Историко-приключенческий роман. Рабочий материал.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СКОЛ.
Глава седьмая.
1
Раздав детей по древлянским огневищам в округе Вручия, взяв с собой только Ярославу, Славич, Скол и девушки вернулись домой. Расчистив пепелище родительского очага, решили жить общей, большой семьей.
Впятером они быстро поставили новые хоромы из двух срубов, в одном обосновались Славич с Красиней, в другом – Скол, Бранка и Ярослава. Девушка так полюбила загадочную Бранку-Берегиню, что ни за что не хотела с ней расставаться.
Дождей летом было много. Рожь на выжженном отцом Скола поле поднялась, заколосилась. Женщины радовались, хваля Перуна-громовержца. Зима с хлебом – сытая зима. Лишь одно наводило на их лица тень печали – зарок Скола. Девятая пятница богини судьбы неумолимо приближалась.
Все свободное от работы в поле время Славич и Скол проводили в воинском состязании меж собой. Светлый день сокращался, мужчинам пришлось увеличить число поединков. Основная забота по уборке урожая легла на женские плечи. Да они и сами гнали их с поля, понимая, что жизнь одного из любимых ими мужчин теперь полностью зависит, от умения владеть мечем, а не плугом.
С каждым прожитым днем Славич становился мрачнее и мрачнее. Он понимал: полгода слишком маленький срок, чтобы сделать из Скола настоящего воина, противника норманну Сигвальду.
– Держи меч по кругу, а не махай им как палкой! – кричал он на Скола. – Делай круговые движения, тогда под тяжестью острия клинок сам выведет руку вверх.
Скол крутил меч, по солнцу и против. Наносил колющие и режущие удары, до седьмого пота. Приседал, до дрожи в коленях, ходил на руках до помутнения в глазах. Бегал в полном вооружении с дубовым коромыслом на плечах, не расплескивая в ведрах воду, с каждым днем убыстряя шаг. Задерживал дыхание, освобождая легкие, заливисто свистел. К осени грудь его заметно расширилась, кулаки стали еще больше. Скол стал похож на молодого буйвола. Целый день он с легкостью вращал двухпудовый меч и как не прислушивался Славич к его дыханию, он не слышал усталости.
Физически Скол полностью удовлетворял изгоя, но его беспокоило Сигвальд бывалый воин. Он не раз сражался в строю пешем, в одиночку и рука об руку. Варяг видел смерть и много раз испытал радость победы. Скол же сильный, ловкий, но неискушенный. Славич не мог ему передать собственный опыт многочисленных битв, он мог только обучить его сражаться. Настоящим витязем можно стать, лишь в борьбе за жизнь…
Прошло Бабье лето, потихоньку осень стала сдавать свои права зиме. Выпал первый снег.
Бранка зашла в жарко натопленную избу и стряхнула с волчьей шубы порошу.
– Заяц-беляк запетлял, по снежку-то! – весело сказала она. – И морозцем потянуло. Никак Морена нагрянула.
– Почто так долго? – выглянула из-за печки Ярослава.
– Решили мы с Красиней дальние силки проверить, что за рекой. И не зря! Переметы птицей забило. Клин видать гусиный прошел. А мужики где?
– За домом они, в огороде. Все ратоборятся, – вздохнула Ярослава. - Не сегодня-завтра в дорогу.
Бранка молча прошла в угол избы, где на украшенной рушниками божнице стояли маленькие деревянные фигурки всесильных богов. Взяв в руки Макошь, она обвела пальцем веретено и тихо произнесла:
– Мати, брось жребий, помоги Сколу.
Она переставила богиню судьбы ближе к теплу от печи и обернулась к двери. В избу с шумом ввалилась Красиня. За полгода она раздобрела в боках, округлилась, стала женщиной, потеряв былую, девичью стройность.
– Ой, девоньки! Сейчас гусей развешивала, Переспора встренула, – весело заговорила она. – Он лыжи-ходуны для Скола принес. Говорю: зайди в избу, погрейся. Ярослава жарко ее натопила. А он мне: некогда мол. По утру на медведя собрался.
– Возможно и в правду, собрался, – покраснев, ответила Яра. – До дому дорога не близка, вот и торопится.
– Подмогнуть ему некому, рожон подержать. Пошла бы, Яра, подсобила, – подмигнув Бранке, засмеялась Красиня.
– Нужна я ему… порченая.
– Яра, ты это брось, забудь! – вмешалась Бранка.
– Коль ты не желаешь, я пойду. Мужикам не досуг, так хоть с мишкой обнимусь, – Красиня снова засмеялась.
С виду она была весела и игрива, лишь в печальных глазах угадывалось, что и над ней довлела приближающаяся девятая свешенная пятница.
– Ну, хватит судачить! – услышав шаги за дверью, Бранка взяла ухват и стала вынимать горшок с похлебкой из печи. – Мужики идут. Яра, выставляй на стол пироги.
Первым вошел Славич, за ним, цепляя плечами узкий невысокий проем, в избу втиснулся Скол. Бережно уложив мечи, в весящие на стене ножны, они молча сели на лавку.
Женщины засуетились, помогая друг другу. Когда варево переместилось из печи на обширный дубовый стол, большой край хлеба был разделен на пять кусков и разложен вместе с деревянными ложками. Все расселись по лавкам и замерли.
Небольшой плошкой, Славич зачерпнул из горшка самую гущу и плеснул в огонь печи.
– Деды-пращуры, бабы-пращурицы, отведайте с нами хлебушка да похлебки – не побрезгуйте! Сохраните в доме, тепло и добро. Отгородите собой день от ночи, – свет от тьмы! – проговорил он.
От вылитой на него жирной пищи, жар в очаге вспыхнул. Ярко-малиновые отблески пробежали по бревенчатому потолку. Только после этого, изгой взял ложку, первым зачерпнул из общего горшка наваристую мясную похлебку, и потянул к себе, бережно поддерживая ее куском хлеба. За ним последовал Скол и женщины, по старшинству.
Ели молча. Под конец трапезы Бранка не выдержала гнетущей тишины и вымолвила:
– Переспор на медведя собрался…. Может и нам сходить? Самое что не наесть время.
– И то, верно, – поддержала ее Красиня, – к зиме медвежатина в доме лишней не будет. Коль вам не досуг мы сами сходим…. Я уже и берлогу приметила.
– Скол пойдет, – вытирая ложку об край рубахи, Славич поглядел на парня и добавил: – То, тебе перед дорогой последнее испытание.
– Вот невидаль, мишку одному взять! – улыбнулся Скол.
– С рогатиной да топором… – Славич встал. – С ножом скандинава пойдешь. Дух волохатого, силу медвежью на себя примешь, коль одолеешь. Обиду же скандинав возмет.
– Ну что же, – Скол подмигнул Ярославе, – готовь угол под медвежью шкуру.
Ярослава попыталась изобразить на лице улыбку, но не получилось. Переведя глаза на сестру, Скол спросил:
– Так, где ты берлогу-то видела?..
2
Взять косолапого один на один, было совсем не простым делом. Тем более, – без ничего, с боевым ножом. Скол скользил на лыжах-ходунах по утреннему лесу, к месту указанному Красиней, отгоняя от себя дурные мысли.
Хозяин леса, обладающий неимоверной силой, вызывал уважение у древлян. По рассказам стариков сам Род по зиме любил облачаться в медвежью шкуру и до весны дремать в берлоге, посасывая лапу. И горе тому охотнику, что захочет его разбудить. Волхвы, подражая праотцу, по великим праздникам солнца тоже обряжались в шкуры волохатого и пели ворчливую медвежью песнь, славя всемогущего Рода.
Только необходимость в лечебном медвежьем сале, помогающим одолеть злую Марену, и сочное питательное мясо, толкало людей на убийство священного зверя. Был еще один древний обычай, о котором и вспомнил Славич - посвящение в воины. Убивший медведя одним ножом в тесном бою и принявший в себя его последний вздох, становился неуязвимым, делался оборотнем.
Скол вобрал в легкие, как можно больше свежего, морозного воздуха, это его немного успокоило. Страшное видение, огромного медведя-Рода, растворилось в предрассветной небесной синеве, и он увидел под раскидистым деревом снежный бугор, из которого, поднимаясь вверх, тонкой струйкой шел пар. Охотник тихо подошел ближе и снова обеими ноздрями втянул воздух. Нос отчетливо уловил смрад залегшего на зиму зверя.
Отвязав с ног лыжи, отложив в сторонку, Скол проверил в ножнах ход ножа и скинул волчью шубу, чтобы не стесняла движений. Оставшись в одной рубахе из толстой кабаньей кожи, пропитанной солью для большей твердости и прочности, он выкопал из-под снега упавший сухостой и нацелился.
Сомнения остановили молодого охотника. Перед глазами снова появился могущественный Род в медвежьей шкуре. Желание бежать завладело им, загоняя душу в пятки.
Издав звероподобный рык, Скол освободился от сковавшего суставы страха. С силой вонзив сухостой, в источающие пар отверстие, он провернул его и отскочил.
Откуда-то из-под земли раздалось ворчание зверя, бугор зашевелился и стал подниматься. В разные стороны полетели комья лежалого снега, появилась широченная бурая спина и большая тупоухая голова со злыми заспанными глазами. Матерый медведь поднялся на задние лапы и оскалился, обнажив крупные желтые клыки. Белая слюна пеной текла из огромной пасти и капала на снег. Косолапый выпустил длинные, как ножи острые когти и пошел на охотника.
Скол ринулся навстречу. Страх пропал, движения были точными и верными. Попав в объятья зверя, он уткнулся головой ему в подбородок и с силой выпрямился. Челюсти медведя лязгнули где-то сверху, грудь подалась вперед, и охотник вонзил нож в область сердца.
Заключая Скола в смертельные объятья, зверь взревел. Стальные крюки когтей, пытаясь разорвать, заскрипели по кабаньей коже. Но через нож скандинава сила медведя уходила, горячей кровью капая на руку охотника. Слабея, зверь навалился на человека всем телом, пытаясь подмять под себя.
Чтобы не оказаться под многопудовой тяжестью, Скол напряг мышцы, пытаясь уйти в сторону. После отчаянного минутного стояния они рухнули на бок. Медведь издал последний рык, который вдохнул охотник. Глаза зверя погасли и остановились.
Скол выбрался из-под медвежьих лап, встал и оглядел своего противника. Застывший оскал косолапого заставил охотника повести плечами. Сбрасывая со спины мурашки, он вынул нож из туши.
Сделав надрез на шее медведя, Скол выпустил кровь и перевернул зверя. Выпотрошив, он быстрыми, умелыми движениями ножа отделил шкуру от мяса.
Дух от еще теплого медвежьего нутра распространился по лесу. Первой появилась сорока. Усевшись на дерево, над берлогой, она стала трещать, созывая гостей к пиршеству.
Услышав вестницу леса, уловив запах крови, прибежала лиса. Но, увидев склоненного над тушей человека, предпочла не связываться и удалилась на почтительное расстояние, – выжидать своего часа.
Охотник поторапливался, время шло не в его пользу, могли, ведь, пожаловать и более солидные гости…
Острый взгляд новых сотрапезников Скол почувствовал сразу. Обернувшись, он увидел волчью пару. Крупный самец жадно блестел глазами. Заходя со спины, волчица пускала в охотника зеленые, недружелюбные огоньки. Наглость и самоуверенность волков говорила, что, в отличие от лисы, они не собираются ждать.
Стараясь не делать резких движений, не отводя глаз от голодного самца, охотник подобрал шубу, намотал на левую руку и выбросил вперед.
Реакция волка была незамедлительной, сделав прыжок, он впился зубами чуть выше запястья. Скол ударил его ножом и развернулся в сторону волчицы, чтобы на нее скинуть мертвого зверя, но не успел.
Краем глаз Скол увидел ее в полете: «Еще чуть-чуть и она вопьется мне в бедро», – мелькнуло в его голове.
Но, волчица не долетела до охотника, внезапно ушла в сторону и рухнула в снег. Жалобно взвизгнув, она затихла придавленная рогатиной.
– Слава, Ладе! Успела…, – выдохнула Бранка, вынимая из животного длинное древко рогатины.
От быстрого бега по глубокому снегу и мороза, девушка раскраснелась. Лисий треух съехал в сторону, из-под него выбилась коса и упала на вздымающуюся грудь. Крепко сжимающая древко с мертвой волчицей на острие, Бранка была похожа на лесную деву-воительницу.
Несмотря на то, что вид женщины очаровывал, помня слова Славича: взять медведя одному, Скол нахмурил брови и произнес:
– Почто пришла?
– Мы сани с Ярой приволокли, – улыбнулась девушка, догадавшись о причине столь недоброй встречи. – Там, внизу у реки оставили. Мишка-то большой, тяжелый, как тебе одному его до дому принести.
– А где же Яра?
– У саней, нас дожидается…. Сколушка-соколушка – любая душа, не гни бровь! – Бранка ласково посмотрела на Скола. – Разве ж я могла усидеть. Лада мне дорогу указала.
– Помоги тушу на ходуны возложить, – примирительно проворчал Скол.
Вдвоем они уложили медведя на лыжи, накрыли шкурой и обвязали веревкой, предусмотрительно прихваченной из дому девушкой.
– Ох, и огромный! Зубы, прямо частокол! – подавая конец веревки Сколу, ворковала Бранка. – И как это ты его, Сколушка, одолел? Медведь – всем медведям, медведь.
– Пришлось, – скрывая отраду, от хвалебных бабьих слов, Скол перекинул веревку через плечо и потащил зверя.
– А волков, что же здесь оставим? – спросила Бранка.
– Пусть лежат. Не дотащим.
– Ну, уж нет! Медведь твой, а волчица моя! Я из ее шкуры душегрею тебе в дорогу сошью.
Быстро освежевав волчьи туши, Бранка догнала Скола, бросила шкуры поверх медведя и, помогая любимому, ухватилась за веревку.
На белой ленте зимней реки, темным пятном стояли сани. Вокруг них, приплясывая, ходила Яра. Увидев на склоне Скола с Бранкой, она замахала руками.
– Бранка, Скол, я здесь!
Когда зверь был спущен и уложен в возок, девушки весело пошушукались меж собой и со смехом оборотились.
– С добычей тебя, Сколушка, – с поклоном, в один голос объявили они. – Куда велишь доставить?
– Да ладно, вам! – Скол рассмеялся, нервное напряжение от пережитого растворилось под воздействием лукавых девичьих глаз. – Запрягайся, девчата, домой повезем.
Весело ухватив оглобли, они поволокли сани по реке.
3
Тушу, добытого Сколом медведя, женщины разделили. Половину уложили в ледник – впрок на долгую зиму, а остальное необходимо было отнести на капище – Волохатому. Во славу бога Рода, чтобы он не прогневился на охотника убившего хозяина леса.
Ни Скол, ни Славич пойти к волхву не могли, поскольку в смерти зверя были повинны – один прямо, дугой косвенно. На общем совете решили с дарами послать Бранку. Она сама вызвалась отправиться на Красную гору, имея особый интерес. Возбужденно сияя большими очами, женщина сумела убедить Славича, что именно ей, и не кому другому суждено богами явиться к старому луню. Объявиться с поминками Роду-Световиту.
На следующий день, поутру, прихватив в помощь Ярославу, Бранка отправилась на капище. Несмотря на разделенную поровну тяжелую ношу, женщины шли быстро, весело переговариваясь.
– Смотри, Яра, как Дажьбог землю покрыл! – Бранка нагнулась, захватывая снег рукой. – Снежок пушистый, мягкий, ласковый. Лежит себя матушка-земля, почивает. В пуховом одеяльце нежится. А Дажьбог кутает ее да услаждает…
– Знаю, Бранка, – не спроста говоришь. Да только ни к чему! – Ярослава перестала улыбаться и потупила взор. – Холодна я, норманном выстужена. Как увижу мужчину – леденею. Мертва душа, мертво и тело.
– А Сколушка, Славич? С ними ты же ведешь веселые речи, балуешь их взглядом озорным. Аль не мужики?
– Веселые слова, не душевные. Они мне как братья, и при каждом сестра.
– А коль не было?
Ярослава заглянула в очи Бранки. «Уж не ревнует ли подруга?», – со страхом заподозрила она. Но глаза Берегини были чистыми, без какого-либо умысла. Девушка задумалась: «Ведь действительно Славич, со Сколом не вызывают ни гадливости ни отторжения». От нечаянной мысли, щеки вероломно покраснели, и она выдохнула:
– Не знаю…
– Вот видишь. Стало быть, не совсем ты замерзла. Просто отогреть некому, – Бранка улыбнулась. – Не гоже бабе без любви. Сохнет она без мужской нежности и детородного семени, как земля без дождика.
– Но коль нет огня в чреве, то и посев сгинет. Словно росток, не согретый солнцем.
– А мы сейчас Светило попросим тебе душу согреть.
– Зимой? – Яра остановилась. – В царствие Марены!
– То Солнышку не помеха, – Бранка воздела руки к небу и зычным, громким голосом произнесла: – Ярило, проснись! Ярило, ярись! Добрый молодец нам дайся, на нашу стежку-дорожку заплутайся! Мы на него глянем, – за кудри потянем. Полюбим, аль нет – на Купалу наш ответ!
Ярослава подняла к небу голову. Яркое зимнее солнце, ослепляя, плеснуло лучами в глаза. Не выдержав, девушка зажмурилась, разноцветные круги побежали в разные стороны. Прозрев, она увидела силуэт медведя выходящего из-за дальних деревьев.
– Медведь-шатун!!! – в ужасе завопила она, и бросилась к лежавшему сухостою. Пытаясь выдернуть из снега, Яра кричала: – Бранка, беги я его долго не удержу…
Вместо того чтобы бежать, Бранка подскочила к девушке. Ухватила и, несмотря на большой груз за своими и ее плечами, прокрутила вокруг себя, приговаривая:
– Явь окрест обернись! Ярослава, очнись!
Когда Яра успокоилась, она снова проговорила:
– То, удалец Ярило балует. Вместо молодца, к нам на тропку старого луня вывел.
К ним действительно шел не медведь, а волхв. Он был в потертой медвежьей шкуре с накинутой на голову мордой. Желтыми клыками свисали ему до подбородка.
Девушки прыснули громким смехом.
– Почто, сороки, трещите? – проворчал Волохатый, подходя ближе. – Лешего разбудите.
– Здрав буде, диду, – произнесла Бранка, пряча смех в поклоне. – С поминками мы к тебе. Прими, не погнушайся.
– Коль так, пошли в хоромы.
Старик развернулся и побрел к капищу, Бранка с Ярой подались следом. Волхв шел медленно, ноша давила на женские плечи, но обгонять было нельзя. С большим облегчением они перевели дух, когда увидели ровный частокол святилища.
Накормив старца, приготовленным на живом огне священного очага отборным медвежьим мясом, принеся в жертву Роду-Световиту остатки пиршества, женщины стали собираться в обратную дорогу.
Уже у порога Бранка остановилась, не решаясь перешагнуть. Посмотрела на Волохатого.
– Говори! А то, так и уйдешь, не сказавши, – ответил волхв на вопрос ее глаз.
– Хочу спросить тебя, старче.
– Спрашивай.
– Ответишь ли?
– Не знаю. Но, коль спехом пришла, да добро старика накормила, отчего не спросить.
– Девятая пятница богини Макошь не за горами. Какой жребий выпадет Сколу?
– То, девица, не в моей власти. Ступай, милая, к Ладонне. Ответ лишь она узреет. Зыбкую грань Прави, меж Явью и Навью, только она различить может.
Услышав имя чародейки, Бранка изменилась в лице. Пересиливая себя, она проговорила:
– Попрошу, старче, не откажешь?
– Не откажу.
– Завтрашний день мы провели у тебя. Прибираясь.
– Ступай, Бранка. Скол узнает лишь то, что ему должно.