глаза, вздохнула, и её тело обмякло.
- Нет, нет, нет, - лепетал Виктор и чувствовал, как по его щекам льются слёзы. – Подожди, куда ты? Как же я теперь один буду? Бабушка! Не надо! – он обвёл глазами двор: ни одного светящегося окна, все окна чёрные и пустые. – На помощь! Люди, кто-нибудь! На помощь! – кричал Виктор, надеясь, что хоть одно окно загорится. Но окна молчали.
Крик, невероятный, нечеловеческий крик раздался из груди Виктора. Он отражался в гулкой арке, перерастая то в вой, то в визг. Виктор держал бабушку за голову и кричал, не в состоянии остановиться. Когда в лёгких кончился воздух, Витя задохнулся и склонился к голове Инны. Он плакал и шептал:
- Прости, прости бабушка. Я их найду, я отомщу. Ты только не умирай, не оставляй меня, прошу тебя. Я всё сделаю, я их найду. Я найду и убью их, и всех, кто такой же, как они.
Он шептал и плакал, не веря, что человека, заменившего ему родителей больше нет…
Стрелецкий. Во дворе.
Костя спал, когда в окно машины постучали. Еле открыв глаза, он увидел за гладкой поверхностью стекла Виктора. Тот попросил открыть дверь салона и, когда Стрелецкий сделал это, сел внутрь. По-хозяйски, Виктор приоткрыл окно и закурил.
- Знаешь, я не курил два года, - сказал он, выпуская дым в щель между стеклом и дверью машины. – А сейчас очень захотелось. Шёл мимо киоска и купил себе пачку.
- Что вам надо?
- Ты это сделал, - Виктор кинул Косте фотографии, на которых были запечатлены те, кого Стрелецкий убил.
- Да.
- Я хочу с тобой поболтать. Я не посажу тебя, не убью. Просто наболело, даже у таких продажных тварей, как я, бывает такое. Если хочешь знать, человек, на которого ты открыл сезон охоты, тоже является моей мишенью.
- Да я понял…
- Нет, дело не в звёздочках на погонах и благодарности начальства. Однажды, близкого мне человека убили. Возможно, случайно, но всё же убили. Я нашёл этих людей, я посадил их, а одного пришлось убить. Потом я стал копать глубже и нашёл этого Зорге. Теперь он мой главный враг.
- И?
- Ты нашёл его быстрее. Скажи мне всё, что ты знаешь, и я помогу тебе.
Костя взглянул на Виктора. На долю секунды ему показалось, что он видит насквозь своего собеседника. Его скелет и смутные, как на ренгеновском снимке, очертания тканей складывались в другую картину. Казалось, что Стрелецкий видит то, что произошло в той тёмной арке пять лет назад. Он даже чувствовал ту ненависть, ту боль, которую чувствовал Виктор.
- Я подумаю над твоим предложением…
Из дневника.
Ксюша пришла ближе к вечеру. Она сразу всё поняла, даже не стала расспрашивать. Просто поскорее открыла дверь подъезда и впустила меня в квартиру. Сразу же достала из холодильника какую-то еду, которую я сразу проглотил.
- Костя, ложись, поспи.
Сон не шёл. Я просто полчаса валялся на диване и слушал, как Ксю шумит чем-то на кухне. Решил почитать что-нибудь скучное и огляделся. Вокруг были лишь всякие гламурные книжки, которые читали все кому не лень, словари и учебники. Мне было плохо, и хотелось почитать то, что дало бы мне нечто новое, чего я никогда более не читал. Я стал рыться в ящиках стола, в глубинах книжных стеллажей. Классика, постмодерн, всё вместе. Каша, сплошная каша попыток порвать извечный порядок вещей. Мои руки сами погружались в глубины книжных полок в поисках своёй истины. Я, когда первый раз нажал на курок, понял, что для каждого человека, который может более или менее критически мыслить, правда или истина своя. И каждый бьётся ради неё, готов свою голову на плаху положить, лишь бы другой сказал, что он прав. Но ведь должна же быть одна единая, вечная и светлая истины, на которой держится этот проклятый мир, этот огромный город с пустыми окнами, где каждый хочет быть сильнее. Где каждый идёт на сделку с собственной совестью, с собственной истиной. Они все, все как один, прогнившая, дряхлая стая волков. Для них нет истин и аксиом. Ради своего брюха они готовы другому глотку перегрызть, предать всех и даже самих себя.
Руки искали, искали истину в глубине книжных полок, пока не нашли запылившуюся книгу. Я сдул с неё пыль и увидел одну вечную надпись: Библия. Я стал читать…
Квартира Ксюши. Полдень.
- Костя, проснись, - Ксю склонилась над спящим Стрелецким, который обнимал пыльный том Библии.
- Да, да, конечно, - промямлял Костя и открыл глаза. Книга выпала из его рук, глухо ударившись о покрытие ковра. Странички зашептали и раскрылись.
«А Я говорю вамъ: любите враговъ вашихъ, благословляйте проклигающихъ васъ, благотворите ненавидящимъ васъ и молитесь за обижающихъ васъ и гонящихъ васъ;;»
- Сколько времени?
- Шесть где-то.
Словно в подтверждение, часы в прихожей стукнули шесть раз. Стрелецкий встал с дивана и поднял книгу с пола. Невероятная сила мешала ему просто захлопнуть этот пухлый том и отбросить его в сторону.
«Это же бред полный! Как можно любить их и благословлять?». В груди у Кости зародилось нечто вроде жжения, как будто небольшое, но упрямое солнце хотело разгореться внутри этого человека. Казалось, что скоро грудь Стрелецкого разорвётся и из неё на небо выскочит этот горячий шар. И он будет светить и греть людей.
«Только не сейчас. Ещё рано любить и греть их. Они ещё слишком грязны, а зачем светить на мразь. Люди – они словно звери, способны лишь жрать и гадить. Даже свою любовь они используют как прикрытие для своих удовольствий. Этот мир должен сгореть, все до единого». Стрелецкий боролся с самим собой, не понимая, что с ним происходит. Внутри всё рвалось и металось, будто обезумевшего пса загнали в угол, и он пытается вырваться из окружения. Пёс скулил, выл, огрызался на всех вокруг, но они лишь стояли и смотрели на него. И от этого становилось ещё хуже, и собака начинала носиться волчком.
«А чем я не такая же мразь? Я также убиваю, я беру у них деньги, деньги, которые они когда-то отобрали».
- Костик, ты в порядке, - сквозь непонятную пелену донёсся голос Ксюши.
- Да, - голос Стрелецкого был глух и безжизнен. – Мне нужно будет уехать. Может быть навсегда.
-Куда? Зачем?
- Просто здесь я больше оставаться не могу. Иначе меня хлопнут. Но сначала я закончу своё дело.
- Не надо. Тогда просто сядь на поезд и езжай. Не надо никакого дела, оно больше не имеет смысла. И никогда не имело.
- Да что ты говоришь? Как ты можешь так говорить!? Тебя там не было, не твоего друга убили! Ты не хрена, не хрена не понимаешь! Это мой долг, моя работа! Я, и только я, могу навести порядок в этом сранном мире. Пора выносить мусор, и я этим займусь!
- Не надо, тебя убьют, а тем, что ты кому-то мозги разнесёшь, легче не станет! Это люди такие, пойми ты, люди. Они сами хотят, чтобы в мире был такой порядок. Наступит день, когда они проснуться, и всё кончится.
- Не наступит, если самому его не создать! Каждый мой выстрел – кирпич в новом строении мира. Когда я закончу, я уйду сам, так как буду таким же дефектным, как те, которых я уничтожал. И тогда останется существовать наилучший из миров!
Стрелецкий оттолкнул девушку от себя и, схватив свою сумку, поспешно вышел из квартиры.
- Сволочь! Когда решишь снова убить, подумай обо мне! – крикнула ему Ксюша, когда тот был уже на лестнице.
Стрелецкий. Прогулка по городу.
«Вот же дура. Много она понимает в моём деле. Богатая доченька! Дура! Дура, дура, дура!». Стрелецкий почти бежал по улице, и рюкзак хлопал по его спине. «Я не должен поддаваться на эти моральные сопли. Я действую на более высоком уровне осознания ситуации, я один понимаю, что тут происходит! Все эти люди, весь это проклятый город похож на стадо, стадо отупевших, объевшихся животных, которые придумали себе правила. Никто из них не выполняет даже десятой части этих законов. Все эти правила лишь для того, чтобы вовремя перехватить инициативу. Все должны понести наказание, но начнём мы сверху». Теперь Костя уже бежал, сломя голову по проспекту, не замечая прохожих. Вязкая слюна скапливалась во рту, лёгкие обжигало сухостью, но он продолжал свой бег. Ему хотелось оторваться от земли, взлететь и никогда больше не видеть этих улиц с прохожими, бездушных стеклянных домов и мелькающей рекламы.
«Я должен, я обязан сделать это. Иначе никогда не родится новый мир, в котором не будет места злости и насилию. Где не будут убивать и красть, ругать и осуждать, ибо ругать и осуждать будет не за что. В новом мире каждый будет творец, каждый сможет создавать, и никто не сможет мешать другому. Все будут счастливы и свободны. Но сначала нужно уничтожить, нужно стереть этот старый мир, чтобы камня на камне не осталось».
Стрелецкий прибежал к набережной и согнулся, задыхаясь. Влажный ветер с реки трепал его волосы, остужая горячую кожу головы. Костя поднял голову и оглянулся. Вокруг текла жизнь: люди встречались на набережной, улыбались друг другу, целовались и шли гулять; маленькие дети потешно ковыляли по залитому солнцем асфальту, стараясь поймать особенно толстого голубя; пара ребят на роликах лихо крутились между маленькими пластиковыми конусами; по рампам скейт-парка рассекали какие-то парни, гремя колёсиками по фанере и бетону. Жизнь, словно река, обтекала Стрелецкого, обжигая его. Люди на набережной вовсе не казались ужасными или тупыми. Костя смотрел на них, и слёзы наворачивались на его глаза. «Что же происходит со мной, чёрт меня подери? Что расплакался как сопливая девчонка? Они только кажутся такими добрыми и хорошими, повернись к ним спиной, и они оскалятся, обнажат свои клыки и свиные рыла и всадят, по самую рукоятку всадят нож в твою спину!». Зверь внутри Стрелецкого урчал, скрёб когтями по глотке, словно пёс, рвущийся на волю. Он метался из одного уголка души в другой и кричал: «Ну же! Спусти курок, всади свинец в их тупые бошки! А лучше гранатой, гранатой их, тварей! Смотри, он бросил окурок на газон, и ему не стыдно, ни капли ни стыдно, но он имеет какое-то высшее право над тобой осуждать тебя! Так пулю ему в голову! А эти дети, эти маленькие зверёныши, они вырастут и начнут нарушать законы, пить и курить всякую дрянь; они начнут воровать, врать, убивать и насиловать; они будут изобретать чертовски гениальные планы грабежей и убийств; в каждом из них сидит маленький диктатор, маленький убийца или вор. Так уничтожь их раньше, чем они совершат своё преступление!»
«А как же милосердие? Все имеют право получить прощение».
«Нет! Милосердие для слабаков, для сопливых девочек, верящих в белых принцев и вселенскую справедливость. Посмотри на них, посмотри внимательно! Каждый из них плевал на тебя, у них нет милосердия. Вспомни, хорошенько вспомни, разве кто-то проявил милосердие к Жене, к твоей Жене? Разве кто-то был милосерден, когда она умирала? А может милосердными были те, кто спускал курок, целясь в неё? О каком милосердии речь? В этом мире нет его, и никогда не было. Так накажи этот мир, воздай ему по заслугам, уничтожь их, всем пули в лоб, всех на столбы! Давай!»
Зверь плевался слюной, орал и метался. Он рвал Костю изнутри, пытался вырваться наружу, и от этого горло Стрелецкого сжимало. Хотелось кричать, кричать так, чтобы в горле заболело и запершило, чтобы этот колючий комок выскочил из тебя и унёсся прочь. Стрелецкий сжался и упал на газон, запустив пальцы в волосы. Он лежал на зелёной траве и смотрел в небо, сжимая голову руками, стараясь не выпустить на волю мечущегося внутри демона. Небо, такое глубокое и голубое, смотрело на него, и, казалось, сочувствовало ему. Голова разрывалась, горло было готово лопнуть, и руки судорожно сжимали череп.
Костя и не заметил, как к нему подбежала Ксюша. Она присела рядом с ним и обняла его голову, а он забился в её одежду и начал рыдать, словно ребёнок. Он плакал, захлёбываясь собственными слезами, от которых майка Ксюши вскоре стала мокрой.
- Ну, хватит, хватит Костя, - приговаривала Ксю и гладила голову Стрелецкого. – Всё наладиться, всё хорошо будет. Перестань.
- Не наладиться! Здесь хорошо не бывает, здесь только страдания и боль! Это просто мир такой, он живёт по этим волчьим законам. Здесь и жестокости-то нет, жестокость – понятие относительное. А для животных нет жестокости, они не бывают жестокими. И здесь нет людей, здесь животные!
- Как же нет? А мы с тобой? Разве мы звери? А Женя разве была животным?
- Мы – исключение.
- Значит, есть и другие исключения. Значит, всё будет хорошо. Разве ты уменьшал эту ненависть, когда убивал тех людей. Ведь ты убивал. Костя, прошу тебя, остановись.
- Нельзя, это миссия, моя задача, моя работа.
- Это ничья не работа.
- Женя погибла, чтобы я понял, что это моя работа.
- А разве она хотела бы, чтобы ты кого-то убил?
В воздухе повисла тишина. Стрелецкий лежал головой на коленях Ксюши и смотрел в небо. Кажется, что мир замер в этот момент, даже ветер перестал веять, а река замолкла. С неба на Костю смотрела Женя своими светлыми глазами, как в тот день, когда они впервые встретились. Она смотрела сверху и улыбалась, и ему становилось вроде легче, и ненависть покидала его сердце. И теперь почему-то не хотелось больше рвать кому-то глотки или стрелять в кого-то. Константин посмотрел на Ксюшу, которая продолжала гладить его голову и смотрела куда-то в сторону реки. Он смотрел на неё и понимал, что теперь ему хочется любить. Что хочется просыпаться каждое утро и видеть Ксюшу рядом, работать, чтобы покупать ей нелепые безделушки, гулять с ней в парке и просто жить с ней. Кажется, что даже ветер стал мягче и теплее, когда Стрелецкий подумал об этом. Костя дотронулся до ладони девушки и сказал:
- Нет, не хотела…
«Уголок Святого Патрика». Вечером.
Виктор зашёл внутрь и отряхнул плащ. Его раздражала погода сегодня: днём было ясно и солнечно, а к вечеру начал накрапывать дождик, которого он явно не ожидал. Результатом стала мокрая голова и испорченное настроение. Сдав плащ в гардероб, Виктор оглянулся. Стрелецкий сидел за столиком в углу, как и обещал, но он был не один. Напротив, на диванчике расположился тот майор из отделения, с которым уже приходилось иметь неприятный разговор.
- Константин, здравствуйте, - произнёс Виктор, стараясь говорить как можно более сухо.
- А-а-а, Виктор! – Стрелецкий громко протянул. Пожалуй, слишком громко для информатора. – Только вас и ждём с Виталием Сергеевичем.
- Что ж, я пришёл, - Виктор сел и закурил.
- Закажете что-нибудь? Я угощаю,- Костя, кажется, уже успел выпить и был на подъёме.
- Костя, к делу, - нервно сказал Резин.
- Дело обстоит так, я знаю, где и когда Зорге, уже известный всем нам, будет совершать, видимо, либо сделку, либо какой-то другой явно противозаконный акт. Вы знаете, что я охотился на этого человека, и мне удалось уничтожить десять людей из этой банды. Но мои, кхм, скажем так, интересы поменялись, - Стрелецкий остановился, чтобы закурить. – Я хочу выйти из этого дела, и чтобы моё имя нигде не фигурировало. Что скажете, стражи закона и порядка?
- Мне это маловажно, я не имею отношения к этому делу, я отстранён, - устало произнёс Резин.
- Не вешайте головы майор, я думаю, задержание столь опасного преступника пойдёт вам на пользу.
- Меня никто не пустит его задерживать.
- Я пущу вас, - неожиданно произнёс Виктор. – Мы инсценируем это как случайность. Я гарантирую вам должность в моём подразделении.
Костя ухмыльнулся и выпустил дым, глядя на своих собеседников. Виктор сидел, глядя на Резина, и внимательно изучал глазами пожилого майора. Виталий Сергеевич потупил голову в стол и перебирал пальцами.
- Хорошо, детали обсудим позже, - ответил Виктору майор.
- Что ты хочешь от нас, Костя?
- Завтра я уеду, уеду не один. Можете ли вы обеспечить мне беспрепятственный проезд до Дальнего Востока?
- А в чём проблема? Нет прав?
- Права есть, нет авто, а его оформление занимает слишком много времени, которого у меня, увы, нет. Я думаю, что уже сейчас на меня объявлена охота, а мне всегда хотелось увидеть море и горы.
- Чем Сочи не вариант?
- Жарко, шумно и дорого. И там меня проще найти.
- А почему автомобиль, а не самолёт?
- В аэропорту меня могут уже ждать, ведь такой мой поступок предсказуем, не правда ли?
- Да, признаться, ты тонко мыслишь, - Виктор улыбнулся и погасил сигарету.
- Так что скажете? В моих планах добраться до Находки.
- Думаешь, сможешь добраться до Находки на машине? Пятая точка не отвалится?
- Постараюсь. Деньги у меня есть, если будет машина, будет здорово.
Виктор внимательно взглянул на Костю, потом пожевал губы и обратился к Резину:
- Ну, что, майор, дадим парню зелёный коридор?
- А почему бы и нет, хотя за твои действия, Костя, я должен упечь тебя на полтора десятка лет за решётку. Но не буду. Пусть это останется на твоей совести.
- Совесть? Да, пожалуй, это самый страшный суд. Ведь когда человек сидит в тюрьме, его загоняют в угол вместе со своей совестью. И она мучает его, терзает, потому что требует отвечать за свои поступки, - Стрелецкий отхлебнул из стакана с соком и поболтал его в руке. – Я всю свою жизнь теперь буду видеть эти простреленные головы. А что я расскажу своему сыну о лете, когда мне было девятнадцать? Убил десять человек и сбежал? Это же ужас, с которым я должен жить.
- Сейчас мы все пойдём домой. Через полтора часа я подгоню к твоему подъезду машину. Какую получится, там не обижайся, - Виктор остановился, чтобы ещё раз посчитать время.- Да, через полтора. Машина, можно сказать, служебная, всех предупредим, чтобы не останавливали. Заедешь за той девушкой и мотай из города. Идёт?
- Идёт.
- А теперь твоя очередь.
- Угольный склад рядом с Инструментальным заводом. Час ночи.
Из дневника.
Когда-то, быть может, люди любили и творили. Они не знали ненависти и злости, не знали жадности и скупости. Относительности не существовало, ценность была не нужна. Краски были одновременно одинаковы и разнообразно. Нет, люди не были бесчувственны, они просто не умели быть плохими. И не было ни плохих, ни злых, ни обиженных. Не было мести, не было отчаяния. Так почему всё провалилось? Потому что появился соблазн. Когда ты знаешь свое место, ты никогда не будешь завидовать. Но откуда я могу знать, где моё небо под этим небом?
Кто-то говорит, что зло и добро относительно. Кто-то ноет, что раньше, при «такой-то власти» было лучше. А когда было лучше? Всегда было одинаково. Времени не существует, время – это относительность. И пространство – тоже. Ничего не существует в этом мире кроме чистого сознания. Всё остальное можно разложить по теоремам и аксиомам, а сознание существует, и оно должно существовать. Иначе к чему это всё? У сознания нет причин для существования, они не нужны. Сознание должно творить, это его сущность. Как только тот, кто владеет сознанием, начинает разрушать, оно перестаёт существовать.
Что есть теперь у меня? Только боль и ненависть, которая рвёт меня на части. Я сорвал это «адамово яблоко», когда решил, что сознание моё создано для уничтожения. Что разрушает, не может создать. Когда я взял в руки оружие, я лишил себя сознания. Находясь в плену своего зверя, я убил людей. Пусть их сознание было мало и ничтожно, но оно могло возродиться. До самого конца жизни они могли перестать убивать и красть. Я же перестал, так почему не могли они? Почему я вдруг решил, что могу судить их? Ведь когда я спустил курок, я стал таким же, как и они. Точь-в-точь. Можно придумать сотни отговорок, чтобы убить или украсть, но это только отговорки. Это в любом случае преступление.
Смогу ли я когда-либо заслужить прощение? Вряд ли. Я убил в себе способность творить, но я так хочу вернуть её. Возможно ли это?
Я помню один день моей жизни: это было год назад, зимой. Был февраль, но не было мороза. Градусов, наверное, двенадцать. Тучи, похожие на вату, обложили город со всех сторон. Куда бы я не глядел, всюду небо была вата. Кто-то мог бы сказать, что тучи свинцовые, тяжёлые, но это было не так: облака были легки и нежны. Ты стояла рядом, и мы вместе смотрели на небо над городом. Ты сжала мою руку, и я почувствовал тепло твоей ладони. Ты сказала: «Иногда мне кажется, что небо тоже живое, что оно может чувствовать. Иногда мне кажется, что небо – это мы». И тогда пошёл снег, крупный и мягкий. Он накрыл город, который просто исчез под ним, растворился. Что-то вспыхнуло внутри, и я поцеловал тебя, чувствуя, как горячи твои губы. В тот день, когда море облаков накрыло город, я мог творить.
Утро. Стрелецкий.
Костя подошёл к окну и выглянул. Во дворе Ксюшиного дома было пусто, если не считать двух женщин, мирно беседующих на детской площадки и мужчины, несущего пакет с продуктами. Новых машин не появилось. Виктор не звонил, и до сих пор не приехал эвакуатор за брошенной Стрелецким машиной. Черный «Марк» по-прежнему стоял недалеко от подъезда, поблёскивая модными фарами.
- Проклятье, - тихо выругался Костя и нервно задёрнул шторы.
- Что-то не так, - спросила Ксюша, сидящая на кровати рядом с собранными в сумки вещами.
- Да. Машину не убрали, и Виктор не звонит.
- Ну и чёрт с ней.
- Нужно было её сразу отогнать в другое место. Нас могли выследить.
- Иногда мне кажется, что кто-то параноик, - Ксю хихикнула.
- Обстоятельства обязывают. Ты всё упаковала?
- Да.
- Что решила с квартирой?
- Продаю через агентство как можно дешевле.
- Хорошо, - Костя снова выглянул в окно. Женщины ушли, и вместо них на скамейке расположилась компания молодых людей с пивом. Три парня, три девушки. На первый взгляд, «неформалы»: у двоих длинные волосы, кожаные куртки, один в военных ботинках. Девчонки в толстовках с названиями рок-групп, с торбочками за спинами. Пиво пили какое-то дешёвое, рядом валялась гитара в чехле.
- У вас во дворе охраны нет?
- Есть. А что?
- Да вот, пиво прям на детской площадке пьют «нефоры» какие-то.
- Да ну эту охрану, у нас тут как-то две машины сожгли вечером, так от них толку никакого. Сидят там у себя, телек смотрят.
- А менты?
- Ну, заезжают иногда, да всё равно, - Ксюша лениво зевнула и махнула рукой.
Зазвонил телефон.
- Слушаю, - ответил Костя.
- Это Виктор. Мы сейчас заедем. Машина получилась так себе, «девятка», но состояние хорошее.
- Нормалёк, сойдёт. Приказ передали?
- Да, и там в бардачке валяется бумага, что вы доставляете документы для нашего отдела. Типа ты охранник, а твой спутник – курьер.
- За это отдельное спасибо!
- Да не стоит благодарностей, главное гони со всей дури, доберись до места без приключений, - Виктор повесил трубку, и в тот же момент во двор въехали две машины. Первая была, видимо, служебной – черный «Мерседес». Белая «девятка» на его фоне смотрелась весьма скромно. Из-за заграждения транспорт не смог подъехать прямо к подъезду.
Ребята взяли сумки и спустились во двор. Костя вышел наружу и огляделся: вокруг было очень тихо, солнце уже не освещало весь двор, а только дальний угол. На скамейке неформалы продолжали пить пиво и что-то обсуждать. Стрелецкий и Ксюша двинулись к машинам. Из «девятки» вышел молодой парень в чёрных очках, ухмыльнулся и, сняв очки, помахал рукой. Из второй машины выглянул Виктор.
Когда ребята проходили мимо пьющих, они услышали вопрос:
- Э, закурить не найдётся?
- Нет, - ответил быстро Стрелецкий и повернулся к длинноволосому парню. Тот достал спички и прикурил сигарету с жёлтым фильтром.
- Зря, - парень ухмыльнулся, выкинул спичку.
«Что за…», - сразу подумал Костя, но парень резко выхватил из-под кожаной куртки пистолет и дважды выстрелил. Единственное, что успел сделать Стрелецкий, так это оттолкнуть Ксюшу. Что-то свистнуло рядом с головой Кости, а потом будто джинсы на ноге всколыхнулись, и правую ногу обожгло. Компания вскочила и стала выхватывать какое-то оружие, но со стороны машин послышались ответные выстрелы, и тут же двое из нападавших вскрикнули и упали в песочницу. Девчонки, которые пили с парнями, завизжали и бросились в рассыпную. Третий нападавший начал отстреливаться от команды Виктора и отступать к арке. Когда он был уже совсем близко к спасительному своду, пуля прошила его грудь справа ближе к плечу, взметнув облачко крови на вылете. Парень упал и схватился за ранение, огласив двор диким криком. Стрелецкий стоял и держался за кровоточащую рану.
- Прикрывай, прикрывай, - слышал он бешенный крик Виктора. – Суки, достали таки!
Кто-то подбежал к Косте, схватил его под грудь и стал тащить к машине. Рядом Стрелецкий увидел Ксюшу, которая бежала с сумками.
- Живой? – проорал подскочивший Виктор.
- Да, в ногу попали, - процедил сквозь зубы Костя. Он убрал руку и осмотрел место попадания. К счастью, пуля только оцарапала ногу, задев, видимо, крупный сосуд.
Виктор уже вовсю перевязывал рану, обильно полив её перекисью.
- Так, сейчас в клинику. Потом уедешь.
- Нет! Перетяни ногу. Рана лёгкая, переживу.
- Ну, как знаешь. Девочка, водить умеешь?
- Да, - откликнулась Ксюша.
- Тогда сейчас в клинику заскочим, а оттуда сразу гоните вон из города, - Виктор, опёршийся на кузов машины, вытер ладонью лицо. – Здесь за вами началась охота. Я не знаю, смогу ли я остановить её, но я очень хочу этого. Но вам действительно нужно уехать. Я буду прикрывать вас на столько, насколько это будет в моих силах.
- Спасибо, мы справимся, - процедил Костя и попытался улыбнуться.
Виктор обернулся к своим помощникам и, крутанув в воздухе указательным пальцем, крикнул:
- По машинам! Доставить наших персон в ближайшую клинику! Жердин, ты ведёшь их машину до клиники, а потом до выезда из города!
- Есть! – гаркнули ребята и быстро, словно репетировали это сотни раз, кинулись выполнять приказ. Две машины с маячками понеслись по улицам вечернего города, бешено сигналя, требуя дороги.
После того, как в клинике хирург, похожий на боксёра, сделал перевязку, доверенный водитель помчал из города. Машина гулко урчала, мчась по Бердскому шоссе. Лейтенант Жердин уверенно сжимал руль правой рукой, выпуская дым в приоткрытое окно.
- У вас всё в порядке, - осведомился он в районе Матвеевки.
- Да, жить буду, - с облегчением сказал Костя. – Давно работаешь?
- Нет, пять лет всего. Но думаю я здесь надолго.
Машина остановилась у знака выезда из городской черты, мягко скрипнув тормозами. Жердин обернулся назад и сказал:
- Ну вот и всё. Дальше сами, ребята.
- А ты как обратно? – суетливо спросила Ксюша, уже отдышавшаяся от пережитого.
- Меня заберут через несколько минут, - лейтенант улыбнулся и вышел из машины, уступив место девушке.
Костя помахал в окно, и машина вновь зашуршала по шоссе, оставляя позади одинокую фигуру Жердина.
Час ночи. Угольный склад у инструментального завода.
Сторож отправил в урну остатки сигареты и снова прислушался. Где-то шумели редкие машины, проезжающие за заводом. Издалека послышался гудок поезда, который пару минут спустя с грохотом пронёсся по путям, гремя вагонами и цистернами. В кармане клетчатой рубахи зазвонил мобильный телефон. Пожилой охранник вздохнул и достал «трубку»:
- Алло, - хриплым голосом произнёс он.
- Гости скоро будут. Запри собак и вали оттуда. Как всё закончится, позвоним.
- Хорошо.
- Не забудь выключить камеры.
Сторож повесил трубку и пошёл за собаками. Заперев их в подвале, мужчина сел на старый, ещё советского времени мопед, и уехал со склада. Через несколько минут, на территории скала появились машины. Три легковые «Тойоты» и грузовой «Изутзу» мягко шурша по угольной крошке остановились возле большой горы угля. Из одной машины вышли люди с оружием и спрятались в сторожке. Внутри чёрной «Тойоты Кроун» на заднем сиденье сидел мужчина лет пятидесяти в белом костюме с черной рубахой, расстёгнутой на груди. Лицо его было покрыто аккуратной щетиной, глаза скрыты за толстыми линзами. Человек наклонился к сидящим на передних сиденьях и сказал тяжёлым голосом:
- Позвони клиентам, Сухой. Скажи, что всё чисто.
- Да, шеф, - откликнулся парень с гладко зачёсанными назад волосами. Он достал телефон и позвонил. – Мы на месте. Вокруг чисто. Скажите мистеру, - парень усмехнулся, - Линкольну, что товар с нами, мы его ждём, - Сухой повесил трубку и, обернувшись, с улыбкой спросил. – Скажите, шеф, как вы думаете, это его настоящее имя?
- Сухой, мелкий ты сучонок, может ли какой-то красноярский наркодилер иметь фамилию Линькольн?
Парень расхохотался и откинулся в кресле. После смеха, Сухой снова спросил:
- Тогда какого хрена он придумал себе такую кличку?
- Ты видел его, пацан?
- Нет, шеф.
- А настоящего Линкольна?
- Нет.
- У этих двух фраеров одинаковые бакены на их мордах. Если эта красноярская тварь кинет меня, я срежу эту волосню вместе с его щеками.
Сухой снова расхохотался и забился в кресле, словно в истерике.
- Хватит ржать, - резко отрезал человек в костюме. Как только он это сделал, на территорию склада ворвались две машины: тёмный «Мерседес» и белый микроавтобус «Мицубиси». С переднего сиденья «Мерседеса» вышел высокий парень в черном костюме и, оглядевшись, открыл заднюю дверь. Секунду спустя, с задних мест, вышел мужчина в плаще. На лице его действительно красовались бакены, как у великого американского президента, но если бы здесь был Стрелецкий, то в этом мужчине он узнал бы Виктора. Поправив ворот плаща, он в сопровождении двух помощников отправился навстречу приехавшим раньше.
Из «Кроуна» вышел человек в белом и также направился навстречу. Когда между ними оставалось метров пятнадцать, Виктор движением руки приказал остановиться помощникам и отправился дальше один, как и его оппонент. Встретившись, мужчины пожали руки. Виктор улыбнулся и сказал:
- Что ж, вот мы и встретились, Зорге.
- Рад видеть вас, мистер Линкольн, - Зорге усмехнулся и сжал ладонь.
- Товар при вас?
- Обижаете, мистер Линкольн.
- Можете называть меня Виктор. Я могу взглянуть?
- Конечно, - Зорге с довольным видом указал ладонью на грузовой автомобиль.
Виктор и Зорге подошли к кузову машины, и человек Зорге достал картонную коробку из грузовика. Внутри коробки лежали пакеты с белым порошком внутри. Виктор достал тонкий ножик и вскрыл один пакет, набрал на кончик ножа порошок и отправил в рот.
- Полторы тонны отличного героина, не так ли? – с довольным видом сказал Зорге и хлопнул Виктора по плечу.
- Да, ты прав. Я могу посмотреть ещё пару коробок. В нашем деле нельзя доверять полностью, вы меня понимаете?
- О, да, - Зорге довольно засмеялся.
Проверив ещё пять коробок, Виктор обернулся к своим людям и подал одобрительный знак. На территорию склада въехало ещё две грузовые «газели».
- Мои люди перегрузят товар. Люблю пользоваться своим транспортом. Мы можем поговорить о другой партии?
- Хотите купить ещё?
- Конечно, Зорге, конечно! – Виктор довольно хлопнул в ладоши. – Я бы хотел с вами сотрудничать лет двадцать или тридцать.
- Тогда вы будете самым постоянным моим партнёром.
Виктор положил руку на плечо Зорге и пошёл с ним в сторону железнодорожной насыпи.
- Уважаемый мой, как вы думаете, сколько человек мы подсадим на этот порошок?
- Мистер Линкольн, вы говорите так, будто жалеете о своих действиях. Вас никто не заставляет это делать. Ваши деньги – мой товар. Это бизнес, люди хотят кайфа, я его им даю. Я удовлетворяю потребность рынка, я бизнесмен, как любил говорить Аль Капоне.
- Да, да, - Виктор задумчиво покачал головой. – Только вот что я подумал. Может, бывает так, что людей подсаживают на иглы? Или, к примеру, ну возьмём абстракцию, девочкам в тёмных арках насильно впихивают иглу в вену, потом насилуют и выставляют на панель? Или продают заграницу как рабынь? Или ребят, которые просто пришли в клуб потанцевать, увлекают в туалеты и обещают сказочные ощущения? Я знаю, люди слабы, им свойственно поддаваться соблазнам. Но как вы думаете, потакать людским слабостям – это бизнес? То, что я вам перечислил, тоже бизнес?
- Знаете, ваши разговоры звучат как слова священника или социального работника. Вы только что купили полторы тонны отличной дури, чтобы отправить её в Красноярск, а теперь льёте мне в уши эти моральные бредни! Не стройте из себя моралиста!
- Проблема только в том, - Виктор почесал затылок и пожал плечами, - вся эта дурь отправиться не в Красноярск, а в печку. Игра окончена, вы арестованы.
Пользуясь недоумением противника, Виктор ловко достал наручники и закрепил их на руках Зорге. После этого он достал из внутреннего кармана рацию и сказал:
- Резин, ваш звёздный час настал.
Тут же из «газелей» посыпались бойцы ОМОНа в боевой амуниции, вспыхнули спрятанные прожекторы, из-за насыпи вскочили люди в форме и побежали к двум стоявшим мужчинам. Впереди, задыхаясь от отдышки и весь красный от возбуждения, бежал майор Резин. Выхватив удостоверение, он прокричал в лицо Зорге:
- Вы арестованы, гражданин Романов. Вам предъявлено обвинение в изготовлении, хранении и распространении наркотиков, сутенёрстве и убийствах граждан Российской Федерации.
Позади послышались выстрелы: бойцы ОМОНа стреляли в воздух предупредительными. Застигнутые врасплох сподручные Зорге бросали оружие в угольную пыль и падали на землю.
- Суки, легавые суки, - прохрипел арестованный, заливаясь краской, и тяжело опустился на землю.
- Ну, что ж, поздравляю вас с медалью, майор, - довольно проговорил Виктор и пожал руку Резину, сняв перчатки.
Резин засмеялся и потрогал потными пальцами сталь оков на руках Зорге. С широкой улыбкой на лице он сказал коллеге:
- Чувствую себя как при вручении удостоверения, когда только заступил на службу.
- Я думаю, что даже лучше. Кстати, не хотите перейти в мой отдел? Я думаю, у нас ещё много работы в этом городе.
- Да, вы правы.
Сзади подбежал капитан ОМОНа и доложил о ходе операции:
- Все взяты, потерь нет.
- Молодцы, ребята, молодцы. Позовите моего помощника.
Когда Жердин подбежал, Виктор сказал ему:
- Запиши меня к лучшему наркологу нашей клиники, а то мне кучу этой дряни пришлось перепробовать.
Лейтенант кивнул головой и засмеялся.
Где-то на улице Большевистской, рядом с инструментальным заводом в жилой пятиэтажке одни за другим стали зажигаться тёмные квадраты окон. Проснувшиеся люди выглядывали на улицу, по которой неслись с воем сирены машины, увозя внутри себя Зорге и его команду. Словно создавая коридор для машин, вдоль улицы загорались окна всех домов.
Стрелецкий. Где-то на трассе.
В машине было темно, только приборная доска и магнитола светились в салоне. Стрелецкий лежал на заднем сиденье и смотрел в потолок, чувствуя, как корпус автомобиля покачивается и, иногда, сотрясается от неровностей дороги. Ксюша, уже порядком уставшая сидеть за рулём, вглядывалась в пятно света на дороге, оставляемое фарами машины. Позвонил Виктор:
- Всё, мы их взяли. И Мистера Линкольна тоже, по ориентировке от красноярских ребят.
- Здорово, - Костя расплылся в улыбке. – Как наш майор?
- Запыхался, когда бежал арестовывать, но, в общем и целом, молодец.
- Привет ему.
- Обязательно передам. Как нога?
- Фигня, пройдёт. Пока действует то, что мне вкололи, просто замечательно. Жалко, джинсы испортились.
Виктор засмеялся.
- Удачной дороги, ребята. Позвони, как доберётесь.
- Обязательно. Спасибо за всё, удачи на службе, - Костя захлопнул телефон-раскладушку и сказал девушке. – Всё в порядке, они всё сделали.
- Ой, ну, замечательно, - почти крикнула Ксюша и даже пару раз нажала на гудок, чтобы посигналить. Машина отозвалась радостными гудками, и они утопли в темноте ночного шоссе.
- Ксюш, как ты думаешь, я поступил правильно?
- Когда именно? Когда пошёл убивать или когда помог Виктору?
- В обоих случаях.
- Знаешь, Костик, ты поступил неправильно, спустив курки. Пусть даже ты убил этих людей, ты убил людей, не важно каких, главное, что это были живые люди. И пусть они так плохи, так циничны и жестоки, но, мне кажется, это не повод лишать их жизни. Лишив жизни, ты лишил их возможности исправить свои ошибки.
- Но они уже убили и Женю, и, возможно, ещё других людей. Они уже продали те наркотики, которые они продали.
- Да, ты прав, они не смогли бы оживить тех, кого убили, или снять с иглы тех, кого подсадили. Но они всё равно, до последнего своего вздоха, могли сделать что-то хорошее и могли бы раскаяться. А ты лишил их этого. В этом и есть твоя огромная ошибка, - Ксюша замолчала.
- А Виктор?
- Он действует исходя из рамок закона, не только государственного, но и морального. Он хороший человек, пусть даже и встал на этот путь тоже из мести. Он тоже ведь хотел убивать, но решил, что в тесных тюремных камерах у тех ребят будет возможность подумать, поразмыслить над тем, что сделали.
- Ксюш, ты говоришь о законе?
- Да, - девушка остановилась на обочине, решив отдохнуть, и погасила свет. – Пойми, это общество достойно таких людей, оно само их создаёт. Они не рождаются такими, они такими становятся. Люди хотят чувствовать их гнёт, их власть, их жестокость. Потому, что большинство людей осознаёт их как миф, они смотрят криминальные хроники за завтраком и думают: «Эгей, не повезло тому парню. А у меня всё в порядке». Они смотрят фильмы с расчленёнкой, потому что на куски пилят не их.
- Тогда зачем это всё?
- Костя, однажды таких людей, как Виктор станет больше. Они больше не хотят ни гнёта, ни власти, ни жестокости. Они хотят дышать и жить в городах без мафии, убийц и маньяков, они хотят творить, творить новую жизнь.
- Я подумал и понял, что эра гуманизма ещё не наступила, ещё не наступила эра человеколюбия. Потому что людям плевать на других. Но, быть может, наступит тот день, когда человек подумает о другом. Когда таких людей, как Виктор или Резин, станет больше тех, кому плевать на голод, на смерть и боль других.
- Поверь, таких людей много, - сказала тихо девушка и завела мотор снова. Машина, отбросив из-под колёс гальку, снова зашуршала по дороге, разбивая светом фар непроглядную тьму.
Стрелецкий и Ксюша. На берегу Охотского моря.
Было влажно и дул пронзительный холодный ветер, развевая волосы девушки. Наступала осень, от холодного моря поднимался туман, клубясь и напоминая пуховую перину. Словно те облака, которые Стрелецкий видел тогда с Женей, опустились на землю. Косте казалось, что они рождаются в море, чтобы подняться в небо. Вдалеке, в тумане блеснул огонёк, а потом туман немного рассеялся от ветра, и Стрелецкий увидел небольшой островок со зданием, напоминающим небольшую церковь. У берега, стучась о прибрежные камни, качалась старая деревянная лодка. Взяв сумку с тёплой одеждой, пара спустилась к ней. Костя сел на весла, а Ксюша, постелив на дно пару пледов и укрывшись третьим, уснула. Парень мягко оттолкнулся веслом от берегом, и лодка, подхваченная морем, поплыла прочь от земли, от шоссе, с проносящимися по нему редкими автомобилями, оставляя позади в тумане «девятку» вместе с деньгами внутри.
Костя приналёг на весла, стараясь не брызгать солёной, словно слёзы, водой на девушку. «Если небо – это мы, Женя, то море – это наши слёзы», - подумал он.
С каждым гребком островок приближался, всё больше и больше приобретая материальные черты. Клубящийся у поверхности моря туман расступался и открывал часовню. За горизонтом поднималось солнце, окрашивая море и туман над ним в оранжевый цвет. Ещё секунду, и, казалось, что лодка плывёт в апельсиновом соке. Косте почудилось, что даже воздух приобрёл запах этих фруктов. На острове забил колокол, гулко отражаясь от оранжевой глади. Солнце поднималось всё выше, и вот его огромный горячий диск уже виден на фоне скромно поднятого к небу креста. Колокол звучал в так миганию маячка на островке. Костя увидел человека в чёрной одежде, который, приложив ладонь ко лбу, глядел на их лодку.
Колокол становился всё ближе, Стрелецкий мог разглядеть лицо старика в чёрном кафтане. Костя хотел грести сильнее, но силы покидали его, руки и грудь неимоверно болели, и так хотелось бросить вёсла, и позволить течению нести судно по своей воле, но парень всё равно, прикусив губы до крови, продолжал грести.
«Полюби врагов своих, как самого себя. Прости их и помолись за них. И этот день, эта эпоха гуманизма станет, пусть немножко, но ближе. И пусть люди забудут ненависть и голод, злость и отчаяние. Пусть полюбят они другого, стоящего рядом. И пусть посмеются, как смеются дети, над своими слабостями. И тогда они тоже увидят это солнце»
Костя заплакал, и из его груди вырвался толи крик, толи стон, растворившись в приближающемся гуле колоколов.
Из дневника.
Послесловие.
В городе этом мрачном,
Где смотрят окна пустые,
Ветер в проводах вечно
Играет песни немые.
В глазницах его пустых
Люди в отчаянии Бога забыли,
Забыли о чувствах простых
И обратились серою пылью.
И кажется мне иногда,
В поту кошмаров ночных,
Что только любви гроза
Кровь смоет с его мостовых.
Что губ твоих только касанье,
С ветром в августе схожее,
Способность мою к созиданию
Вернуть для души моей сможет.
И сможет, горящий во мне,
Любви моей вечной огонь
Свечи зажечь в этом городе
В глазницах пустых окон.
Август 2008 – Ноябрь 2009