4. Истребление двусущностных

Книга Кентавриды
Процесс «очищения» земли от чудовищ начали, разумеется, с самых страшных на вид тварей, в которых ничего привлекательного усмотреть было невозможно, и которые действительно приносили немало вреда своим соседям.
И действительно: кто бы стал вступаться за права какой-нибудь гидры? И кто проникся бы соучастием к несчастной судьбе горгон или гарпий?

В детстве я ведь тоже думала так, читая про подвиги Геракла, заключавшиеся в основном в убийствах всего, что живёт и дышит не в лад с его собственными наклонностями и стремлениями.
Ныне я не склонна полностью разделять общепринятые представления об ужасном облике и кровожадном нраве по крайней мере некоторых из древних двусущностных, ибо даже мифы (и особенно искусство) иногда приоткрывают истину, забвение которой было выгодно олимпийцам и взятому ими на воспитание человечеству.

Так, имеются архаические изображения горгоны Медузы («Медуза», или, точнее, «Медуса» – имя, а «горгона» – сущность) в виде… кентавриды. Ничего омерзительного в её облике нет и, честное слово, один из подобных рельефов внушает скорее сочувствие к жертве, чем к её палачу.

 http://ec-dejavu.ru/m-2/medusa-9.html
Пилос: Киклады, ок. 660 до н.э.

Впрочем, и позже голову Медузы, отрубленную Персеем и водружённую на эгиду Афины, изображали отнюдь не страшной на вид – её страдальческие черты иногда оказывались настолько прекрасными, что закрадывалось сомнение, а верна ли та версия, которую твердили детям с малых лет.
А как великолепны были грифоны!
Да, они питались мясом, в том числе иногда человеческим, и вообще не принадлежали к вполне разумным существам, хотя сообразительностью намного превосходили обычных животных… 


(Грифон, терзающий человека)

Но они заслуживали сохранения хотя бы ради своего телесного совершенства, – а вдобавок, если их вовремя кормить, могли исполнять обязанности недреманных и неподкупных стражей. Так что поладить с ними было можно, и находились даже люди, которые ладили – недаром грифон до сих пор является символом гордой царственности.


Загадочной для меня остаётся и личность Минотавра. Безусловно, он принадлежал к двусущностным, и облик его внушал людям оторопь. Но был ли он столь свиреп, как об этом повествует миф о Тесее? Никто не задаётся вопросом, с какой стати существо с головою быка вдруг начало питаться свежей человечиной. Быки, даже самые яростные, травоядны, и вздеть кого-нибудь на рога могут только по буйности нрава, а не ради съедения. И, даже если сына Пасифаи приучили к мясной диете, почему его кормили только раз в несколько лет? Чем он пробавлялся между живыми посылками из Афин?.. Почему – непременно семь девушек и столько же юношей? Кто-то скажет, что не надо искать логику в мифе, но если этот миф призван объяснить устройство миропорядка – почему бы и нет?.. У меня по зрелому размышлению создалось впечатление, что несчастный мутант Минотавр был всего лишь жертвой интриг и амбиций двух царских домов, древнего критского и молодого афинского; цвет эллинской молодёжи уничтожал не человекобык (он, возможно, был бы даже рад какому-то обществу), а те, кому это было выгодно. И мне его жаль, ибо трудно вообразить себе что-либо более страшное, чем участь заточённого в подземелье отверженного урода, ненавидимого собственной матерью и убитого при соучастии сестры…
Минотавра, кстати, не всегда изображали впоследствии рогатой головой – мне встречались и варианты, при которых он выглядел наподобие кентавра, только тело у него было бычьим, а торс и голова – человеческими.


Несказанно жаль мне и мудрую Сфинкс (по-гречески это имя – женского рода, и можно было бы называть её Сфингой, как и Сиринкс – Сирингу). Она была прекрасна и, из-за вещей мудрости своей, бесконечно одинока, ибо никто из окружающих не мог вести с ней достойной беседы – все «срезались», как двоечники, на первом же, – в сущности, детском, – вопросе, из-за чего бедной Сфинкс осталось лишь возненавидеть этих жалких ничтожеств…

 http://rec.gerodot.ru/hermitage/tam_sph.htm
Сфинкс. Лекиф из Фанагории

Боги всегда оставались в стороне – они не марали рук убийствами, поскольку настолько боялись оскверниться зрелищем смерти, что даже не приближались к месту санкционированных ими расправ. Последних древних двусущностных Ойкумены добивали великие герои, которые сами отчасти не были людьми и потому превоходили собратьев силой и дерзостью – Геракл, Тесей, Персей…
Однако и после этого, как всем нам ведомо, одиночные существа странного рода продолжали иногда попадаться на краях обитаемого мира или на границе разных миров (а эта граница совсем не обязательно пролегает в нехоженом захолустье). Самыми живучими оказались драконы, которые обладали изощрённым интеллектом, умели летать и были почти неуязвимы для холодного оружия. Они благополучно дожили в Европе до Средних веков, а в Юго-Восточной Азии существуют, говорят, и теперь, поскольку в ряде стран люди им поклонялись как божествам, и губило драконов только отсутствие подходящего корма и общее ухудшение условий существования.
Из окрестностей Средиземноморья драконы убрались ещё в архаические времена, решив, что там стало слишком неспокойно. Правда, некоторые, как и кентавры, предпочли ассимилироваться, и до сих пор (хотя чрезвычайно редко, гораздо реже кентавров) встречаются люди, которые на самом деле – не люди, а драконы. Впрочем, лишь единицы из них  сознают свою сущность и умеют контролировать её проявления.
Морских двусущностных (кетосов, скилл, сирен, гиппокампов) никто особенно не преследовал, поскольку люди с ними сталкивались очень редко, и мало кто из этих существ был действительно опасен. Нереид очевидцы встречали вплоть до новейшего времени, свидетельства тому есть и в живописи, и в литературе, и в поэзии.
Но большинство так называемых «чудовищ» безжалостно уничтожили.

С кентаврами поступить так просто было нельзя.
Это понимали даже боги, возомнившие себя всемогущими, но, ради поддержания своей власти над миром, связанные необходимостью соблюдать хотя бы видимость справедливости.
Во-первых, кентавры безусловно были разумными существами, причём их разум намного превосходил человеческий, а в чем-то даже и  божественный. (Я имею в виду способность к предвидению и прорицанию, которой обладал Хирон и его потомки – далеко не все боги были на это способны; большинство из них вследствие свойственного им высокомерия не отдавало себе отчёт в возможных последствиях своих поступков).
Во-вторых, хотя в древности кротость и миролюбие отнюдь не считались добродетелями для кого бы то ни было, кентавры, наделённые должной долей воинственности, обычно ни на кого не нападали беспричинно и не разоряли людских поселений дотла. Поэтому обвинение в оголтелой кровожадности им предъявить было невозможно. Да и чистыми хищниками, как гарпии или стимфалиды, они не являлись. Мясо, добытое на охоте, кентавры ели – но только не человеческое. И не конское.  Конечно, кентавры могли умыкнуть отбившийся от стада скот или полакомиться чужим виноградом, но такое сплошь и рядом делали и двуногие. Обычно они охотились на уток, оленей, ланей и зайцев, что даже в наше время многие не считают предосудительным.

 
В-третьих, в отношении кентавров не действовал и ещё один довод: эстетический. В отличие от некоторых других двусущностных, чья наружность вызывала у богов и людей ощущение отвратительного уродства и неукротимое желание немедленно истребить эту «гадость», кентавры были красивы. И даже прекрасны. Особенно кентавриды!
Думаете, это я из гордости за свой народ говорю?..

 
Филострат Лемносский, ритор III века, писал: «О, сколь прекрасны кентавриды, хотя они не что иное как лошади! Некоторые происходят от белых кобыл, другие связаны родом с гнедыми; шкуры третьих пятнисты – но они лоснятся, как шкуры хорошо ухоженных коней. Встречается и белая Кентаврида, торс которой растёт из тела вороной кобылы, и сам контраст этих цветов создаёт единую красоту целого».

Уж не знаю, видел ли он то, о чём писал, воочию, или передавал чужие впечатления – а быть может, и фантазировал, как оно свойственно эллинам. Но описание вполне правдиво, за одним исключением.
Кентавры, напоминаю, не лошади.
Но, конечно, и не люди.


Я обычно пользуюсь словом «двусущностные», но понимаю  эту двусущностность как явлении скорее синкретическое, нежели синтетическое. Механическое соединение лошади и человека в один организм невозможно (разве что на том уровне генетических художеств, который ещё недоступен теперешнему человечеству и уже не был доступен младшему поколению богов, то есть олимпийцам и их потомкам и современникам). Поэтому мы не обижаемся на тех, кто считает нас причудливыми порождениями мифологического мышления, которые в физической реальности существовать не могут. Так оно и есть. В теперешних условиях повторить тот действительно фантастический эксперимент, для которого, помимо удачного выбора генов, требовалось поистине божественное вдохновение и редкостно счастливое сочетание звёзд, уже невозможно.