ВНИМАНИЕ! В рассказе присутствует ненормативная лексика!
...Итак, вот он, наш герой. Показать его в полный рост и во всей красе пока не получится – дрыхнет, змей. Сопит себе в две дырочки на своем продавленном диване – хорошо хоть, ботинки снять догадался... Хотя, может, это и к лучшему – кому понравится, когда его во всей похмельной красе показывают? Тут уместно самого Семку процитировать: “Не будите во мне панка. Дайте ему хотя бы проспаться”. Справедливости для отметим, что панк оный пребывает в состоянии, близком к анабиозу, и тенденции к пробуждению обнаруживает, как правило, посреди какой-нибудь дюже респектабельной вечеринки. Так что подобные мероприятия в последнее время у Семы, прямо скажем, не часты.
Вообще-то, разгильдяй наш Сема первостатейнейший, даже больше моего, а это уже о чем-то говорит. В горних сферах у него даже прозвище такое: “Сема-через-жопу-кувырком”. Информация непроверяемая, но от того не менее точная.
А, да! У него ж еще и сердце справа!
Ладно, оставим Сему на время в покое. Скажу еще кое-что о нашей братии, а то вы, наверно, уж черт-те что думаете. Мы не опояны всякие, и из “бунтующего” возраста вышли уже давно. В принципе-то мы народец мирный, особенно в трезвом состоянии, бояться нас особенно не надо. В основном, конечно, так называемая “творческая интеллигенция”. Личности инфернальненькие, маргинальненькие, темненькие, вообще без пяти минут люмпены, но, по большому счету, безобидные.
Ну и уж тогда сразу о том, чем тут ваш покорный слуга, иначе говоря, автор занимается. Он, я, то есть, в данном случае не столько наблюдатель и описатель, сколько рассказчик. И пытаюсь вот рассказывать всяческие забавные истории, которые с нами происходили. Или могли происходить. Или должны были произойти, но почему-то так и не произошли. Или все же происходили, но не здесь и сейчас, а в каком-нибудь там ином измерении – да какая разница, в конце концов?.. Уф. С этим, вроде, все.
Да, так вот. История эта, как и большинство хороших историй, началась с капитальной пьянки. Дело в том, что зашел к Семе как-то небезызвестный Вадик Дартаньянц, только что раздобывший где-то с помощью каких-то махинаций энную сумму денег с внушительным количеством нулей. Выпили малость. Не хватило, конечно. И Вадик, в коем проснулась южная жовиальность, увлек Сему в некий недавно открывшийся кабак. Ну а Сема не особенно упирался.
И вскорости так получилось, что сидели Сема с Вадиком в дурацки оформленном зале – кругом зеркала сплошные – за столом, уставленным всевозможной хитрой хавкой и всякими вкусностями в прозрачных бутылках.. В качестве компании образовались три какие-то наштукатуренные обильно девицы – в общем, покатилась пьянка своим чередом. А на Сему нашего подобные заведения всегда не лучшим образом действовали, так что в тот вечер был он близок к пробуждению в нем панка, так и не проспавшегося. Каковому пробуждению, заметим, Дартаньянц, старый толстый сумасброд, был бы рад несказанно. И быть бы в тот вечер превеликому шумству, если б не одна странность, с Семой приключившаяся.
Отправился наш Сема, извините, отлить. Ну, поскольку сам процесс, надо думать, знаком всем и каждому, описывать его незачем. Вышел из сортира, уперся взглядом в зеркало. И в зеркале себя не нашел. То есть, все на месте – столики, жрущий-пьющий народ... А вот Семы нет. Само-то по себе подобное явление – симптом сильного опьянения, не более, но Сему на тот момент это почему-то очень задело. Решил приглядеться, ладонями о стекло оперся – и чуть при этом не навернулся. Ну да, точно: ладони Семкины никакого сопротивления не встретили. Прошли себе сквозь зеркало, а за ними, понятно, и весь Сема. Еле на ногах удержался. Зал по ту сторону – точно такой же, вон и Дартаньянц за столиком девочек развлекает... И позади, в зеркале та же картина. Только, опять же, Семки в ней не хватает. Ну его на фиг, решил Сема, и полез обратно. По счастью, конфуза Семкиного так никто и не заметил, и поплелся он к своему столику, ругая на ходу нехорошими словами зеркала, водку и Льюиса Кэрролла. Пробуждение панка в тот вечер так и не состоялось.
Ну а дальше понесло всю честную компанию к Вадику на флэт продолжать, количество нулей в сумме уменьшилось до двух, потом до одного, а потом и вовсе остался голенький сиротливый нолик, девицы слиняли... Тогда Семка поставил управление на автопилот и в часу непонятном и неизвестном дошел все же до дома.
Пробуждение Семино тоже описывать незачем. Кто хоть раз после хорошей попойки просыпался, тот знает, каково оно. А кто не знает, тому и знать незачем. В общем, спустил Сема ноги с дивана, сел, закурил, глядя в зеркало напротив. И на сей раз исправно в нем отразился, во всей, опять же, красе. Но только не собственная внешность его на тот момент занимала. Память, конечно, зияла черными дырами, отчего Сема чувствовал себя не то Веничкой Ерофеевым, не то Степой Лиходеевым. Но зазеркальный конфуз помнился отчетливо. А еще в башке шевелились остатки школьного курса физики, и по курсу этому выходило, что Семка, едва по ту сторону зеркала оказавшись, должен был аннигилировать. Иначе говоря, обратиться в кучку мельчайших корпускул, разлетающихся со скоростью света во все стороны, как говно в вентиляторе. Пьяному, стало быть, закон не писан – во всяком случае, данный конкретный закон физики?.. Еще смутно припоминалось, что по ту сторону как-то стремно было, но в чем именно стрем – этого Семка сформулировать не мог.
Возясь с чайником и нехитрыми бутербродами, Сема продолжал соображать. Соседей видно не было – впрочем, как и всегда... Надо сказать, Сема их вообще никогда не видел. Ни разу буквально. Слышать-то он их слышал – время от времени кто-то плескался в ванной, из соседней комнаты слышался мелодичный женский смех, иногда музыка. Но в остальном соседи (или сосед, или соседка?) не проявили себя ничем, даже когда у Семки случались сборища на всю ночь, порой довольно шумные. Сема поначалу недоумевал, а потом принял это все как данность, и соседи-невидимки превратились в местную достопримечательность, грузилку для неофитов.
Итак, Сема соображал. И соображения так или иначе сводились к тому, что надо бы по новой попытаться в зеркало слазить и все проверить. Глотая подстывший уже чай, Сема решился. Попытки напомнить себе, что именно сгубило кошку и кому там на базаре и за что нос оторвали результатов не дали. Он стал собираться.
Поскольку то, что может ждать по ту сторону зеркала, Семка себе очень слабо представлял, сборы выразились в рассовывании по карманам бутылки с водой, сигарет и спичек, да к напяливанию свитера потолще. Подумав, Семка добавил к набору любимый складень и зачем-то отвертку. Постоял, глубоко, словно перед нырком, дыша, и - левым плечом вперед - ринулся в узкий прямоугольник зеркала.
Ничего не случилось. Семка вошел в зазеркалье легко, словно в мутную воду. Огляделся. Отряхнулся. Вот засранец, надо ж хоть иногда зеркало вытирать... Но и вообще зазеркалье оказалось каким-то пыльным, даже больше, чем Семкина комната. Душок стоял затхловатый, нежилой. Поскольку при первом сканировании окрестностей ничего особо опасного не обнаружилось, Сема решил оглядеться повнимательней. И сразу кое-что обнаружил. Вернее, не обнаружил небольшой, но существенной детальки – собственной тени. Обернулся, глянул в зеркало – никого. Тень-то, правда, сразу нашлась – она лежала, съежившись на полу у зеркала, как коврик у дверей. Семке в похмельную головушку пришла шальная мысль – а что, если его зазеркальный двойник притаился где-то вне его поля зрения, а когда он, Семка, отвернется, двойник-паскуда тень с****ит и пойдет гулять по свету, нагло притворяясь Семеном Бабочкиным?
Семка просунул через зеркало голову, заозирался. Никого. Тень – ну да, вот она. И что с ней делать? В карман, что ли, совать? Нет уж, тени в кармане не место, решил Сема и усунулся обратно в зазеркалье.
Все, что впрямую отражалось в зеркале, осталось без изменений. Все, что в зеркале не отражалось, оказалось почти таким же – и все же несколько другим. Например, на самом видном месте лежал чирик, во времена незапамятные пьяным Семой от себя, дурака, сныканный, да так потом и не найденный. Правда, оказался он достоинством в 12, 5 рублей. Честно, я его сам видел. Чирик и чирик, только цифры на нем – 12, 5...
Семка злополучную бумажку в руках повертел, сунул в карман. И сразу – к книжной полке. Штришок, отметим в скобочках, для нашей братии вообще характерный. Как-то вдруг выяснилось, что зазеркальный шрифт Семка разбирает без напряга – и тут ему пришлось поудивляться. Забегая вперед, чтоб потом не возвращаться назад (каламбур непреднамеренный), скажем, что чтение зазеркальной классики Семке впоследствии море удовольствия доставляло. И по крайней мере абзаца эта классика заслуживает.
К примеру, “Война и мир” свелась к тоненькой книжице, содержащей перечень действующих лиц, пунктирное изложение фабулы, а так же некий текст, до жути напоминающий “Моральный кодекс юного строителя Хрен-Его-Знает-Чего-То-Там” – да, да, и такая брошюра в книжках отыскалась! “Муму”, напротив, разрослась в некий русский вариант вестерна в духе Б. Акунина. Герасим от пережитого потрясения неожиданно заговорил, причем исключительно по-аглицки, и в результате с первым же пароходом отплыл в Америку искать золота и славы. Паскудная же собачонка выжила не только после купания, но и после бурного романа с водолазом (не с тем, который в скафандре, а собака такая). В результате наплодилась целая куча злобных зубастых тварей с людоедскими наклонностями, причем нападать они предпочитали на глухонемых и старых дев. Одну из таких приручил и выкормил Базаров, у которого после опять-таки пережитого тифа окончательно испортился характер. И с этакой-то собачкой на поводке он тоже уехал, только в Англию, под именем доктора Стэплтона (далее см. “Собака Баскервиллей”). И много там было еще всякого в том же духе.
Большой абзац получился... Ладно. Важно, что Сема на тот момент ограничился беглым обзором корешков, после чего двинулся навстречу новым подвигам и приключениям.
Подвиги и приключения для начала свелись к осмотру квартиры. Дверь в комнату соседей оказалась на месте, но, как выяснилось, не то что запертой, а слитой в единое целое со стеной. Кухня отличалась кучей незаметных с первого взгляда мелочей, но было их так до фига, что описывать их – это уже страниц на двадцать. Телефон на буфете – другого цвета, например. Кстати, по ту сторону зеркала телефон уже год, как отключен за неуплату... Семка снял машинально трубку. В трубке гудело. Он малость подумал, кому бы позвонить, но не придумал и отправился дальше по квартире.
Из ванной доносился шум воды, но дверь оказалась незапертой. Семка потянул ее на себя – и замер. Перед старым, облупившимся местами зеркалом стояла женщина, ему абсолютно незнакомая. В чем мать родила, естественно. Молодая, лет, наверно, двадцать пять, плюс-минус. Фигурка точеная, на загляденье. Волосы рыжеватые. Семка сразу как-то догадался, что это и есть та самая соседка-невидимка. Секунд через пять сообразил, что на его появление она никак не реагирует. Еще через пять отметил для себя, что она не шевелится и, вроде, даже не дышит. И наконец отразил, что хоть вода и шумит, но из крана ни капли не вылилось.
Сема потряс головой, отгоняя возможное наваждение. Сделал несколько шагов, осторожно выглянул в зеркало. Так и есть, никого... Просто забыла девушка свое отражение в зеркале. Так же осторожно, словно спугнуть боялся, протянул руку, прикоснулся к чуть угловатому плечу – и тут же руку отдернул. Как-то не по себе Семке стало. Вместо горячего, бархатистого, упругого, с еще не высохшими капельками воды под пальцами оказалось нечто такое... По собственным Семкиным словам, хуже резиновой куклы. Что-то ни теплое, ни холодное, ни липкое, ни скользкое. Никакое. И ощущение какое-то... ну, нечистое, что ли. Семка ругнулся про себя матерно, хлопнул дверью ванной. В прихожей, сунув голову в зеркало, огляделся. Вроде, нормально. Его квартира, его мир, привычный. Он пролез в зеркало, как в окно, и послушная тень легла у его ног, словно домашние тапочки.
На том и завершился первый Семкин зазеркальный экскурс. Обнаружился, правда, любопытный постэффект. Дело в том, что когда Сема в зеркало влез, времени было где-то около одиннадцати утра. Когда же вылез – оказалось девять с копейками, и все это, естественно, утра. Ну, Сема наш, поскольку не дурак, быстренько сообразил, что время в зазеркалье просто течет не в ту сторону.
Семка, разумеется, оный эффект быстренько приспособился использовать к собственной вящей лени. Проспал куда - лезешь за зеркало, еще часок-другой подремать. С работой зашиваешься – нет проблем... В общем, в описываемый период Сема наш халяву давил: с утра на пару-тройку часов засветится в редакции, колонку выпускающему сдаст, молодых новостийщиков какой-нибудь циничной репортерской байкой устрашит – и вперед, зазеркалье исследовать.
Оные исследования – это уже само по себе на целую повесть материал, тем паче, география зазеркалья во многом наш мир повторяя, все же отличалась от него весьма значительно. Но, допустим, Семкин крайне эмоциональный рассказ о том, как он впервые в зазеркалье заблудился, никакой шрифт не передаст и никакая цензура не пропустит. Да и к моему рассказу это все отношения не имеет, так что ограничимся некоторыми наиболее значимыми моментами.
Так, выяснилось, например, что Сема наш может из зазеркалья попадать фактически в любое место, где хоть одно зеркало есть. Как – это долго объяснять. Показать проще. Вот только специально для этого соберемся... Короче, будь Семка другим человеком – каким бы домушником стал! Он, кстати, и сам уже подумывал отробингудить парочку особо упакованных жилищ всяких там слуг народных, да в конце концов так и не собрался. Может, на черный день отложить решил, может, поленился – это уж дело не наше.
А большие зеркальные витрины поначалу Семку пугали. Около них по ту сторону хронически толпился народ, Семку в зеркале не замечающий. Соответственно, не замечали его и отражения – да вряд ли и способны были замечать. Толпы кадавров, копируя своих хозяев, шевелили губами, не издавая ни звука, махали руками, двигались – и то ли не хватало в них чего, то ли наоборот что-то лишнее присутствовало, но были они противны до тошноты. Но Семка потихоньку привык.
Кстати, зазеркальный телефон несколько раз звонил, но Семка либо спал, либо находился далеко – в общем, никак не успевал подойти и снять трубку.
Упомянем, пожалуй, еще о том, что случилось как-то Семке и повстречать зазеркального жителя. Шарашился как-то наш Сема вполпьяна по ночному зазеркалью. И видит – чешет ему навстречу по улице карла, ростом в метр едва, страшный, как уголовный кодекс. Брюхо шире плеч, башка раздута, рот до ушей и все остальное в том же духе. И, что характерно, в малиновом пиджаке, хотя и потрепанном. Пиджак, понятно, тоже кривой, но на карле как влитой. Ну, Сема от удивления и пустил его матом. А тот в ответ – Сему. Так и познакомились. Выяснилось, что уродца зовут Сашок, что когда-то, в нормальном бытии, являлся он предпринимателем из “новых русских”. И как-то не в добрый час обнаружил он в себе способность в зеркало проникать. И много бы недоброго успел натворить, если б на второй уже раз, в дрезину пьяный, не вылез из кривого зеркала. Вот тут-то его, бедолагу, так согнуло и покоробило. И это еще полбеды – ну подумаешь, урод... Сами знаете, и похлеще экземпляры попадаются. Но вот собственная тень человеку с тех пор не подходила ни по размерам, ни вообще. И перед братвой неудобно, и просто стремно, так что подался парнище в зазеркальные области. Там с тех пор и жил, промышляя магазинными кражами. Ну и развлекался, конечно, как умел, выглядывая по ночам из зеркал и до визга пугая детей. Такой вот Сашок из зазеркалья...
Но Семка на тот момент из этого эпизода два вывода сделал: что не один он такой уникум и что надо быть осторожнее. С аборигеном отношения налаживать не стоило – Сашок за время своего зазеркального сиденья отупел окончательно, к тому же от него и пованивало. Так что говорить с ним было неприятно и не о чем. Сема пару раз попил с ним из человеколюбия водки, а в дальнейшем его успешно избегал. И рассказ у нас не об этом.
У всех у нас бывают дни не то что бы черные, а так, серые. Внешне-то все нормально, хорошо даже. Только вот тошнит от всех, а от себя в первую очередь, и у друзей уже который день не отвечают телефоны, и как-то понимаешь вдруг, что все, чем ты занимаешься, превратилось в какой-то самопроизвольный процесс, не нужный никому, а меньше всех – тебе самому... В такие дни мы чаще всего выскакиваем из окон, сремся с любимыми людьми или, как минимум, жестко напиваемся.
Тут надо сказать еще и о девушке, к которой Семка в свой серый день постоянно возвращался мыслями. Вообще-то расстались они с год назад, и расстались-то неплохо... Но тут я подробностей не знаю, а и знал бы – не стал бы разбалтывать. Я, в конце концов, рассказчик, а не сплетник, да и Семка бы обиделся. Просто знал я ее – такая, знаете, холодноватая красота, осиная талия, глазища... В общем, красивая. Но речь не столько о ней, сколько о том, что в канун Семкиного серого дня она ему приснилась. Во сне у нее были другие глаза и она махала кому-то с балкона. После этого Семка совершил грехопадение, а говоря проще, спер с зеркального прилавка пузырь водки. И, соответственно, надрался.
В психоложество не будем вдаваться – не наше с вами это дело. Представим себе просто такую картинку: за окном – тоскливейший мокрый осенний вечер, бутылка почти пуста, Сема пьян и один, как перст. И тишина полная, даже соседки-невидимки за стеной не слышно.
Тут мы с вами все одинаковы. Сидишь и с пьяной настойчивостью перебираешь по косточкам свою жизнь – ну должна ж хоть где-то причина быть, что пришел ты к тому, к чему пришел? И обида берет на все – и на тишину эту, и на спичку, некстати сломавшуюся, и на то, что водка кончается, и на лето, какое-то корявое и чужое, так и проскочившее мимо... Тут неудивительно, если репу замкнет.
Короче, сидел Семка и об этой девушке думал. Зациклило парня. И стукнуло ему, что вот именно сейчас будет эта девушка рада ему несказанно. А дальше роилось в его пьяной башке уже что-то не слишком связное: что надо только встретиться и поговорить, причем, опять же, именно сейчас, и что-то такое важное сказать, а дальше наступит всеобщее, в частности, его, Семкино, счастье, рай на земле, а для желающих – коммунизм... Обычная, в общем, соломинка, за которую спьяну хватаешься.
Ну, сказано – сделано. Допил Сема водку и решил сюрприз сотворить. А чтоб путь срезать, попер, придурок, зазеркальем. И долго ли, коротко – но через некоторое время уже находился в отражении ее квартиры.
Странно – тут-то все выглядело так, как он и помнил. Буквально до мелочей. Вот и кусок яшмы на столике – его, Семкин, подарок... Только, опять же, пыльное все, а так – словно был здесь только... ну, не вчера, конечно, а так, с недельку назад. Сема рукавом стер пыль с яшмы и двинул в ее комнату.
Свет не горел, и Семка поначалу ничего не разглядел. Смахнул с зеркала пыль, прислушался. В комнате дышали. И дышал не один человек. Потом он услышал ее тихий голос, а отозвался такой же тихий, чуть хрипловатый басок. Сема, чувствуя, как что-то уже под самое горло подпирает, позвал негромко: “Эй!”. В ответ – ее удивленный вскрик, потом – чьи-то босые шаги, и в зеркале возник незнакомый сопляк с вихрами. Рожа вытянулась от изумления, придвинулась, но Семка толком ее и не разглядел – что-то в нем со звоном лопнуло, и он, отпихнув локтем отражение, сунул руки сквозь зеркало и ухватил молодчика за вихры. Все так же ничего не видя и не слыша, несколько раз приложил его как следует гнусной рожей о стекло. Зазмеившаяся трещина чуть не оттяпала Семке руку и он, ругнувшись, отдернулся назад. Повернулся спиной, постоял немного, слыша позади голоса и всхлипы, потом косолапо, спотыкаясь, побрел подальше оттуда.
Хмель быстро выветривался. Злость, обида и прочие подобные радости потихоньку уступали место жгучему стыду. Семка сам признавался, что чувствовал себя в тот момент не только сволочью, но еще и полным идиотом. Во всяком случае, в тот вечер, сперев с какой-то витрины бутылку водки, никаких угрызений совести он не ощутил. Вместо этого в голове его маленьким отбойным молоточком долбился некий вполне безнадежный план.
Было Семке, конечно, и тошно и стыдно, а в придачу еще болела голова. В зазеркалье даже дождь каким-то пыльным казался. По пути Семка на полном автомате где-то разжился куревом и, нарочито грубо расталкивая чьи-то бесхозные отражения, пер, куда ноги понесут. Ноги понесли в результате к Вадику Дартаньянцу. Не худший, надо сказать, вариант.
Семкину явлению из зеркала не удивились ни Вадик, ни его гость. Дело в том, что с Вадиком за пузырьком сидел еще один Семин друг, Пол Аберкромбов, полная противоположность Вадику, маленькому и подвижному. Длинный, тощий, с присохшей в углах рта усмешечкой вечного неудачника и склонностью к мрачному юмору. Пол Владимирович, так и в паспорте у него записано. Фамилией обязан дальним предкам, не то англичанам, не то шотландцам, в незапамятные времена обрусевшим, а имечком – родителям, завзятым битломанам. На самом деле англичанства в нем – школьный курс языка да любимое выражение “Fuck my life”, причем для пресловутого “фака” выбираются предметы заведомо неподходящие, от валенка до пылесоса. Об этом человеке тоже много чего забавного рассказать можно. Может, как-нибудь в другой раз.
Как уже было сказано, Семкиному появлению не удивились. Пол приветствовал его вечным “фак-май-лайф”-ом, Вадик – “зиг хайлем”, тень оказалась тут как тут и послушно приросла к ногам, Семку усадили за стол, водочки налили. И стало ему легче настолько, что он даже смог о том, что с ним такое, более-менее внятно рассказать. Слушали молча. Вадик кивал, Пол курил, прикуривая одну от другой. По окончании Семкиного сбивчивого рассказа он только и сказал, что:
- Ну-ну...
- Дела, - глубокомысленно подтвердил Вадик, разливая.
- Погодите-ка, - насторожился Семка. – Ладно, исполнения исполнениями, но сам факт?!
- А что – факт? – коварно осведомился Пол.
- Какой факт? – простодушно удивился Вадик.
- Тэк-с... Можно подумать, для вас в зеркало слазить – дело обычное.
- Ха... А откуда у нас бухло, по-твоему?
- И этот деятель меня аферистом обзывает, - усмехнулся Вадик. – Да нет, Сема, просто по жизни-то везде надо побывать.
- И что, часто вы?..
- Да так, по необходимости. Ну что, вздрогнули?
Вздрогнули. Пол прикурил следующую. Семка лоб потер:
- Слуш-шай... Получается, каждый так умеет – захотел, так в зеркало, захотел – обратно?!
- Может, и не каждый, - начал было Вадик.
- И не захотел, перебил Пол. – Тебя-то ведь тоже никто не спрашивал? Просто дано тебе определенное время.
- Да нет, я-то просто к тому, что там же куча народу быть должна. А я там только одного живого и встретил, и тот дурак дураком.
- А ум-то тут при чем? Умному это надо? Дураком-то быть, знаешь, оно и не бесполезно. Ну на хрена умному в зеркало лезть, когда у него и так все есть?
- Да заткнулся бы ты, - отмахнулся Вадик. - Сема, дружище, не думал – а вдруг ты из какого неправильного зеркала вылез? У тебя ж там сплошь мертвяки всякие.
- А со способностями так оно всегда, - усмехнулся пьяный Пол. – Полезли в полный рост, ан, ты-то уже и можешь только мертвечину плодить.
- Ну, поехал по Фрейду чесать, - досадливо сморщился Вадик. – Давай лучше выпьем.
- Торопишься куда?
- Да нет, надо ж тебя заткнуть.
- А ведь дело говорю.
- Ну вот, хотя бы поэтому.
Выпили еще. Водка не брала почему-то.
- Тебе звонили? В смысле, там? – неожиданно спросил Пол.
- Н-ну.. нет.
- Мне звонили, - неожиданно сообщил Вадик.
- Кто?
- Да Леха Румянцев. Помнишь, год назад его хоронили?
- Так?
- Да что – так:?! “Привет-привет, как дела, звони-заходи” – вот и вся любовь.
- Как у него дела-то?
- Говорит – нормально... Это я, дурак, ночь не спал.
- Слушай, а зеркала не поэтому тряпками завешивают? – заинтересовался Сема.
- А какая разница?
- Нет, ну если там время обратно течет...
Пол впился в Сему взглядом сквозь сизоватый дым и, явно читая мысли, тихо и резко бросил:
- Дурак. Не вздумай! Ни в коем случае!
- Да погоди, чего ты....
- Ни фига не “ погоди”! Ты-то хоть врубаешься, чего этот придурок задумал? – Пол с каким-то даже страхом повернулся к Вадику.
- Я-то догадываюсь... Семк, на сей раз я с этим никудышником согласен. Ты, поди-ка, думаешь туда унырнуть, отсидеться так с годик, вынырнуть в расцвете дел, только чуть поумней, чем тогда, и до фига всего переиграть в этой жизни? Так?
- Ну, в общих чертах...
- Действительно, лучше не пробуй.
- Почему это?
- Знаешь, когда одно и то же время дважды прожить пытаешься, стареешь только. Можно, конечно, только все уже не то. Может, я и не прав, только, наверно, лучше уж плохо, чем пресно.
- Тем паче, все, что ты напорол, оно уже запрограммировано. Изменить что-то пытаться – это все, брат, пустые хлопоты в казенном доме. Хуже напортачить – это да, сможешь...
- Да не обязательно, - вздохнул Вадик. – Это-то и плохо... Знаешь, зазеркалье – оно у всех, конечно, свое. Но общие-то закономерности никто не отменял пока.
- Стоп... Вы, ребята, что – пытались уже?!
Никто Семке не ответил. Да и незачем было – он и так все понял, глядя на паутину седины в черной шевелюре Вадика, на разом постаревшее, усталое лицо Пола. После долгой паузы Вадик, ни на кого не глядя, выговорил:
- Да, братцы-кролики, вот так-то оно...
Разговор скомкался, повисла неловкость – словно все трое разом друг друга застеснялись. Семка понял, что пора уходить. Пол тоже засобирался. Обменялись какими-то междометьями, выпили на посошок. Семка с Полом оделись, вышли, коротко распрощались у подъезда.. Глядя в сутулую удаляющуюся спину Пола, Семка вдруг сообразил, что у него даже мысли не возникло пойти зазеркальем. Ухмыльнулся.
Мелкие капли шуршали по плечам и капюшону, плясали в лужах неяркие огни, да шуршали мимо редкие фары. Семка шел почти бездумно, чувствуя странную легкость и пустоту. Что ж, боли нет хотя бы – и на том спасибо, как говорится... Где-то там, за темнотой и дождем, шлепал по улицам неуклюжий долговязый Пол, потерянно бормоча под нос свое “Fuck my life”, и Вадик Дартаньянц молча курил, сидя на подоконнике и глядя в черноту, и неприкаянные отражения бродили по зазеркалью, как упыри по погосту, и кособокий Сашок в малиновом пиджаке, давясь и плача, глушил из горлышка украденную водку, и ваш покорный слуга, автор, сидел за машинкой и не знал, с чего начать этот рассказ, и Семкина соседка, рыжая ведьма, порхала по комнате, напевая тихонько под нос и чуть улыбаясь каким-то своим мыслям... И много еще всякого в мире творилось. Семка вроде и чувствовал все это, но только шло оно как-то мимо, не задевая и не обжигая. Да и в самом деле, нужно ли оно – копаться в себе и во времени, пытаясь понять, разобраться, на каком перекрестке разбежались твои дорожки с кем-то из тех, с кем ты когда-то смеялся или спорил чуть не до драки, с кем хлестал молча водку, зная, что говорить ничего и не нужно, с кем ты просыпался рядом, с кем гулял по ночам, с кем ты пил обжигающе крепкий чай или терпкий конопляный дым из папиросного мундштука... Что прожито – прожито, и нечего насиловать время. А то, что память свою никакой водкой не выжечь – так на то ведь они и старые раны, чтобы болеть... Но Семка вряд ли думал об этом. Он просто шел домой под дождем.
Что тут еще сказать? Разве что вот: на следующий вечер пришла к Семке из зеркала та самая его соседка, рыжая ведьма-невидимка. Пришла, да как-то неожиданно у него и осталась. Так с тех пор и живут. И когда у Семки звонит его зазеркальный телефон, трубку он не берет.
Вот, собственно, и все. Пожалуй, на утеху моралистам, можно добавить еще и кусочек морали. Такой, к примеру: если вы не отражаетесь в зеркале или не отбрасываете тень, вероятно, стоит задуматься, там ли вы находитесь, где нужно, и тем ли чем нужно занимаетесь. Теперь – точно все. Пока!