Конопий
Закат был пошл. Солнце по лазурно-изумрудной глади переспелой вишней опускалось в море, окрашивая в рубиновые цвета редкие облака и лениво плескавшиеся волны, мокрый песок, и клочья рыхлой пены.
Все было не то и не так. Я прошел около трех километров и всюду были курортники и нигде не заметил ничего подобного на пирс или обрыв над водой, где можно было закинуть удочку и отдохнуть от людей. Везде следы цивилизации и курортного безделья. Наконец я нашел затянутый песком и илом ствол дерева и, присев на выбеленный водой и солнцем ствол коряги, отделявший пляж одного пансионата от другого, стал взвешивать все за и против. Нет, пансионатный домик, с небольшой верандой вполне устраивал, но мелкое и грязное море, толпы людей, ищущих развлечений, холодная вода в душе и туалет, похожий на барак - все говорило против того, что стоит здесь задерживаться.
* * *
Дугой вытянулся Темрюкский залив от горизонта и до горизонта. Пляжи голубицких санаториев находятся в самом его центре. На востоке и западе пляжи тонут в дымке горизонта, создавая впечатление однообразия и желто-голубой бесконечности мира, состоящего из неба, моря и кромки песчаного берега.
Прошедший день был погожим солнечным, и берег моря оглашался криками отдыхающих, а к вечеру стал усиливаться бриз и правит балом начинало море. Оно то гудело, то бухало и хлопало, то шипело стоглавым драконом. Уже к концу дня шум прибоя стал преследовать меня всюду. Море не только напомнило о себе темнеющей гладью, оно стало проникать в подсознание.
При въезде в Голубицкую после нарядно выбеленных хаток с каменными заборами и виноградными беседками бросается в глаза высокий вал, поросший бурьяном. Он почти на сотню метров тянется на пустыре и невольно привлекает взгляд. Некоторые видят в нем останки тмутараканской Русы-Росии. Я же рассматривая его, почему-то вспомнил про Конопий и волков, которые охраняли рыбакам ловли, а если не получали за это рыбу, то портили сети. Об этом, ссылаясь на знаменитого философа Аристотеля, пересказал писатель из эвбейского города Карита в книге «Свод невероятных рассказов».
Пансионат, в котором мы остановились, нам порекомендовал один наш знакомый, житель этих мест. Утром подъехали к воротам пансионата, за которыми среди крон серебристых лохов виднелись деревянные домики, все дышало размеренностью, но отнюдь не покоем, а курортной суетой. После регистрации мы прошли по утоптанному песку к отведенному домику, принялись устраиваться. Жена и дочь наскоро переоделись и побежали на пляж, я же стал готовить обед. На небольшой веранде установил электрическую плитку, открыл банку тушенки, и пока она разогревалась на сковородке, сел на лавочку, открыл прихваченную с собой книгу и еще раз прочитал про Конопий. «Антигон Каристский… XXVII (33). [Аристотель] рассказывает, что у Конопия при Меотийском озере волки, получая пищу от рыбаков, стерегут их добычу, а если сочтут себя в чем-нибудь обиженными, то портят у них сети и рыбу».
После обеда всей семьей отправились купаться. Удивило обилие человеческих тел. Ими был усеян весь берег от одного горизонта до другого. Всюду пестрые зонты, лежаки, надувные матрацы и тела, тела, тела. Полежав на теплом песке, мы решили переночевать, а следующим утром отправиться через Тамань в Веселовку.
Жена с дочерью принялись готовить ужин, а я решил побродить вдоль берега, чтобы отыскать место для рыбалки. Везде отдыхающие, лежаки, зонты.
* * *
Вслушиваясь в морской шум, пытаюсь представить берег пустынным и диким, каким тот был более двух тысяч лет назад. Сгущаются сумерки, заплывают от деревьев серебристого лоха, крадутся тенями древние призраки к кромке воды, свинцом наливается море. Вместе с ночной тьмой в душе рождается первобытный страх, страх перед хаосом морской стихии, соединяющейся с бескрайней степью, напоминая о правремени, когда человек лишь обживал эти берега. Ускоряя шаг, я шел к домику и размышлял под шум прибоя о смысле времени и жизни.
Нет Конопия, нет знаменитых в прошлом городов - Фанагории, Кеп, Гермонассы. Нет и самого Боспорского царства, но осталось Азовское море и предание о волках-спутниках рыбаков. В душе утвердилась уверенность, что бугор на краю станицы – это и есть тот самый Конопий, затерянное на краю царства местечко. Следующим утром с санаторием и Голубицкой мы расстались с легким сердцем, отправившись в Тамань, и лишь поросший быльем холм заставил меня еще раз оглянуться на него.