ВНИМАНИЕ! В рассказе присутствует ненормативная лексика!
В Макондо, как всегда, идет дождь. Макондо со всех сторон окружено водой, и отступать некуда. Наступать, впрочем, тоже. Да и незачем. Не в том мы возрасте, чтобы изменение положения в пространстве что-нибудь кроме этого самого положения изменило. Вероятно, что-то еще есть впереди, и безусловно – позади. Вкушая портвейн, предвкушаешь завтрашнюю изжогу. Думаешь о последствиях. Взвешиваешь решения. Не забываешь про презерватив. Небритый тип, пялящийся по утрам из зеркала, уже давно действует на нервы. Сколько можно? Седеть уже начинает, а все такой же дурак.
Вернее, почти такой же, только более задроченный. Задрочили дурака на четыре кулака... Скажи спасибо, что остался при собственной дурости. Кто бы спорил, несладко нынче нам, дуракам, приходится, но посмотри на умников, с которыми еще каких-то лет пять назад так хорошо и весело было водку пьянствовать и безобразия хулиганить! Теперь тебя к ним, пожалуй, и халявой не заманишь... Как в старом анекдоте: “А по****еть?” – а не о чем. Ни тебе с ними, ни им с тобой. Нет, конечно, еще не все потеряно, поднапрячься немного – и сможешь с умным видом обсуждать содержимое чужих холодильников и кто кого каким раком поставил, но только надо оно тебе? Если не цепляет, то оставайся-ка ты лучше дураком.
Да, значит, возраст... Начинаешь ценить время и деньги, постоянно и бездарно то и другое проебывая. В неудачах своих видится уже не мрачный отблеск трагедии, а липкий налет тухлой безнадеги... впрочем, это всего лишь август. Ошметки лета, которого не было (к вопросу о проебанном времени). Пора подведения неких мифических итогов, пора психологического похмелья и морального суицида. Инвентаризация. За душой имеется... да, в общем-то, ничего особенного там не имеется, окромя потертых воспоминаний и судорожных попыток дать им плоть и кровь – ладно бы только в словах...
Вот черт! Может, все же попробовать отрешиться от этого осеннего мазохизма и достоевского кайфа чувствовать себя говном? Стать этаким твердокаменным оптимистом, непроходимым и непрошибаемым, искать и находить повод для радости в солнышке за окошком, в полете ласточки, в грохоте проходящего мимо товарняка, в ежедневном мутном телебреду, в хорошем стуле по утрам, в собственном дерьме, позоре и неудачах, наконец. Ушла девушка, не снеся твоего паскудного характера? Тем лучше: можешь нажраться на ночь луку, и ни одна сука тебе слова не скажет. Оказался у разбитого корыта? А на *** тебе, дураку, целое? В Макондо идет дождь? На то и август, полковник, на то и август...
Впрочем, такой девственный оптимизм сам же тут же и дефлорируешь с особым цинизмом, так что этот рецепт не катит, пожалуй. Вообще, в пору осенней депрессии особенно хороша сушеная конопля - она, по крайней мере, переводит твое вечное и самому надоевшее нытье в область тихой и светлой мировой скорби. Когда порываешься мыслить глобальными категориями, все выглядит как-то не настолько глупо и обидно. Философы, суки, это еще когда просекли, и наловчились, ушлые рыла, выдавать план собственного убежища от жены-плешепроедки, рахитичных капризных отпрысков, долгов, застарелой карманной чахотки и запущенного триппера за единственно верную модель мироздания (на геделевском уровне). Так вот, конопля – прикол из той же серии. Можешь протянуться на диване, вообразить из себя, допустим, нечто первобытное и лохматое, и тут же обнаружишь вокруг себя целую кучу проблем, столь прикольных в свете новизны. Засыпая и просыпаясь, ты будешь слушать ветер, все запахи и звуки, что он несет с собой, будешь смотреть в небо и знать, что оно готовит тебе, а с утра проследи, чтоб женщины запаковали огонь в мох и сырую глину, они, сам знаешь, пока под жопу не пнешь, не почешутся, а тебе потом ****ься и новый добывать, и учти, что стадо оленей забирает все круче к закату, и скоро с ними будет не по пути, так что завтра предстоит убить как минимум двух и закоптить мясо, а уж потом как-то умасливать оленьего бога – от холодного ветра и снега еще сматываться и сматываться; кстати, у твоего любимого копья наконечник уже задрочен к чертовой бабушке, оленя ты им еще завалишь, а вот от пещерного медведя, который идет позади на расстоянии всего одного дневного перехода, ты уже *** отобьешься, и значит, нужен новый, лучше всего, конечно, обсидиановый, но на кочевье приличный камень ты вряд ли отыщешь, а значит, его придется либо у кого-то выменивать, либо ****ить, и по счастью, есть у кого – небо говорит, скоро путь пересечется с другим племенем, у них обсидиана хоть жопой ешь, они его на хавку меняют, ну да ты их помнить должен – уже встречались один снег назад, тогда еще с ними чуть из-за мамонта не по****ились, только мамонт все равно съебался, учуял, видно, сучара, что это его задницу поделить не могут, а поскольку делить стало нечего, поперлись на ту полянку, ну, помнишь, там еще такие децельные грибочки зеленые растут, так вот, началось с этих грибочков такое всеобщее братство на три дня, что носороги шарахались, а ты тогда еще забрался на дерево и орал, что поимел священного барана...
На самом деле все это эмиграция. Эмигрируют все. Открываются визы в Интернет, в карьеру, в казачество, в уцененную толкиеновщину, в религию, в свое и чужое словоблудие на бумаге, в средневековые разборки бородатых викингов... Короче, куда угодно. Скоро все уедут, никого не останется. “Изя, когда будете улетать, не забудьте выключить в Шереметьево свет и закрыть двери”...
Стоп. С тем, куда едем (или куда катимся), все более-менее ясно, но вот откуда? Назвать реальностью базлающих под окном загероиненных гопничков, таракана, медитирующего среди картографических разводов на потолке, километровые очереди, выстраивающиеся чтобы чмокнуть чудотворную поделку краснозалупинских умельцев, глючно-расписных кришнаитов с гармошками и балалайками, с помпой пролетающие над страной гробы с неизвестно чьими костями, ветер, прочно и, вероятно, навсегда обосновавшийся в карманах, все эти адидасы, мерседесы, соросы и прочие тампаксы и памперсы – назвать все это реальностью у меня язык не поворачивается. Реален только Его Величество Август. Реален дождь, что-то выбивающий на стекле. И тоска.
Ну, допустим, тоска – состояние перманентное. На хорошую тоску всегда и мода и спрос. Как говорится, стеб приходит и уходит, а тоска – это нечто вечное, как похмелье. Шик и шарм века: каждое поколение норовит потеряться (спрятаться?), и ни в какую не хочет, чтобы его нашли. От предков шифруемся или от потомков – самим непонятно. Узнаем друг друга по тайным приметам: знанию наизусть мелодраматических баек дядюшки Хэма и политических анекдотов времен пятизвездочного, по стильному колечку в носу со свежим нумерком “Птюча”, по красному ирокезу, характерным обводам и хвостовому оперению, по матовому блеску суженных зрачков, ластам и волочащемуся позади парашюту... Узнав, распиваем пузырь или раздуваем косяк и расползаемся по своим астральным норкам. Мой глюк – моя крепость. И не спрашивай, по ком звонит колокол – все равно никто тебе ни *** не скажет.
Вообще-то мы изначально были совсем не такими. И ты когда-то грел руки о кружку с чаем на чьей-то кухне и сходу включался в разговор, и ты курил в гаражах свой первый косяк, воображая себя с гордостью заядлым наркоманом, и ты танцевал со своей девушкой ночью посреди пустой улицы, рвался утопиться под первым же трамваем, покупал водку с мотора – помнишь? – и сматывался от ментов, и ****ился с гопниками, и считал весь мир своими друзьями, а себя, по меньшей мере, гением, и проезд на трамвае без билета имел привкус акта гражданского неповиновения... Не жизнь, а сплошной “Майн кампф”. Воистину, “бог дал нам любовь, молодость и рок-н-ролл, но любовь физическую, молодость короткую, а рок-н-ролл мертвый”. Наши тогдашние девушки успели подурнеть и обабиться, да и у нас зубы уже не все. Хотелось бы верить, да, хотелось бы, но как? В одном божестве разуверились еще в детстве, теперь предлагается другое, но откуда нам знать – а вдруг и этот бог на поверку окажется плешивым сифилитиком с гнойной опухолью в мозгу? Мы многое склонны прощать советской власти, но только не то, что она закончилась, не спросив нас. При ней существование в облике квадратного колеса было в кайф, и танец с ней был взаимной любовью на поражение. Если тебя не читают (не чтут) даже друзья, по-любому прочитают в ГБ... Никто, конечно, не виноват, просто так уж срослось, что конец ее совпал с пониманием того, что мы были, да, в общем-то, и остаемся милыми ****оболами, никому особо не нужными и не интересными.
Итак, в кадре осень. Унылая постсоветсткая пора постпанка и постмодернизма. Вообще, в самой приставке “пост” присутствует нечто неаппетитное – нечто вроде шоколадки, которую уже однажды ели... Нет, наезжать не стоит: в конце концов, все вышеизложенное –голимый постмодернизм. И это еще не худший вариант. Вот так сидишь себе, строчишь некий опус, а потом появляется умный дядя из какого-нибудь буржуйского Голливуда и делает из него бабл-гам. В качестве сырья для этого годится все: старые калоши, японские городовые, ковбои пополам с наркотиками и спермой, восстание роботов-судомоек в марсианском Чайна-тауне, осенняя депрессия Буратино, грустно полирующего свой суковатый ***, бунт марионетки, безнадежно запутавшейся в собственных нитях , сонмы ангелов, одетых в кирзовые гондоны, накладные яйца Шварценеггера, сочинения головоногого негра-педераста с юга Чукотки... Все, чего душа ни пожелает, превращается в чутких и умелых руках в бабл-гам, который не пристанет к вашим вставным челюстям, он гарантирует вечное сверхустойчивое отсутствие вкуса и запаха, четко выверенные эмоции – нам даже подскажут, где именно следует смеяться. Жуйте без сахара – все равно в финале хорошие парни от****ят не очень хороших и совсем плохих и поженятся. Дорогу поколению жвачных! Все равно стопчут любого, стоящего на пути, не спрашивая о причинах...
Эк тебя растащило, парниша! Все б ему о судьбах поколений и прочей глобальщине... Падай-ка ты лучше спать, мудила несчастный. Пусть тебе приснится, что ты вылез наконец-то из жопы и сьебался на какой-нибудь там Юпитер с килограммом конопли в качестве специального корреспондента невзъебенно крутой газеты “Деловая колбаса”., весь такой с биноклем и в пробковом шлеме, передаешь сообщение из центра Красного Пятна: “Бля буду, вы такого не видели!”, а потом, подкрепившись коньяком, косяком, кофе и круассаном, идешь звонить из ближайшего автомата любимой девушке, и автоматы на Юпитере, как в старые времена работают от двушек, а если нет двушки, просто ебни трубкой, и без всякого напряга будешь сильным и великодушным, а заикаться, материться и нести всякую ***ню ты не будешь, и она простит все твои пьяные заебы и скажет, что приезжай скорее, я без тебя не могу... Апофеоз и всеобщее умиление. Вот, ****ь, говно-то какое, а?!
Да уж, после такого остается только подняться, побыстрее выплюнуть этот сраный бабл-гам, одеться, выскрести из карманов последние двадцать рублей – и вперед. Зонтик можешь не брать: это недалеко, и наливают там круглые сутки. Ты спустишься и войдешь, и слева там банчат хлебом, пряниками и прочими макаронами, а справа ты возьмешь 150 водки из отходов мебельного комбината и бутерброд с сыром, пахнущим потными носками. Приткнись в уголок, под рекламный плакат, сулящий тебе гоночную машину и длинноногую деву, при условии, что ты будешь хорошо себя вести и пить из пластиковой бутылочки какую-то зеленую поебень. Пей не спеша, наблюдай, как мир вокруг постепенно становится обжитым и уютным, как на рожах кожаного бычья проступает еле заметная печать человеческого, как девушки превращаются в загадочных красавиц, и каждая обещает незабываемые приключения на твою жопу... Возможно, ты срастешься с каким-нибудь алкашом-полуночником вроде тебя самого, и вы потреплетесь за какую-нибудь политику и за жизнь вообще, а потом возьмете еще по сотке и потреплетесь еще неизвестно за что, он стрельнет у тебя сигарету, и вы разбежитесь в полном уважении друг к другу, для чего-то обменявшись телефонами, по которым никогда не позвоните. Потом ты будешь курить, прячась от капель под бетонным козырьком подъезда, слушать нудный дождь и думать о том, что где-то за непрозрачными тучами скрывается Главный Юзер, и уже которую тысячу лет он шпилит сам с собой в какую-то навороченную стратегию, и все никак не может выиграть, а мы-то, дураки, ему молимся. Еще напоследок ты успеешь вообразить себя большой буквой “У” в страшной сказке, рассказанной на ночь тебе же и тобой же, но тут сигарета кончится, и ты скроешься в подъезде. Что делать, полковник, на то и август...