Я учился в шестом классе средней школы. Шел 1972-ой год. Нравственные требования того времени могут поразить сегодня своими фантастическими масштабами. В одной из школ нашего города случилось невероятное ЧП - десятиклассница пришла в школу со слегка подведенными глазами. Обнаружено это было не сразу.
На каком-то по счету из уроков женщина-педагог обратила внимание на не совсем привычный облик одной из учениц и не на шутку взволнованная подозрениями, призвала её к окну и внимательно всмотревшись, обнаружила робкие следы макияжа. Не веря своим глазам и страшась собственных слов, она в сильном волнении воскликнула:
-- Ты подводила глаза?!
Ученица та растерялась, не зная что сказать, смутилась и выдала себя. Её поволокли к директору и закончилась это вызовом родителей, грандиозным скандалом, потрясшим основу всей образовательной системы города и чуть ли не закрытием самой школы. Во всяком случае я предполагал, что девочку эту привязали к позорному столбу напротив министерства образования, и я бы сам пошел туда смотреть, если бы знал, где это находится и если бы меня так далеко пускали бы.
Когда отголоски необычайного скандала добрались и до нашего учебного заведения, то женская половина преподавательского состава стала негодующе передавать эту новость друг-другу, реагируя на сообщение с широко раскрытыми глазами и возмущенными возгласами. Мужская половина вела себя сдержаннее, но особенно сильное впечатление это произвело на нашего завуча - крайне дисциплинированную и морально сверх устойчивую пуританку тех времен.
Дело в том, что она внешне была очень похожа на Надежду Константиновну Крупскую - супругу великого вождя революции и учителя мирового пролетариата В.И.Ленина. Сходством этим она очень гордилась и всячески подчеркивала в своей скромной одежде, характерной прическе в виде пучка волос на затылке и очках в округлой оправе. Конечно, такое сходство налагало на неё большую ответственность, но и пугало всех остальных. Она была высоко образованным и грамотным педагогом, но в отношении нравственности и дисциплины ни к кому не допускала поблажки. Её боялись не только ученики нашей школы, но и все учителя.
Форма повествования вынуждает нас дать ей какое-либо имя. Она могла зваться, например, Зоя Александровна или Эмилия Эдуардовна или что-нибудь в этом роде. Настоящие имя и фамилию я уже позабыл. Национальность тоже не будем уточнять - тогда это не имело особого значения.
Так вот, наша Зоя Эдуардовна была человеком старого поколения - старого не в смысле возраста, хотя годилась ученикам нашего класса в бабушки, а в смысле идеологическом, являясь выразительницей уже прежних по тем временам нравственных догм. Она являла собой пример советского человека, если не Ленинской, то конечно же Сталинской эпохи. Я бы не удивился, если бы узнал, что она была дочерью профессионального революционера, сидевшего в царской тюрьме.
Казалось, на её строгом лице навсегда застыло выражение непонимания решительных хрущевских перемен полутора десятилетней давности, связанных с антисталинской кампанией и разоблачением культа личности. К этому, я думаю, примешивалось ещё и некоторое недоумение в связи с отменой раздельного обучения мальчиков и девочек в среднеобразовательных школах, происшедшее примерно в то же самое время. Она как-будто никак не могла понять подобных решений партии и правительства, но привыкшая всегда и во всём доверять этой сакраментальной паре, не переставала с тех пор размышлять, что бы всё это значило?
Невероятно строгая и придирчивая, она не делала никаких исключений ни для кого - будь это ученик школы или учитель. Особенно остерегались её начинающие преподавательницы. Если глаз истинной большевички выхватывал что-либо неподобающее во внешнем виде, в манерах или речи молодой учительницы, то пристыженная стальным взглядом и немногими, но весьма вескими фразами, та не знала куда себя девать и на следующий день являлась, облаченная в нечто траурное и изменившаяся в лице настолько, что мы с трудом могли её узнать.
Молодые же люди относились к Зое Эдуардовне с большим почтением и тоже не могли избежать замечаний. С мужчинами старшего поколения она вела себя на равных. Что ещё интересно, по моим наблюдениям, ей никто ни разу не возразил! Директор школы тоже относился к ней весьма почтительно и очень ценил её мнение, стараясь вникнуть во все, что она говорила и всегда ей поддакивал. Казалось, он все время остерегался: а что сегодня ему скажет Зоя Эдуардовна?
Несколько дней подряд, пока шли разговоры об этой самой ученице, взбудоражившей всю школьную общественность города, завуч ни о чем не догадывалась. Никто не решался при ней обсуждать этот непозволительный случай в сфере народного образования. То ли боясь её реакции, то ли щадя её, но в её присутствии никто об этом происшествии долгое время не упоминал.
Не знаю, был ли в я том возрасте уже так проницателен, но как-будто помню выражение лиц наших педагогов, которые разговаривая с Зоей Эдуардовной, смотрели на неё, как человек, уже знающий о тяжком недуге собеседника, тогда как сам он об этом ещё не подозревает. Мало того: казалось - все кто знал про инцидент, уже жили в ином мире. Завуч же оставалась некоторое время в счастливом неведении, но продолжалось это недолго.
В тот день она вела у нас свой урок. Её специальностью была история, но речь пойдет вот о чём: только наша "Крупская" вошла в класс и после обычного приветствия, властным взглядом придирчиво осмотрев нас, уселась за свой стол, как снова открылась дверь и вошла одна из преподавательниц, чтобы передать завучу какую-то бумажку и между прочим сообщила о той самой десятикласснице, которая опозорила честь советской школьницы, применив косметический карандаш по его прямому назначению в самую малость.
Я был удостоен чести сидеть во втором ряду, представляя собой по успеваемости нечто среднее между хорошистом и отличником и видел сильнейший эффект, произведенный на Зою Эдуардовну c близкого расстояния. После того, как наклонившись к её уху, вошедшая полушепотом сообщила о прецеденте, наша историчка, судорожным движением сорвав с себя очки, взметнула ошалелые глаза на коллегу - не шутит ли она?
Коллега же, довольная произведенным эффектом, стояла утвердительно кивая головой и как бы приглашая свою собеседницу разделить с ней удивление таким поразительным фактом. Обнаружив, что та всё-таки, не шутит, верная большевичка, уронив голову в немом отчаянии, стала молча ею качать, как бы говоря: "Ну вот и дожила я до Содома и Гоморры!" Она сокрушенно качала и качала головой так долго и упорно, что другая, не зная что делать дальше, не нашла ничего лучше, как уйти и молча покинула классную комнату.
Продолжая качать головой и нагнетая тем самым обстановку, Зоя Эдуардовна подняла наконец свои полные гнева глаза и перед нами предстал взгляд, пригвоздивший всех к спинкам парт. Взгляд этот, горевший всесокрушающим огнем, был устремлен не только на нас, сидящих в классе, но и на всё наше юное поколение, такое далекое от её принципов в стремлении к безупречной чистоте помыслов и репутации. Она смотрела на нас с таким яростным неприятием, что меня стала пробирать дрожь. Можно было подумать, что мы все сидели с подведенными глазами.
В тот момент, я думаю, она ещё видела перед собой и наших родителей - лишенных высоких идеалов, относительно молодых людей, сильно переменившейся за последнее годы советской страны - "легкомысленных" и "безответственных" граждан, которым уже не нужно было бояться репрессивных властей и всемогущего НКВД.
Я не побоюсь этого сказать, хотя мне и тяжело об этом говорить, но в ту минуту она нас, наверное, ненавидела. Вжав головы в плечи, мы сидели, боясь дохнуть и не зная, что нам ожидать. Кипевшее внутри Зоя Эдуардовны чувство негодования не оставило её до конца урока и сильно мешало рассказывать о классовых противоречиях эпохи позднего рабовладельческого строя в древнеримской империи.
Когда, наконец, прозвучал звонок, она, показным жестом закрыв классный журнал, стуча квадратными каблуками, строевым шагом демонстративно ушла, громко хлопнув дверью, да так, что зазвенели все стекла в окнах и шкафах. Полностью разделив вину ученицы с подведенными глазами, мы ещё с пол минуты сидели, боясь шевельнуться.
Я лично со страхом ожидал, что вот-вот завуч вернется с большой дубиной, чтобы излохматить её об наши головы. Только радостные возгласы учащихся соседних классов, вырвавшихся на свободу, вывели нас из оцепенения, но даже после этого мы не сразу покинули учебную комнату. Сперва самый смелый из нас, высунув голову в дверь, осторожно осмотрелся и только после этого все мы гуськом, чуть ли не на цыпочках вышли из класса и вели себя на перемене очень смирно.
Вот какое впечатление произвело, казалось бы невинное деяние на нашу Зоу Эдуардовну . Сегодня трудно вообразить все те чувства, которые она могла испытывать тогда. Слишком уж большая пропасть легла между нами и тем временем и всё более фантастичными, невероятными и уже навсегда застывшими кажутся мне лица и события того далекого прошлого.
Странно, но я никак не могу разыскать её в своих воспоминаниях сразу же после этого случая. Куда она потом делась? Мою память как-будто стерли с того момента, как историчка покинула наш класс. Убей, но не могу вспомнить, чтоб я видел её позже. Может ли быть такое, что сраженная тем самым обстоятельством, она демонстративно покинула школу, оставив всякую преподавательскую деятельность?
Нет, я думаю, дело здесь в другом - в нашем сегодняшнем рациональном и даже циничном мышлении. В тот день, наверное и закончилось вся историческая необходимость в её существовании, как носительницы высоконравственных идеалов общества. Она потерпела полное поражение перед неотвратимо надвигавшимся временем и её дальнейшая пребывание в моем мозгу на этом обнулилось. Он, правильно всё рассчитав, удалил последующие её образы за ненадобностью, высвободив место в памяти.
Её, конечно, давно уже нет на свете. Она не могла быть ровесницей Н.К.Крупской, но что годилась ей в дочери - это точно. В исключительном случае Зоя Эдуардовна могла дожить до эпохи перестройки, но такое вряд ли пережила. А вот, что, я думаю, с ней случилось бы, очутись она в нашем сегодняшнем мире и увидев всю эту... Простите, даже не знаю как сказать, не выходя за рамки жанра и общепринятой лексики.
Кто-то скажет - она бы сошла с ума, что у нее произошел бы разрыв сердца или что она хотя бы упала в продолжительный обморок. Но я считаю - ничего этого не случилось бы. Она просто, махнув рукой, решила бы, что оказывается, на Земле давно уже живут не люди, а нечто другое, найдя сочувствие, может быть в двух-трех девяностолетних гражданах.
Представители нынешнего юного поколения, прочтя этот рассказ, наверняка ничего не поймут, решив, что всё это - сплошная опечатка или редкий вид спама. Надежда на то, что к написанному с пониманием отнесутся представители старшего поколения. Но я утверждаю, что всё здесь, кроме нескольких незначительных мазков, добавленных мной от себя, что неизбежно в любом художественном произведении - действительная картина того удивительного времени! Вот под каким психологическим прессингом нам приходилось тогда жить!
Я не учился в школе с раздельным обучением мальчиков и девочек - не застал. А жаль! Любопытно было бы... Чистота - великая вещь!