Привод

Екатерина Петрашко
               


Гром телефонного звонка разрезал тихий семейный воздух. По тону супруга, я догадалась, что беда, о которой так долго говорили педагоги, пришла и разговаривает сейчас с моим мужем.
Сын, где-то задержался в этот поздний час, и я, ещё 10 минут назад прозорливо забеспокоилась.
- Да. Я понимаю. – лепетал муж,
- да… а что он..?
-Хорошо. Еду!»
Муж осторожно положил трубку, с видом человека, только что, похоронившего всю семью.
- Мать, - тоном прокурора сказал он мне, -  твой сын в милиции.
Обстреляв мужа вопросами, я поняла, что сам он ничего не знает, и даже под пытками не расколется.

Пока мы собирались в поездку , моя фантазия предлагала мне для обдумывания разные варианты ответов на вопросы «За что взяли?» и «Что будет?»
 Подойдя к нашей машине, я была близка к обмороку. Я видела в глубинах своего воображения, 15 растерзанных трупов, попираемые тщедушной ногой 42 размера, в знакомых кроссовках. Двое из убитых были в форме. «Отстреливался» - догадалась я.
 Надо всем этим месивом сияла простодушная, кровавая улыбка моего мальчугана.
 Мне мерещились огромные жестокосердные милиционеры, заламывающие за спину  худенькие руки моего ребёнка. Услышав почти наяву : «Приговор привести в исполнение!», -  я  встряхнулась и угомонила своё воображение.
Вопрос «Так за что же взяли моего мальчика?» продолжал терзать мой мозг.

А может быть, он никого не убивал, а тихо ограбил банк?

Моё богатое воображение тут же предложило мне для просмотра картинку иного содержания.
Я увидела руины сбербанка, рядом последняя неразорвавшаяся граната  и мешки с бумажным достоянием...
-Глупыш, - подумала я, - зачем же рублями то?

Глупыш на моей картинке, в этот момент, с надрывом тащил тяжелый мешок, отпихивая ногой раненного охранника. « Господи, ведь ему нельзя таскать такие тяжести…»
По обеим сторонам улицы расположилась группа захвата.
 Неожиданно меня ударило током озарения, я осознала, кого собираются захватывать эти неприятные люди! Моего стеснительного малыша, который нипочём не обидит муху… Не поймает просто…
Не поймает… - я задержалась на этой мысли и представила себе качающегося ребёнка со стаканом в руке и шприцем в вене.
Подростки они всегда…- не раз говаривали мне средства очень массовой информации. Господи, ведь предупреждали же! Предлагали заглянуть в глаза, вдохнуть его выдох, ощупать карманы, рассмотреть с лупой вены, устраивать допросы с пристрастием : «С кем дружишь? Что пьёте?»

А я???? Проморгала чадо??? Недоглядела, чем он занимается в туалете,  недонюхала, недодрала…!!!!!!???

Краска стыда залила моё материнское лицо. Всё, твёрдо решила я, сдамся! Вот сейчас вбегу в отделение и потрясу их криком «Расстреляйте меня, пожалуйста, за всё!»
Машина встала. Приехали.
Неверными, ощупывающими движениями муж закрыл машину. Мы обнялись и, поддерживая друг друга, пошли…

В отделении милиции все притворялись, что расстреливать никого не собираются. Особенно майор с усами..
Я села на скамью и снова воображение поставило перед моими глазами картинку. Сейчас выведут, избитого, с поломанными руками, с разорванными ноздрями, с выжженной статьёй на лбу… Сломленного, растоптанного, МОЕГО!

Я открыла глаза. Предо мной стояли три «сломленных» малыша – население местного обезьянника. В центре мой, остальные подельники – догадалась я.

Приговор  милиции  оказался   неожиданно  мягким.
Выпитая банка пива на троих, позволила мальчикам  нагрубить  представителям  закона, за что дети  и были повязаны, но так как больше ничего интересного они не совершили, их отдают в мои карающие руки. Причем всех троих!

Пока мы развозили шалунов, я успела  свершить своё матерное  правосудие.  Как я их!!! Мальчикам показались мелочью и группа захвата, и расстрельная команда, и майор с усами!
Дети вышли из машины побеждёнными, растоптанными, с поломанными руками, с  выжженной статьёй на лбу и сломленные… МНОЮ!