Р.Ф. Джоинг
Парри Готтер и Обратная сторона Луны
Text copyright © 2006 Р.Ф. Джоинг
Перевод copyright © 2009 Михаил Лероев
ГЛАВА ПЕРВАЯ
МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ УПАЛ С КРЫШИ И ОСТАЛСЯ ЖИВ
Мистер и миссис Мюсли, обитатели дома №2-13 в Пельменном переулке, очень гордились тем, что могут в любое время заявить – у нас всё, слава Богу, не как у людей. Нельзя было и помыслить, что такие люди окажутся замешанными в чем-то обычном, ни на йоту не выходящим из рамок здравого смысла – они терпеть не могли всего того, чем заняты люди обыкновенные.
Мистер Мюсли, маленький лысенький мужчина в самом расцвете сил, работал директором заборостроительного завода, который, помимо всего прочего, производил самые необычные в Великобритании гвозди – гвозди без шляпок. Об этих гвоздях даже сняли документальный фильм и он с небывалым успехом транслировался по кабельному телевидению в самый прайм-тайм целую неделю.
Миссис Мюсли, тучная дама с тройным подбородком и очаровательной улыбкой, никогда не сходящей с ее лица, работала в театре хореографом массовых сцен.
У них было трое детей: тринадцатилетние двойняшки Дарла и Карла, а также маленький сын Бобби по прозвищу Колобок. Собственно, прозвище это совсем не соответствовало его худощавому телосложению, но, по мнению родителей, ни один ребенок еще не был таким желанным для всей семьи, как Бобби. И потому Колобок с самого рождения катался в лучах всеобщей любви и заботы как сыр в масле.
Кроме того, у семейства Мюсли имелась страшная тайна, которую они держали в большом секрете от окружающих. Имя этой тайны было Парри. Парри Мюсли, средний сын мистера и миссис Мюсли вовсе не был их родным сыном.
Когда-то давно, мистер и миссис Мюсли проснулись одной темной безлунной ночью от ужасного детского воя за окном. (Вой был за окном, а не мистер и миссис Мюсли проснулись за окном - Примечание переводчика. )
Все дети Мюсли спали в своих кроватках крепким сном. Поэтому мистер Мюсли, впрыгивая спросонья в свои кашемировые брюки, попутно сделал одно важное умозаключение – плакал чей-то чужой ребенок. Правда, под их, Мюсли, окном.
- Черт знает, что творится в нашем Пельменном переулке! - ворчал он, ползая по комнате в поисках своего любимого черепахового галстука в бабочку.
- Альберт, может быть все не так плохо?.. – успокаивала сама себя миссис Мюсли, надевая пушистые тапочки, и с трудом сдерживая зевок.
Она не договорила, а зевок так и застыл на ее пухленьких губках. Сонный взгляд сфокусировался на не до конца зашторенном окне. А за окном… Миссис Мюсли зажмурилась, встряхнула свою массивную трехподбородковую головку и снова открыла глаза.
Сомнений не оставалось. За окном на самом деле был пингвин. Самый настоящий пингвин (конечно же, миссис Мюсли в своей жизни никогда не встречала настоящих пингвинов, но увиденная картина не оставляла никаких возражений в том, что пингвин был настоящий). И пингвин… читал газету!!! Миссис Мюсли сделалось не по себе, и она опрокинула голову на подушку.
Мистер Мюсли пингвина не заметил – впрочем, случись по-другому, это ровным счетом ничего бы не изменило. «Пингвин, эка невидаль» - подумал бы он тогда, и сделал бы именно то, что сделал сейчас: спустился вниз и зажег свет в прихожей.
Надрывный детский крик на улице не смолкал ни на миг. Альберт Мюсли, осторожно переступая через спящих на коврике домочадцев (огромного пса Холидея и домоправительницы фрау Герхард-Браун, вернувшейся с очередного консилиума «Прогрессивных друзей Р.О.Ж.» изрядно уставшей), пробрался к черному ходу и, накинув на плечи плащ-палатку, вышел во двор.
Одинокий фонарь у самой калитки едва освещал двор, но для того, чтобы определить местонахождение источника детского плача, свет совсем был не нужен.
Ребенок, завернутый в тоненькое серое одеяльце, лежал на широкой дубовой скамейке, прямо под окном спальни и дико верещал.
- Вот тебе и на… - удивился мистер Мюсли, как будто ожидал увидеть во дворе облезлого бабуина или циркового клоуна с охапкой нарциссов. Кого угодно, только не маленького, завернутого в одеяло ребенка.
Сверток в свою очередь отреагировал на появление взрослого человека тоже довольно необычно для маленьких орущих детей. В палисаднике разом воцарилась тишина.
Легкий ветерок, прошелестев листочками тисовых деревьев, здесь и там гнущих свои ветви к земле, пошевелил одеяльце и ринулся на оторопевшего мистера Мюсли. А он, в тщетной попытке собраться с мыслями, переминался с ноги на ногу.
В дверях появилась заспанная фрау.
- Мой герр, я есть страшно разбудить яркий пламень… - она ступила в палисадник и смолкла на полуслове.
Альберт, обрадовавшись появлению домоправительницы в немой сцене, взмахивая руками и мечась между домом и скамейкой, попытался что-то объяснить. Речь никак ему не давалась (впрочем, и в повседневной жизни мистер Мюсли не блистал красноречием).
- Ах какая милый крошка! Герр Мюсслер скрывать от я такой прелесть, - покачала головой фрау Герхард и засуетилась вокруг ребенка. – Совсем замерзнуть! Надо забирать в дом, - постановила она.
Малыш, заагукал, улыбка озарила его личико, а лукавые глазки оценивающе и вполне осмысленно смотрели прямо на Альберта.
- Я так любить маленький детей… Чего же вы стоять как старый антресоль!
Фрау завладела свертком и уже направлялась в дом, когда до «старый антресоль» наконец дошло, что происходит нечто, что не вписывалось в его ближайшие жизненные планы и на что повлиять он уже не сможет.
Вечером следующего дня мистер Мюсли сидел в своем старом кресле в кабинете на седьмом этаже административного здания заборостроительного завода и курил сигару.
Домой он не торопился. Фрау Герхард взяла заботу о новоявленном члене семейства в свои руки, а решение о дальнейшей судьбе ребенка никак не шло в его голову, занятую заботами о внедрении в производство нового вида самозабивающихся гвоздей со сменными шляпками.
А еще эти странные люди, которых он все время встречал по дороге на работу и во время обеденного перерыва в городе. Нет, ничто в жизни не могло показаться мистеру Мюсли странным. Чудачества других лишь скрашивали его жизнь и придавали уверенности в том, что его собственные «необычности» - вовсе не из ряда вон. Но все же…
Как-то нелепо все это. Весь мир как будто вступил в какой-то небывалый досель заговор, а его, директору такого нужного, передового производства почему-то забыли поставить в известность.
По пути на работу ему казалось, что за спиной все шушукаются. В автомобильной пробке водители соседних машин сигналили мистеру Мюсли чаще обычного.
Стоило ему войти в кондитерскую, располагавшуюся на первом этаже заводской конторы, как хозяин лавки срочно завершил свой телефонный разговор и расплылся в понимающей улыбке. А одна незнакомая дама, молоденькая блондинка в старомодном кринолиновом платье, пристально разглядывала его целых пятнадцать минут.
Подчиненные приветствовали его как-то смущенно.
И, наконец, ближе к концу рабочего дня, неизвестный взлохмаченный господин, встретившись с ним в коридоре проектировочного отдела, как-то загадочно подмигнул.
- Эй! – запоздало встрепенулся мистер Мюсли и бросился догонять странного человека. Но того и след простыл.
- Ну и дела… - протянул Альберт и выпустил кольцо табачного дыма.
Мысли о гвоздях совсем улетучились, и он решил позвонить-таки домой, провести дистанционную разведку фронта. Рука уже лежала на телефонной трубке, когда раздался оглушительное дребезжащее «дз-з-з-зыннь!!!».
Он отдернул руку как от горячей кастрюли на плите и несколько секунд набирался храбрости. Наконец, собрав все свое мужество, поднял трубку.
- Мистер Альберт Мюсли?! – вопросила она хриплым мужским басом.
- Д-да… с кем имею честь…
- Мортан Де Вол, партия «Летящие вместе», - представился бас. – Вам, должно быть, известно о наших изысканиях.
Альберт задрожал всем телом. «Летящие вместе», быть того не может» - промелькнуло в голове. Или не в голове. Судя по всему, мистер Мюсли сказал это вслух, потому что в трубке раздался низкий раскатистый смешок.
- Может, еще как может. У меня к вам одна небольшая просьба. Дело чрезвычайной важности и… Секретности.
То, что услышал Альберт в следующее мгновение, многие годы спустя не давало ему спать спокойно…
Прошло пять лет с тех пор, как супруги Мюсли проснулись ночью от того надрывного детского плача и нашли в палисаднике собственного дома неизвестно кому принадлежащий сверток с непонятно откуда взявшимся в нем ребенком. Но теперь Маргарет Мюсли и представить себе не могла, что когда-то у нее было только трое детей.
При маленьком Парри не было никаких вещей, которые могли бы подсказать, каким таким странным образом он появился под окнами ее спальни. И главное – кто его родители. Впрочем, Маргарет благодарила бога, что так оно случилось. Лучше не знать никакой правды, чем знать что-то ужасное. «А вдруг он отпрыск каких-нибудь преступников, или того хуже…» - философски заключила она.
И потому, для своего спокойствия придумала себе никогда не существующую сестру. Авантюристку и шарлатанку, обдуривавшую лондонскую публику долгие годы на мистических сеансах телепатии – и подобру-поздорову бежавшую от расправы четного суда в Австралию.
Мальчик рос, рос и родной сын Мюсли, Бобби-Колобок. Девочки, так уж и вовсе ходили в начальную школу.
А Пельменный переулок совсем не изменился за эти годы.
Солнце днем, а луна ночью освещали все тот же милый сердцу Мюсли палисадник, и старую дубовую лавочку, и медную табличку у входа в дом с гордо вырисованными цифрами 2-13.
Постаревший Холидей все так же спал на коврике перед лестницей. А фрау Герхард-Браун все так же посещала своих «Прогрессивных друзей Р.О.Ж.»
Пять лет небольшой срок для великих перемен.
Впрочем, кое-что необычное все же произошло.
Вернее произойдет.
Прямо сейчас.
Но мистер и миссис Мюсли никогда об этом не узнают.
Маленький Парри проснулся оттого, что в дверь детской кто-то методично скребся.
Лунная дорожка пролегала по коврику и медвежьей шкуре у самого подножья кроватки Бобби и исчезала где-то в соседней комнате. Полночную тишину нарушало только тихое поскуливание Холидея за дверью.
- Противный псина! – шикнул Парри и перевернулся на другой бок. Но заставить себя спать уже решительно не мог.
Пролежав с закрытыми глазами несколько минут, считая молчаливых бесцветных баранов, как учила мама, он понял, что сон совсем куда-то пропал.
Бобби спал рядом, в двух метрах от него самого, и, наверное, видел счастливые сны. В распахнутое окно временами залетал легкий порыв ветра, приносящий запах сирени.
- Все. Совсем не хочу спать, - сказал сам себе мальчик и вынырнул из-под одеяла.
Побродив по комнате, подошел к окну.
Свет луны и редких фонарей освещал весь Пельменный переулок, пустынный и какой-то не-по-дневному притягательный.
- Вот бы пойти туда… Только мама с папой не разрешат, эх!..
Секундное замешательство перевернуло что-то в его маленькой головке.
- Это почему не разрешат? Они же спят, наверное… Как они могут тогда не разрешить?
(А тогда как они могут разрешить? Ведь спят же! – примечание переводчика)
Совсем ошалев от таких «непослушных» мыслей, юный Парри приступил к осуществлению своего неожиданного замысла.
Наскоро одевшись и едва совладав с рвущимся в детскую псом, он прокрался по лестнице вниз и чуть не споткнулся о что-то грузное, заполнившее весь проход между кухней и чуланом.
(Да, милый читатель, автор, по своей рассеянности, не предупредил, что фрау Герхард больше не спала на коврике в коридоре. По большому счету, как бы она теперь не именовала саму себя, она вот уже два года, как перестала быть фрау Герхард, и носила гордое имя миссис Вайлд. С Холидеем коврик теперь делил ее муж, садовник и личный водитель семьи Мюсли, гигантский мистер Роджер Вайлд. Он-то сейчас и попался под ноги Парри. – примечание переводчика)
- Бли-и-ннн… - присвистнул мальчик. – Если б споткнулся, весь дом бы перебудил!
(Чего-то Парри в этой главе не по-детски смышлен! – примечание переводчика)
Перепрыгнув через спящего мистера Вайлда, Парри прошмыгнул за дверь, выходящую в палисадник.
Ночь была в самом своем решительном расцвете, как сказал бы папа Альберт. Но сейчас Парри было не до родительских чудачеств.
(Действительно, чудное выражение «ночь в расцвете», только безумный мистер Мюсли мог придумать такое сравнение. Впрочем, часть описаний чудачеств Альберта Мюсли по соображениям экономии читательского времени при переводе пришлось из текста «выкинуть». Мистер Мюсли еще предстанет в своей полной «красе» в последующих главах. – примечание переводчика).
Сейчас ему хотелось просто ощутить полную свободу, окунуться в ночь – и в приключения.
А первое из них было на подходе.
Неожиданно внимание мальчика привлекло что-то необычное. Он даже не сразу сообразил, что именно вдруг стало в Пельменном переулке «не так».
Просто тисы и фонари, кусты сирени и маленькие аккуратные домики соседей, такие разные – и не менее уютные с виду, чем их, Мюсли, собственный дом.
Только подняв взгляд чуть выше, выше крыш, и еще, туда, где по детским представлениям начинается небо, Парри понял, что же заставило его удивиться.
Там, где еще некоторое время назад была только луна, с чудовищной скоростью что-то двигалось и росло прямо на глазах. (Ничего, конечно, на самих глазах не вырастало, даже ни на одном из них, просто так говорят, когда кто-то становится свидетелем чего-то необычного, то есть наблюдает что-либо в режиме «он-лайн» - примечание переводчика).
Серебристое дискообразное нечто, вращаясь вокруг своей оси, спускалось прямо в Пельменный переулок.
Парри никогда не видел летающих тарелок. И потому решил, что на их улице приземлился какой-то необычный самолет неизвестной ему конструкции.
Все произошло в считанные секунды.
А потом он почувствовал, что что-то поднимает его вверх. Какая-та незримая сила оторвала Парри от гравиевой дорожки палисадника и понесла вверх.
«Наверное, я сплю» - решил мальчик и, по привычке из сна, стал грести руками прямо в воздухе, будто попал в волшебный воздушный бассейн. Кто бы мог сомневаться – как в том же сне, результат не заставил себя ждать. Парри поплыл, вовсю помогая себе ногами.
Приблизившись к покатой крыше дома под номером 2-13, Парри вдруг вспомнил про самолет и обернулся.
Тарелка тем временем перестала вращаться и замерла в переулке между домами 2-17 и 2-18, по соседству с их собственным. В стене ее загорелось что-то похожее на окно или круглую дверь, и раздалось какое-то тихое жужжание. Еле уловимое, но почему-то от него у Парри сразу же заложило уши. Голова закружилась, и он почувствовал, что не в состоянии удерживаться в воздухе.
Последнее, что увидел Парри перед тем, как со всего размаху шлепнуться в кусты сирени – это выходящего из тарелки седого карлика с удочкой в руке. Карлик шел прямо по воздуху. А на его месте показалось существо настолько необычное, что Парри не сумел бы потом его даже описать.
Если бы Парри Мюсли был чуть старше своих пяти с половиной лет, он понял бы, что ничего необычного в этом существе нет.
Подумаешь, пингвин.
Ну и что, что выходящий из самой настоящей летающей тарелки.
Эка невидаль, тарелка!
Мистер и миссис Мюсли спали и видели четвертый сон, когда под их окнами начало происходить нечто удивительное.
Возникший прямо из темных зарослей старик с гигантским спиннингом в руках, направил свое орудие на лежащего в траве Парри и щелкнул чем-то невидимым.
Парри взмыл в воздух и, направляемый чудо-спиннингом седовласого полночного гостя подлетел прямо к распахнутому окну детской на втором этаже дома 2-13. Мгновение – и бережная сила уложила мальчика в его постель, даже не забыв накрыть юного искателя ночных приключений одеялом.
– Как странно, профессор, что мы появились здесь именно сегодня, - раздалось за спиной старика.
Карлик обернулся, встретившись взглядом с огромным пингвином.
Говорящим пингвином.
- Что же тут странного, Женевьева, - улыбнулся он, - Ровно пять лет прошло с тех самых пор, как юный Парри Готтер поселился здесь, в доме своих новых родителей.
- Ума не приложу, как они узнали, что его зовут Парри?
Старик немного помолчал, углубившись в свои мысли, а затем предположил:
- Не знаю, я много думал об этом, может быть, имя дается нам в довесок к нашей душе, и никакие обстоятельства не в силах помешать нам воссоединиться с этой второй своей сущностью?
Когда он сказал это и поднял взгляд, пингвина рядом не было. Перед ним стояла высокая молодая женщина в черно-белом скафандре, сияющем в ночи. За спиной ее развевался на ветру темный плащ с белой подбивкой. Женщина улыбалась. Но видно было, что на душе у нее не совсем уж спокойно.
- Знаете, Артур, не верю я в эти мистические бредни. Так не бывает. Что-то мы упустили тогда, пять лет назад.
- Как бы там ни было, сейчас все в наших руках. Мальчик не знает, кто он, и никто не знает, что он живет в самой обычной семье, на одной из самых обычных улиц Лондона.
Женвьева задумалась, глядя в распахнутое окно детской.
- Обычная семья, говорите? Блеск! – и она засмеялась, - В сумасшедшем доме – и то не так весело.
- Ну, будет, будет, дорогая, - урезонил ее старик, - Не так уж все и плохо. Его любят, он растет в настоящей семье. Что еще нужно для полного счастья?
– А Вообще-Неизвестно-Кто?
– Что «Вообще-Неизвестно-Кто»? – вспыхнул карлик, - Все прямо с ума посходили с этим «Неивестно-Кто». Очень даже известно!
– Как?!
– Обыкновенно. Я сам догадался. Если неизвестно, значит, его и нет вовсе!
Мысли Женевьевы совсем запутались. «Этот профессор Бабахблдор сам чокнулся на старости лет, вот и несет всякую чушь». Но вслух сказала только:
- Хм… Дык..
- Ну да. В современную эпоху глобализации ничего не утаишь… Разве что… - объяснил Бабахблдор.
Неожиданно в его руках возникло два бокала с искрящимся в лунном свете напитком.
- Давайте выпьем, профессор Дамвмордугалл.
Женевьева видела такое каждый день, но все равно была потрясена.
- А вы не перестаете меня удивлять, Артур. В вашем-то возрасте!
- Пустяки, пара ярмарочных фокусов.
- Скажете тоже, ярмарочных. А луна вон, даже с места не двинется. Все полночь, да полночь…
Артур Бабахблдор усмехнулся в густую бороду.
- Праздничную ночь не грех немного и попридержать, ведь сегодня исполняется пять с половиной лет и три дня мальчику, который только что на ваших глазах упал с крыши и остался жив!
Они переглянулись.
- Мы, кажется, собирались выпить?!
И они знали, что по всей стране, здесь и там, в городах и деревушках, в маленьких и больших домах, и даже в городской лондонской подземке, тысячи людей в этот миг пьют вместе с ними за здоровье этого удивительного ребенка.
«За Парри Готтера – мальчика, который упал с крыши и остался жив!»
Продолжение следует…
* Впрочем, я так и не понял, почему Готтер, а не Мюсли? Будем надеяться, что по ходу повествования автор нам все разъяснит. – примечание переводчика.