Шелковые простыни

Лана Гнедко
Холодная простынь скользнула змеей по обнаженному телу и сползла на пол.
Ее шелковая гладкость раздражала каждую клеточку тела, и хотелось скомкать ее, чтобы она стала шероховатой, помятой и…теплой.
Рукой нащупав простынь, не открывая глаз, он попытался укрыться ею. Но та скользила, не слушалась, и норовила вновь убежать от него.
И следовало бы давно выбросить все это шелковое белье, ведь он давно один. Той, что любила их – нет.
Нет…а наоборот – тень…
Она стала тенью, тревожащей его в его снах.
Снах, в которых он хотел остаться.
Раньше он всегда бурчал, когда обнаруживал шелковистость постели, а сейчас…
Он упорно стелил их, как будто от этого однажды она зайдет в эту комнату, когда-то бывшей их. Одной – на двоих. Войдет – и ляжет на шелковые простыни.
Прикасаясь телом к прохладным простыням, он почти реально ощущал прикосновение ее всегда холодных ладошек.
«Гулюшка», - ворчал он.
А сейчас ему так не хватало их.
Он злился, но не отталкивал ее, а согревал своим телом. Так же , как она согревала его душу.
Он обнимал ее, и чувствовал, как его тепло наполняет ее, как она согревается, и тогда он ощущал почти ребячий восторг, а потом…
А потом он осознавал их как единое целое. Так умела только она – прильнуть к нему, что, казалось, никаким силам их не разлучить.
И тогда он забывал обо всем, погружаясь в нее, в ее мир, и самой большой наградой ему был ее смех.
Смех неутаенной радости, которую она однажды перестала скрывать, доверившись ему. И этот смех звучал в нем, откликаясь множеством серебряных колокольчиков, звенящих в его душе.
Но равнодушную гладкость простыни не согреть, она не обовьет его, не даст возможности увидеть страну радуги.
Страну, в которой они были вместе, когда не выпускали друг друга из объятий, отдыхая после страстных ласк. И так и засыпали – как одно целое.
И без этого все утехи тела казались ему блеклыми и – никакими.
Он пытался забыть, заменить ее место другой женщиной, но все тщетно.
И только простыни напоминали ему о ней, о ее прикосновениях.
Но простыни оставались холодными, лишь мялись, напоминая скомканный закат без солнца.
Они оставались холодны, как бы он ни пытался согреть их, обвив вокруг себя.
И он засыпал в тревожном сне, сжав в объятиях равнодушные простыни…