Он позвонил вчера, поздним вечером, и я потом долго не могла уснуть. С чего вдруг, зачем?
Больше двух лет прошло с того дня, как он ушел. И не вернулся. Хотя понимал, что я его жду. Ушел вскоре после того, как мы, наконец, поселились вместе. Наверно, это было нашей общей ошибкой. Мы часто ссорились, будто муж и жена, прожившие в браке много лет. Но мы любили мириться. Я всё прощала ему – ночные возвращения из дружеских попоек, какие-то непонятные отъезды непонятно куда. Говорил, что родителей навещает. Или называл другую причину, типа командировки от работы. Я тихонько подозревала, что просто девицу завел на стороне, а может и не одну, меняет их. Хотя оснований для подобных подозрений у меня не имелось, в постели он был всегда достаточно пылок. А уж после примирений! – любовный вулкан! горячий гейзер! Я была привязана к нему как кошка. Хотя не люблю, когда так говорят о женщинах, но так было. Я постоянно ждала его звонков, везде, где бы ни находилась: на службе, в автобусе, за чаем у подруги. Мы подолгу говорили с ним ночами. О многих вещах, о таких, о которых ни с кем, кажется, вообще не поговоришь, не поймут. А он понимал. Хотя, одна писательница сказала: женщину не нужно понимать, ее нужно любить. Он для меня был лучше подруги, лучше мужа, лучше мамы и папы. Но он ушел. Хотя знал, что заменить его будет трудно, и что я буду страдать.
И вот он звонит и спрашивает, помню ли я его. Узнала ли? Я сказала, что нет, не помню, не узнала. А чего он ожидал? Что я уже по телефону брошусь ему на шею? Да, милый, дорогой, где ты сейчас, приезжай скорее! Много чести. Но внутри тоскливо заныло. И это нытье продолжалось во всё время разговора. А он сразу понял, что узнала, что не забыла, что горит обида до сих пор. Вернее, не так уже горит, просто не забыта. Но как объяснить ему, что это лишь ностальгия, воспоминания, которые ничего не значат на самом деле, что сейчас идет совсем другая жизнь, в которой уже нет места глупым телефонным звонкам из позавчерашнего дня. Оказалось, что трудно сказать человеку, когда-то любимому, что ни к чему этот разговор, всё давно прошло и больше ничего нет. Пока я обдумывала и складывала в уме фразу на эту тему, он сказал, что скучает по мне, хочет увидеть, давай встретимся. Как мне стало обидно! Еще год назад я бы наверно, помчалась куда угодно, хоть среди ночи, чтобы его увидеть. А теперь... Я тихо ответила, что уже поздно... Что при этом я имела в виду – время суток или что-то другое, он не понял или не захотел вдуматься. Он продолжал настойчиво твердить о встрече.
Мы встретились на следующий день. В том же самом месте, под теми же часами, где когда-то, в первый раз... У нас ведь было странное знакомство – не на новогодней вечеринке, не на дне рождения у друга или подруги, а просто мы наткнулись друг на друга, вернее, столкнулись на перекрестке под большими круглыми часами, я уронила свою папку с лекциями, а у него вылетел из руки мобильник, по которому он в этот момент говорил. Мобильник с треском раскололся на асфальте, пришлось дать ему свой, для окончания важного для него разговора....
И мы сейчас снова договорились придти туда же. Он так предложил, а я, вместо того, чтобы отказаться от встречи, почему-то согласилась. Если бы не согласилась, он стал бы уговаривать, настаивать, и кончилось бы тем же, но с бОльшими душевными затратами для меня. Значит, я согласилась, чтобы он отстал, подумала я, расстилая постель. Или я согласилась, чтобы все же... увидеть его. Нет, я не хочу, не хочу, не хочу... но ведь всегда было так, как он хотел, а не так, как я. Пришлось мне принять таблетку снотворного, иначе я бы задавала себе разные вопросы до утра, на самом-то деле не разные, суть у них была одна.
Но, прежде чем с ним встретиться, я позвонила своей подруге Стаське, и мы посидели с ней часик в кафе. Разумеется, Стаська выбрала столик в самом центре, хотя мне сидеть у всех на виду не хотелось, но спорить я не стала. Мне позарез необходимо было обсудить ситуацию с кем-то, но, кроме Стаськи, понять некому, у нее в прошлом, или как мы говорили между собой – «в давней жизни», было нечто очень похожее. «Не очень похожее, а совсем даже другое, - поправила она, когда этим резюме я завершила свое сказание, и изящным движением поднесла ко рту чашечку кофе, вдыхая его аромат. - Во первых, в моем случае ушла я, а не он, во-вторых... когда он захотел восстановить наши отношения, я наотрез отказалась, и он больше не звонил». Ну насчет того, кто от кого ушел, у меня сложилось несколько другое мнение, но я в ее разночтения углубляться не стала, у меня своих игрушек хватает.
Наслаждаясь хорошим кофе, я, тем не менее, замечала взгляды на наш столик. Стаська тоже их улавливала, время от времени встряхивала головой, и блестящая волна медных волос взметывалась и послушно укладывалась на оголенное левое плечо. Точно как в рекламе шампуня в телевизоре. Стаська отлично владела маленькими хитростями привлечения и обольщения, коих начисто была лишена я. У меня всё открыто, ясно и предсказуемо. И рукава если не совсем длинные, то почти до локтя.
«Знаешь, - неожиданно заявила Стаська. - Выходи за него замуж!» - и, довольная произведенным эффектом, качнула головой, и снова всколыхнулись медные волосы. Я изумленно таращилась на нее, но лицо подруги было невозмутимым и даже гордым, вот мол, я какую штуку придумала. «Может, мне ему предложение сделать? - съехидничала я. - Или ты сделаешь вместо меня?». «Нет, конечно, нет! - сказала Стаська, не обратив внимание на мои последние глупые слова. - Но женщина всегда может сделать то, что хочет подсознательно мужчина.... Если он не совсем дурак», - после некоторого раздумья добавила она.
- И что ты предлагаешь? - перегнулась я через столик, словно мы вели таинственные переговоры.
- Он скажет, что любит тебя, а ты ему, что не любишь. Но помнишь всё хорошее. И тут он твой. Мужчины всегда полагают, что дарят всем женщинам да и всему человечеству только хорошее. Он захочет тебя вернуть, и немедленно. Они ведь всё хотят немедленно. А ты... а ты... Ты не пустишь его к себе, вот! А он будет умолять. Но ты как скала. И тогда...
- Да, и тогда он скажет «Выходи за меня замуж, и немедленно!», - расхохоталась я громко, и на нас устремились взгляды слева и справа, мужские, конечно. Женщины не снисходят до примитивных реакций, тем более, на других особ того же пола.
- Да ну тебя! - отмахнулась Стаська и тряхнула сердито и сильно головой – чтобы взгляды не успели вернуться к своим ревнивым застольницам.
Нам принесли шоколадное мороженое с горкой взбитых сливок, и Стаська временно забыла обо мне и о своей роскошной гриве, мирно отдыхающей на загорелых плечах. Я тоже приступила к мороженому, размышляя о странных поворотах мозговых извилин у некоторых девушек. Но происходящий в моей голове мыслеобразующий процесс был нисколько не лучше. Думай-не думай, впереди маячит только одно – свидание под часами. «Такая вот банальность», - сказала я вслух, и Стаська послушно кивнула. То есть, мы все-таки пришли к консенсусу. Только точно непонятно, к какому. Выслушай, что предлагает подруга, и сделай наоборот. Сформулировав мысленно этот новейший постулат, я совсем успокоилась. Хотя по-прежнему не знала, что я буду делать и говорить через полчаса...
- Может, его привлекает возможность получения моей любви обратно, - пробормотала я, - но ведь никакой любви уже нет...
- Ты так думаешь? - откликнулась Стаська и страстно облизала ложечку, высунув яркорозовый язык. - Ну-ну... - она в последний раз щедро встряхнула волосами, и мы ушли, провожаемые взглядами... На улице Стаська показала мне клочок салфетки с номером телефона. «Ты не поверишь, - сказала она, - но если бы я еще чуточку медленнее шла, у меня было бы два номера. Но товарищ не успел». Мы стояли на улице и смеялись. Мне хотелось стоять и смеяться подольше, но время ведь этим не остановишь.
Буквально вчера я где-то вычитала, что если двое будут смотреть друг другу в глаза неотрывно, несколько минут, то каждый начнет испытывать к своему визави сильную симпатию, конфликты сглаживаются, и на первый план выходят долгожданные чувства. Примерно так там было написано. Я попыталась проделать этот фокус, когда мы стояли под часами и пребрасывались некими обязательными шаблонными фразами. Я замолчала, даже не ответив на какой-то пустячный вопрос, и стала смотреть ему в глаза. Ему ничего не оставалось другого, как отвечать мне тем же.
- Ты стала какая-то... другая, - сказал он с упреком. - Раньше ты не была такой... злой.
Я опешила. И внутренне возмутилась. Вот тебе и посмотрели... Я пыталась своим взглядом вытащить из него его истинные чувства, а получила вместо чувств осуждение. Может быть, у меня взгляд такой... недружественный?
А он вдруг переменился, заулыбался ласково, взял под руку, чего раньше, я точно помню, не любил, и мы пошли по улице. И тут я, наперекор самой себе, поскольку еще минуту назад не собиралась об этом говорить, сказала, что видела его в одной кафешке с девушкой... Я не добавила, что спряталась за чужие спины, а потом и вовсе вышла, чтобы он не заметил меня.
- Ну и что? - искренне удивился он. - Мало ли...
Ну что делать, он всегда во всем был прав, и оправдываться не его стихия.
- А у тебя разве за все время никого не было? - с напускным безразличием спросил он, мол, твой ответ не очень-то интересует меня, но я почувствовала, как напряглась его рука, поддерживавшая меня под локоть.
- Много будешь знать, не успеешь состариться, - отшутилась я, и ему такой ответ явно не понравился, он нахмурился. Теперь его рука потяжелела, как-то стала чужой, и я попыталась освободиться, но он не отпустил. Остановился и развернул меня к себе. Мы снова смотрели друг другу в глаза.
- Знаешь... - он умолк, словно решая, говорить ли дальше, и, через длинную паузу, продолжил, вернее начал мне рассказывать. Мы пошли дальше по улице, зашли в сквер, сели на скамейку, а он все продолжал говорить, казалось, он давно ни с кем не разговаривал так душевно, до донышка. Я узнала много о нем и о себе.
Он говорил, как долго не мог забыть меня (будто его кто заставлял уйти и потом стараться забыть), просил прощения, что исчез тогда и не звонил. Так получилось, что одна девица заявила, что беременна от него, а он с ней пару раз был всего-то, не больше, и он ее пожалел и даже решил жениться, а она как-то напилась и призналась, что ребенок не от него, а от другого, ее давнего друга, она с ним рассорилась, но вот-вот все наладится, и она надеется выйти за него замуж... А он уже не мог ко мне вернуться, чувствовал себя предателем и... короче, было потом всякое, неинтересно рассказывать (это он так думает), но суть в том... короче, он понял (интересно, когда, неужели только сейчас), что ему нужна была всегда я и только я, лучше меня и на свете нет, и он ужасно раскаивается... и так далее и прочее...
Но я не могла понять, чего он хочет и ждет от меня? Ответных признаний? Или ничего не ждет, только душу излить?
Он встал со скамейки, я тоже, мы снова смотрели друг другу в глаза...
Продолжение нашей беседы состоялось у меня дома. Мы говорили почти целую ночь. Почти как раньше. Только раньше не испытывали неприятное чувство вины друг перед другом. И эта вина нам мешала. Хотя, в чем я виновата? Что не бегала за ним тогда, не искала, не пыталась выяснять ничего. Может и так. За любовь, говорят, надо бороться, а я не умею. И не понимаю, зачем это нужно делать. Или она есть, или... Нет, так и не надо.
Вот он, раскаявшийся, снова любящий и оценивший, вернулся и, наверно, полагает, что его ждали. А я не ждала. Неужели он не видит этого в моих глазах? Почему, сделав больно, не уйти навсегда? Нет, нужно вернуться, напомнить. Всколыхнуть давние чувства. Или так сильно привлекает возможность получения любви обратно?
Мы лежали рядом, почти не касаясь друг друга. Я пыталась вспомнить, как любила его. Не получалось. Будто родной, и даже запах его, прежний, что когда-то так волновал меня, но нет, чужой человек и всё. Наверно, я не смогла и не смогу простить его. Если бы я не знала его истории, может быть и простила. Да, наверное. Не зная, прощать легче. А так... противно все это. Спал с какой-то девицей, неважно, сколько раз. А потом приходил ко мне и мы вели с ним разные душевные беседы, а после любили друг друга. А он помнил, конечно помнил, про свое удовольствие, которое в другом месте и с другой получил... Фу! А теперь он ведет со мной эти бессмысленные переговоры о любви. А он мне теперь никто, никто.
- Не смотри на меня так, в глаза, - вдруг попросил он.
Я отвернулась. Когда-то я так мучительно стремилась к нему, я мечтала, что он вернется. А он здесь, и я ничего не хочу, даже разговаривать.
Он повернул меня к себе и поцеловал в губы. Но я, кроме грустного сожаления, ничего не почувствовала.
- Значит, ты не хочешь? - спросил он.
Что он имел в виду? Не хочу сейчас или не хочу его вообще? Это мы, женщины, любим всё уточнять, а они нет. Их, дорогих и бесценных должны и так всегда понимать. И откликаться на зов. Немедленно! – как сказала Стаська.
Поскольку я не ответила, он встал и с сумрачным лицом начал натягивать джинсы. Мне его стало жалко. Мужчины так не любят, когда им отказывают, они так страдают. Ага, пожалей его сейчас и приласкай немедленно. Чтобы всё начать сначала, как-будто прежнее чувство можно – раз! – и вернуть.
Я даже не поднялась проводить его хотя бы до двери. Не хотела, чтобы он видел мое лицо. Когда он захлопнул дверь, я разрыдалась. Проревела оставшиеся два часа до утра. И стало так легко. Словно я только сейчас избавилась от любви к нему. И теперь уже навсегда.
Я позвонила Стаське. «Ну как, - спросила она. - Он сделал тебе предложение?».
«Ну конечно. Я все сделала, как ты советовала. Не пустила к себе домой, не позвала даже на кофе, и он сказал, что любит меня, а я ему, что я нет, и тогда он...». «Что?!» - заорала Стаська. «Да ничего. Лучше бы он остался невозвращенцем».
Стаська ничего не поняла, и сказала, что я дура и не умею правильно обращаться с мужчинами. Очень может быть.
------------