День сумасшедшего

Станислав Буджум
Предупреждение: каждый, прочитавший этот рассказ, поймет его по-своему. Я не отвечаю за события,описанные в этом рассказе, все совпадения с реальностью НЕ ЯВЛЯЮТСЯ случайностью. В общем - приятного чтения. Конечно же, хочется выслушать тех, кто прочтет. Рассказ своеобразный и каждое мнение - продолжение рассказа.

Главное – отсечь лишние детали.
И не разбрасываться попусту. Второе оказывается самым сложным, потому что много соблазнов таятся вокруг, много ненужных мелочей, на которые ты отвлекаешься, и теряешь смысл, суть, отпускаешь нитку и шарик улетает вверх, в безоблачное ночное небо над парком.
Как бы собрать их воедино? Все эти чувства бездарного сыщика. Когда я покидаю свой дом, а это бывает редко, когда я выползаю, как улитка из панциря, в мир, я снова и снова вижу эти нити. Нити – они как дорожки в пространстве, как таинственная нирвана для уличного животного. Раньше вокруг дома собирались кошки, они зимовали в подвалах, осенью спали на крышках отопительных люков.
Каждый раз я бреду в центральный парк, и знаю заранее, что формула сработает. Раньше, из-за тяжкой работы, мне приходилось колесить по городам, и это своеобразное пространственное заклинание действует везде.
Важно лишь отсечь лишние детали. И не разбрасываться.
Девушка в майке с надписью WMC – ложь. Если ты увидишь её за пределами центрального парка – это тоже ложь, и не верь никому, кто утверждает что видел её в иных местах. Разве только в лесу за центральным парком нашего города.
В этом дендрарии каждую весну, когда сходит снег, милиционеры находят десятки трупов – задушенных, зарезанных, изнасилованных, ограбленных. Но они не имеют ничего общего с жертвами  «WMC-вируса», как его обозначили в Интернете.
Собираюсь с мыслями, перехожу дорогу. На столбе танцует зеленый человечек, говорит о том, что можно идти. Несколько машин стоят вровень с крайней линией зебры, я прохожу перед ними, и оказываюсь на дорожке, ведущей через аллею к парку.
Если дать вправо, то можно обнаружить старые ступеньки, но я иду по натоптанным дорогам между деревцами, смотрю по сторонам, и, конечно же, стараюсь отсекать лишнее.
Под ногами хрустят ветки, стекла разбитых бутылок и красно-серая трава, которая в этом месте никогда не бывает свежей, растет клочками под деревьями, и всегда имеет один и тот же болезненный оттенок.
Наконец, я в парке.
Некоторые искатели ничего не встречали, и покидали парк живыми, здоровыми и в своем уме. Они не видели, что за ними тянется чья-то костлявая, хищная рука с червивыми прожилками. И они не замечали следы, которые она оставляет на их телах.
Девушка в майке с надписью WMC – ложь. И это надо помнить.
Потный лоб обдувает ветер с запахом лесополосы, примыкающей к парку. Бриз сумасшедшего. Некоторые встречают её здесь, и принимают за свою мечту. В основном это парни-подростки, их повзрослевшие клоны-эстеты и коротко стриженые лесбиянки, которые собираются на скамейке под дальним каштаном.
Парк выглядит радостным, как хищник, переваривающий в своем чреве очередную жертву. Люди, которые уходят за ней, не возвращаются, а так все счастливы. Парочки по лавкам, гуляющие люди. Дети часто рисуют на асфальте тех, кто пошел гулять с девушкой в майке с надписью WMC, и не вернулся.
Вижу то, что не лежит на поверхности. Её глаза спрятаны повсюду, и раскиданы по Центральному Парку в произвольном порядке. Одни говорят: если пойти за ней, тебе придет конец. Другие же говорят, что это будет истинное начало тебя.
Я прохожу игровую площадку в центре парка. Ветер дует на пустые качели, вокруг много детей, но почему-то никто из них не хочет покататься именно на этих.
Прохожу мимо плакучих ив, на лавочках сидят люди, не обращают на меня никакого внимания, а двигаюсь к той части парка, которая прилегает к дендрарию. Там стоит кирпичная, небольшая постройка, в ней садовник хранит свой убогий инвентарь – несколько лопат с ржавыми наконечниками, скрученные шланги, грабли с косыми зубцами.
Нервное беспокойство в груди. Главное помнить, что девушка в майке с надписью WMC – это ложь. Отсечь все лишнее, не разбрасываться по пустякам, подмечать то, что не лежит на поверхности.
Комар садиться на шею, кусает. Я бью ладонью, пот хлюпает под пальцами. И нервы дрожат внутри.
Кажется, я вижу её. Она стоит прямо за строением. Такая же, как на картинке психбольного. Говорят, что этот парень единственный кто не сыграл в ящик после встречи с ней, но вроде бы, стал рисовать её портреты и заклеил ими всю комнату, а потом и вовсе превратился в овощ.
- Ну что? – мысленно говорит она. – Идём со мной?
Да, идём. Я перескакиваю канаву, иду по дороге между деревьями, гнусь под ветвями и бью на теле комаров. И чем дальше в лес, тем темнее вокруг. Зеленые, черные полосы с рваными клочками неба вверху, и её силуэт и белая майка с надписью WMC.
Сейчас мне нельзя оборачиваться. Если я обернусь, то за моей спиной не будет парка с гуляющими людьми, но садового домика. Будет что-то другое, страшное.
Сумерки сгущаются. В этих местах от темноты начинают просыпаться совершенно противоестественные звуки. Аль Хазред называл их воем ночных демонов, я же называю их продолжением бриза сумасшедшего. Если прислушиваться, то за шумом в ушах можно услышать и кое-что другое. Но на это у меня нет времени.
Я должен догнать её. Она так ловко перешагивает ветки, лавирует между искривленными стволами, и постоянно балансирует на границе обозрения, то и дело сваливается в темноту.
На асфальтовых рисунках люди, ушедшие за ней, выглядят счастливыми.
Боковое зрение ловит черные пятна. Это -  тени леса, черные души, им всё ещё есть что сказать.
Наконец, мы вышли к разворотному кругу автобуса. Под остановкой мы сели на ржавую лавку с одной единственной рейкой.
Она молча улыбалась, а мне страшно было сфокусировать на ней свой взгляд, ведь только я сделаю это, как её черты расплывутся в сумерках. Поэтому приходилось смотреть по сторонам. Плотное кольцо деревьев и кустов. Столб с обрезанными проводами, на котором прибита жестянка с непонятным номером.
 Но куда бы я не смотрел, я видел три английские буквы WMC. Они проступали сквозь реальность черным принтом, как навязчивая галлюцинация, как водяной знак.
- Встань, - приказала она. – И посмотри – нет ли вдали автобуса?
Я подчинился. Вдалеке не было ничего. Я снова собрался присесть.
- Стой. – сказала девушка. – Не оборачивайся. Никогда не смотри на меня через плечо, иначе ты увидишь то, что тебе не следует видеть. Ты просто потеряешь рассудок, а перед этим вырвешь себе глаза.
Я задержал дыхание. В легких затрепыхался влажный воздух темного леса.
- Ты можешь снова сесть, но только иди спиной и не оборачивайся. – Продолжила она. -  Мы дождемся темноты, как только сумерки станут плотнее, сюда прибудет автобус. Предупреждаю тебя – не смотри на лица пассажиров, что бы ни случилось! Ты сойдешь с ума от разрыва сердца. Лучше смотри в окно, или прямо в пол. Можешь смотреть на меня, пока я на твоей стороне.
- Куда мы поедем?
Девушка в майке с надписью WMC поднесла палец к губам. Лицо засвербело в недружелюбной улыбке.
- Никогда не спрашивай, пока не спросят тебя. Понял? Я буду шептать тебе на ухо, и только тогда ты будешь спрашивать. Но это всё будет, когда мы окажемся там.
Я молча сел на лавку рядом с ней. Теперь я чувствовал себя одиноко. Она нереальна, она – всего лишь ложь! Надо помнить это, и не разбрасываться по мелочам.
Приехал автобус. Огромная рычащая колымага остановилась напротив нас. В окнах маячили лица, но я не вглядывался в них. Краем глаза мне удалось заметить что-то, от чего моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и не размазало аорты по треснутому асфальту.
Мы зашли внутрь и сели на ближайшие свободные сиденья. Я быстро отвел глаза в окно.
Странный автобус. Кажется, такие модели ещё много лет назад сняты с производства. При входе я заметил круглый пластиковый кармашек, с отверстием для денег и щелкающей билетной катушкой.
На каждой кочке автобус подбрасывало, и у меня замирало сердце – а вдруг по неосторожности я загляну в глаза кому-нибудь из пассажиров. Страшно представить, что я могу там увидеть.
За окном мелькали старые, незнакомые районы. Ободранная громадина завода, покинутая людьми, разбросала по земле мощи, как мертвый дракон. В огороженных сетчатым забором стоянках, спали поезда. Ржавые вагоны видели сны – о закате, о распаде мира. Здесь сработала бомба реальности – в них уже нет людей, но коридоры всё ещё помнят шаги и голоса. В них живет смерть, на их полках теперь спят те, кому не дано проснуться.
Пейзаж не давал мне спятить. Я боялся шелохнуться и вздохнуть. Шея затекла, но другого выхода у меня не было.
Автобус прибыл в некое место, огороженное бетонным забором. Я сумел рассмотреть лишь табличку со словом «Лепрозорий».
- Сейчас все будут выходить, - девушка в майке с надписью WMC незаметно подкралась губами к моему уху. – Если не хочешь беды, притворись спящим. Опусти голову и закрой глаза. Когда они покинут автобус, я толкну тебя в бок, мы должны выти последними. Не оборачивайся, смотри только вперед, будешь идти за мной или рядом со мной. Как только попадешь в корпус, подойди к регистратуре, и скажи, что хочешь видеть Мастера Ву.
Кровь в жилах застыла, но я продолжал слушать.
- Сотрудник скажет тебе следовать за ним. Вы пойдете по коридорам неприятного места, ты должен смотреть только вперед, какие бы соблазны тебя не раздирали. Если отведешь взгляд – ты дурак, и я даже не могу объяснить словами, какая участь тебя ждет.  Я не смогу пойти с тобой, буду ждать твоего возвращения, конечно, если ты сможешь вернуться. В конце концов вы должны придти к двери в палату. Любой ад не сравниться с тем, что находится внутри неё. Постучишь три раза и спросишь разговора. Если тебе ответят: «Я Вас слушаю», можешь задавать свои вопросы. Если ответят «Нет, спасибо» - молись, чтобы твоя смерть была быстрой. Если, все таки, тебе повезет, и ты получишь ответы на вопросы, постучи ещё три раза и попроси войти. Скорее всего, тебя впустят. Если нет – то лучше тебе не знать, что произойдет. Смело отворяй дверь, ты окажешься в лесу за центральным парком. А теперь, склони голову, будто ты спишь.
Её слова бились пульсом в висках. Я послушно склонил голову, зажмурил глаза и что есть мочи прижал подбородок к груди. Всё вокруг шебуршало и двигалось на частоте плоских звуков.
Спустя несколько секунд я получил долгожданный толчок в бок. Мы поднялись и покинули автобус. Перед нами гнил двухэтажный корпус с сетками на окнах. Зловещий дом на фоне мертвого неба. Вокруг стрекотали насекомые, в песке под кустами что-то ползало.
Ситуация казалась мне ужасной, и абсурдной одновременно. Звуки из стен сочились в пространство, будто кровь из размозженного проказой тела. Все произошло так, как мне описали. В регистратуре меня встретила низкорослая женщина, она смотрела на меня с тоской и брезгливостью.
Когда она вела меня по коридорам, я прищурил глаза и смотрел только ей в спину. Боковое зрение выхватывало что-то, цветные пятна не из тех цветов, которые мы видим, а ещё фантасмагорические конечности, или что-то в этом роде.
Я смотрел лишь в спину сотрудника больницы. Она – тоже ложь, как девушка в майке с надписью WMC, как мираж, как заяц на потолке. Ты видишь его тень, но не видишь его самого, и слышишь как он прыгает вокруг тебя. Заведенный, сумасшедший.
Всё это – ложь. Девушка под душем в булгаковской квартире, совершенно нагая. Струи текут по её бледному телу, падают на нечищеное чугунное дно ванны, и стекают в водосток. Оттуда у них начинается долгий путь, по тоннелю, к свету, минуя трупы зайцев, которые даже после смерти скачут по водостоку.
Мы остановились. А вот и дверь.
Я постучал три раза, и спросил разговора. По другую сторону двери молчали. Ноги истончились до ивовых прутиков, и готовы были уронить меня. Я держал дыхание на ровной точке сознания, и напрягся изо всех сил.
- Я Вас слушаю. – донеслось из-за двери.
Тяжелый выдох и поток облегчения. Пора задавать вопросы.
- Кто создал её? – спросил я.
Молчание усилилось. Перед глазами предстало нервное, пунцовое небо перед грозой. Окраина какого-то города, вот-вот должен пойти дождь. На куче мусора лежит женщина. Потная, с красным лицом, она вцепляется посиневшими пальцами в металлический прут.
Это роженица…
Она напрягается, и я вижу капли пота, выступающие на лбу. Соленые и крупные, как весенний град, скатываются к глазам, и жгут. Следующий кадр, словно кто-то переключил канал – промежность женщины выталкивает наружу какое-то существо. Видение дергается и вот-вот исчезнет, я с трудом могу разглядеть плод.
О, нет… он ужасен! Он страшнее худшего ночного кошмара, страшнее ночи на кладбище, страшнее одинокого поезда с мертвыми пассажирами, о котором рассказывают в детских лагерях.
Ребенок – это зло. Раздетое, выставленное на мировой аукцион.
Женщина приподнимается, кряхтит и стонет, протягивает руку к плоду, сжимает его пальцами и отшвыривает на несколько метр от себя.
Ещё один кадр – роженица встала. Я понимаю её омерзение, она даже не хочет касаться того, что родила. Большие, карие, испуганные глаза, я вижу их крупным планом, зрачки играют с бликами, безумная лошадь прыгает с обрыва в море.
Роженица заворачивает плод в белую майку с надписью WMC и бросает в выкопанную ямку.
Видение тает, и я снова оказываюсь в больнице, напротив двери. Хочется очистить желудок, но я ничего не ел, и врятли получиться вырвать.
Так появилась она. Так появилось все остальное человечество, все те, кто после рождения моментально сходит с ума.
- Почему это происходит? – спрашиваю я.
На этот раз, сознание не мутнеет не переносит меня в другие события. Нечто происходит непосредственно здесь и сейчас.
Дверь расправляется, рейки вдавливаются в деревянное полотно, и теперь предо мной ровная, гладкая поверхность. На ней проступает первый рисунок – гермафродит теряет каплю крови. Эта капля останавливается у его ног, из неё вырастают дома. Красный контур обрисовывает мне нечто вроде района новостроек, из маленькой черной точки в изображение впрыскивается хаотичный черный цвет. Он смешивается с красным, превращается в некое подобие кубической личинки. Личинка растет и развивается, словно на ускоренной видеозаписи, отбрасывает от себя кубики, многократно совокупляется сама с собой и многократно перерождается,  с каждым разом становясь всё больше и противоестественней.
Я балансирую на грани экстаза и агонии. Именно так я себе и представлял этот процесс, и более того, я знаю что сейчас произойдет. Нетерпение зашкаливает мои внутренние датчики, сейчас случиться то, о чём я и думал.
Развившись в конечную особь, личинка пожирает гермафродита.
Изображение исчезает, дверь снова становиться нормальной.
Остался последний вопрос. Я напрягаю память и стараюсь обуздать речь. Язык не шевелиться во рту, ведь за последнюю секунду, минуя восприятие, в мой разум иглой впрыснули огромное количество информации.
 - Как это остановить? – я задаю последний вопрос.
В ответ на свой вопрос я услышал хохот. Дикий и первобытный, будто дьявол смеется над грешниками. От него затряслись стены, ходуном заходили половицы, загудел потолок.
- Это невозможно остановиться. – сказал тот, кто находился за дверью. – Это было всегда и всегда останется, в вечности, которая каждый день пересекается с вашим миром. Это было изображено на наскальных рисунках, в сожженных книгах, в манускриптах из затонувших библиотек. Никто никогда не сможет понять это, и уж тем более, остановить. В последнее время это нашло себе более материальную форму, но далеко не последнюю.
Я несмело протягиваю руку, кулак трясется, пальцы едва сжимаются. Три раза стучу в дверь, и прошу зайти.
- Выходи. – говорит голос.
Я открываю дверь, дыхание рвется, как непрочные шелковые нитки. Темнота обступает меня со всех сторон. Только эта не та темнота, которую мы видим ночью в углах. Эта темнота тяжелая и материальная.
Лес. Скорченные стволы деревьев, трепещущие листья, гудение насекомых и пасмурное небо все теми же лоскутами над головой.
Я оглядываюсь по сторонам. Что-то не так. Не с реальностью, что-то не так во мне.
Провожу рукой по голове – темные волосы, длинные, чуть ниже плеч. Я одет в кеды, короткую джинсовую юбку. Теперь у меня есть грудь, и прямо поперек этих бугорков на белом фоне появилась надпись – WMC.
Теперь я – это она. Соответственно – теперь я тоже ложь.
Нет, этого просто не может быть. Как не может быть того, что я увидел.
Я иду по лесу, приближаюсь к кирпичному домику садовника.
По тротуару медленно ползут люди, тянут за собой детей, кое-где дрожат воздушные шарики, покачиваются на волнах бриза сумасшедшего пустые качели.
Не может быть? Неужели теперь и я стал неправдой, и теперь я знаю все, что нужно говорить и делать, словно кто-то загрузил в мой мозг такую программу. Нет, не может быть…
Главное – просто отсечь лишние детали. И не разбрасываться попусту.