Вольное переложение для театра одноимённой повести А.С. Пушкина
Одноактная пьеса
Действующие лица
Бурмин [Б] – гусар, лет этак двадцати пяти, двадцати семи.
Марья Гавриловна [МГ] – девушка девятнадцати лет, помещица.
Беседка в саду, увитая плющом. МГ сидит в ней и читает книгу. Лето. Появляется Б.
Б – Здравствуйте, Марья Гавриловна.
МГ – Здравствуйте.
Б – Читаете?
МГ – Да, вот…
Б – Погода… Позволяет.
МГ – Да… Да.
Б – (горячо) Марья Гавриловна! Прошу вас выслушать меня! Сегодня в ночь я уезжаю и не могу оставить на сердце этот груз!..
МГ – Уезжаете?!
Б – Да, я получил приказ следовать к новому месту службы… Это не важно. Пожалуйста, дайте мне минуту!
МГ – Да… Конечно.
Б – Я люблю вас… Я люблю вас! Я поступил неосторожно, предаваясь милой привычке, привычке видеть и слышать вас ежедневно… Впрочем, теперь уже поздно противиться судьбе моей: воспоминания о вас, ваш милый, несравненный образ, отныне будет мучением и отрадою жизни моей… Но… Мне ещё остаётся исполнить тяжёлую обязанность, открыть вам ужасную тайну и… И положить между нами непреодолимую преграду…
МГ – Она всегда существовала: я никогда не могла быть вашей женой!
Б – Знаю, мне говорили… Вы любили, но он погиб и уже три года как… Добрая, милая Марья Гавриловна! Не старайтесь лишить меня последнего утешения: мысль, что вы согласились сделать моё счастие, если бы… Молчите, пожалуйста, молчите! Не терзайте меня, не лишайте сил… Да, я знаю, я чувствую, что вы были бы моею при определённых обстоятельствах, но… Я несчастнейший создание… Я – женат!
МГ – Женат?! Вы?.. Как…
Б – Я женат. Я женат уже четвёртый год и не знаю, кто моя жена, и где она, и должен ли свидеться с нею когда-нибудь!
МГ – Что за странность вы говорите! Как это может быть?.. Но продолжайте; я расскажу после.
Б – Где-то в середине ноября 1812 года наш отряд получил приказ перехватить один из французских обозов, уходящих к границе. Мы старались отсечь их от основной армии и не дать восполнить силы. Выпало много снега… Вы помните? Мы скакали всю ночь и почти весь день… Кони чуть не падали от усталости, продвигаясь по глубокому снегу. Под вечер мы вышли на огромное поле и хорошо утоптанную дорогу. Всего лишь в версте мы увидали французов. Но это был не обоз, а, видимо, арьергард или просто отбившийся полк. Мы с ходу атаковали. Нас было две с половиной сотни. Мы кричали, чтобы они сдавались… Французы приняли бой. Часть их повернулась к нам. Они задержали нас. Началась сеча! Мы могли двигаться только по дороге, что ограничивало манёвр. Стычка быстро увязла из-за… Было много убитых… У них почти не было оружия… Это была тень армии, великой армии, но они сражались, как львы!.. Солнце село и закат был красным от крови на снегу. Мы отошли к лесу, подобрав своих раненых и стали лагерем, используя в качестве забора несколько брошенных неприятелем повозок. Нужно было просить помощи… В стычке я получил небольшую рану: француз ударил штыком, я уклонился и он пронзил мне предплечье… Наш командир написал депешу о встрече с неприятелем и я вызвался отвезти её в штаб к генералу Кутузову. Товарищ мой меня наскоро перевязал и я поехал в ночь… Луны не было и скоро дорога стала едва различима. Я не мог понукать коня, чтобы ехать быстрее: он устал ещё больше, чем я. Очень скоро я понял, что заблудился… Дорога петляла… Она то расходилась, как река, на несколько проток, то сходилась в единое русло. Пошёл снег. Я ехал наугад… На моё счастье, конь звериным чутьём своим вывез меня прямо на какую-то станцию. Смотритель и ямщики с радостью меня встретили. Я сразу приказал закладывать лошадей, но, пока я разговаривал – вот как случается, французы прошли всего в трёх верстах! – началась ужасная метель и гостеприимные хозяева стали советовать мне переждать. Я было согласился: спать хотелось смертельно… Но непонятное беспокойство охватило меня: казалось, как будто толкал меня кто-то! К тому же начала ныть рана, я не находил себе места… Хозяин налил мне рюмку водки, но мне стало совсем тоскливо: я вспомнил своих товарищей, оставшихся где-то на опушке, на морозе, согреваемые лишь пламенем костров, услышал вдруг стоны раненых… Меж тем метель не унималась. Я не вытерпел, приказал опять закладывать. Вызвался один из молодых ямщиков, я даже не догадался спросить его имени, он объявил, что знает короткий путь и мы выехали в самую бурю! У смотрителя станции я купил большой овечий тулуп. Я завернулся в него… Мне было тепло… Наверно, я заснул… Очнулся от толчков ямщика. Ветер и снег бушевали вокруг. Фонарь на санях залепило снегом. Ямщик сказал, что видит вдали огонёк и лучше укрыться – дорогу совсем занесло. Я махнул рукой. Апатия охватила меня: мне было уже всё равно. Через какое-то время мы приехали в деревню. В деревянной церкви горел огонь. Церковь была отворена, за оградою стояло несколько саней, по паперти ходили люди. «Сюда! Сюда!» – закричало несколько голосов. Я велел ямщику подъехать. «Помилуй, где ты замешкался!?» – сказал мне кто-то из темноты – «Невеста в обмороке; поп не знает, что делать; мы готовы были ехать назад. Выходите же скорее!» Я молча выпрыгнул из саней и, не снимая тулупа, вошёл в церковь, слабо освещённую двумя или тремя свечами. Девушка сидела на лавочке в тёмном углу церкви, другая тёрла ей виски. «Слава Богу!» – сказала эта – «Насилу вы приехали. Чуть было вы барышню не уморили.» Старый священник подошёл ко мне с вопросом: «Прикажете начинать?» – «Начинайте, начинайте, батюшка.» – отвечал я рассеянно. Девушку подняли. Она показалась мне недурна… Непонятная, непростительная ветреность!.. Я стал подле неё перед налоем… Мне дали в руки зажжённую свечу… Я смотрел на огонёк… Он казался мне живым… Священник торопился; трое мужчин и горничная поддерживали невесту и были заняты только ею… Нас обвенчали… «Поцелуйтесь» – сказали нам. Жена моя обратила ко мне бледное своё лицо. Я наклонился её поцеловать и увидел близко её глаза. Они вдруг распахнулись в испуге: «Не он! Не он!» – вскрикнула она и упала без чувств. Свидетели устремили на меня испуганные глаза. Я сунул кому-то в руку свою свечу, повернулся, вышел из церкви безо всякого препятствия, бросился в кибитку и закричал: «Пошёл!..»
МГ – Боже мой… И вы не знаете, что сделалось с бедною женой вашей?..
Б – Не знаю. Не знаю, как зовут деревню, где я венчался; не помню, с какой станции поехал. В то время я так мало полагал важности в преступной своей проказе, что, отъехав от церкви, опять заснул и проснулся на другой день по утру, на третьей уже станции. Далее поиски штаба совсем отвлекли мои мысли. Пустячная рана разболелась и на второй день загноилась. Я долго лечился… Так что я не имею и надежды отыскать ту, над которой пошутил так жестоко и которая теперь так жестоко отомщена…
МГ – Боже мой… Боже мой!.. Так… Так это были вы? Вы?!! И вы… Не узнаёте меня?..
Мой адрес eryk@inbox.ru