Золото снежных цветов
Жили дружно братья: старший – Северный ветер и младший – Южный…
Зимой Северный ветер гостил у младшего Южного, часто даже забывая вовремя вернуться к себе за Полярный круг, и тогда случалось то, что люди много позже назвали ледниковыми периодами.
И Южный ветер залетал ранней весной к старшему брату полюбоваться северным сиянием и тоже иногда гостил подолгу, забывая о времени. И тогда случалось то, что люди называли «глобальным потеплением».
В отличие от сурового Северного брата, младший был веселым и бесшабашно шаловливым. Наберет пригоршни тополиного пуха да бросит в лицо совершенно случайному прохожему. Или девчушке какой симпатичной юбочку, и без того короткую, так вверх подбросит, что девочка чуть не в слезы… А ему смешно. А то среди солнечного дня потихонечку пригонит тучку и обрушится ливнем, да норовит побольше вылить на поверивших метеопрогнозам. Не со зла, просто характер такой. По молодости, когда еще не соизмерял свои поступки с их последствиями, случалось, навевал засуху-суховей на поля, заносил песком колодцы в пустынях, а то и целые караваны, заодно с городами, в которые эти караваны шли.
Только кто теперь об этом помнит? Только историки.
Акыны и ашуги под шелест пальм, барды и поэты под шум берез, воспевая прелести своих черноглазых гурий и синеоких муз, искали и находили в дуновении Южного ветра прохладу или долгожданное тепло.
Нес однажды Южный ветер в ладонях серебряный шар одуванчика. Брату показать. Конечно, с северным сиянием не сравнишь. Но все же…
Заботливо прикрыл ладошками. Ну, чем не снежный цветок? Невесомый, как снежинка. Да и неужели он в ладошках? Что-то легко уж очень... Раскрыл пригоршни, дохнул случайно и разлетелись одуванчиковые семена-парашютики… Аж до холодных морей Заполярья, где отдыхал Северный ветер после зимних трудов…
Не стал Южный ветер будить-тревожить старшего брата. Показывать-то нечего. Потихонечку вернулся в свои раскаленные широты. А старший брат все же почувствовал – припекать будто стало. Открыл он глаза, хотел еще один пуховик снежный на себя набросить. Взглянул, а вдали у самого полярного круга девочка золотовласая в танце кружится. Прямо за солнышком. И сама, как солнышко, золотая.
Залюбовался Северный ветер. Дохнуть не смеет. Ни подлететь, ни слова сказать… И только издали любуется. День любуется, другой любуется. Про отдых, про дела забыл. А дни-то все короче. И как-то утром не увидел Северный ветер свою любимую. На месте где только вчера была золотовласка - серебряный шар.
Завыл-застонал Северный ветер. Это, конечно же, брат похитил его красавицу! Ворвались бури-метели небывалые на земли, где и снега-то никогда не видели. Сколько душ погубил – не сосчитать. Не одного ямщика-охотника заморозил. Пробует ему младший брат объяснить, что и не девочка золотовласая солнечная перед ним кружилась, а цветок гелиотроп за солнышком следил. Не слышит старший брат. И понимать не хочет:
«Верни золотовласку! И все. Переморожу всю землю! Такой ледниковый период сделаю, что сам ты в Везувий греться полезешь! И не нужно мне других, верни мою!»
И, может быть, жизнь на Земле прекратилась бы вообще, если бы младший брат не нашелся:
«Хорошо. Ровно через 183 дня перед тобой будут тысячи золотовласок, ищи свою.»
Считал дни Северный ветер. Торосы ставил, громоздил их вместо зарубок. И когда пришла короткая северная весна, когда солнышко стало только-только появляться из-за горизонта, вспыхнули прямо на его глазах тысячи одуванчиков. Закружились в танце вслед за Солнцем тысячи золотовласок. И не нашел Северный ветер среди них свою любимую. До осени искал. И когда пришла рабочая пора – сил никаких. В землях православных на Покрова-зазимье, на Козьму-Домиана даже озими не припорошил. Реки не затворил как следует. О рождественских и крещенских морозах вообще запамятовал. И когда-то страшные метели и бури уже не кроют небо мглою, а навевают что-то свиридовское, сентиментальное.
И снова придет весна, покроют самые неприхотливые золотые цветы землю до самых холодных морей. И снова будет искать среди них свою золотовласку Северный ветер. И не может он понять что, сколько бы ни искал, сколько бы ни было похожих, но «та самая» – одна. Да что там ветер, часто это не в силах понять даже человек.