В.П.РАКОВ
ИЗ МАТЕРИАЛОВ К ПОСТРОЕНИЮ РЕЛЯТИВИСТСКОЙ ПОЭТИКИ
(суждения О. Шпенглера о языке) [2]
1. В литературно-художественных стилях Серебряного века некоторые формы выразительности приобретают дотоле небывалую значимость. Содержа-ние, которое можно было бы назвать невыговариваемым, словесно не воплоща-ется, однако входит в состав эстетического высказывания. Этот эффект дости-гается с помощью графики письма и, в частности, интенсивного использования окказиональных форм синтаксиса.
2. В литературоведении, изучающем Серебряный век в духе формальных штудий М. Гаспарова, невыразимое, присутствующее в тексте, но получившее не словесное, а всего лишь графическое обозначение, полагается "вне филоло-гии"[1]. Таким образом, содержательность графического облика текста игнори-руется.
Несмотря на давние труды ученых морфологической школы, этот пред-рассудок весьма распространен. Даже Ю. Лотман, сделавший много ценного для понимания словесно-графического единства текста, колебался, включать ли графический его аспект в сферу специального, то есть поэтологического изуче-ния. Это более чем странно. Наше недоумение многократно возрастет, если учесть, что письмо немыслимо без такого фактора, как графика, являющаяся археологическим основанием всякого текста. Литературные стили Серебряного века собственным обликом подтверждают это. Стремление исследователей ог-раничиться описанием стилей с опорой на риторико-классическую традицию, не включавшую в свою стратегию идею топографии и графики эстетического высказывания, следует признать не отвечающим современным представлениям о стилях.
3. Графика – это не только начертание слова в тексте, способы располо-жения на рукописной, типографской или телеэкранной страницах. Графика на-писанного вбирает в себя, естественно, синтаксические средства его оформле-ния и, следовательно, составляет единство начертательного, пунктуационного и содержательного моментов эстетического речения.
4. В исторической эволюции каждый из аспектов языка то выдвигается на первый план, то уходит на периферию внимания, что, в общем, составляет спе-цифику психологосных (термин Г. Гачева)ситуаций внутри культурных эпох. С поразительной глубиной и проницательностью об этом писал О. Шпенглер. Он считал необходимым подчеркнуть, что "чистых словесных языков не бывает" [3, 147] и что все они обогащены ритмом и синтаксисом [3, 150]. В этом утвер-ждении нет никакой тривиальности, потому что взаимодействие слова и син-таксических форм его бытия мыслитель рассматривал прежде всего с позиций ментальных функций каждого из названных компонентов языка.
5. Философ полагал, что в истории словесных языков существовала ста-дия их бессловесной жизни. Этот этап он счел возможным назвать "высокораз-витым", поскольку в недрах человеческого сознания появляются "первые имена как величины небывалого понимания. Мир пробуждается как тайна" [3, 149]. Затем происходит бурное развитие флексий, что означает перевод сообщения в лоно грамматических величин [ там же ]. Для третьего этапа характерна замена грамматики синтаксисом. Эта мысль Шпенглера настолько важна, что ее необ-ходимо привести полностью. "Одухотворение человеческого бодрствования, – пишет автор, – заходит так далеко, что оно более не нуждается в создаваемой флексиями наглядности и способно с уверенностью и непринужденностью вы-разить себя ‹...› при максимально лаконичном употреблении языка. Через речь при помощи слов понимание достигает господства над бодрствованием; сего-дня оно изготавливается к тому, чтобы освободиться от принуждения чувствен-но-языкового механизма в пользу чистой механики духа" [3, 150].
Актуальность этих построений состоит в том, что язык осмыслен здесь не в качестве какой-то монолитной массивности, но в его способности к функци-нально-динамическому расслаиванию – в контексте культурно-исторических эпох. В результате эволюции сформировался инструмент, обладающий огром-ной содержательной вместимостью. Шпенглер называет его "совершенно но-вым "языком дали" – письмом, которое "производит в судьбе словесных языков внезапный поворот" [ там же ]. Так слово обрело графическую плоть и конфи-гурацию.
6. Бессловесные формы мышления, тайна как элемент его содержания, имя, а также интенсивно-функциональные формы синтаксиса в системе дискур-сивных практик – это актуальные величины, бытие которых зафиксировано фи-лософом в процессуальности культуры. В начале ХХ-го столетия они нашли свое оригинальное воплощение в литературно-художественных стилях. Шпенг-лер обнаружил то, что нам, филологам еще предстоит осмыслить в развернутой теории релятивистской поэтики. В свете сказанного ясно: стойкое пренебреже-ние исследователей к графике письма и ее своеобразию в литературе Серебря-ного века грозит превратиться в нонсенс.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Это – точка зрения М. Гаспарова, изложенная им в редакционном отзыве "Известий РАН (Серия литературы и языка)" на нашу статью "Апофатика лите-ратурно-художественного стиля". Рукопись. Архив автора настоящих тезисов.
2. См. работы, вводящие в контекст означенной проблемы: Раков В. П. Меон и стиль // Anzeiger f;r slavische Philologie. Graz (Austria), [1999]. Bd. 26; он же. Ре-лятивистская поэтика Серебряного века: (Подступы к проблеме // Потаенная литература. Исследования и материалы. Иваново, 2000. Вып. 2; он же. "Понят-ное / непонятное" в составе стиля // Научн. докл. высш. щколы. Филол. науки. 2001. № 3.
3. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т. 2. Все-мирно-исторические перспективы. М., 1998.