Свет от пламени светильников отразился на её чешуйчатых латах и запрыгал по свисающим, расшитым золотом драпировкам шатра. Он жестом отпустил сопровождавших её воинов…
Как она была красива в этой своей облегающей стройную фигуру чешуе и наверняка ещё более обворожительна нагая… Намётанный глаз, жизненный опыт, сотни рабынь и наложниц… Не это ли научит с первого взгляда оценить красоту юности…
Он удалил всю прислугу, за стенами играла услаждающая слух музыка, фимиам разливал ароматы тонкими струйками поднимающимися от ламп, огонь светильников придавал шатру атмосферу таинственного величия и покоя, как будто за стенами не было войны и осаждённый город не погибал от жажды и голода…
В такт музыке, грациозно она начала освобождать своё юное тело от лат… Шлем освободил упавшую до пояса смоль вьющихся волос, кольчуга сползала по груди, животу и бёдрам как сверкающая змеиная кожа оставляя лишь тонкие белые одежды прикрывавшие трепещущую плоть…
На мгновение ему показалось, что переливы света отражающиеся на спадающей кольчуге сложились в промелькнувшую надпись «Не верь», но как была свежа и обворожительна эта юная иудейская дева… И о какой опасности может идти речь? Ведь она полностью в его власти, а за стенами тысячи воинов готовых по одному слову испепелить и вырезать пол мира…
Да, он знал что не обманется в ожиданиях. Как шёлк нежна её кожа, текущей рекой ниспадают на плечи и спину тёмные тяжёлые пряди волос, движения мягки и плавны, прозрачны одежды и горят глаза… Она приближалась неся в руках чашу с вином…
На заре следующего дня, когда стража не дождавшись отклика всё-таки решилась войти в шатёр, глаза её всё так же горели… Горели радостью от выполненного долга, ненавистью и презрением к ним – врагам её народа и к обезглавленному телу лежащему в темной луже запёкшейся крови…