В своей лётной практике я не сталкивался с отказами (крупными) авиационной техники – везло, но на моих глазах произошло несколько событий, в которых только лётная выучка и согласованные действия группы руководства полётами помогли сохранению жизни лётчика.
Один из таких случаев произошёл осенью 81 года, когда я стажировался в качестве руководителя полётов на новом месте службы. Полк летал на самолетах Су 7 бкл. Полёты проходили достаточно часто (керосина хватало), лётчики были влётанными, полк – боеготовым. Командовал полком полковник Сычёв. Энергичный крепыш спортивного вида, он не отсиживался на КП, но постоянно летал сам.
В тот лётный день всё шло как обычно. Погода – простая, видимость – хорошая, облачность – малая. Обычный радиообмен вдруг взорвался словами Сычёва:
- Дым в кабине, отказало управле …
Реакция руководителя полётов даже меня поразила: коротко проговорив про себя: дым, отказ управления, - он моментально выдал команду:
- 361 – катапультируйся … 361 – катапультируйся …
Отметка от самолёта была ещё видна. Её быстро срисовали, доложили о происходящем на КП Армии и запросили разрешения задействовать для поиска вертолёт, который дежурил на нашем аэродроме. Пока собиралась поисковая команда, разрешение уже было получено, и вертолёт прямо со стоянки поднялся в воздух.
Навести вертушку на последнюю отметку самолёта достаточно просто, и уже при подходе к месту аварии пилот вертолета доложил:
- Вижу лётчика, стоит на ногах, показывает, что у него всё нормально …
А вот теперь рассказывает сам Сычёв:
- Нормальный полёт, задание подходит к завершению, и вдруг ручка стала «вялой», самолёт перестал её слушаться. В тот же миг из патрубков пошёл дым. В голове появилась мысль: ловить нечего, надо прыгать. Успел только коротко доложить и сразу за рычаги катапульты. Кресло хорошее, всё сработало штатно, пришёл в себя – оглядел купол, нашёл упавший самолёт – он развалился на две части, обратил внимание на то, что никого и ничего самолётом не зацепил. Стало легче, но ощущение нереальности происходящего оставалось. Ветерок был слабый и меня плавно сносило на небольшой луг, на котором абсолютно чётко увидел коров …
Почему-то подумалось – как бы в коровью лепёшку не «устроиться». Подработал стропами по ветру, сгруппировался перед приземлением и благополучно завалился на правый бок. Тихо, только в ушах стучит сердце... Первая мысль: - вроде всё чисто: полётный лист есть, карта подготовлена, данные на лётный день занесены в соответствующие разделы …
Гляжу, ко мне мужик бежит, пастух видно. Бежит и кричит:
- только не вставай, только не вставай …
Я лежу, на локоть опёрся и лежу.
Подбегает мужик:
- Я всё видел – говорит. Ты только прыгнул, и самолёт взорвался, развалился прямо. Я вижу, куда ты приземляешься и скорее сюда, помочь надо, думаю.
Мужик говорит, а сам сумку расстёгивает, такая матерчатая, на боку у него висит. Расстегнул, одной рукой бутылку достаёт (своя, не бойся) другой – стакан мне суёт, зубами пробку открывает с наливает в стакан грамм 100. Всё это у него как-то быстро, ловко и без перерывов получается.
- Выпей, говорит, - и огурец достаёт.
Я выпил, но ничего не почувствовал.
Мужик опять наливает грамм 100 и буквально руку подталкивает:
- Давай по второй, - говорит, - не тормози.
Я опять выпил, и в этот раз почувствовал, что это самогон и довольно крепкий. Закусываю, а мужик уже папиросу раскуривает. Раскурил, посмотрел в глаза, папиросину мне в рот вставил, - затянись, говорит. Я затянулся, подержал дым, выдохнул, опять затянулся, на мужика посмотрел, тот себе уже налил, мне салютует:
- будь здоров, - говорит.
- Обязательно буду.
Отпустило.
В голове уже не шумело, настроение – ровное, руки – ноги не дрожат, мышцы мягкие, представление о том, что и как произошло – чёткое.
Скорее всего, в жаровой трубе, которая проходит через самолёт, образовался свищ, и через него пламя попадало на штанги управления и кольцевой топливный бак. Вины личного состава не было. Можно было спокойно докладывать о происшествии командующему.
Буквально через пять минут я услышал вертушку.