Interfectio
Наташка опрокинула в себя стакан водки, на мгновение сморщилась, передёрнулась и тут же запихнула в рот мякиш черного хлеба. Пережёвывая, она отправилась в спальню. Отыскав в комоде набор для вязания, выбрала гладкую, стальную спицу, яростно поблёскивающую в лучах утопающего в многоэтажках солнца. Тонким пальчиком потрогала её кончик , и удовлетворившись остротой, слегка пошатываясь , отправилась в ванную. Она достала эмалированное ведро для мытья полов, привалилась к стене и начала стягивать трусики. В голове туманилось и искрилось. Ватное сердце бухало за грудиной. Пищевод судорожно толкнул в глотку, пытаясь исторгнуть содержимое желудка.
- Ук-х, срань! - руганулась Наташа.
Она растопырено присела над ведром и ,изогнувшись, начала медленно вводить спицу во влагалище. Спица колюче ткнулась в шейку матки. Наташа ойкнула, сжалась, выматерилась, и хотела оставить это занятие, но спица плавно провалилась глубже.
Наташа медленно водила спицей в полости, то и дело царапая ее стенки и кривясь от болезненных ощущений. Но вот ей показалось, что она нащупала какой-то бугорок. Наташа приноровилась и, надавив сильнее, проткнула его. Она почувствовала, как что-то хрустнуло внутри. Нестерпимой болью сжало низ живота, не давая выдохнуть. Наташа скорчилась, повалилась на бок, ногой задела ведро, и , ударившись о край чугунной ванны...
...Мне почудилось ,что ты кричишь, что ты зовёшь меня. Я не могла разобрать слов, но имя моё порывом ветра бросилось в окно и распахнуло его. Вздрогнув, я проснулась. Но всё спокойным казалось вокруг. Облака белыми лотосами распускались в черном, как воды омута, небе, но тут же лёгким дуновением распадались на десятки сотканных из тончайшего газа лепестков и рассеивались по небесной глади . Мальчик-месяц играючи окунал ступни в темноту , и звёзды - золотые рыбки - подплывая, пощипывали младенческую розовато-перламутровую кожицу на пальчиках его ног, а он в ответ заливался смехом, так похожим на стрекот цикад. Ветер задремал, облокотившись на крону тополя за моим окном. Его дыхание мирным шорохом листвы вторило раздающимся вдалеке цви-цвиканьям ночных птах. Всё было спокойно вокруг. Но было в этом спокойствии столько зловещего, неотвратимого и безысходного, что тревога никак не покидала меня, и твой голос эхом отдавался в сердце. Ты звал. И я знала, что что-то случилось. Что эта безмятежность - лишь лукавая маска ночи, чудным миражом возникшая передо мной с единственной целью: ввести меня в заблуждение и тем самым задержать и не дать помочь тебе.
Я вскочила. Накинула одежды. И вышла на улицу. Ни стрекота цикад, ни трели птиц я не услышала. Лишь звенящая тишина, нарастающим гулом охватила меня. Я долго бежала вдоль аллеи. Холод сковывал движения, влажными ладонями цепляясь за мои лодыжки и запястья. Ветки деревьев склонялись к самой земле, преграждая мне путь. Вдруг хлынул дождь , колючими ледяными пальцами трогая плечи, щеки, губы, вплетаясь в мои волосы и стекая по одежде змеистыми слезами. Я бежала. Звезды и месяц больше не светили мне. Теперь небо озарялось искаженными насмешками молний, и гром адским хохотом сопровождал мои шаги. Мокрый асфальт, как зеркало, отражал происходящее над ним. Казалось, что небо , безумствуя, тянет ко мне свои изогнутые руки. Ветер швырял в меня скрюченные ветки , злясь, что я ускользаю. А я всё бежала и бежала, не останавливаясь. Но вот показался твой переулок.. Дома, отражая в тёмных веках окон звездно-лунное небо, неодобрительно раскачивались от ветра. Я подбежала к подъезду, в твоём окне горел свет. В нём я увидела две тени...
... Она очнулась. Боль грубо играла ,как эспандером, её маткой, то сжимая, то разжимая огромный кулак. Превозмогая спазмы, Наташа поднялась. По ногам зазмеилась ярко-алая струйка. Голова кружилось: заляпанный кровью пол поплыл влево, а стены качнулись и навалились на Наташу. Её замутило и тут же вырвало копчёно-кислой слизью, и рвало протяжно, мучительно, с нестихающими позывами, до слёз долго и обидно.
Когда рвота успокоилась, обессиленная девушка опустилась на пол ,всхлипывая и растирая по лицу слезы вперемешку со слюной и слизью, тянущейся изо рта, и отплевываясь от мелких, непереваренных кусочков пищи, она облокотилась спиной на ванну, под которой слепо нащупала тряпку, и слабыми, неточными движениями стала собирать кровь и рвоту в ведро.
Из коридора донеслась веселая трель звонка входной двери.
-Иди на ***!- выдохнула Наташа.
Но звонок настойчиво пиликал. Девушка тяжело поднялась, сдёрнула с крючка вафельное полотенце, свернула его вчетверо, заложила между ног, натянула трусы и, запахнув халатик, придерживаясь за стены медленно поплелась открывать.
-О, Натах! Ты чё такая зелёная? - на пороге лыбился её старый дружок.
-Пошёл ты... Чё те?
-Пойдем на байке гонять.
-Вали отсюда!- очередной приступ боли заставил Наташу скорчиться. Согнувшись, она медленно оседала.
-Да чё ты? Натах? Чё ты?
-Вали, сказала. Щас выйду, - она захлопнула дверь, села на стоящий рядом пуфик. Оставаться одной было страшно.
Дождавшись ,когда боль немного отступит, опять встала и пошла на кухню. В ящике с лекарствами отыскала анальгин,но-шпу, отделила себе по три таблетки от каждой упаковки. Запила водкой...
...Они мчали по тёмному освещённому светом фонарей городу . Наташа крепко обхватила торс друга, стараясь прижаться к нему низом живота. Боль чувствовалась тупо, лениво, но от горечи выпитых таблеток опять начинало подташнивать. Наташа ощущала, как жар из матки плавно поднимается к диафрагме. Становилось душно, и биение сердца барабанно отдавало в затылок.."Я умру" - равнодушно думала Наташа.
Мотоцикл налетел на камень. Наташу рвануло вверх , инстинктивно крепче цепляясь за куртку парня, она почувствовала как внутри нее что-то лопнуло, оторвалось и горячим сгустком с порцией крови булькнулось в прокладку.
Тебя узнала сразу: твой нос, сутуловатую фигуру и резкие жесты. Ты рассказывал что-то интересное, и от этого вторая тень, принадлежащая явно женщине, то и дело откланялась назад, запрокидывая голову в беззаботном смехе . Вы говорили долго. А я стояла и радовалась, что всё хорошо. Что вот же ты веселый и возбужденный приятным вечером, берешь бутылку вина и разливаешь её в два фужера: себе и женщине. И вы ,соединив их в звонком хрустальном поцелуе , пригубляете вино, и две тени в окне сливаются в одну, и она начинает кружить, кружить в вихре-танце-вихре-вихре... Чин-чин, мой милый, мой любимый, единственный... Чин-чин.