Ма бель или простодушный...

Алёша Горелый
Эта лирическая история - воспоминание о моей далекой юности. Попробуйте вместе со мной окунуться в атмосферу начала семидесятых прошлого века - время романтиков и немного наивных мечтателей.

Рисунок автора


Хмурый ноябрьский день. Перед глазами унылая картина: серое небо, серые голые тополя, серая пожухлая трава, а под ногами мокрый, почти черный асфальт. Серые дома съежились от промозглой сырости. Прохожие, одетые в серые пальто и черные куртки, спешат по своим делам под черными зонтами. Мир потерял краски. Атлантический циклон растопил выпавший пару дней назад снег и теперь выжимает из серых туч холодный мелкий дождик. Настроение поганое. У всех, кроме меня. У меня — душевный восторг и подъем, я порхаю как весенняя бабочка, душу переполняет радость, мне хочется петь. Вот только песня, звучащая во мне, немного грустная:

Michelle ma belle,
These are words, that go together well,
My Michelle...

Это моя любимая композиция у «Битлз», она посвящена французской девушке по имени Мишель.

У вокзала прохожу как сквозь строй мимо торговцев цветами. Последним в шеренге стоит тощий армянин, похожий на гвоздь в своей огромной кепке типа "аэродром". Покупаю у него пять белых хризантем и спешу к электричке. Сегодня день рождения Ольги, я обязательно должен ее поздравить. Она меня, правда, не приглашала, это я по своей инициативе решил сделать ей сюрприз.

Ольга живет в подмосковном городке, ехать туда больше часа. Вагон почти пуст, утром мало кто едет загород. Я занимаю место у окна, цветы кладу на багажную полку, портфель ставлю рядом на сиденье. Там у меня подарок — французские духи, за них я отвалил почти всю стипендию. Чтобы скоротать время, достаю из портфеля учебник по матанализу, который сегодня прогуливаю — он у нас последней парой. Но я настолько взволнован предстоящей встречей с Ольгой, что сосредоточиться не могу. Тупо смотрю в окно и под стук колес напеваю:

«Ольга, ма бель,
Зез а вордз, зет гоу тугеза велл!
Пам, пам, пам.
Ай лав ю, ай лав ю, ай лав ю…»

С Ольгой мы знакомы уже два месяца. У нас с ней очень много общего. Например, песни Битлз. Мы познакомились на свадьбе у Маринки, моей одноклассницы. В Маринку я был влюблен целых два года, но она вышла замуж за саксофониста из Москонцерта. На её свадьбе я сидел хмурый и злой, а Маринка подошла ко мне и погладила по голове как маленького:

— Не грусти, Толь, пригласи лучше на танец вон ту девушку.
— Какую еще девушку?! — буркнул я.
— Вон, в розовом платье. Она хочет с тобой потанцевать, а подойти стесняется. Это моя подруга.

И я пригласил. Это была Ольга. Мы с ней танцевали весь вечер и говорили о Битлз. Я спросил:

— А какая твоя любимая песня? Нет! Не говори, я сам угадаю. Сейчас я тебе сыграю. Если угадаю, ты меня поцелуешь.

Свадьба была в ресторане. Там играл небольшой ансамбль — фортепиано, контрабас, электрогитара и ударник. Музыканты как раз собирались передохнуть. Я попросил гитару, но ребята отказали, мотивируя тем, что, директор ресторана не разрешает играть посторонним.

— А «Мишель» вы можете сыграть?
— А то! Только ета, сам понимаешь, по заказу…
Я дал им червонец, и они заиграли:

Michelle ma belle,
These are words, that go together well,
My Michelle

— Эта? — спросил я Ольгу.
— Молодец, — она чмокнула меня в щеку.

Я почти забыл Марину. Мне все больше нравилась Ольга, ее серо-голубые глаза, светло-русые волосы, короткая стрижка а'ля Мирей Матье, веснушки на круглом лице... Она была чем-то похожа на польскую актрису Магдалену Завадску. Теперь я связывал свое будущее только с ней. Глупо, конечно, в первый вечер знакомства строить серьезные планы, но чувство в одночасье ослепило меня. Оно внушало мне, что это хорошая, добрая и очень порядочная девушка. Мы с ней медленно топтались под музыку, я держал ее ладонями за талию, ощущая через тонкий шелк платья горячее, такое хрупкое и в то же время упругое тело, и подпевал ансамблю:

«I want you, I want you, I want you…»

Конечно же, не вслух — произнести «хочу тебя» я не мог, это могло быть понято слишком буквально. Мы только познакомились, зачем опошлять еще не сложившееся чувство? Я не хотел выглядеть в ее глазах циником и похотливым сластолюбцем. Нет, наше чувство должно окрепнуть, вырасти в настоящую Любовь...

Гости разошлись, ресторан закрывался.

— Уже поздно, я не успеваю на последнюю электричку.

Ольга озорно стрельнула на меня глазами. Казалось, будто она ждет от меня какого-то решения.

— А ты далеко живешь?
— Ой, далеко! - хихикнула девушка, не то смущенно, не то кокетливо.

У меня дома никого не было. Начало сентября, родители еще жили на даче. Но пригласить ночевать в пустую квартиру девушку, с которой только познакомился! Нет, такого я себе позволить не мог. Да что там позволить, даже подумать об этом не мог.

— Хочешь, довезу тебя домой на такси?
— Ты что, богатенький Буратино? Это же бешеные деньги! Ладно, — в ее голосе прозвучало разочарование. — Пойду к сестре ночевать. Она студентка, в общаге живет. Тут, недалеко...

Ольга записала мой телефон. Когда приезжала в Москву навестить сестру или Маринку, она звонила мне, и мы шли в кино или погулять в парк. Я провожал ее домой, один раз даже опоздал на последнюю электричку. По шпалам идти не хотелось, поймал такси. Действительно, бешеные деньги.

О том, что сегодня Ольгин день рождения, я узнал от Маринки. Странно, почему Ольга меня не пригласила? Я даже толком не знал, где она живет, поскольку никогда не провожал ее до самого подъезда — мы расставались где-нибудь на углу, и она убегала. Адрес я выяснил у Маринки, оказывается, нет там никакого подъезда, она жила в частном доме.

Дом я отыскал быстро. Это было типичное подмосковное строение того времени, помесь деревенской избы с дачкой — бревенчатая хижина и пристроенная к ней веранда с ажурными переплетами. Двор обнесен низеньким штакетником. Я постучал для приличия в калитку. Залаяла дворняжка, привязанная цепью к конуре. Открылась дверь веранды, оттуда вышла женщина пенсионного возраста в шлепанцах и в телогрейке, накинутой поверх халата.

— Трезор, тихо! — цыкнула она на собаку. — Вам кого?
— Здравствуйте! А мне Олю, — ответил я.
— А ее нет.
— А скоро будет?
— Не знаю. У ней день рожденья сегодня. Небось с парнями на дискотеку поперлась.
— А где это?
— В клубе, наверно. Ты, милок, лучше туда не ходи, ты не местный, тебя там поколотят. Ты вообще кем ей будешь?
— Да так, знакомый.
— А-а-а… — протянула она. — А я — мама ейная. Ну, заходи, обожди тута. Может, явится скоро. Уж с самого с ранья шляется, беспутная! — мамаша скинула шлепанцы и надела на босу ногу стоявшие на крыльце резиновые сапоги.
— Да я сам калитку-то открою, — предложил я.
— Открывай, милок. А я Трезора подержу. Так-то он безобидный, но тяпнуть может. Иди, я тебя в ейную комнату отведу.

Комнатка была маленькая, но уютная. Шифоньер с зеркалом, стол, стул, книжная полка, металлическая кровать с никелированными шишками. Я поставил на пол портфель. Куда бы пристроить букет?

— У вас есть ваза? — спросил я мамашу.
— Ваза? Сейчас соображу что-нибудь.
Она принесла трехлитровую банку с водой.
— Вот, ставь сюды. А то, может, на словах ей чего передам, да пойдешь? Кто знает, что у ней в голове, она ведь и не скоро может появиться.
— Ничего, я подожду.
— Непутевая, — продолжала ворчать мамаша. — Десятый класс, а за ум никак не возьмется! Говорила ей, нечего десятилетку заканчивать, шла бы после восьмого в техникум или ПТУ, уже профессия была бы. А то все на материной шее. Галька-то, моя старшая, — поумнее, текстильный заканчивает. А эта! Только с парнями и шляется. Ой! Чего это я? Не, милок, ты не подумай. Она хорошая. Взбалмошная только. Избаловала я ее. Я ж ее почти в сорок лет родила. Да и Галька у меня поздняя. Мне уж тридцать было, когда мы с Колькой расписались, отцом ихним. Я его с войны ждала, дождалася, а ён, паразит, на Вальке женился. Пять лет с ней прожил, а потом пришел: дурак я был, говорит, не могу без тебя. Развелся с Валькой, вот мы и расписались. Три года уж нет его, Кольки-то. На войне пуля не брала, а тут в депо током шандарахнуло…

Женщина всплакнула, утерлась полой халата.

— Ой, да что ж я слезы-то лью. Дела у меня. Ты посиди, милок. Как звать-то?
— Анатолий.
— Вот и славно. Посиди, Толя, может, она объявится скоро.
— А вас как зовут?
— Марией. Мария Федоровна я.

Женщина ушла. Я присел на кровать, она спружинила и скрипнула. На кровати лежал кассетный магнитофон «Весна», я нажал клавишу воспроизведения.

Michelle ma belle,
These are words, that go together well,
My Michelle…

За окном стемнело, я зажег свет. Мария Федоровна где-то гремела посудой. Я достал из портфеля коробочку с духами и поставил на стол. Ольга придет, обрадуется. Я представил, как она входит в комнату, удивляется, увидев меня, кричит: «Толя!», кидается мне на шею…

За окном послышался нестройный хор мужских и женских голосов. Когда вокалисты подошли ближе, стало понятно, что они поют. Наша преподавательница английского за такое произношение просто бы выгнала из аудитории.

«Шиз гара!
Йа, бэби, шиз гара,
Айм ё винас, айм ё файя,
Эт ё дизая!»

Возле калитки хор распался, только один девичий голосок все еще вопил: «Шиз гара!..»
Залаял Трезор.

— Трезор, тихо! — услышал я Ольгин голос. — Погодите, ребята, я быстро!

Внутри меня все затрепетало. Сейчас я ее увижу! Сейчас она бросится мне в объятия. Конечно же, она отправит восвояси компанию и останется тут, со мной. Мы потанцуем, посидим, поговорим.  Мария Федоровна напоит нас чаем...

— Явилась, непутевая, — через закрытую дверь донесся голос Марии Федоровны. — Тут тебя жених заждался.
— Кто?! Какой жених?

Открылась дверь. Вошла Ольга в плаще болонье, в ее волосах блестели капельки дождя.

— Толик? Ты чего тут делаешь?
— Тебя жду.
— Это мне? — она подошла к букету.
— Тебе, конечно. Поздравляю с днем рождения!
— Спасибо! — Ольга чмокнула меня в щеку, от нее пахло спиртным. — Знаешь, ты меня не жди, я не скоро буду. Я только переодеться забежала, а то холодно. Отвернись!

Ольга приоткрыла дверцу шифоньера и стала снимать кофточку. Я повернулся к стене. За окном все тот же нестройный хор принялся скандировать:

— Оля! Оля!

Ольга подскочила к окну, на ходу одергивая теплый свитер. Она распахнула створки, впустив в натопленную комнату промозглую осеннюю сырость.

— Сейчас! Сейчас!

Закрыв окно, она обратила внимание на коробочку с духами.

— Это тоже мне? Ты что, Толя, это слишком дорогой подарок. Или… — она засмеялась, — ты что, подкупить меня хочешь? Глупый какой! Да я и так могла бы. Но сегодня не получится… Тогда, после Маринкиной свадьбы растерялся, да? А теперь в другой раз, хорошо? На, забирай!

Она сунула коробочку мне в руки.

— А сейчас уходи, не жди меня. Я поздно буду, может, вообще к утру. Иди, а то на последнюю электричку опоздаешь, а я побежала.
За окном все настойчивее скандировали: «Оля! Оля!» Она надела плащ и выпорхнула из комнаты. А я стоял, сжимая в руках коробочку с духами. В голове звучало:

«I need you, I need you, I need you,
I need to make you see,
Oh what you mean to me…»

Я поставил духи на стол. Хотел написать записку: «Ты нужна мне, ты должна знать, что ты значишь для меня» — ведь именно эти слова звучали в исполнении Пола Маккартни.
Но раздумал…