Оскар Уайльд
Кладбище Pere Lachaise.
С чувством глубокой душевной боли я приступаю к описанию памятника Оскару Уайльду. Его мучения за необдуманно сделанный жизненный выбор не кончились с приходом смерти, но продолжались значительно дольше. Не обдуманно сделанным жизненным выбором тогда полагали выбор сексуальной ориентации, отличной от общепринятой, за которую в те годы сажали ещё покруче, чем во времена моей комсомольской юности. Сейчас, все без исключения знают с детства, что выбор такой человеком вовсе не делается, а приходит в своё время, так сказать, не ожидая зова. И уже сажают тех, кто этого не признаёт и сопротивляется при встрече с тем, кто этот зов неожиданно почувствовал.
Памятник вырубил из мрамора некто Эпштейн, очевидно еврей, тут сомнений нет. При такой фамилии ошибиться невозможно. Если случайно встретить человека по имени Эпштейн в провинции Синьцзянь, или в Республике Буркина-Фасо, можно смело ставить свою голову против самой грязной задницы, что он непременно окажется евреем. В случае, когда Эпштейнов в окрестностях не окажется, а вам для каких-то целей вдруг потребовалось безошибочно вычислить еврея, (хотя бы потому, что очень накипело на душе и хочется, не откладывая, дать ему по морде) – поезжайте на Соломоновы острова и берите за очко первого встречного.
.Как и следовало ожидать, этот Эпштейн в силу своей еврейской сущности, привнёс нервную обстановку вокруг проекта и массу новых проблем, которые впоследствии пришлось расхлёбывать бедному покойнику. Особенно дорого обошлось пренебрежение мировыми и местными традициями, правда выраженными здесь крайне не четко. Тем не менее, Епштейн просто обязан был принять во внимание их и уж точно обойтись без издевательских и прозрачных намеков.
Сам по себе памятник, изваянный в виде сфинкса, был великолепен по смыслу. Именно сфинкс предельно точно отражал странность и загадочную основу натуры Уайльда, поведение которого тоже было всегда сплошной загадкой Что касается исполнения - технически – тоже без каких либо замечаний, однако, имелось одно маленькое «Но». Поза. Изваяние изображало его не лежащим на камне, как принято во всем мире, а стоящим у стены, что напрочь противоречило общепринятому стандарту и было личным вкладом скульптора. Отсюда-то, как из жопы, выросли ноги для всех последующих неприятностей
Для тех, кто запамятовал. Сфинксы - была специальная порода, выведенная в древнем Египте путем скрещивания человека (мужчины) и львицы. Некоторые полагают, что это были лев и женщина. Ну, это уже сплошная фантастика! Не знаю, где и как они нашли такого мужика, который полез бы на львицу, но женщина под льва точно не полезет. Надеюсь, вы понимаете, почему? Если у мужчины есть хоть теоретическая возможность убежать от львицы в случае неудачи то у женщины нет даже её.
Итак, новая порода состоялась и была занесена в египетские научные каталоги. Очевидно, мужики тогда были ни чета нынешним, что вынудило скульптора подольстить им некоторыми весьма необычными пропорциями. Это было немедленно замечено особо внимательными людьми, когда Епштейн представил свою работу на обозрение. Им не понравилось, что скульптор был как-то уж очень откровенен по части гениталиев, а проще говоря - яиц. По мнению этих людей, их бы следовало убрать куда-нибудь внутрь.
В древнем Египте, где сфинксы потом интенсивно размножались и водились в великом множестве, наличие яиц, элегантно присобаченых к животу в районе задних ног, не вызывало удивления и других сопутствующих эмоций. Древние египтяне прекрасно понимали, что без них сфинксы уже не смогут интенсивно размножаться. Да что там интенсивно! Даже как-нибудь не смогут и в конце-концов вымрут к чертовой матери почище мамонтов. Яйца, полагали они – это дар Божий, которые достойно и бережно должна носить каждая особь мужского пола, и нам, их очень отдаленным потомкам не совсем ясно, почему во Франции в начале ХХ века, это считалось неприличным и вызывающим. Сфинкс же, обладая развитым человеческим мышлением, справедливо находил их естественной частью своего тела, а значит, приличными, и штаны, чтобы прикрыться, не надевал. Без рук это было безумно трудно, а ширинку застегнуть – вообще с ума сойти. В его большую голову просто не приходила мысль, что кто-то, когда-то может предъявить претензии по такому вздорному поводу.
Другие просто полагали, что у него их значительно больше, чем следует, не затрудняя себя вопросами, что делать и профессиональными советами. Сколько следует, точно знал только царь Эдип, который имел со сфинксом, зафиксированный историей прямой контакт, однако ни словом не обмолвился о том, что был чем-то удивлен. Блюстители нравственности узурпитовали это право и теперь настаивали, что в их власти скрупулёзно отмерить их сфинксу по размеру и объёму.
– Так яйца не носят, - говорили третьи и фыркали от отвращения. Они были простыми людьми, сфинксов никогда не видели и ничего о них не знали. Человекообразное существо, изображенное скульптором, считали циничным засиранием мозгов. –Пусть этот сукин сын не морочит нам головы, - надрывались они, имея ввиду Эпштейна, - Никаких задних ног нет и быть не может. Яйца испокон веков носят у тех единственных ног, что даны Господом всякому порядочному человеку.
Такое плотное, трехстороннее давление привело к тому, что памятник был запрещён для осмотра и к нему был приставлен жандарм. То ли для того, чтобы не подпускать любопытных, то ли, чтобы прикрывать непотребность всеми подручными средствами, пока Эпштейн не приедет и наведет благолепие.
Эпштейн приехал и соорудил фиговый лист, что сразу же удовлетворило всех, но, к сожалению не надолго. Прошло совсем не много времени и вопрос уже был поставлен в корне иначе – с какой стати вообще следовало снабжать этим памятник, не важно, в большом или малом объеме, если покойник был в известном смысле этакой шалуньей.
Возникшая проблема была перенесена на публичное рассмотрение и найдена заслуживающей самого серьёзного внимания. Рецепт для правки дан не был, но легко подразумевался, после чего, однажды, скорее всего, ночью пришел некто с молотком и долотом и в две секунды обрубил их вместе с фиговым листом. То, что осталось – лишь жалкие остатки неразумной заносчивости скульптора.
Я даже готов поспорить, что знаю, кем был этот некто. Французскую буржуазию вопросы исправления моральных устоев общества мало интересовали. Ей, буржуазии, по определению, чем хуже - тем лучше, о чем неоднократно напоминали классики марксизма. Но в недрах общества как раз в это время зрел и набирал силу новый класс – будущий гегемон, который тоже был не склонен задрачивать себя высокой моралью, но такие действия были вполне в его духе. Создать что-нибудь путное – ему еще не доставало ума, а разбить и переломать– только подавай.
То обстоятельство, что Эпштейн не был вызван вторично, уже для починки, свидетельствует, что нация, в большинстве своём молчаливо одобрила принятые меры, что весьма печально. Как мне известно по результатам голосований в штате Калифорния, власти, по уши напичканные политкорректностью, постоянно втыкают в бюллетени формализацию брачных отношений для пидоров. Не секрет, что многие относятся к этим мерам, да и к самим пидорам крайне отрицательно. Особенно к тем, кто бесстыдно суётся под объективы телекамер с накладной сисястостью.Я плохо понимаю эту малообоснованную враждебность.
Кстати, называть их гомосексуалистами или гомиками теперь не ресомендуется, следует говорить - геи и лесбиянки. Я уже слегка поехал, примеривая на себя правила политкорректности. Пидоры, пожалуй, единственный, оставшийся из уважительных терминов, поэтому, для краткости и, чтобы полностью исключить всякие обиды, буду называть их так..
По известной советской классификации пидоры подразделяются на три самостоятельных научных подвида: 1) обыкновенные, 2) голландские и 3) гнойные. ( Надо бы по латыни, но Господь не умудрил) Я затрудняюсь сказать, какие из них свили себе обширное гназдо в моем городе. Но, кто бы это ни был, между собой они не размножаются. Тем не менее, с каждым днем их становится все больше и больше по совершенно необъяснимым причинам. Гоняться за ними по улицам с большими овечьими ножницами и резать то, что Господь дал в излишке, полагаю физически не выполнимым из-за их численности. Да и попросту бесчеловечным. Мне представляется, что отношение общества к этому предмету должно быть более терпимым. Необходимость хирургического вмешательства может быть оправдана только в том случае, когда это становятся серьёзной помехой в танцах.