Когда-то любить тебя было просто и приятно. Но я это уже плохо помню. Ты сам всё стёр, повозив в душе грязной половой тряпкой. Это уже было страшно обидно, но не смертельно, а потом было больно, но тоже не смертельно. А потом было никак. И это нас доконало.
Когда было страшно обидно, ты стаял за моей спиной и виновато целовал мою шею. И я понимала, что тоже виновата, просила твоего прощения. И ты меня прощал.
Когда было больно, я впервые оттолкнула твою руку, посмотрела перед собой, увидела тебя в своём внутреннем зеркале. Поняла, что тебе больно. Ещё больше себя возненавидела. Перебила все свои зеркала. А ты ходил по осколкам следом за мной, они хрустели, как надтреснутый лёд.
А когда нам стало никак, я ушла не оборачиваясь. И ты ушёл. Я это знала.
Ты когда-то знал, что моя бесконечность – в твоём галстуке-бабочка, а я знала, что все твои неразрешимые загадки - в одном завитке моих волос. А потом я знала, что смогу без тебя, перевернула бесконечность, дала себе восемь месяцев.
Через восемь месяцев я вернулась в нашу комнату с перебитыми зеркалами, чтоб сказать несказанное прощай. Я прошла по полу, устланному осколками зеркал, они хрустнули, но не так звонко. В одном из осколков я снова увидела твоё лицо. Мгновение – и ты прикоснёшься губами к моей шее…