Азербайджан, г. Баку, изд-во "Мутарджим", 2009.
ISBN 978-9952-28-029-6, © Джавидан Гулиев
Предисловие
История – это роман, который был;
роман – это история, какой она могла бы быть…
Э. и Ж. Гонкуры. «Дневник» .
Этот роман посвящен личности знаменитой и одновременно загадочной. Не будет преувеличением сказать, что беспримерным героизмом и выдающимися подвигами она изменила ход истории Франции и тем самым повлияла на историю последующих веков. Впервые в мире женщина спасла свою страну от оккупации. Уникальный образ Девы-воина объединил разобщенные до той поры дворянство и народ, вдохновив их на победу. Она превратила затяжной конфликт королевских династий Валуа и Ланкастеров в борьбу за свободу Франции от захватчиков, известную как Столетняя война 1337-1453 годов.
Эта девушка известна под именем «Жанна д’Арк». Ее жизнь описана в десятках тысяч книг, ее свершения знакомы всем со школьной скамьи. Она превратилась в общенациональный символ, в котором каждый француз видел что-то свое. Однако, как происходит практически с любой знаковой фигурой, восприятие ее образа неоднократно менялось на протяжении истории в зависимости от идеологии правящего класса и умонастроений общества в конкретную эпоху. Современники относились к ней как к Посланнице бога, призванной положить конец страданиям в стране. При абсолютизме в XVI-XVIII веках ее часто считали аристократкой и даже принцессой, благодаря которой решился вопрос престолонаследования, и Франция обрела легитимного короля. В последовавшей затем эре республиканизма и либерализма, которая продолжается до сих пор, она была объявлена «дочерью народа».
Последняя версия утвердилась в современной академической науке. Однако до сих пор существуют альтернативные гипотезы о происхождении Жанны и ее роли в истории. Непризнанные официально, они, тем не менее, не опровергнуты, а значит, имеют право на жизнь. И действительно, в ее биографии имеется множество неясностей. Хотя ее походы, суд над ней, а затем посмертная реабилитация подробно описаны в хрониках того времени, на поверку оказывается, что в них гораздо больше легенд, нежели достоверных фактов. Эти летописи велись не только для потомков, но прежде всего для современников и в целях политической пропаганды, которая во все времена играла большую роль в ходе войны. Стоит упомянуть, что в ту пору ее даже называли иначе, чем сейчас – Жанной Девой, тем самым подчеркивая священный характер ее деятельности. Фактически неизвестна и дата ее рождения . Последующие исследования ненамного прояснили ситуацию, иногда добавляя новые мифы в угоду тем или иным интересам.
Роман написан на основе альтернативной версии биографии Жанны Девы и малоизвестных фактов ее жизни. Сюжет разворачивается на фоне реальных исторических событий и достоверных фактов, в произведении также дается оригинальная трактовка некоторых из них. Большинство персонажей романа существовали в действительности. В книге предлагается новый взгляд на образ Девы и другие исторические личности, а также обрисовывается политическая и психологическая картина Франции первой трети XV века.
Джавидан Гулиев
20 октября 2009 г.
Глава I. Путь к катастрофе
Париж, дворец Барбетт, 10 ноября 1407 г.
Поздним вечером по опустевшей уже Старой Храмовой улице Парижа раздавался стук копыт. В сумерках можно было различить силуэты двух всадников в плащах, в явной спешке пришпоривавших коней. Погода была довольно прохладная, встречный ветер бил в лицо, но всадники, казалось, этого не замечали. Мчавшийся впереди мужчина напряженно вглядывался в темноту. На перекрестке с улицей Вольных горожан всадники замедлили ход. Вблизи выделялось небольшое здание в готическом стиле. Это был дворец Барбетт, который несколько лет назад приобрела для себя королева Изабелла, супруга короля Карла VI. Всадники остановились у входа. Стражник узнал в свете факела первого всадника и открыл ворота. Мужчины въехали во двор. Быстро спешившись, первый из них сразу направился во дворец. Теперь при свете факелов на нем можно было различить лиловый плащ с белым крестом – символ Орлеанского дома. На его лице читалась явная тревога вперемешку с радостным ожиданием. Второй всадник, одетый в цвета своего господина, передал коней подошедшему слуге и также направился к дворцу. Слуга в дверях поклонился мужчине в лиловом плаще и проводил его на второй этаж, едва поспевая за его быстрым шагом. Второго всадника отвели в комнату для гостей, располагавшуюся в левой части дворца на первом этаже.
Пройдя по ярко освещенному коридору с установленными на стенах факелами, мужчина чуть замедлил шаг у комнаты с кремовыми резными дверьми и, быстро передав плащ и шляпу слуге, вошел внутрь. Это был герцог Орлеанский, один из немногих людей в королевстве, кто мог входить к королеве без предварительного доклада. В покоях королевы тревога на его лице сменилась улыбкой.
– Ваше Величество, Изабелла! – воскликнул он, когда за ним тихо затворилась дверь, и быстро подошел к кровати с голубым балдахином, на которой полулежала темноволосая женщина в ночной рубашке. При свете светильника, свисавшего с потолка и стоявшего рядом с кроватью канделябра, она казалась еще бледнее, чем на самом деле, а бледна она была довольно сильно, на ее округлом лице выделялись мешки под глазами. Герцог преклонил колено у ее кровати и поцеловал ей руку.
– Рада вас видеть, Луи, – произнесла Изабелла с нежностью в голосе.
– Я примчался на ваш зов, моя королева и рад видеть вас обоих в добром здравии и прекрасном расположении духа, – сказал он, глядя ей в глаза и проведя рукой по шелковому одеялу, под которым угадывался ее округлившийся живот. Она уже не раз проделывала с ним этот трюк: письмо, написанное фрейлиной по ее поручению с призывом к нему приехать, потому что… Причины были разные, но всегда срочные. На этот раз, как нетрудно догадаться, в письме сообщалось, что королева вот-вот разрешится от бремени.
– Вы разгорячены с дороги, сударь, а здесь к тому же натоплено, можете разоблачиться, – сказала она, проведя платком по испарине на его лбу. Он еще раз поцеловал ей руку и поднялся с колена. Затем снял короткий золоченый камзол и повесив на спинку стула, расстегнул ворот белой кружевной рубашки. Она в который раз оглядела его с ног до головы. Он был прекрасен, как почти десять лет назад, когда их познакомил в замке Боте сюр-Марн ее фаворит де Буа Бурдон – высокий, статный, с правильными аристократичными чертами лица и безупречными манерами, горящим и в то же время надменным взглядом. Ему было тогда пятнадцать лет, но выглядел он на все восемнадцать и юная Изабелла, будучи старше на год с небольшим, влюбилась в него. Конечно, в начале у нее был и политический расчет – завоевать принца крови с целью расширения своего влияния при дворе, но она почти сразу забыла об интригах и предалась безудержной страсти, пока ее муж осматривал флот во Фландрии. С годами Людовик Орлеанский стал еще лучше как выдержанное вино – возмужал и покрыл себя славой отважного рыцаря и покорителя женских сердец.
Сейчас королева без стыда и упрека разглядывала его широкий торс, который под просторной рубашкой казался еще шире и мускулистые ноги под облегающими бордовыми чулками до бедра.
– Я просто хотела вас увидеть, мой принц, – сказала она. Людовик улыбнулся – требовать к себе внимания и, желая в очередной раз проверить его чувства к ней, вытащить его из семейного очага в поздний час, заставить мчаться по пустынным улицам, где могли поджидать люди его заклятого врага и политического соперника герцога Бургундского Иоанна Бесстрашного, в этом была вся Изабелла! А потакать прихотям возлюбленной, делать все ради нее – в этом заключались правила того куртуазного века с его культом рыцарства и не всегда искренним поклонением даме. Людовик же был образцом рыцаря того времени. Он во всем стремился к победе – будь то дела любовные или политика. Наряду с герцогом Бургундским Людовик был одним из двух главных вельмож при дворе. А прекрасное образование и умение при случае блеснуть изящным слогом придавали ему особый шарм в глазах женщин.
Он подошел к Изабелле и, вновь опустившись на одно колено, нежно обнял за плечо. Перед ней на деревянной подставке лежала массивная книга в кожаном переплете. Людовик увидел название: Epistre Othea Кристины Пизанской . Ей покровительствовали Изабелла и жена Людовика Валентина Висконти. Он молча отодвинул книгу от Изабеллы.
– Долгое чтение при неверном свете утомляет, Ваше Величество, а вам сейчас утомляться нельзя, – сказал он.
– Увы, мой мастер посадки своего генеалогического древа, благодаря вам, заниматься более приятными вещами я пока не в состоянии, – кокетливо произнесла она. – Но причина моего теперешнего положения была божественно приятна, – добавила Изабелла.
– Вы правы, моя королева, как день имеет продолжением ночь, так и удовольствия сменяются бременем, которое в свою очередь тоже имеет весьма приятные последствия, в коих мы оба вскоре убедимся. Однако ваше положение не так уж и ограниченно и вы все еще многое можете, – он придвинулся к ней.
– Вы тоже как всегда правы, Луи, – сладострастно сказала она. Под раскрытым воротом рубашки Изабелла заметила висящий на его шее мешочек. Это была его маленькая тайна, впрочем, известная покоренным герцогом дамам, а их было немало. В мешочке он хранил кусочек корня мандрагоры, растения, которое согласно широко распространенному поверью даровало своему обладателю богатство и успех в делах любви . Подобные снадобья хранили многие – и зажиточные горожане, и немалое число аристократов. Герцог интересовался оккультизмом, и это придавало ему такой притягательный в глазах дам ореол таинственности, что поверье порой приобретало реальную силу, порожденную желанием верить в него. На сладострастную с юных лет Изабеллу подобные вещи действовали безотказно.
Людовик обнял ее и, властно притянув к себе, поцеловал. На мгновенье она почувствовала возбуждение. Герцог, словно зная это, отстранился.
– Иногда удовольствие можно не прерывать, хотя бы частично, – сказал он.
– Вы мне это доказали, Луи.
– Просто я знаю, когда остановиться, а вы, моя дорогая, не всегда, – он присел рядом с ней на кровать и нежно обнял. – И самое главное, я успел узнать вас, любимая.
– Вы никогда так не называли меня. Ваша речь изящна, эпитеты пышны и красивы, но среди них не было еще этого простого и столь приятного слова, Луи. Я приятно удивлена, – ее глаза были так близко, он чувствовал ее дыхание на своем лице.
– Раньше нас связывала только страсть и романтика, а сейчас у вас для меня есть нечто неизмеримо большее, что переполняет мое сердце гордостью и нежностью к вам и вызывает чувство, которое для вас столь приятно и неожиданно – он нежно поцеловал ее. Она прильнула к нему в ответ и крепко обняла, как будто обрела только сейчас и боялась потерять.
– Луи, – позвала она его тихо. – Что вы имели в виду, когда сказали, что знаете меня?
– Что я знаю, какая вы, – ответил он, гладя ее по голове. – Ваши подданные считают вас символом государства и заметным политиком, иные – королевой амура, – он выразился изящно, чтобы не сказать «королевой разврата», как на самом деле думали о ней, – мужчины видят объект желания, женщины – успешную конкурентку, не оставляющую им никаких шансов, – он чуть отодвинулся от нее и обнял ее лицо руками, – а я помню юную прелестную девушку, которая выросла в Баварии и совсем не знала бурной светской жизни Парижа, но была брошена в этот мир страстей, интриг и лицемерия. Девушку, от природы любопытную и жизнелюбивую, для которой политика и искусство любви стали способом утвердиться в этом мире, заявить о себе и добиться свободы. Пусть все знают, что вы не тень короля, что вы сами есть вы и никто не может этого отнять у вас.
– Ах, Луи, я не хотела нигде утверждаться, я просто хотела любить и быть любимой, – сказала Изабелла. Это была полуправда, и Людовик знал об этом, но он умел не обращать внимания на мелкие детали, особенно когда, как сейчас, королева смотрела на него влажными от навернувшихся слез глазами.
– Да, но безумие короля заставило вас стать госпожой самой себе. Вы нашли в себе силы уйти от короля, а ведь от королей так просто не уходят, и поселиться здесь. В конце концов, в этом есть и своя прелесть – иначе, вашим уделом так и было бы прозябать в тени монарха, хотя порой вам кажется, что так было бы лучше.
– А я не знала вас таким… добрым, – призналась Изабелла.
– Теперь знаете, – улыбнулся Луи.
– Ах, – вдруг вскрикнула Изабелла и сильно сжала руку Людовику. – Похоже, наш ребенок с вами согласен, – попыталась пошутить она, но пронзительная боль заставила ее вскрикнуть вновь громче прежнего. Людовик заметил, как простыня стала влажной.
– Похоже, он более чем согласен. И судя по всему, мне пора вплотную заняться своим генеалогическим древом, – с этими словами герцог выбежал в коридор, где дежурил один из слуг королевы. – Скорее зовите повитух, королева рожает! – крикнул ему Людовик. Слуга побежал исполнять приказание, а герцог вернулся в комнату. Быстро осмотрев камин и убедившись, что огонь достаточно ярок, а дров хватит на всю ночь, он присел на край кровати и взял Изабеллу за руку. Дыхание королевы участилось, она так крепко сжимала руку герцога, что казалось, сейчас сломает ее. Стоны Изабеллы переходили в крики. Герцог успокаивал ее и вытирал пот с лица и шеи. Вскоре в дверь комнаты постучали. По распоряжению герцога, которому королева сама дала право в этот период «заботиться о ее здоровье и благополучии», в соседней комнате уже несколько дней круглосуточно дежурили женщины со всем необходимым для принятия родов.
– Заходите, не время для деликатности! – воскликнул герцог.
– Луи, умоляю вас, позаботьтесь о нашем ребенке!
– Любимая, все уже подготовлено, – он второй раз так назвал ее, теперь уже при слугах.
* * *
Париж, дворец Сен-Поль, 21 июня 1407 г.
Король Карл VI погрузился в размышления. Вновь и вновь перебирал он в памяти события прошлого, вновь переживал радость и боль, сожаление и печаль. В последнее время он все чаще предавался воспоминаниям о величии, счастье, любви, которые у него были так недолго. Его размышления прервал секретарь.
– Ваше Величество, Ее Величество королева Изабелла просят принять ее, – доложил он. Король был озадачен. В последнее время королева стала очень тщательно придерживаться церемониала, даже когда в этом не было нужды. Она запросто могла бы сама прийти к нему как супруга, но пожелала объявить о своем приезде официально. Что за этим стояло: желание показать свою значимость или напротив, подчеркнуть свое уважение королю? И что она вообще здесь делает? Уж не хочет ли просто лицезреть своего супруга?
Между тем, секретарь замер в напряженном ожидании ответа. Он хорошо знал, что любое известие могло вызвать непредсказуемую реакцию короля.
– Передайте Ее Величеству, что я с радостью ожидаю ее, – спокойно произнес Карл. Секретарь вздохнул с облегчением. Король выглядел вполне вменяемым и если бы не преждевременная седина и морщины, испещрившие его благородное лицо, можно было бы подумать, что это все тот же Карл Возлюбленный, как его называли в лучшие годы.
Карл надел камзол и перешел в большие королевские покои, где он принимал придворных. Король сел на трон напротив входа. Что ж, церемониал так церемониал, посмотрим, что нужно королеве.
Через минуту в зал вошла Изабелла. Король окинул ее взглядом, едва сохранив равнодушно-величавый вид. Каждый раз при виде нее Карл испытывал странное чувство – смесь восторга, влечения и какой-то болезненной тоски по утраченному счастью. Она была в эннене высотой в пятьдесят сантиметров – головном уборе, который сама же и ввела в моду. Лоб казался выше благодаря выбритому участку толщиной в четыре пальца, лицо было бледным – согласно аристократической моде, болезненный цвет лица считался признаком высокого родства. Ее вуаль спадала с верхушки эннена на спину и тянулась за ней шлейфом. Платье было вышито золотом, рукава узкие на плечах расширялись к кистям рук с разрезом. Но глаз, особенно мужской, на платье привлекало большое квадратное декольте, еще одна модная новинка, придуманная этой королевой светской жизни. Ноги закрывала длинная пышная юбка, волочившаяся по полу, так что приходилось подбирать ее руками. Королева всегда любила подчеркнуть достоинства своей невысокой стройной фигуры, однако в этот раз поверх платья она накинула плащ, делавший ее несколько бесформенной. Приглядевшись, Карл понял причину такого выбора. Живот королевы несколько выдавался вперед, как будто она слегка располнела. «Беременна», понял король, и его охватило смутное беспокойство – смесь тревоги, растерянности и ревности. Что если это не его ребенок? С момента переезда из дворца королева периодически наведывалась к своему нездоровому супругу, но все же… Если это не его ребенок, то ему не жить. Король не потерпит, чтобы его жена родила ублюдка, особенно когда придворные думают, что он больше не способен иметь детей.
Королева видела перед собой по-прежнему статного и красивого мужчину с проседью в светлых волосах. Король не потерял свою надменную гордую осанку, вот только выражение глаз изменилось – в них и раньше была некая искра, непонятная окружающим. Так в нем подспудно зрело безумие, которое во время приступов делало взгляд диким и бессмысленным. Но сейчас в этих глазах за напускным спокойствием явственно читалась боль сломленного болезнью человека.
– Рад, что в своем напряженном дне вы нашли время для посещения супруга, – король сделал ударение на последнем слове. Его не покидала ревность, напротив, ощущение еще одной измены, на этот раз самой явственной, только усиливалось с каждой мыслью о ней.
– Благодарю, что согласились принять меня, Ваше Величество, – королева пропустила мимо ушей колкость Карла и присела в почтительном поклоне, глядя в пол. Детали декольте стали еще отчетливее. Оставаясь в поклоне, она подняла на него глаза и встала. Изабелла часто в прошлом пользовалась этим нехитрым приемом – изображала скромность и покорность, а потом внезапно смотрела королю прямо в глаза, и в ее взгляде было такое… Сочетание почти детской невинности и скромности со взором опытной и страстной женщины не оставляло его равнодушным. Когда-то это была первая стрела, пущенная нимфой и пробившая маленькую брешь в сердце короля, но не сейчас. Сейчас король лишь встал, как воспитанный супруг и почтительно поцеловал королеве руку.
– Как ваше здоровье, Карл? – спросила королева голосом, полным участия и даже беспокойства. – Мне сказали, утром вам приснился страшный сон.
– Пустяки, это был всего лишь сон, – небрежно ответил Карл. «Уже донесли». – Как протекают ваши дни в Барбетт? – спросил он, жестом приглашая ее присесть за низкий стол с фруктами и напитками. Изабелла сняла накидку и передала стоявшему рядом слуге.
– Во дворце Барбетт дни проходят однообразно.
– Однообразно? Простите, сударыня, но однообразие и вы – понятия несовместимые. Где вы – там праздник до утра, – король явно намекал на безудержные веселья, на «сады Адама и Евы», которые королева устраивала еще в Боте-сюр-Марн. Приглашенные являлись туда в откровенных нарядах. «Ах, как тут жарко натоплены камины!», восклицали они и разоблачались донага. Изабелла и этого, казалось, не заметила.
– Я пришла сообщить вам новость, Карл, которая вас обрадует, – сказала она, положив руку на живот. От короля не укрылся этот жест. Он внутренне напрягся, но с деланным веселым любопытством спросил:
– Вот как? И что такого радостного вы пришли сообщить, сударыня?
– Вы должно быть заметили изменения, произошедшие со мной, – она таинственно улыбнулась. Лицо Карла осталось непроницаемым. – Скоро у меня будет ребенок, у нас будет ребенок, Карл, – сказала она, взяв его за руку и глядя в глаза. Карл больше не мог сдерживаться. Он выдернул руку из ее ладони.
– Полагаю, первая часть фразы больше отражает истину, нежели ее окончание: у вас будет ребенок, сударыня, – он резко поднялся и отошел в сторону.
– Карл, что вы хотите сказать? Вы в чем-то обвиняете меня, но в чем?
Король резко обернулся.
– Мы не живем вместе, дорогая моя женушка и зная вас, я могу предположить, что одному богу и вам, а возможно, только богу известно, чье дитя вы носите в своем чреве! Не пытайтесь повесить очередного своего ублюдка на меня!
– Очередного? Ублюдка? – ее глаза увлажнились, голос задрожал. – Карл, как вы можете?!
– Как можете вы?! – прокричал Карл. Он потерял самообладание. – Я прекрасно помню ваши похождения чуть ли не у меня на глазах, помню, как мне донесли вашу фразу: «король сильно стесняет меня, когда он безумен, и еще больше, когда он таким не является»! А теперь вам хватает наглости заявить, что это дитя от меня! Я к вам давно уже не притрагивался! На святой дух я не похож, а вы и вовсе не Дева Мария!
– Карл, я могу отнести ваш гнев только на счет тяжелого недуга, поразившего ваш разум. Да, я говорила то, что вы изволили так хорошо запомнить и что так подло донесли вам слуги, но вы забыли, при каких обстоятельствах это было сказано. Вы не отличались особой верностью, муж мой, я тоже никогда не была ангелом, и вы это знали. Я была обижена как женщина и как королева, когда говорила в пылу гнева столь недостойные слова, за которые мне потом было стыдно и стыдно до сих пор, и за которые я прошу у вас прощения, как ваша супруга и как женщина, которую вы любили. Ведь вы любили меня, Карл, а я вас, прежде чем злой рок отнял вас у меня и украл наше счастье. И тогда вы стали верить наветам на королеву, верить злым языкам, плетущим интриги во имя неблаговидных политических целей. Я готова поклясться всем святым, что есть на белом свете, что все мои дети одновременно и ваши. И если вы не верите мне, не верите моим словам, поверьте хотя бы своим глазам – ведь у каждого из наших детей есть что-то от вас! Как можно быть таким слепым и не понимать очевидного? Это недостойно вас, мой король! И вы забыли, что прикасались ко мне и еще как прикасались! Я помню каждое мгновенье, которое мы провели вместе, Карл, потому что это были лучшие минуты моей жизни! В том, что вы забыли это, я виню не вас, но болезнь. Взгляните на меня, Карл! Это дитя зачато четыре месяца назад, помните, четыре месяца назад я была здесь с вами в ваших покоях? Вы всегда были замечательным мужем и в ту ночь еще раз это доказали.
Карл молчал и смотрел куда-то в сторону. Он вспомнил тот ее визит во дворец, когда тяжелые приступы сменялись короткими перерывами просветления. В то время на него страшно было смотреть. Карл слонялся совершенно один по пустым коридорам своего огромного дворца в грязных лохмотьях. Он пять месяцев отказывался мыться – Карлу казалось, что его могут утопить, и стричься – он думал, что его могут зарезать. Придворным приходилось чуть ли не насильно мыть Карла. И в этот момент Изабелла приехала к нему и была с ним, превозмогая отвращение перед грязными простынями. И даже не попрекнула его. И ему стало лучше, болезнь опять отступила ненадолго.
Король почувствовал стыд. Он опустил голову, не в силах взглянуть на Изабеллу. Она ему помогла. Подойдя к королю, Изабелла провела рукой по его шевелюре.
– Мой бедный Карл, – прошептала она. В ее глазах стояли слезы. – Помните Амьен, как мы впервые встретились там двадцать два года назад? – ее рука скользнула по его щеке. Он взял ее руку в свою и поцеловал ладонь.
– Я приехала поклониться реликвиям Иоанна Крестителя, не зная, что поездка устроена, чтобы вы могли на меня посмотреть. Ваш дядюшка Филипп Бургундский договорился с моим отцом. Вам показали мой портрет, и вы захотели увидеться со мной. Вам было семнадцать, мне четырнадцать. Я помню нашу первую встречу, ваш взгляд, в нем было столько страсти. А через три дня мы обвенчались, вы не могли ждать дольше, и я тоже, и подарила вам все, на что была способна. Господи, как давно это было! – воскликнула Изабелла.
– Всего лишь двадцать два года назад, а будто вчера. Знаете, когда вы сегодня подошли ко мне и поклонились – это было как тогда. Тот же взгляд, та же грация, тот же милый голос, – он обнял ее за талию. Воспоминания всколыхнули давно подавленные чувства, таившиеся где-то глубоко в закоулках израненной души. Когда-то юная прелестница, ее ангельский вид, ее необузданный темперамент и горячность околдовали молодого короля. В двенадцать лет он остался без отца, его воспитывал дядя Филипп Смелый, вернее, делал это ровно настолько, чтобы король оставался у него в зависимости и не слишком много думал о государственных делах. Образование Карла было пущено на самотек и хотя в делах военного обучения он и достиг успехов, его энергия жаждала выхода, но не находила его. Как следствие, Карл вырос слабохарактерным и неуравновешенным молодым человеком. Но появление принцессы – наполовину немки, наполовину итальянки все изменило. Она подарила ему смысл жизни, придала силы, стала для него ангелом любви и страсти. Он остепенился и занялся управлением государством, совершил несколько походов, прежде чем… Прежде чем простуда, подхваченная во время одного из них, спровоцировала наследственную шизофрению с элементами маниакально-депрессивного психоза. Предки Карла слишком часто женились на родственниках, и это не могло не сказаться на потомках. Безумием будет страдать и внук Карла, английский король Генрих VI. Но это будет потом, а сейчас Карл испытывал такой клубок чувств, в котором не смог бы разобраться, даже если бы захотел. Это было раскаяние, стыд, боль, но также и прилив романтических воспоминаний, все те же восторг и обожание. Королю захотелось все вернуть. Забыть боль, измены, скандалы, к черту гордость, может, правда еще можно все вернуть? Ведь теперь есть еще одна причина – дитя любви. Сильное чувство может победить все, даже болезнь. Его сиделка, прекрасная Одетта, доказала это. С ней он обретал покой, прекрасный златокудрый ангел с голубыми как небо глазами, она одним своим присутствием и кротостью снимала приступы безумия, но ни с кем Карл не чувствовал себя таким сильным и могущественным, как с Изабеллой. Может, правда все еще можно вернуть. Не надо торопить события, но появилась надежда и эту надежду внушила ему его королева. «Но сначала я все же проверю тебя, дорогая – может, приставлю кого-нибудь последить за тобой», решил Карл.
– Должна признаться, сейчас я вижу мужчину и короля, которого полюбила двадцать два года назад – нежного и чувственного.
Карл улыбнулся. Его глаза заблестели. Изабелла обняла его, он склонил голову ей на плечо. «Мой бедный Карл. Со мной ты был королем, а без меня никем. Людовик же и без меня был принцем, а со мной станет королем», подумала она, гладя его по голове как ребенка. Теперь, когда Карл был приведен в нужное состояние, и пока его настроение не переменилось, пора было сделать то, ради чего она на самом деле приехала к нему.
– Карл, сейчас, до того как прийти к вам, я повидалась с Луи и говорила с его гувернером, Гийомом д’Арком . Он сообщил мне, что в Париже находится его родственница Жанна д’Арк , которая приехала с целью выразить вам свое почтение и преподнести дары в честь дня святого Иоанна Крестителя , – сказала она, взяв Карла под руку и прохаживаясь с ним к дверям зала.
– Что ж, позвольте мне распорядиться, чтобы она явилась сегодня вечером к нам на аудиенцию и прошу вас также присутствовать, – весело ответил Карл.
– Я хочу просить вас о милости. Жанна бедна, как и многие в эти годы, и было бы неплохо, если бы вы в ответ одарили ее некоторой суммой денег. Откровенно говоря, мне кажется, она на них рассчитывает.
– Вы великодушны, Изабелла. Конечно, я сделаю это, как велит обычай, но учитывая ее финансовое положение, выдам больше, чем принято в таких случаях. Кроме того, думаю, ей будет приятно, если мы окажем ей ряд почестей, это поддержит ее не меньше, чем звон монет, – рассмеялся король.
– Вы читаете мои мысли, Карл, – обрадовалась Изабелла и поцеловала его в щеку.
Вечером того же дня Карл принял Жанну в присутствии Изабеллы и Гийома д’Арка.
– Дама Жанна д’Арк, – объявил камердинер. В зал вошла женщина зрелых лет, невысокого роста, темноволосая с длинным орлиным носом и карими глазами. В руках у нее была корзина с цветами. Подойдя ближе, она почтительно поклонилась сидевшим на троне королю и королеве.
– Мы рады приветствовать вас по столь замечательному поводу, – сказал Карл, вежливо улыбнувшись.
– Благодарю вас, сир, за оказанную высокую честь и покорно прошу принять скромные дары по случаю дня Иоанна Крестителя, – ответила она. Камердинер взял у нее корзину и положил рядом с троном Карла.
– Со своей стороны мы хотим вознаградить вас за проделанный путь и труды по поднесению столь милого и замечательного подарка, – Карл взглянул на камердинера. Тот вручил Жанне мешочек с монетами. Она поклонилась в знак благодарности. Ее желание было исполнено.
– Благодарю вас, Ваше Величество.
– Напротив, это мы благодарим вас. Нам известно, что вы являетесь родственницей нашего доброго Гийома и вдовой двух благородных мужей. К сожалению, судьба не всегда оказывается благосклонна к достойным людям, особенно в годы войны и мы делаем то малое, что можем, чтобы хоть как-то исправить постигшую вас несправедливость. Уверен, что вскорости ваше положение исправится, и вы вновь войдете в надлежащий вам дворянский круг на полноправной основе.
– Больше вашей щедрости лишь ваше благородство, сир.
Происходившее до сих пор, вписывалось в планы королевы. Но следующие слова короля превзошли ее ожидания. Изабелла собиралась предложить Жанне пожить в королевском дворце, когда король опередил ее:
– Мы также хотим попросить вас, если у вас нет других планов, и есть возможность и желание, погостить у нас столько времени, сколько захотите. Ваше Величество, – Карл обратился к Изабелле, – не соблаговолите ли принять сию достойную и благородную даму в своих малых покоях?
Изабелле стоило усилий не выказать больше радости, чем следовало.
– Буду очень рада, – коротко сказала она.
– Таким образом, если вы согласны, – продолжил Карл, обращаясь к Жанне, – мы приглашаем вас стать гостьей нашей королевы в ее дворце Барбетт и просили бы вас проследить за ее благополучием в ее текущем положении, – король взглянул на королеву. – Этим вы окажете неоценимую услугу нам и королевству.
– Благодарю вас, Ваши Величества, столько почета и чести мне одной! У меня нет слов, – Жанна была растрогана. – Конечно, я пробуду с королевой столько, сколько потребуется!
– Превосходно! Ваше Величество, в вашем экипаже найдется место для уважаемой дамы д’Арк или мне велеть снарядить для нее отдельную карету?
– Не стоит трудов, сир, у меня достаточно большой экипаж, чтобы вместить и благородную Жанну, и ее поклажу, – ответила Изабелла, светясь от счастья. Жанна, естественно, тоже была несказанно рада.
Итак, все прошло как нельзя лучше для Изабеллы. Семейство д’Арков происходило из Арк-ан-Барруа, которое принадлежало Людовику Орлеанскому. Одна его ветвь продолжала жить там и в то время. Изабелла солгала Карлу, что это его ребенок, солгала она и по поводу срока беременности: на самом деле она была на пятом, а не четвертом месяце. Пять месяцев назад король бился в горячке и никак не мог бы зачать ребенка. Таким образом, Карл в порыве великодушия, желая понравиться своей жене и втайне надеясь на воссоединение с ней в будущем, поручил ее заботам подданной герцога Орлеанского, ребенка которого носила в своем чреве Изабелла. Теперь ей оставалось лишь ждать счастливого финала – рождения дитя. Но не все сложилось так, как хотела королева.
* * *
События эти происходили в эпоху, которая вошла в историю как Столетняя война между Англией и Францией, хотя длилась она с перерывами больше ста лет – с 1337 по 1453 годы. В этот период королевские династии обеих стран оспаривали друг у друга права на корону Франции. Ирония и парадокс кровопролитной войны состояли в том, что многие представители высшей знати Англии были по происхождению французами из династии Ланкастеров, которая своими корнями восходила к Плантагенетам, династии «французских королей», как их называют в британской истории. Второй парадокс заключался в том, что боролись они против своей дальней родни из французской династии Капетингов-Валуа, поскольку их общим родственником был Жоффруа V, граф Анжуйский .
Однако, разумеется, претензии Плантагенетов, а потом Ланкастеров на власть над Францией обуславливались не этим, а более близким родством с Капетингами и стечением обстоятельств, оставивших Францию без прямых наследников престола. Вскоре после смерти в 1314 году короля Филиппа IV Красивого, из-за генетического вырождения умерли все три его сына, не оставив наследников мужского пола. По закону в таких случаях монарха выбирал королевский совет из числа высшей аристократии. Король Англии Эдуард III приходился Филиппу Красивому внуком по материнской линии. Его соперником был французский граф Филипп де Валуа, племянник умершего короля. Совет избрал Филиппа де Валуа, так как по традиции королем становился наследник по мужской линии. Эдуард признал его в качестве короля, но спустя девять лет объявил войну, и тогда стало очевидно, что все это время он готовился силой завоевать корону, которая не досталась ему законным путем.
Война приняла затяжной характер и велась с переменным успехом. Это было столкновение двух сильных на тот момент королевств, но каждое из них было сильно по-своему. Франция была более развита в аграрном отношении, Англия – в сфере зарождавшейся в то время мелкой промышленности. Однако в административном и военно-политическом аспекте Англия оказалась впереди. В королевстве установилась стабильная политическая власть, а также была введена единая налоговая система. Все это позволило создать постоянную армию под командованием короля. Во Франции же феодальная раздробленность оказалась гораздо сильнее. Король был всего лишь одним из феодалов, пусть и «первым среди равных». Полновластным хозяином он чувствовал себя только в своем домене и хотя существовали королевские налоги в счет казны, их фактическая выплата, особенно после того, как потерял дееспособность Карл VI, часто оставалась доброй волей феодалов и городов. Король мог принудить подданных выполнять свои обязательства силой, но постоянной армии в королевстве не было, отряды нанимались на личные средства монарха, а если их не хватало, он мог лишь попросить других феодалов о помощи, которую они чем дальше, тем больше предпочитали не оказывать. Таким образом, французская армия представляла собой разношерстные отряды, набиравшиеся феодалами для конкретной военной кампании. Король не всегда мог выплачивать жалование наемникам, и отряды зачастую жили за счет имущества и денег, захваченных у неприятеля. Кроме того, в отличие от английской армии с ее жесткой дисциплиной и согласованными действиями пехоты и конницы, французские рыцари думали, прежде всего, не о победе войска, а о показной личной доблести, что нередко становилось причиной поражения даже в случае численного преимущества над англичанами.
Неудивительно, что в таких условиях английские войска одержали победы в битвах при Креси в 1346 и Пуатье в 1356 годах и оккупировали северную и юго-западную части Франции. Поражение при Пуатье было для французов тем ужаснее, что в плен попал король Иоанн Добрый. Помимо политических последствий, этот факт привел к жесточайшим экономическим потерям. Для выкупа короля пришлось резко увеличить налоговое бремя, что тут же отозвалось Парижским восстанием и крестьянской войной Жакерией в 1357-1358 годах. А Иоанна так и не удалось выкупить . В 1364 году королем стал Карл V. Видя бедственное положение королевства, он реорганизовал армию на основе принципа взаимодействия конницы и пехоты, который применялся англичанами. Применяя новую тактику малых, но внезапных атак, французам к 90-м годам XIV века удалось отвоевать почти все области, за исключением порта Кале на севере и городов Бордо и Байонна на юге.
Однако военное положение усугублялось политической борьбой феодальных группировок в самой Франции, среди которых особенно влиятельны были партии бургундцев и арманьяков. Герцогство Бургундское, в которое также входили Фландрия, Бретань и Франш-Конте, вело торговлю с Англией и потому делало ставку на компромиссы и мирное разрешение конфликта. Напротив, партия арманьяков, прозванная так по имени тестя герцога Людовика Орлеанского графа Бернара д’Арманьяка, который командовал известными своей суровостью и даже жестокостью наемными отрядами гасконцев и испанцев, ратовала за полное изгнание англичан из королевства. Однако когда было нужно, и те, и другие не брезговали обращаться к английской стороне за помощью во внутренней междоусобице. Это была еще одна черта феодального королевства. Если Карл V сдерживал политические аппетиты тех и других, то после его смерти острота борьбы принцев крови – герцогов Бургундского и Орлеанского за власть значительно возросла, а при обезумевшем Карле VI стала неконтролируемой. Сначала фактическая власть перешла к арманьякам. Приказав в 1407 году устранить Людовика Орлеанского, герцог Бургундский Иоанн Бесстрашный развязал гражданскую войну. Очень скоро королева Изабелла поняла, что теперь она вряд ли понадобится арманьякам, и начала собственную игру, интригуя вместе со своим братом, императором Священной Римской империи Людовиком Баварским, и периодически стравливая арманьяков и бургундцев, попутно расставляя на ключевые посты при дворе своих людей.
И здесь ее интересы столкнулись с интересами собственного сына, дофина Карла, которого после убийства Людовика Орлеанского и пленения Карла Орлеанского в борьбе за трон стала поддерживать партия арманьяков и который не собирался сидеть сложа руки, пока королевство уплывало у него сквозь пальцы. В 1417 году ему удалось обвинить Изабеллу в прелюбодеянии с де Буа-Бурдоном и сделать это в тот момент, когда болезнь ревнивого короля в очередной раз ненадолго отступила. Фаворита королевы подвергли пытке, убили и зашив в мешок, бросили в Сену. Королеву же собственный сын заключил под арест в замок в Блуа, а затем велел перевезти под более надежную охрану в Тур. Но уже оттуда Изабелла обратилась за помощью к герцогу Бургундскому, и он, разумеется, освободил ее – ему была нужна поддержка королевы Франции. А она сделала то, что у нее лучше всего получалось для подчинения мужчин – стала любовницей Иоанна Бесстрашного, человека, убившего ее предыдущего любовника Людовика Орлеанского. В борьбе за власть использовалось все.
Чуть раньше, в 1415 году английский король Генрих V нарушил очередное перемирие и нанес французам сокрушительное поражение в битве при Азенкуре. Поражение это было даже еще тяжелее, чем при Пуатье. При Азенкуре погиб почти весь цвет французского рыцарства. Военная и политическая элита королевства оказалась подорванной. Воспользовавшись ситуацией, в 1418 году герцог Бургундский выбил арманьяков из Парижа. Так они потеряли столицу Франции. Дофин Карл бежал в Шинон, но арманьяки все еще надеялись вернуть корону. В 1419 году они организовали убийство Иоанна Бесстрашного. Однако это лишь подтолкнуло его сына и преемника Филиппа Доброго к открытому союзу с английским королем. В 1420 году в городе Труа был подписан договор, по которому после смерти Карла V создавалась наследственная «двойная монархия» под властью Генриха V, то есть Франция и Англия формально оставались отдельными государствами, которыми правил один король. Это была странная церемония. Ничего не понимающий, полубезумный дряхлый Карл VI подписал документы, которые были подготовлены людьми Генриха, бургундского герцога и королевы Изабеллы. По условиям договора, Генрих V обязался жениться на дочери Изабеллы Екатерине де Валуа. Дофин не признал договора, под его властью еще оставались значительные территории – Лангедок, Лионе, Иль-де Франс, так что судьба королевства в дальнейшем должна была решиться на полях сражений. Но мало кто сомневался в грядущей победе прославленного полководца Генриха над неопытным юнцом, который даже не был рыцарем. Для усиления эффекта Изабелла заявила, что дофин незаконнорожденный и не может претендовать на трон, хотя письменно это нигде не подтвердила, не желая все же фиксировать на бумаге свое распутство. Это был договор победителей, а подпись Карла была простой формальностью. Скоро в Париж вошел английский гарнизон, и французский парламент ратифицировал договор. Казалось, цель достигнута, Генриху оставалось лишь ждать смерти легитимного французского короля, чтобы надеть его корону.
Но в очередной раз случай изменил ход истории. В 1422 году умерли оба короля, причем первым в мир иной отошел Генрих, так и не насладившись властью над покоренной им Францией. Его наследником был объявлен малолетний Генрих VI, регентом в Англии стал кардинал Винчестерский, а регентом во Франции – герцог Джон Бедфорд. Но все это оставалось делами мирскими, пока не была произведена сакральная церемония миропомазания на престол, то есть коронация. Одобрение церкви придавало королю божественный авторитет в глазах подданных, что было так же важно, как договор светских властей. Коронация французских королей традиционно проходила в кафедральном соборе в городе Реймс, а он пока что находился под контролем бургундских войск. И этим аргументом воспользовался дофин Карл. Но одна лишь коронация не сделала бы его настоящим королем, ему нужны были военные победы, которых пока не было.
Такая двусмысленная и запутанная ситуация сложилась во французском королевстве в начале 20-х годов пятнадцатого века. Но вскоре распутать ее надлежало личности, сколь экстраординарной, столь и загадочной для современников. И ей же предстояло превратить затяжную феодальную междоусобицу в войну за освобождение Франции. Однако о личности этой пока не догадывались ни арманьяки, ни бургундцы, ни Ланкастеры.
* * *