В.П. Раков,
доктор филологических наук
ТИПЫ СЛОВА В СОСТАВЕ ДИСКУРСА НОВОЙ «ОРГАНИЧЕСКОЙ ПОЭТИКИ»
1. О термине. Размышлять о новой «органической» поэтике – необходимо, писать – трудно, рассчитывать на признание – преждевременно. Тема, которую мы изучаем в настоящей работе, искажена такими ее толкованиями, какие невозможно отнести к истории литературоведения как филологической дисциплине. Вульгарный социологизм, солипсизм, методологическая эклектика и прочие, почти забытые определения, сделали свое дело: они внушили недоверие к концепциям и уровню специальной подготовки теоретиков и историков литературы «органического» направления . Но начнем с термина, вынесенного в заглавие статьи, и скажем о его содержании.
Слово «организм» и производные от него формы, например, «органический» и др., имеют давнюю культурную историю, но в XIX веке приобретают особую популярность. Ими пестрят философские и специальные научные тексты. Эстетика и литературная критика включают их в свой профессиональный словарь. Эта терминологическая экспансия форм знания – явление европейского масштаба.
В контексте национальных культур содержание того, что выражается тем или иным словом, связано с известной традицией. Русский теоретико-литературный «органицизм» возник в лоне такого мышления, которое исполнено поэзии, стремящейся к сопряжению возможных форм знания – в целостное единство, заостренное в сторону четко обозначенного жизненного смысла. Такая форма мышления далеко отстоит от методологического инструментализма и дифференцированности понятий, предпочитая принцип «все – во всем», что является фундаментальной основой мифа, каким бы он ни был –художественным или теоретическим. Ясно, что анализ подобных когнитивных форм, если он хочет быть адекватным предмету исследования, должен иметь в виду этот синкретизм, обязан научиться проникать в диффузную связность мысли и нераздельность ее категорий, запечатленных в причудливом синтезе. Мы говорим, следовательно, о такой теоретической мифологии, которая, с позиций инструментально развитого литературоведения, кажется странной. Но там, где странность, таится возможность чуда. С ним-то мы и встречаемся на каждом шагу, вступая в пределы «органической» поэтики.
Начало было положено Ап. Григорьевым – мыслителем, критиком и поэтом. Он создал оригинальную форму знания. Оказавшуюся своеобразной прогностикой одного из направлений в литературоведении Серебряного века. Историческим продолжением григорьевского «органицизма» стала доктрина «социального генезиса» литературы. Она предстала не в одном, а во множестве вариантов, отличавшихся друг от друга степенью развитости и глубиной принципов, некогда сформулированных «последним романтиком» . Тут определяющую роль играли профессиональный талант и индивидуальность теоретиков, их исследовательские склонности и научные предпочтения. Апофеоз и трагическое крушение социально-генетическому литературоведению было суждено пережить в конце 1920-х годов, тем самым пополнив мортиролог разгромленных научных школ России и недовоплощенных идей .
Историческая дистанция, пройденная от «органической критики» Ап. Григорьева до трудов В.Ф. Переверзева, В.М. Фриче и П.Н. Сакулина не только велика, но и качественно неодинакова. Сохраняя мифологическое ядро в воззрениях на искусство, русский «органицизм» от этапа к этапу отказывался от одних методологических доминант, чтобы заменить их другими, не теряя при этом своей типологической устойчивости. Его внутренняя жизнь была весьма интенсивной, внешняя – катастрофичной. Превращенную форму «органической критики», пережившую столь яркую и трагическую судьбу, мы называем новой «органической» поэтикой.
2. Творческие подходы. Эта теоретико-эстетическая система имеет глубокие национально-культурные корни. Она схватывает и по-своему осмысливает существенные особенности отдельных стилей в русской литературе – именно, в той их сфере, где выказывается безоглядная очарованность писателей красотой мира, его предметной и телесной явленностью. Магия яви в искусстве – вот что выступает главным в подобных стилях. Можно сказать, что литературно-художественный и теоретико-эстетический « органицизм» есть специфический вариант такого феномена в русской духовной жизни, как почвенничество. Иначе говоря, это – определенный пласт национальной культуры, который, естественно, не отделен от других ее залеганий. А.В. Михайлов, предложивший ввести этот термин в филологические исследования, писал, что «пласт напоминает о том жизненном бытии и указывает на то жизненное бытие, в котором вообще коренится и из которого идет как потребность и необходимость и литература, и сама наука о литературе» .
Культура, как известно, есть динамическое целое. И если литературной историей считать не только художественные направления, течения и стили, но и науку, которая их осмысливает, то пласты «в самой литературоведческой науке постоянно колышутся, движутся, тоже никогда не стоят на месте» . Но как бы ни изменялись тектонические уровни пластов, последние не утрачивают собственных признаков и не могут быть завершенными. Случись обратное с тем или иным пластом, и он выпал бы из живой ткани культуры, из ее текучего бытия. Вот и новая «органическая» поэтика имеет свою историю и свое, надо думать, длительное продолжение...
Новая «органическая» поэтика отличается известной сложностью, наблюдаемой прежде всего в области ее реакции на слово. Тут мы имеем дело с двумя типами рефлексии. В первом случае теоретик-«органик» интересуется не собственно словом, а тем, чтo стоит за ним, то есть его внимание сосредоточено не на выражении, а – на выражаемом. Совсем другая реакция характерна для такого ученого, как Сакулин. Он видит в слове и семантику, и выразительные потенции, что дает ему возможность приблизиться к пониманию самоосмысляющей и саморежиссирующей функции слова – в тексте, вообще – в поэтическом (широко трактуемом) высказывании. Противоборство двух разновидностей слова составляет своеобразный драматический мотив в жизни теоретико-литературного «органицизма». Что это за типы слова и какое содержание стоит за каждым из них, мы намерены выяснить в настоящей, по необходимости краткой, работе.
3. Дориторическое слово. Сразу же необходимо подчеркнуть момент невозможного для методологии «органической» поэтики. Мы говорим об отсутствии у этой системы реакции на мир как на некий текст. Более того, и сами литературные тексты здесь не воспринимаются как таковые.
Примечания
Это совсем не значит, что «органическое» литературоведение первой четверти XX века не изучается современными специалистами в области истории филологической науки. Но здесь сохраняются трудности, преодоление которых дается с большим трудом. Многие десятилетия господства тоталитарного дискурса задержали развитие научной мысли, культивируя ее клишированные формы. По словам К.М. Мамардашвили, «тоталитаризм есть прежде всего лингвистическое подавление» (Мамардашвили К.М. Мысль под запретом //Вопросы философии, 1992, № 4. С. 72). Тем не менее, и в таком контексте писались статьи о В.Ф. Переверзеве и П.Н. Сакулине, во многом свободные от приемов репрессивно-самовлюбленного стиля (труды П.А. Николаева, А.Н. Робинсона, М.Я. Полякова и др.). Из зарубежных исследователей необходимо назвать имена Р. Джексона (США) и Л. Рожек (Польша). Они внесли заметный вклад в объективное освещение некоторых сторон исторического литературоведения XX столетия (к сожалению, до сих пор ненаписанной).
Так называл себя Ап. Григорьев.
Ерофеев Викт. Последний русский философ //Ерофеев Викт. В лабиринте проклятых вопросов. Эссе. М., 1996. С. 211.
Михайлов А.В. Диалектика литературной эпохи //Михайлов А.В. Языки культуры. М., 1997. С. 42.
Там же. С. 32.