Автопортрет

Дормидонт Подоприхин
     Деду  было  много  лет.  В  тот  день  ему  сообщили,  что  он  будет  прадедом,  и  в  тот  самый  день  он  узнал,  что  кровь  его  очищается  совсем  плохо,  и  что  дни  его  сочтены.
     Дед  стал  рисовать.  Он  и  раньше  иногда  рисовал  и  в  доме  было  много  всяких  красок,  кистей… Но  с  этого  дня  дед  стал  рисовать  усердно, без  перерывов,  днем  и  ночью.  Он  сидел  в  кресле  с  высокой  спинкой  в  углу  своей  комнаты  и  рисовал,  рисовал. 
     Дед  писал  акварельные  портреты.  Писал  кляксами,  чудовищно  смешивая  краски.  Кляксы  непрерывно  переходили  одна  в  другую.
     Когда  он  объявил,  что  его  первая  картина  готова,  на  просмотр  явилась  вся  его  большая  семья.  Дети и  внуки  жили  рядом  и  вечно  болтались  в  квартире  деда,  а  если  быть  совсем  точным,  болтались  на  бабушкиной  кухне,  которая  была  для  них  и  клубом,  и  столовой.
     Родственники  смотрели  на  картину  и  молчали.  Взгляду  не  за  что  было  зацепиться.  В  рисунке  не  было  ни  одной  линии.  Глазам  было  больно  от  тусклой  мазни  картины  и  разочарования  от  увиденного.
     - Что  это? – спросил  храбрый  внук  Вася.
     - Поставьте  картину  в  угол  на  шкаф,  прикройте  левую  штору  и  отойдите  к  двери, - сказал  дед.
      Приказание  было  исполнено.  Картину  прикрепили  к  стене. Толпа  отодвинулась  на  почтительное  расстояние.
     Из  угла  на  них  смотрела  их  мать  и  бабушка.  Как  живая.  Просто  живая,  но  на  тридцать  лет  моложе.  Все  бросились  обнимать  деда.  Все    кричали : ” Дед,  ты  молодец ”
      - Что  я  тебе  скажу,  дед.  Теперь  у  тебя  две  жены, - сказала  настоящая  бабушка.  Было  неясно,  довольна  она  или  нет.
     После  просмотра  и  всеобщего  ликования,  дед  заторопился.  Он  рисовал  одновременно  несколько  портретов.  Он  рисовал  детей,  внуков,  снова  жену,  снова  детей.  Все  портреты  при  нужном  расположении  и  освещении  выглядели  живыми.
     Сноха  потихоньку  унесла  свой  портрет  к  себе  домой  и  приглашала  в  гости  своих  сослуживцев.  Все  восхищались.  Все  ахали.  Зять  отнес  свой  портрет  в  художественный  салон  и,  не  торгуясь,  продал.  Получил  приличную  сумму  денег.  Вася  привел  свою  самую-самую  Валю  из  4-го А,  но  дружную  пару  постигло  разочарование.   Дед  рисовал  только  по  памяти  и  только своих.
     В  довершение  ко  всеобщему  удивлению  и  восхищению  новые  анализы  крови  показали,  что  болезнь  деда  отступает,  и  он  идет  на  поправку.
      Дед  спал  в  аресле.  Однажды  в весеннюю  грозовую  ночь  он  привычно  открыл  глаза.  Дом  ходил  ходуном  от  грохота  небесных  сил.  И  в  свете  молний  он  увидел…
     В  середине  комнаты  перемещались  его  портреты,  о  чем-то  шептались  и  неодобрительно  на  деда  поглядывали.
     Он  напрягся  и  услышал  обрывки  разговора.
- Дед  уходит. Уходит .  Совсем.
-   Оставляет  нас.
- Но  без  него  мы  исчезнем.
     Дед  встал  с  кресла.  Ему  было  трудно  дышать.  Дальним  участком  мозга  он  понимал,  что  в  чем-то  виноват.  Чувство  громадной  любви  к  своей  жене,  детям,  внукам  и  к  этим  беззащитным  портретам  заполнило  его  целиком.
    -  Как  же  я  могу  все это  оставить.  Я  всегда  буду  с  вами…
     Наутро  его  нашли  уже  холодным.  Он  обнимал  свои  картины.  Губы    насмешливо  подрагивали.
    - А  ведь картины-то  тоже  мертвые,  -  сказал обиженный  на  деда  Вася.
Взрослые  не  сразу  поняли.  Но  потом… Как  ни  устанавливали  они картины,  как  ни  меняли  освещение,  жизнь  в  картинах  не  появлялась.  В  этих  тусклых  красках  нельзя  было  разобрать,  кто  же  там  нарисован.
 - Вам  не  понятно ?  А  мне  все  ясно, -  сказал  зять. –Дед  унес  картины с  собой,  а  за  них  можно  было  бы  получить  много  денег.
На  девятый  день,  когда  родственники  уже  выпили,  поели,  произнесли хорошие  слова  про  деда  и  ушли,  жена  первым  делом  занесла  дедово  кресло  в  его комнату.  Поставила  в  его  угол.  Села  в  кресло.  Не  плакала.  Сидела,  как  во сне.  Затем  встала  и  включила  свет.
Из-за  высокой  спинки  кресла  на  нее  смотрел  живой  дед.  У  жены защемило  сердце.  На  ватных  ногах  она  подошла  ближе.  Дед  смотрел  ей  прямо  в  глаза.  Совсем  живой.  Губы  его  подрагивали  в  насмешливой  улыбке.  Жена  зажмурилась,  вырубила  свет,  и  все  так  же  зажмурившись,  подошла  к  окну.  Отдернула  шторы.
    В  лунном  свете  на  нее  смотрел  живой  дед  и  улыбался  во  весь  рот.                Утром  жена  передумала  выбрасывать  потускневшие  картины  деда.  Она  любовно  расставила  картины  по  всем  углам  и  шкафам  комнаты,  в  которой  последнее  время  жил  и  спал  дед.                И  каждый  раз  во  время  грозы,  во  время  метели  или  сильного  снегопада  картины  собираются  под  автопортретом  деда  и  о  чём-то  шепчутся.