Але Чепурной – за парадоксАльность формулировок.
*
Ник привычно пробежал между стылыми лужами, рывком открыл незапертую дверь, поставил на пол сумку и щёлкнул выключателем. Свет был. Это хорошо: значит, провода не оборвало. Поёживаясь от холода, он выложил на стол пачку сухарей и четыре банки тушёнки, протопал к печке, кинул внутрь пару припасённых загодя щепок и, почиркав слегка отсыревшими спичками, подпалил. Вот теперь можно и расслабиться. Поэтому, уже не торопясь, он скинул сапоги, сбросил на пол куртку, стянул свитер и принялся колдовать над огнём. Тот горел слабо. Больше недовольно пыхтел, разбрасывал синеватые искры и, сердясь, немного подпрыгивал.
- Давай, давай, - подбодрил его Ник. - Не бойся. Тут воздуха полно; я ж дышу.
Словно услышав слова Ника, огонь тотчас успокоился, сжевал протянутую ему газету и весело потянулся сиреневыми лапками к стенкам своего жилища – ощупывая их и изучая. А молодой человек вновь залез в сапоги и, выйдя из вагончика, спустился по приступкам. Там, подле неказистого почтового ящика стояли два воткнутых в землю шеста. А между ними раскинулась паутина, в тенетах которой барахталась маленькая среброкрылая мушка.
- Ах, красавица! – не удержался Ник. Он даже зажмурился от восторга.
Порывшись в многочисленных наколенных карманах, молодой человек тут же выудил из одного пинцет, а из другого пузырёк из-под какого-то лекарства, а затем, почти не дыша, осторожно подхватил драгоценное прямокрылое и аккуратно поместил внутрь прозрачной склянки.
- Тут крышечка с дырками. Ты не бойся – не задохнёшься, - сказал он, обращаясь, очевидно, к мушке, и быстро направился обратно.
Но на самом пороге затормозил и, покачав головой, посмотрел вверх – в горы. Буря не унималась, а вчера не вершину ушёл один из «барсов» по кличке Скоба. Как он там? В посёлке только об этом и разговор. И в магазине и в кафе. Да ещё, вроде, Билл с дружками вознамерились спасэкспедицию учинить. А какие с них спасатели? Они ж на вершине последний раз лет десять назад были. Позамёрзнут, к чертям! Или под лавину… А и дьявол с ними, пусть идут! Если ума нет… «А я лучше мушкой займусь»,- подумал Ник.
И занялся. Но, фотографируя, сканируя и отцифровывая свою находку, Ник не переставал размышлять об ушедшем на вершину альпинисте, «проклятой погоде» и горе - спасателях. «Никто ничему не учится, - неспешно плыло в голове,- вот, скажем год назад - я тогда только приехал - две испанки вот так же…как Скоба. Три дня не было, а наверху невесть что. Все – в панику. Человек двадцать искали. Неделю. Четверо не вернулись. В трещину, кажется… А девчонок потом вертолёт со скалы снял. Целыми и невредимыми. Эх, никто и ничему… Грабли…».
Закончив работу, Ник, оставив «среброкрылую», досматривать эфирные сны, взял бинокль и выбрался из вагончика. На вершине бушевала метель. Целые гроздья снега, стаи, рои. Так что света белого не видать. «Идиоты! Нет, идиоты, и есть!»
Вернувшись, он набрал номер кафе.
- Марта, это я – Ники, - сказал он в трубку. - Там компания собиралась на поиски. Чарли, Билл, ещё кто-то…
- Они только что вышли, - ответила девушка.- Весёлые, идут как на праздник.
- А…спасибо.
Он отключил телефон, швырнул его на диван. Значит, вышли. Пять минут, и пройдут мимо. Придурки. А возьму – и не пущу! И пусть говорят, что слабак, что испугался с ними… Пусть, что хотят!
Порывшись в тумбочке, Ник извлёк свёрток, задумчиво развернул. Да, без револьвера не остановить. Сунув оружие за пояс, молодой человек вышел за дверь и встал на дороге, ведущей вверх. А из-за огромного валуна уже доносились возбуждённые голоса…
- Эй, поляк, отойди с тропы! Людям мешаешь,- услышал он.
- Что, не видишь? Мы наверх идём…
И правда, весёлые. Под пивом?
- Я не поляк. Я русский, - стараясь выглядеть спокойным, проговорил Ник.
- Да по мне, хоть китаец, - ухмыльнулся Чарли. Он подошёл ближе, всем видом показывая, что такая помеха, как Ник, его не остановит.- По-хорошему тебе говорю: срули в сторону.
- Да, отойди, очкарик, - вклинился в разговор Билл. - Не дури. Пока я тебя не отнёс…
Ник не двинулся. Только снял очки и, протерев их, положил в карман.
- Вам нельзя идти, - сказал он. - Вы что: не понимаете? Вы ж идёте на смерть. Там метель. А Скоба выберется сам. Без вас.
- Ты, придурок! – выкрикнул Чарли.- Если струсил – так и скажи! Но не все такие. Ещё и мужики остались. Пошёл вон! Или я…
Ник не позволил ему договорить. Он вытащил револьвер и нацелил его Чарли прямо в живот.
- Вы никуда не пойдёте, - тихо, но решительно произнёс он. – Я вас не пущу. Не пущу – и всё!.. Да посмотрите на себя! У вас армейские ботинки, тяжёлые куртки. И кислорода нет. А у Скобы самая лучшая снаряга, какая только бывает. И он уже второй раз на восхождении. Только в этом году. А вы… Это вы - придурки!
- Отойди, ботаник.- В голосе Билла почувствовалась угроза. Стало понятно, что он не отступит.
- Я не ботаник. Я – энтомолог. - Ник не отвёл взгляда.
- Энтомолог? Я тебе покажу сейчас энтомолога! Вали его, ребята! – закричал вдруг Чарли и кинулся на Ника.
А тот отскочил чуть назад и выстрелил. Три пули ударили Чарли под ноги, каменная крошка брызнула сухим злобным фонтаном.
- Ты, анумолог, совсем свихнулся?! – необычным для себя фальцетом воскликнул Билл.
- Совсем,- проговорил Ник.
- Знаешь, парень,- вдруг примирительно промолвил Чарли,- мы пойдём всё равно. Хочешь ты этого или нет. Так что лучше уберись к чёртовой бабушке. Время уходит.
- У вас нет кошек, нет кислорода.
- У нас есть верёвка, - словно оправдываясь, произнёс Джозеф.
- И палатка. И рация, - добавил Джек.
- Знаете что, я пойду с вами, - вдруг, неожиданно даже для самого себя, и очень быстро сказал Ник. Боясь испугаться и передумать. - Стойте здесь. Я мигом.
- Как знаешь, ботаник,- буркнул Чарли.- Дело твоё… Курим, парни.
Ник напялил свитер, куртку, сунул в карман шапку, натянул ботинки. После уложил в рюкзак бутылку газировки, сухари, тушёнку, мазь, фонарик, солнечные очки; в карман нож, спички, подумал, но… Но больше ничего и не было. Ни кошек, ни кислорода, ни «маячка». Револьвер, наоборот, выложил. Не нужен. «На верную смерть идём», - мелькнула гадкая мысль; заставила содрогнуться… Постояв ещё секунду - вышел.
- Пойдём, - коротко бросил он.
- Пойдём, - кивнул Чарли.
И галдящей, неуклюжей, беззаботной толпой они двинулись вверх.
Сперва, пока шагали по сыпухе, всё было отлично. Некоторые даже что-то напевали, Джек и Джозеф лениво переругивались – вспоминали вчерашний покер. Но вскоре, когда тропа резко полезла в гору, смех и гомон утихли, уступили место тяжкому прерывистому дыханью, а совсем скоро и сыпуха осталась позади. И тропа скрылась под лёд.
- Сделаем связку! - скомандовал Билл. Он остановился, утёр со лба пот.
Связались, дальше пошли гуськом. Билл впереди, Ник – замыкающим. «Три вдоха на шаг, три вдоха…»,- твердил он себе, но, всё равно, минут сорок спустя, навалилась усталость. Лёд под ногами всё чаще прятался в накидку из вязкого снега. А ещё через полчаса густые мохнатые хлопья повали с неба, неожиданно оказавшись сразу везде. Под башмаками, над головой, вокруг и повсюду. Целые хороводы, шеренги, частоколы. Сети и кружева. Конфетти и фейерверки. Обволакивая и ослепляя…
Ник достал из клапана рюкзака солнцезащитные очки, нацепил на нос. Стало чуть лучше. Но…дыханье сбивалось, и останавливаться приходилось всё чаще. И тут, когда показалось, что - всё, хуже некуда, налетел ветер. Он не дул, он бил наотмашь, выстреливал; словно смеясь над людьми, - внезапно исчезал, терялся, прятался, и тут же нападал вновь, пытаясь сбить с ног. Первым упал, шедший впереди Ника Джозеф, следом и сам Ник, а дальше пошло – поехало. «На верную смерть…»
И никто из них не заметил, что прямо над ними, тихо закряхтев, от стены отошёл тяжёлый, отливающий зеленью козырёк. Они – за истошными криками ветра – даже не услыхали…
Ник очнулся, взглянул на часы. Всего двадцать минут. Показалось – вечность. Живой. Пошевелил пальцами, повертел головой - кажется, ничего не сломал. Везёт! Но над ним темнела плотная масса снега. Из которого надо выбираться. Ладно, попробуем. И Ник пополз.
Откопаться у него, в общем-то, получилось сравнительно просто. Снег, на поверку, оказался не таким уж и плотным. Но что-то было не так… И почему-то ночь уже…
Переведя дух, молодой человек осторожно потянул за верёвку, надеясь, что она приведёт его к Джозефу. Однако - не привела. Трос был оборван.
**
…и запахи! Запахи! О, какие они там! Свежие, радостные, волнующие! Нежные и терпкие, манящие и пьянящие. Запахи счастья, ароматы чудес! Море пропитано солью и тайной; цветы и травы такие, что кружится голова; лес - дышит хвоей, палой листвой, земляникой. А краски!.. Разве можно их описать!.. Яркие, ликующие! Взять, хотя б, небо!.. О, оно всегда разное. По утрам - сапфировое, сочное, прозрачное; в полдень - умиротворённое, глубокое, с апельсиновыми подпалинами, с ленивыми облачками цвета ландыша; и тяжёлое, уставшее, прошитое рдяными нитями – на закате… Да и помимо неба…
Глаза открывать не хотелось (а как пахнет там кофе!), но - надо! Поэтому Лиза зажмурилась, набралась храбрости и проснулась. Так…что там со временем? Стрелки часов подползали к шести, а это означало, что день угасает, и – пора. Откинув одеяло, девушка скользнула к окну, отдёрнула шторы. Солнце, неуклюже кутаясь в пушистые водоросли лучей, изумрудным пятном покоилось на дне мутного зноя. Смятое покрывало небес слегка трепетало, пузырилось фонтанами копоти, а цилиндры червяков – небоскрёбов, в которых жили чужие, как всегда высовывали огненные языки и ловили ими пролетающих игуан.
Лиза потянулась, энергично прошлась по комнате, мотнула головой – отогнала сон. И присела к швейной машинке. Хочешь, не хочешь, но на жизнь… Хотя, какая это жизнь? Вот там!..
Нога привычно нажимала педаль, нитки бежали, струились. А вслед за ними струились Лизины мысли. Почему? Ну почему так? Вот и нитки такие тонкие, хрупкие? И хлеб всегда чёрств, и крошится? И у стульев вечно отваливаются ножки – не успеваешь прикручивать… Однако – она не заметила, что перестала работать – в последние месяцы… И как она раньше не сообразила? – что-то менялось. И солнце уже не такое злое, не кипит ядовитым бульоном, не жалит раскалёнными каплями, а меркнет и прячется в лиловый туман. И огромные мохнатые пауки смотали свои сети, и убрались из подъезда. И котлован перед домом стал не таким глубоким. И ступеньки не проваливаются…
Лиза встала, нахмурилась. И ещё она услышала чей-то разговор. Перед тем, как проснуться. Какой-то Ник, Чарли, Скоба… Может, они умерли и идут сюда? Но и прежде многие приходили. А она их не слышала… Вот, скажем, на прошлой неделе подселился к ним старичок – после инфаркта. И – что?.. Молча подселился, мыслями своими в голове не зудел…
Лиза вышла на кухню. Открыла кран, набрала чашку воды – ржавой, в радужных пятнах. Но пить не стала, а, пошарив в кармане, нащупала «счастливый пятак».
- Ник,- тихо позвала она.– Кто ты? Отзовись…
***
Он шёл крадучись, но мог бы и не стараться. Лабиринт был узок, тих и угрюм. Эхо молчало – не повторяло шагов. И не ночь это была, оказывается, а тёмный рукав пещеры. Откуда она взялась? Чёрт его знает! Был на горе, под снежным завалом, а вылез – и пещера!..
Ник остановился, вздохнул, поднял фонарь выше. Жёлтый луч послушно – пунктиром, – спотыкаясь об угловатые камни, метнулся вперёд и, чуть подрагивая, замер, разлившись по стене, за которой начиналась очередная развилка.
Он вспомнил: третья – значит, направо.
Сколько лет?.. Почти двадцать. С ума сойти… Вот здесь они тогда нашли эту звездочку. Бронзовую безделушку. А потом прошли вперёд. А там!..
Стоп! Откуда он это знает? Ник задумался, снова поводил размытым лучом по стенам. Коридор сузился, превратился в трубу; сквозь стены местами просачивалась вода. Где-то тут… А, вот!.. Он унял невольную дрожь, поставил фонарь на пол; присел. Вот она! Его звёздочка. Их звёздочка! Лежит, как ни в чём не бывало. Приросла к камню - словно корни пустила. Ник сдул с неё пыль, погладил.
И здесь лавина воспоминаний обрушилась на него, едва не сбив с ног. Он вскочил на ноги, схватился за голову. О, Господи! Это же пещера из его детства! Та самая. Пещера чудес. Где он когда-то взял за руку Лизу, и где они нашли волшебную звёздочку. Но как?!! Как он мог тут очутиться?
- Я, наверное, помер. Или лежу под завалом и брежу. Так как вместе с сугробом на меня упал камень и хватил по затылку…
Ник невесело усмехнулся, судорожно сглотнул, а его рука опять непроизвольно дотронулась до бронзового пентакля, испещрённого полустёртыми рунами. И тот вдруг отозвался, вздрогнул, налился тёплым оранжевым светом, и слегка повернулась по оси!
- О, чёрт! – вырвалось у Ника. Он даже отпрянул. Но пентаграмма вновь потемнела и притихла. - Изволили ее вы плохо начертить. И промежуток в уголку остался… - зловещим голосом продекламировал молодой человек, пытаясь сохранить присутствие духа, но всё же невольно освещая окружающий мрак. Однако никакого Мефистофеля за спиной он, конечно, не обнаружил, а потому поднялся с колен и упрямо сжал губы. А потом подхватил фонарь и двинулся дальше. Настолько быстро, насколько это позволяла бродящая вокруг тьма.
Выход из пещеры надвинулся неожиданно скоро. Сперва он превратился в широкое окно, а затем – одним махом - в распахнутые настежь ворота. Ник погасил фонарь, остановился, облокотился о стену. В висках стучало, ноги отказывались идти. Ведь там – в паре десятков шагов – начиналась сказка. И там - в далёком-предалёком детстве, не посмев пойти дальше, он безудержно рыдал, оплакивая умершую от кори соседскую девочку. Как же давно это было! Как давно он не вспоминал о ней! Да и не только о ней. Он забыл всё – и звёздочку, и пещеру, и детство. Пока жизнь гнала его вперёд - по закольцованной дороге между работой и домом, пока не выходила за рамки бессмысленного обыкновения, он не разу и ни о чём не вспомнил. Память начала точить камень его остывшего сердца лишь тогда, когда он покинул город. После того, как ушла жена. Когда он уже осел в краю «ангелов, роняющих снег со своих крыльев». И поселился в вагончике на склоне горы.
- Что ж ты растерялся? – внутренний голос вложил в этот вопрос столько сарказма и горечи, что Ника передёрнуло. И он, более без колебаний, шагнул вперёд.
И свет моментально угас. Будто кто-то выкрутил лампу. Вокруг, насколько хватало глаз, высились угольно-чёрные скалы. Закат пылал багровым огнём, а в небе стояла тусклая зелёная луна в ожерелье из жидких коричневых облаков и кайме лилово-лимонного гало.
- Сказка, говоришь? - Ник покачал головой. – Какая-то злая сказка тут получается… Фильм ужасов…
Жерло подземного хода вывело его на скалу. А под ним - до далёкого, изрезанного косым дождём горизонта - раскинулся странный, пугающий мир: изгибающиеся небоскрёбы и покосившиеся хибары, трубы и пирамиды, безжизненные поля и виадуки, уходящие в никуда. В бледном свете луны парили какие-то жуткие существа – помеси рыб и животных, багровые звёзды пульсировали, и время от времени ползали сизыми лучами по крышам домов, словно высматривая добычу.
- Или я совсем сбрендил или это путешествие к центру земли. - Слова Ника оторвались от его губ и, выстроившись клином, полетели по скучному небу. - Нет уж, я – назад…- откашлявшись, и понаблюдав за тем, как его фразу склевала на лету одна из химер, добавил он. И потихоньку попятился. Не заметив отполированный кварцевый жёлоб, предательски вынырнувший под правой ногой.
- А, мать! – крик вырвался непроизвольно. И он стремительно заскользил под откос,
безуспешно попытавшись ухватиться за перья засохшей травы…
…С девятого этажа…более не грешить…бесплатный сыр…жадность – фраера… Последнее, что он услышал перед тем, как влететь лбом в какую-то стенку был тихий женский голос:
- Ник, кто ты? Отзовись…
****
- Я – человек. Попал…не знаю куда… Кто это?
- Эй, ботаник, ты с кем это?
Тьфу ты! Кажется, Чарли.
Ник поморщился, с трудом разлепил тяжёлые веки. Грязная комната. Четыре стены, потолок. И все четверо его попутчиков тут. Он – пятый.
- Где мы?– голос прозвучал хрипло.
- Ты ж учёный – вот и скажи!- зловеще прошипел Джозеф.
- Я не знаю. Могу предположить, что все мы сдохли.
- На рай это не сильно смахивает, - скривился Джек.
- А может, ботаник прав,- сказал тут же Чарли.- Только это не рай, а совсем наоборот…- И скажи-ка нам, парень, какого ты разрезал верёвку?
Ник покачал головой.
- Она была оборвана. А вы тоже по пещере прошли?
- Ты нам тут мозги не вправляй! – неожиданно рявкнул Билл, отодвигая Чарли.- Какая пещера?!! Хотел бросить нас там подыхать? Мы – в трещину, а ты – домой?
Ник встал на ноги, потёр лоб. Шишка там вызревала конкретная.
- Да пошёл ты…- безразлично проронил он.
Но Билл уже завёлся.
- Нет, очкарик, живьём ты отсюда не выйдешь. Кончать тебя буду! Слышишь?
- Билли, ты что? – заорал в ужасе Джек.
Но Билл его не услышал.
- Он мне за всё ответит!- прохрипел он и выхватил из сапога нож.
«Прирежут! – пронеслось в голове у Ника,– Им, отмороженным, терять нечего».
Он не ждал помощи и не знал, что Лиза уже слетела с балкона и мчится над городом, рассекая воздух, пугая голубей и спящих над крышами сфинксов. Но она не могла поступить иначе. Её тянуло к нему магнитом. Как к чему-то близкому, своему, родному. Без чего невозможно жить. Как к тому, что было утеряно навсегда, но теперь, по чьей-то неведомой прихоти, вновь, сверкая, возникло из небытия. И в тот миг, когда Ник, окончательно сообразив, что Билли не шутит, отмахнулся рюкзаком и тотчас – с разворота – врезал ему правой в челюсть, она - разъярённой фурией - ворвалась внутрь. Ведь стены не могли её остановить. Потому что она проходила сквозь них.
- Что ещё за?.. – вопрос Джека застрял у него в горле. Резким коротким взглядом Лиза отбросила его в угол. Чарли замер; онемевший, парализованный. Джозеф испуганно отпрыгнул в сторону сам. Но Билл!..
- Ведьма! - страшно закричал он и, подскочив сзади, ударил Лизу ножом. Ник ахнул, но девушка лишь снисходительно оглянулась, брезгливо вытащила кинжал и, повертев в руках, швырнула на пол.
- Сложно убить мёртвого! – рассмеялась она. – Но – бежим!
Последние слова были обращены к Нику. Раздумывать было некогда. Он с готовностью схватил протянутую руку. И радостно улыбнувшись друг другу, они выбежали вон. Не заметив преград.
- Стой! – загремело тут в воздухе. А белесое извивающееся щупальце просвистело над их головами.
- Чужие! – воскликнула Лиза и, обняв Ника, бросилась в пропасть. Маленькие слюдяные крылышки, зазвенев за её спиной, мигом подняли девушку и Ника над горами, помчали прочь. Зашуршал вольный ветер в ушах, зарябили внизу красно-чёрные полосы. И пирамиды гор - серыми от сиянья луны пятнами - поплыли назад.
Призрак, издавая клокочущие звуки, мчался следом за ними. Огромный, бесформенный, жуткий. Он не мог пока догнать беглецов, но камнепады от его столкновений с горами, слышались всё ближе и ближе.
- Догонит?
- Чёрта с два! – воскликнула Лиза. И, схватив Ника в охапку, ввинтилась в щель между скалами, тут же круто взмывая вверх. Призрак зарычал, заметался, протиснулся дальше – туда, где расселина была меньше загромождена нависающими по её верху карнизами, и там, наконец, смог вырваться и продолжить погоню.
А до самой луны простиралась безбрежная пустота, и не виделось вокруг никакого укрытия. Однако выбор был сделан. И потому не оставалось ничего другого, как стремиться вперёд. А тут и с луной – к радости или к горю? - что-то случилось. Она побледнела, лимонные гало брызнули мерцающим серебром и, утратив связь со светилом, разлетелись по бокам. И Ник неожиданно понял: «Не луна это вовсе! Просто дыра в потолке». И в эту дыру, как в зеркало, любуясь своей красотой, смотрится весеннее утро.
Может, конечно, и зеркало это было, а может и дыра, но, скорее, напоминала прореха не что иное, как бутылочное горлышко. И в неё-то, удвоив скорость, словно обретя второе дыхание, вылетели Лиза и Ник.
А призрак попытался, завяз и рассеялся под лучами зари.
*****
Они сидели на берегу небольшой речки. Мутные воды её постепенно обретали прозрачность и покрывались стайками кувшинок, на каждой из которых важно восседал крошечный эльф.
- Я помню тебя, - прошептал Ник.– Тебе было семь, когда ты умерла. И я думал, что сойду с ума. Мне казалось, что я люблю тебя… А, может, и не казалось. Не знаю. Но…разве это – то, что мы сейчас вместе - возможно?
Лиза пригладила его растрепавшиеся волосы. Прислушалась к голосам эльфов, звенящих тоненькой квинтой.
- Мы вместе – значит, возможно. Я тоже помню тебя, Ника. И мне тоже казалось… У тебя был тогда большой красный мячик. Мы все тебе завидовали.
- Что это за место?
- Это страна off-line. Здесь живут те, кто умер. Взрослеют, работают… А когда приходит пора – уходят.
- Куда?
- К чужим… Каждому – по делам его…Или обратно. В ваш мир…
- Но ведь отсюда никто и никогда не возвращался.
- Глупости.– Она озорно сощурилась, отмахнулась.- Возвращаются многие, просто не помнят. А теперь всё будет по-другому. Всё изменится. И мир, в котором жила я. И тот, откуда пришёл ты.
- Откуда ты знаешь? – Он наклонился, вдохнул запах её волос.
- Тут никто и никогда ничего не ждал. Я сама давно не ждала. Отвыкла. Забыла: как это – ждать… А теперь – жду. И мне надо учиться этому заново.
- Днём я не помнил тебя, - тихо сказал Ник,- но ты приходила ко мне во снах.
Она кивнула. Ей тоже были памятны эти сны. Когда за высоким, во всю стену, окном - лес, спокойный и суровый; и стрельчатые сосны, и чуть блестящая от золотого песка тропинка до родника, и дальше – к морю. А там – на берегу - волны и радость… И рядом он - Ники.
- Я знаю, - ответила она. – Я знаю…
Взявшись за руки, они молча смотрели, как на стенах домов, на мусорных баках и шаткой пирамиде из грязных бетонных блоков расцветают белые пятипалые лилии. А в небе переливается и кружится в танце новое умытое солнце. Они чувствовали, что всё вокруг лёгкое, живое, светлое. Они слышали, что их сердца стучат в унисон; чувствовали, что их души сливаются воедино. И, когда понимание этого настигло их и наполнило до краёв, он крепко обнял её, и она доверчиво прильнула к нему, откликаясь, и зная, что это – навсегда. Потому что их миры – миллиарды лет противоположные, враждебные – так же, как и их души - смешивались, неудержимо стремились, текли навстречу друг другу.
Они видели: отныне менялось всё. Почему? Ник едва заметно пожал плечами… Возможно, именно он привёл в действие силы, заключённые в древней пентаграмме, вросшей в каменную толщу горы. А может, происходящее вдруг наскучило или надоело Ему. Если только не было давним Его планом, который Он наконец-то решил воплотить и навсегда поменять правила игры в этом театре, который сейчас стремительно менял декорации. В этом театре, где всем отныне уготованы новые, доселе не сыгранные роли. Которые ещё следует разучить…