На соседнем пальце, (то есть - среднем), кроме татуировки - (очень маленький якорек и крошечная чайка, которые мне оставил на память мой однокашник по учебе в Севастополе) – есть еще и шрам в половину пальца. Я его называю - «Не спеши, не жадничай и не трусь». Ловил я как-то давно карасиков в «амазонке». В Кронштадте так называют остатки крепостных рвов, которые раньше в трех местах пересекали наш остров поперек (от берега до берега). Со временем они стали не нужны и остались от этих рвов только небольшие, не соединенные между собой широкие канавы. Прижилось к ним название великой американской речки. Да и вообще, у нас много интересных названий, которыми называют разные части города и острова – «Шанхай», «Козье болото», «Гора», «Бычье поле», «Максимка» и другие – это отдельная история. Опять куда-то я далеко от своего пальца уехал. Так вот. Ловил я на две удочки (жадность), клев был хороший, только успевал вытаскивать поочередно то на одну, то на другую удочку небольших карасей. И вот, сняв очередного с крючка, я увидел, что поплавок на другой удочке резво побежал к противоположному берегу. Бросившись к ней (поспешил), я почувствовал резкую боль в пальце. Оказалось, крючок от первой удочки почти полностью впился в него (с тех пор я знаю, что ощущает рыба, которую я ловлю). Вытащил, все-таки, (превозмогая боль) большого карася и стал оказывать себе первую помощь. Я этот крючок и дергал, и ножом подковыривал – никак! Да и больно, палец то свой, как-никак. Потом он обломился – в пальце только жало осталось. Приехав домой - я его щедро полил йодом и забинтовал. А дня через три стал палец нарывать. Пришлось к специалисту обращаться – соседке, которая работала в госпитале хирургом. Посмотрела она на мой сине-красный распухший палец, обматерила меня и сказала, чтобы утром пришел к ней в хирургическое отделение. На следующее утро разыскал я Нину Павловну (соседку, вышеупомянутую) в госпитале, и повела она меня (прихватив с собой операционную сестру), сразу в операционную. По дороге стращала, что у меня может уже заражение крови началось и придется палец по самое некуда отчекрыживать. В общем, пришли мы в операционную, включили лампу над столом (я подумал, что сейчас меня положат, наркоз какой-нибудь дадут – в кино видел), но оказалось все намного проще. Посадила Нина Павловна меня на какую-то скамейку перед столом, сама села визави (то бишь – напротив), а сестре приказала меня зафиксировать. А надо сказать, сестра эта была весом пудов семи, не меньше (абсолютно в разных весовых категориях мы с ней – во мне максимум за всю жизнь 75 кило было). Села эта дама справа от меня, взяла мою ручонку своими нежными ручками так, что я почему-то сразу про слесарные тиски вспомнил – «зафиксировала!». А левой рукой я ухватился за скамейку, на которой сидел (Нина Павловна порекомендовала) и началась «операция». Размотала она бинт, нещадно отодрала от раны (при этом оттуда всякое брызнуло) и стала резать-ковыряться. А уже малость подслеповатая была, поэтому ковырялась долго (про свои ощущения скромно помолчу, только могу сказать, что не щекотно было). При этом она рассказывала, какие и из каких частей тела горе-рыболовов крючки ей приходилось извлекать за свою жизнь. Оказалось, что даже за (пардон) мошонку некоторые умудрялись себя поймать. Я очень порадовался за себя, представив такую «картину маслом». А тут уже и Нина Павловна, радостно закричав: «Вот он!», извлекла из моего разлохмаченного пальца остатки злополучного крючка.
На левой руке пальцы более-менее нормальные, только мизинец выбивается из стройной шеренги (малость кривой). Это память о лености и самонадеянности моих (прошедших с годами). Однажды на нашем корабле была сыграна очередная боевая тревога. Происходило это где-то в Атлантике, штормило прилично, время было какое-то ночное-раннеутреннее (спал я, в общем). А, надо сказать, на кораблях, (в отличие от всех других родов войск) по сигналу «Тревога», бойцы не одеваются и не хватают автоматы, (как в кино показывают), а хватают одежду в охапку, впрыгивают в ботинки и мчатся на свои боевые посты и там уже, (при возможности) – одеваются. Кстати, об автоматах. Или я что-то не понимаю в армейской службе, но на флоте за каждым морячком записан автомат, которым только он владеет. По тревоге каждый берет свой автомат (а они стоят в пирамиде по алфавиту). В кино же (про армию) часто показывают, что солдатики забегают в оружейную комнату и хватают ближайший автомат. Или они там заранее по алфавиту выстаиваются? Ну, да ладно, это их дела (киношников и армии), а я ближе к телу, как говорится. Так вот, бегу я на свой пост (на ходу просыпаясь) и думаю, что лень мне что-то сегодня по трем трапам спускаться – побегу через ЦАП. Объясняю ситуацию. Пост мой находился на самом «донышке» и, чтобы туда попасть, надо было спускаться через три палубы, соответственно три трапа и три тамбура. А можно было через соседний - центральный артиллерийский пост (ЦАП), туда вел всего один вертикальный скобтрап. В нормальную погоду по нему спускаешься и поднимаешься без проблем, а в шторм – не очень приятное занятие. В общем, только начал я по этому трапу спускаться (а ведь торопишься – тревога!), как пароход завалился на борт, я оторвался от скобы и загремел вниз. По пути я пытался за что-нибудь ухватиться, но неудачно. В итоге – «прибыл» я в ЦАП одни из первых, но со сломанным мизинцем, и вдобавок сломанными левой рукой и левой ногой.
Ну, что – вот я и добрался до самого верха – головы, то есть. С головой у меня более-менее в порядке (так мне кажется). А вот сзади, на шее есть небольшой шрам (в парикмахерской всегда на него машинка наезжает). Однажды приехали мы с женой к моим родителям в Крым отдыхать. И, как-то приходит соседка, женщина уже преклонного возраста и говорит нам, приходите мол, ради Христа соберите у меня вишню, а то проклятые птицы сожрут – пропадет зазря. Жена моя сначала согласилась, не очень охотно, правда. Но, когда узнала, что всё, что соберем, нам же и достанется, очень обрадовалась (халява!). Надо сказать, что супруга у меня родом из Кронштадта и вначале на юге ее поражало то, что разные плодовые деревья растут на улицах. Она даже спрашивала меня, а это чьё? И можно ли все это великолепие рвать и есть? Пришли мы к соседям этим и оказалось, что вишни эти – огромные деревья, выше дома вымахали и, чтобы собрать созревшие плоды, надо на них лезть. Для жены нашлась высокая лестница, на которую она сразу и полезла ( с двумя ведрами), а мне пришлось вспомнить детство (и то, что мои далекие предки, говорят, на деревьях жили) и лезть на дерево. Начался процесс сбора вишни, причем, поначалу моя любимая жена собирала больше в себя, чем в ведро (можно ее понять – первый раз в жизни увидела такое изобилие!). Я, набрав очередное ведро, опускал его вниз на веревке (рационализатор и лентяй, чтобы лишний раз по дереву не ползать), снизу мне хозяйка привязывала пустое и процесс продолжался. Набрав пару ведер, обнаружил, что в пределах досягаемости моих рук вишня закончилась, и полез выше. Уселся на сук и стал заполнять третье ведро. Все было нормально, пока ведро полностью не наполнилось крупными, сочными вишнями (а, чем выше, тем они спелее были). И, только я подумал, что хватит, пора спускать ведро вниз, как сук подо мной обломился и как подстреленная ворона по закону земного притяжения (будь он неладен!), полетел я вниз. Во время этого (весьма непродолжительного) полета я своим телом и летящим параллельно мне ведром ломал ветки и веточки многострадальной вишни. При соприкосновении меня с землей картина нарисовалась следующая – я лежу ничком (лицом вниз), весь залитый вишневым соком, на мне лежит ведро, а из шеи торчит вишневая ветка. Жена моя любимая, услышав весь этот шум-треск-грохот, соскочила со своей лестницы и увидев все это безобразие – потеряла сознание. Она решила, что весь этот вишневый сок – это вытекшая из меня кровь и уже мысленно представила себя молодой вдовой. Да еще эта торчащая из меня ветка. В общем, пришла хозяйка, привела в чувство несостоявшуюся вдову, вытащила из меня эту ветку (кстати, она только под кожей у меня была воткнута). И остался мне на память шрамик, напоминающий об этом вишневом безобразии.