Вступительная статья к сборнику
«Тамбовский писатель-2009. 2. Проза»
(Тамбов: Изд-во Тамбовского отделения
Литфонда России, 2009. 506 с. 700 экз.)
О современной прозе Тамбовского края
Второй том антологии «Тамбовский писатель-2009» составили произведения четырнадцати прозаиков, членов Тамбовского отделения Союза писателей России. В последние годы пишущим прозу литераторам приходится сложнее, чем поэтам, так как местная периодическая печать все реже и реже предоставляет свои страницы даже для произведений малого формата. Правда, тамбовская проза регулярно появляется в журнале «Подъем» и на страницах «Тамбовского альманаха». Весьма активно издает произведения членов писательской организации Тамбовское отделение ОООП «Литературный фонд России». Можно сказать, ему и принадлежит львиная доля публикаций книг, созданных за последние пять лет нашими прозаиками-современниками.
Продолжает финансово поддерживать издание книжных новинок управление культуры и архивного дела Тамбовской области. Некоторым мастерам слова удается найти поддержку и у частных спонсоров. Так что палитра публикаций за последние пять лет весьма насыщенная и разножанровая.
Литературу часто называют «человековедением», и с этим вряд ли кто поспорит. Трудности возникают на пути определения критериев подхода к человеку, ведь они должны соответствовать все-таки требованиям настоящего искусства. Еще великий писатель Э. Хемингуэй сказал, что «нет на свете дела труднее, чем писать простую, честную прозу о человеке». В большинстве своем тамбовские писатели довольно успешно, хотя, бесспорно, и не без ошибок и срывов, преодолевают все сложности на пути к сердцу читателя.
Тамбовская проза по-хорошему традиционна. Прошли те времена, когда эпитет «традиционность» имел негативный смысл. Размышляя о художнике нашего времени, писатель Сергей Залыгин очень точно сказал: «Он чувствует современный стиль, — стиль творческий и повседневный, стиль всей окружающей его жизни. Он стремиться его уловить наиболее точно и выразить наиболее полно. В то же время он всегда находится во власти творческой традиции. Ему никогда и никуда не уйти от вполне конкретных художественных произведений, которые на века стали эталонами, которые учат его вечности искусства, вообще вечности и уже по одному этому — традиционны».
Анализируя многочисленные издания прозаиков последних лет, видишь осознанное честное стремление каждого не остаться в стороне от современного ритма эпохи. Но при этом писатели чутко улавливают опасность обеднения мира человеческих эмоций, нравственной сферы. Тем, кто пеняет, что, мол, само время якобы выдвигает на передний план «делового» человека, не обремененного излишней чувствительностью героя, они говорят «нет» и стараются доказать, что у человека есть все-таки надежная защита от превращения, как говорят критики, «в скромную шестеренку громадного механизма цивилизации». Она в исконных корнях нравственности, в традициях общества, в окружающей природе.
Именно под этим углом зрения я и стремилась рассматривать явления тамбовской литературной современности. Благо, это всегда интересно, потому что нынешние прозаики и старшего и среднего поколения имеют в основном ярко выраженную индивидуальность манеры письма. Не лишены их произведения и широты, многозначности, и серьезного социального звучания. По верному наблюдению критика Ю. Суровцева: «Для прозы наших дней вообще характерна переплетенность плоскостей, в которых находится та или иная из затрагиваемых художников проблем, такая крепкая переплетенность, что произведение уже не отнесешь к некой даже условно очерченной тематической разновидности». Такими являются в частности произведения прозаиков старшего поколения.
* * *
«Надо биться и биться, — подумалось решительно. — Главное, не мельтешить и быть таким же сильным и чистым, как вот этот родник! Сильным и чистым!..» Такими словами писатель Александр Акулинин завершает одно из главных в своем творчестве произведений — роман «Светла водица…» Для корифея тамбовской прозы слова «биться и не мельтешить» своеобразный жизненный девиз. Посвятив многие десятилетия литературе, Акулинин все эти годы старается сохранить родник своего творчества сильным и чистым. Писатель стремиться запечатлеть черты времени, ответить на его духовные запросы, идет своим неповторимым путем.
Чаще всего, обращаясь к тем темам, которые наиболее близки ему, знакомы — это послевоенная и сегодняшняя деревня, — он умеет быть исторически точным и достоверным. Его прозу, прежде всего, отличает доверительное отношение к живой жизни, способность видеть и изображать человека, маленького ли, взрослого ли, в его целостности, в богатстве реальных жизненных связей, в нравственной устойчивости. «В каждом произведении Акулинина, — пишет в книге ''Живой родник'' Владимир Башканков, — воедино слиты лирические и гражданские начала. Автор считает основой человеческого бытия доброту и этот взгляд, это понимание является краеугольным камнем всего творчества Акулинина. Через народную нравственность им познается действительность, раскрывается роль народа в истории общества, и роль отдельной личности в народном целом».
Все это присутствовало уже в первом произведении Акулинина «Поводырь». Объем повести невелик. Но на этих ста с небольшим страничках — выплеск впечатлений прерванного детства. Ведь Александр Акулинин принадлежит к поколению «детей войны». А их детство, как очень точно заметила И. Карева: «…По сути своей — экстремальная ситуация. Ее драматизм позволяет писателю глубоко и всесторонне раскрыть мир подростка. Оставаясь ребенком, со своими детскими забавами и проблемами, между тем он обладает чувством долга, проникается всеобщей ответственностью за исход сражения двух сил. Подросток имеет возможность самостоятельно решать важные для себя вопросы и способен отвечать не только за себя».
«Поводырь» очень емок. В нем Акулинин сконцентрировал самые разные аспекты жизни села в войну. Тут рядом и тяжелейший далеко не пафосный крестьянский труд и жестокие раны похоронок, раннее взросление и все-таки еще не ушедшая совсем детскость в побуждениях и поступках подростков. С первых же строк повести Акулинин задает настроение: «Когда июнь склонился к сенокосу, пришел с войны слепым Шуркин отец. И Шуркина жизнь остановилась, точно разгоряченный конь перед неожиданной преградой. Все отодвинулось: и шумные игры, и веселые купания в Лебяжьем озере».
Да, жизнь круто изменилась. Но что характерно для акулининской прозы, так это то, что она никогда не бывает чернушной. Наоборот, ей всегда присущ оптимизм, в ней прослеживается мысль, что в одиночку человеку с навалившейся бедой не справится, а вместе, объединившись, и выход можно найти, и невзгоды преодолеть. Очень показательна в «Поводыре» сцена встречи отца Шурки и убитой горем после похоронки тетки Веры. Разговор-соучастие помог обрести силы обоим: «Когда возвращались домой, отец не сутулился, не клонил головы. Шел прямо, не отворачивая лица от дождя, казался выше, солиднее, о чем-то напряженно думал. Шурка был уверен, что отец обдумывает что-то очень серьезное, важное».
Повесть Акулинина, как верно заметил писатель Н. Наседкин, «получилась щемящей, убедительной, жесткой потому, что написана кровью и слезами личных воспоминаний». Она прошла проверку временем не только на прочность и талант, которую с успехом выдержала, но и на глубину и силу социально-философской мысли, истинность понимания современной действительности. Черта будущего писателя — чутко и четко, до деталей, до мелочей, улавливать и запоминать все проявления окружающего мира, — проявилась в Акулинине с младых ногтей. Вот почему свои воспоминания он никогда бы не мог вместить в объем одного произведения. И они у Александра Михайловича вылились в целую вереницу замечательных рассказов.
Александр Акулинин работает в этом жанре много, плодотворно, успешно. Анализ рассказов, созданных писателем за десятилетия творчества, достойны отдельной серьезной литературоведческой работы. Ибо там есть над чем поразмышлять, что-то осмыслить, с чем-то поспорить. Интересно движение от его ранних рассказов к произведениям, обладающим всеми признаками творческой зрелости. Рассказ А. Акулинина «Праздник прощания с игрушками» по пронзительности изложения, боли за родную землю, родную деревню можно смело ставить в один ряд с распутинским шедевром «Прощание с Матерой».
Буквально в каждом абзаце Акулинин находит какую-то свою щемящую ноту, что невольно мурашки пробегают по спине даже у того, кто всю жизнь прожил в городе: «Земля подошла — вспучилась, согрелась. Самое время почесать боронкой, затем поворошить поглубже дорбачем и вновь уж ласково-ласково проехать боронкой. Потом уставшим шагом пройти огород из конца в конец босиком, чтоб почувствовать прохладное, налившееся силой для зарождения, тело земли. Прикинуть, где что посадить: и тут хочешь иль не хочешь, но вспомнишь прошлую осень, вызревшие овощи и, глядя на голую черную землицу, увидишь вдруг молоденький, пупырастый в иголочках огурчик — сочный, хрусткий. Непрошенно подкатит слюна и стоишь, улыбаешься, точно в прошлогодней золе золотую копейку нашел».
Язык писателя весьма выразителен, сочен, самобытен, многообразен. В произведениях и крупной, и малой формы немало не только философских иль грустных строк, но и полных юмора, лукавства. «Важно обратить внимание, — пишет ученый-литературовед Л. Полякова, — на некоторую особенность рассказов Акулинина. Собственно, они не столько рассказы, сколько повествовательные миниатюры, иногда почти целиком построенные на диалогической речи и оттого необычайно сценичные, драматургические. По своему пафосу, остроумию это скорее байки, цикл баек, объединенные между собой сквозными героями. Такое уточнение жанра принципиально важно, ибо миниатюра, байка требует от писателя таких усилий, которые не знакомы рассказчику».
Пишет ли Акулинин для взрослой аудитории или для детей, для которых создал несколько циклов рассказов и захватывающую историческую повесть «Крепость на Цне» (недаром отрывки из нее вошли в хрестоматию для девятого класса «Литературное краеведение»), он старается нигде не дать послабления, оттачивая свое слово. Мастерство прозаика, твердая жизненная позиция и духовная наполненность способствуют и постоянной востребованности его книг. «Краеугольным камнем творчества Акулинина, — пишет В. Башканков, — является стремление, как самого автора, так и героев его произведений, к осмыслению того, в чем состоит духовная основа человека… Герои в основном заняты поиском этих основ, размышлением над тем, что необходимо взять с собой из прошлого в настоящее и будущее; то самое главное, без чего человек может потерять, растворить без остатка в общем свое ''я''…»
* * *
Проза Ивана Елегечева по-сибирски основательна. Чувствуется в ней нутрянная мощь, еле сдерживаемая залихватская удаль, гулкая пружинистая сила: «Как урман, колеблемый, ветром, шумит, гудит, гыгылится, хохочет, рыдает, поет байга-жизнь. Вся тайга Нарымская собралась на Оби на четыре установленных еще в глубокой древности дня. Отпразднуют люди и разъедутся по своим дальним речкам, еганам и чворам до будущего года, до масленки. Но горе тому, кто, загулявшись, останется лишнее время». Образное, самобытное авторское видение присуще не только основанным на сибирской тематике «Байге», «Зиме», «Мангазее», «Див-корню», «Тунгусскому бору» и другим произведениям Елегечева, торжественным колоколом она звучит и в сочинениях тамбовской поры.
«Как хороша тамбовская осень! — носились в голове Державина подспудные мысли. — Как богата ты, сердцевинная земля России! Сердцевина России хлеб России. А хлеб — основа могущества государского. Без хлеба бессилен солдат, без хлеба не стреляют пушки. Дай мне волю, время, деньги, я соединил бы тебя, сердцевина, каналами и реками со всеми краями отечества моего: торгуй и процветай! Рожь твоя, мед твой, вощина твоя — лучшие во всем мире, пенька твоя, холсты твои, все плоды труда твоего потекли бы изобильными потоками на Балтику, в Понт Эвксинский — для мирового торга. Я провел бы дороги, я перестроил бы по новому чертежу губернский город. На месте убогих избушек и домов, и овинов, и гумен в середине города я воздвиг бы каменные дома и дворцы. Но не суждено мне, и это, видно, другие совершат со временем…»
Даже в осознании своего бессилия герой романа «Губернатор» величествен и патриотичен в замыслах и побуждениях, оптимистичен в надеждах на будущие поколения. В таких настроениях и сила прозы Елегечева. А еще в духе народном. «Вообще Елегечев щедро использует народное творчество, — пишет Л. Полякова. — Сновидения, легенды, анекдоты, прибаутки часто встречаются на его страницах… и это одна из особенностей повествовательной манеры писателя. Она помогает сохранить народный взгляд на события, дать им соответствующую оценку».
Московский прозаик Сергей Есин, говоря о романе «Губернатор», отмечал, что автор пишет со знанием истории, с любовью к своим героям. Впрочем, эти черты ни какая-то особенность данного сочинения. Если Елегечев работает в историческом жанре, то скрупулезно старается изучить документы исследуемой эпохи, а уж знания о жизни сибирской глубинки двадцатого века и вовсе почерпнуты из собственного опыта. Ведь корни Ивана Елегечева — сибирские. Они-то всегда и питают его прозу живительным творческим соком. Оттого и описан так сочно шумный веселый остяцкий праздник в романе «Байга», оттого так животрепещуща экологическая тема борьбы за драгоценный сибирский лес и чистые реки в «Тунгусском боре», «Золотом ожерелье», «Див-корне».
Но и тамбовский период писателя весьма обогатил его последующие сочинения. Сборник рассказов «В русском лесу», вышедший в 1981 году после пятилетнего проживания Елегечева на Тамбовщине, это уже эпическое осмысление бытия русского человека. «Его ''русский лес'', — пишет Л. Полякова, — это больше, чем лес, это русский народ». «Романы ''Губернатор'' и ''Голгофа'', драма ''Что есть истина'', трагикомедия ''Пушкин в Тамбове'' — все это истекло из прозрачных родников земли тамбовской, — убежден профессор Ю. Михеев. — И в этом нет ничего удивительного: в основе творчества каждого приметного писателя лежит его собственная биография. Но для подлинного художественного творчества этого мало.
Не краеведческий материал сам по себе делает талант Елегечева свежим и привлекательным, а умение найти в нем то, что интересно и важно не только тамбовскому жителю, но и всей России. Выйдя на такой уровень художественного мышления, Елегечев не теряется на общем литературном фоне. Остается самим собой. В этом ему помогает умелый выбор объекта, предмета художественного исследования. Он, как правило, берется за материал, до него никем не разработанный — становится его первооткрывателем: сибирская ссылка протопопа Аввакума («Зима»), позабытая всеми Мангазея («Мангазея»), совершенно новый ракурс «антоновской» темы («Голгофа»).
Роман-трагедия «Голгофа», по мнению многих профессиональных историков и литературоведов, одно из самых мощных произведений Ивана Елегечева. Давая высокую оценку прозе автора, некоторые все же не согласны с трактовкой выбранной темы. Это и понятно. «Антоновщина» еще не слишком далекий пласт нашей истории. Политические предпочтения читателей, несомненно, влияют на восприятие описываемых Елегечевым событий. Некоторых не устраивает полярное разведение сторон: злодеи-большевики и невинные жертвы. Кто-то не приемлет трактовку автора образа Антонова, как вождя крестьянского восстания, ибо видят в нем оголтелого бандита. Тема «антоновщины» действительно и сегодня остается весьма животрепещущей. К тому же она снова выводит читателя на философское осмысление взаимоотношений человека и власти.
Эти взаимоотношения, как очень верно заметил Ю. Михеев, «волновали Елегечева давно, но особенно остро обрисованы в романе-трагедии ''Голгофа''. Власть, стоящая над человеком, угнетающая человека, неприемлема, безоговорочно автором осуждается. Поэтому он в своих произведениях на стороне тех, кто против угнетающей власти: поддерживает Аввакума в его борьбе против воеводы Пашкова, на стороне Палицына против воеводы Кокорева, воюет на стороне Антонова против Воллка и других. Но противостояние власти предержащим, гражданская позиция сами по себе мало привлекают: у гражданской позиции должны быть прочные, надежные нравственные основы.
В своих рассуждениях о творческом труде Елегечев принципиально избегает слово писатель: слишком ответственным оно ему представляется. Писатель — это добрый и совестливый человек. Есть честный совестливый человек, есть и писатель. Нет — и писателя нет. Все это, однако, конкретно реализуется не в прямых авторских инвективах, а как положено, в художественных образах — в характере персонажей. Они-то и доносят авторскую мысль до читателей в своих поступках и действиях. С ними и связны наиболее крупные удачи писателя — с разнообразием и выразительностью человеческих и социальных типов.
* * *
Василия Кравченко по праву называют мастером остросюжетной новеллистики. Даже крупные произведения писателя выстроены как цикл ярких новелл, но со сквозным одним или несколькими персонажами. Пример тому вышедшая два года назад к юбилею Кравченко, ровеснику Тамбовской области, «Сага о заблудших». Сборник из десяти небольших обособленных произведений, в которых действует Павел Сидоренко, при полном прочтении воспринимается романом, в котором прослеживается жизнь героя, как говориться от «младых ногтей» до того момента, когда выходит его книга, наделавшая в провинциальном городке Лысогорске много шума.
«Сагу о заблудших» можно считать квинтэссенцией всего творчества Василия Кравченко, так как она вобрала весь наиболее существенный опыт писателя — от мальчишечьих впечатлений нелегкого детства: «Всякого пришлось пережить за это время. Еще не раз уходили мы из дома, скрываясь у добрых людей, брат со своими ровесниками где-то в поле, в овраге вырыли укрытие и уходили туда, когда немцы устраивали облавы для отправки рабочей силы в Германию. Маму забирали в тюрьму, но свой человек из управы помогал ей освободиться. Но мы ко всему притерпелись, невзгоды переживали легче, чем в первую зиму», — до перипетий в писательской среде Лысогорска второй половины прошлого века.
«Это было время, когда ''корочки'' (то есть твердый переплет удостоверения члена Союза писателей, диплома о высшем образовании, наконец — партийного билета члена компартии) решали все. Человек мог издать десяток книг, и были такие, но если он не состоял в Союзе писателей, его скромно именовали ''автором десяти книг''. Человек мог быть непревзойденного ума, но если он не имел диплома о высшем образовании, а всего лишь о среднем, его не ставили на ответственную должность, а брали посредственность с дипломом. То было время, когда бумажка превосходила человека».
Еще раз вместе с автором и героем читатель «Саги» проходит тернистым путем в поисках нравственных идеалов. Впрочем, и все творчество прозаика Кравченко можно соотнести с этой темой. Любопытно, что именно в год выхода сборника «Тамбовский писатель-2009» в свет, исполняется ровно пятьдесят лет, как на страницах «Тамбовской правды» был опубликован первый рассказ Василия Кравченко, с которого и началась профессиональная деятельность этого интереснейшего писателя.
Начинал вхождение в литературу Кравченко как писатель-«деревенщик». Его первые повести и рассказы «Хуторяне», «Лето в Озерках», «Время долгих ночей», «Полюшко-поле», «Шелковица», «Братья Карандеевы» и другие вобрали эпизоды из личной биографии, связанной с детством и юностью в деревне. Красной нитью в них проходит тема любви к родному краю, к трудовой, нелегкой, но интересной жизни селянина. Последующий сборник Василия Кравченко «Беспокойный человек» составили уже рассказы-портреты. «Думается, — пишет, анализируя эти произведения, Н. Наседкин, — именно с этой книги и начинается Кравченко-прозаик, каким знают его сегодняшние читатели: с его вниманием к отдельному человеку, к внутреннему миру личности, к судьбе простого обыкновенного смертного с его страстями, горестями, радостями, со всеми достоинствами и недостатками».
Постепенно главной и любимой темой Кравченко становится городская жизнь («Личное дело следователя Дудникова», «Без видимых причин», «Недоразумение», «Лицедеи» и так далее). Главные герои прозаика, хотя и с деревенскими корнями, давно перебрались в город. Причем, в основном персонажи Василия Кравченко действуют в Лысогорске, в котором без труда узнается наш родной Тамбов. Оттого так интересны, помимо лихо закрученных интриг, философских размышлений, колоритных персонажей, и разгадки ребусов, которыми полны произведения прозаика последней поры.
«К примеру, в ''Графском наследнике'' (как, впрочем, и в ''Саге о заблудших'', — М. М.) областной центр показан с такими подробностями, — пишет поэт и литературовед В. Дорожкина, — что не узнать его невозможно. Да автор и не пытается скрыть, что Лысогорск — это Тамбов: он хоть и ''зашифровывает'' имена и фамилии действующих лиц, но по тем метким характеристикам, которые он им дает, мы безошибочно узнаем руководителей города и области, местных миллионеров, которые, прикрываясь должностями и удостоверениями депутатов, преступным путем наживают себе капитал на развалинах перестройки».
Бесспорно, яркие, острые, жесткие характеристики людей и городские зарисовки запоминаются читателю своей образностью: «Два потока вертелись вокруг рынка: одни шли по часовой стрелке, другие против нее. Приходили сюда не только купить, и даже не столько, а просто поглазеть, полюбопытствовать, что же происходит в мире, ''позавидовать''. Где-то за кордоном шла иная жизнь, где все это, привезенное новоиспеченными дельцами, которые еще недавно назывались спекулянтами, было вчерашним днем и ничего не стоило, а здесь еще было в новинку, и нужно было платить бешенные деньги, которых при неостановимой инфляции, и на еду не хватало. Девчонки жадными глазами рассматривали каждую вещь и ради нее готовы были на все. Стриженные парни, еще не ставшие рэкетирами, катали во рту жвачку и нахально расталкивали толпу могучими плечами…».
«В. Кравченко в тамбовской нынешней литературе — писатель-проблемник, писатель-критик, писатель-публицист, — считает Н. Наседкин. — Он заостряет преднамеренно внимание на язвах нашей серой обыденности. У Кравченко вообще нет (в последних произведениях) чисто положительных, идеальных героев, и это выгодно выделяет его прозу в потоке сегодняшней литературы, зациклившейся на поисках ангелоподобных персонажей… Проза
В. Кравченко переполнена проблемами, недостатками, вывихами нашей шизофренической действительности… Писатель умеет создавать жесткие, трагичные, злободневные произведения…».
* * *
Многие из тамбовских прозаиков начинали путь в литературу со стихосложения. К таковым принадлежит и писатель из Котовска Виктор Герасин. Но, работая над стихами, Герасин уже начал пробовать писать прозу. Поэтому, когда увидела свет книга стихов «Один денек», в арсенале Виктора Ивановича было и несколько рассказов, два из которых опубликовал московский альманах «Истоки». «От стихов к прозе, — писал журналист И. Овсянников, — Герасин перешел под влиянием творчества Федора Абрамова, Василия Шукшина, Василия Быкова. Нет, он не стал их слепым последователем, подражателем, или, как говорят критики, эпигоном. Он нашел свое поле, которое по его признанию, расположено между Достоевским и Шукшиным. Соседство, как видим, привлекательное, но и обязывающее».
Интересен такой факт из жизни Виктора Герасина. Еще в самом начале его творческого пути — в 1980 году — очень точную характеристику его прозы дал московский критик Александр Антонов: «Он (Герасин) пишет о людях труда, об их радостях и горестях, о многом другом, что сумел увидеть. Он одаренный литератор, и наиболее значительная сторона его одаренности показывает, что автор умеет из самого, на первый взгляд, несущественного жизненного факта сделать художественное обобщение, поднять этот факт до события. И делает это не лобово, а тонко и глубоко, каждый раз заставляя задумываться над явлениями, возвращаться к прочитанному». Удивительна прозорливость критика! А ведь тогда еще не были написаны основные произведения Герасина, которые и составили ему впоследствии писательское имя.
«За два десятилетия творческой деятельности, — считал И. Овсянников, — Виктор Герасин обрел свой голос, свой стиль, накопил творческий опыт, стал без всякой иронии маститым и авторитетным литератором. Но не изменилась его авторская манера повествования. Она по-прежнему мягка, доверительна, лишена претензий Автор по натуре человек добрый, незлобливый, но не благостный. У него есть своя позиция, свой взгляд на действительность, и он умеет их отстаивать. Он пытается понять, что же случилось с Россией в последние годы, почему произошло ''снижение человечности в человеке''. Почему страна оказалась в таком униженном состоянии? Куда подевались кумиры-бессеребренники?»
Философское осмысление нравственных сторон обыденной жизни героев присутствует во всех произведениях Виктора Герасина, начиная с его первых рассказов и повестей. Показательны в этом плане сборники герасинской прозы, которые стали выходит одни за другим в восьмидесятые годы прошлого века: «Не помни зла», «Костер на снегу», «Час туда — час обратно», «Алена Большая». Высокую оценку прозе Виктора Герасина дал тогда писатель Сергей Залыгин: «Книга рассказов ''Час туда — час обратно'' включает в себя шестнадцать рассказов, имеющих разную тематику и разных героев. И тем не менее она — весьма цельное повествование о жизни средней полосы России в наши дни. Ни один рассказ нельзя не прочитать или изъять из книги: вместе с ним исчезнет существенная примета, какая-то яркая краска на полотне художника».
Нелегок путь героев прозы Герасина. Но персонажи многих рассказов привлекательны своей духовно целостностью, отношением к труду. Он для них, как и для прозаика, радостная необходимость, в нем они видят смысл жизни. Автор своими произведениями подвигает читателя к размышлению, к неравнодушию. Заветная мечта Виктора Герасина и цель — «помочь читателю стать хоть чуточку нравственно выше». В этом им помогают герои его прозы. Таков, к примеру, образ Алены Большой, одноименный рассказ о которой вошел в двухтомник Герасина «Нравы-норовы». Женщина, потерявшая на войне и мужа и сына, воспитала чужого ребенка. Полуграмотная крестьянка показана великой матерью, которая смогла заложить духовные основы в своего приемного сына. Будучи уже взрослым мужчиной он продолжает выстраивать свою жизнь по критериям, заложенным ею: «И теперь вот, хочешь верь, — говорит он своему собеседнику, — хочешь не верь, что мать моя Алена может прийти ко мне и спросить с меня, если я не по совести жить стану».
В двухтомное собрание сочинений Герасина вошли его лучшие произведения: повести «Моя вина», «Мост», рассказы «Изба с краю», «Волки», «Под грозой» и многие другие. «Автору, удается избегать монотонности и однообразия повествования, — пишет В. Дорожкина. — Он с любовью рассказывает о земляках, которых хорошо знает, потому что живет с ними рядом, оценивает их поступки, болеет за них душой. Чувствуется как дорога писателю каждая история, рассказанная в книге, как нравится ему язык сельчан. Он не придумывает специально колоритные фразы, не перенасыщает речь героев неологизмами. Язык героев — это язык самого автора».
Также органично вместе с персонажами Герасина входит в его повествование и природа тамбовского края. Ненавязчиво писатель старается открыть читателю всю ее прелесть, чистоту и богатство красок. «Солнышко совсем за лес свалилось, воздух отмяк, повлажнел, настоялся на травах, было по-особому тихо, мирно, легко. Будто на всем белом свете так вот ласково, парно, спокойно», — описывает состояние природы Герасин в рассказе «Волки». А вот то же место, но в другое время суток: «Лес оцепенел под прямым июльским солнцем. Молодые широколистные клены стояли понурясь, как невольники. Обвисли и ветви берез под тяжестью наполненных летними соками листьев. Замерли и дубы, и только природная упругость их сучьев не позволяла принимать утомленный вид».
Давая высокую оценку двадцатилетнему труду талантливого русского писателя, продолжателя лучших традиций отечественной литературы, Е. Голошумов написал: «Литературное творчество Виктора Ивановича представляет собой художественное осмысление человечности, смысла самой жизни. Самого бытия. Оно — его творчество, возвеличивает и защищает человеческое достоинство, зовет к добру и свету, к тому, чтобы люди, в каких бы неординарных обстоятельствах они не оказывались, как бы ни жестока была к ним жизнь, оставались людьми и поступками и делами своими совершенствовали тот мир, в котором живут. Проза Герасина привлекает именно этим, а не скандальностью, не ''элитарной'' заумью, не так называемой жестокостью…
Герои Виктора Ивановича люди обычные, не элитные. Но с четким пониманием человеческого достоинства и чести, со стремлением уйти от той бесчестной и жестокой жизни, которая их окружает».
* * *
Не умаляя достоинств художественной прозы писателя Николая Наседкина, все же решусь на утверждение, что его фундаментальный литературоведческий труд «Достоевский. Энциклопедия» на сегодня в творчестве писателя-исследователя — наивысшая планка. Данная энциклопедия, бесспорно, явление в российской литературе. Впрочем, переведенная и изданная уже и в других странах, книга, таким образом, стала достоянием мировой литературы.
Она имела немалый резонанс в литературных кругах. Автор получил достаточно много откликов на свою работу, как от критиков, так и от простых, но увлеченных творчеством гениального писателя читателей. Недаром свой труд Николай Наседкин посвятил «всем ''людям Достоевского''». И он нашел свою аудиторию. В прошлом году энциклопедия была удостоена внимания уже крупнейшего и весьма престижного московского издательства «Эксмо». Книга вышла в серии «Энциклопедии великих людей».
Взяв этот увесистый том в руки, поначалу можно подумать, что это, бесспорно, значительный, но наверняка слишком научный и «сухой» труд. Какими, кстати, нередко и бывают энциклопедии. Но работа Никола Наседкина на поверку оказывается необычайно увлекательной. Почти полторы тысячи статей энциклопедии изложены прекрасным языком, объективны и выдержанны. Автор, не полемизируя ни с какими точками зрения, больше опирается на высказывания, письма и работы самого Федора Михайловича и воспоминания людей, окружавших Достоевского. Все это придает повествованию документальный, но в то же время и доверительный характер.
Энциклопедия представлена как «путеводитель по необъятному миру Достоевского». И это действительно так. Ибо книга, которую составляют три раздела, охватывает и произведения писателя, его героев и то окружение, которое сопровождало Достоевского по жизни. Краткий биографический очерк изложен Николаем Наседкиным с предельной точностью, но достаточно занимательно, так что читается на одном дыхании. Автор энциклопедии не подходит формально и не излагает только краткое содержание сочинений писателя. Он старается раскрыть замысел, описать историю возникновения и основу сюжета, предлагает читателю различные мнения современников о произведении. В этом же разделе представлены все жанры, в которых работал Федор Михайлович.
Крайне интересен взгляд автора и на героев Достоевского. О некоторых персонажах писателя Наседкин дает достаточно пространные статьи, где можно проследить не только их путь и развитие внутри произведения, но и понять сущность, уяснить истоки и предтечи возникновения того или иного образа. Самый обширный, третий раздел энциклопедии — это, естественно, те личности, которые влияли на творчество и развитие писателя, окружали его при жизни. Читая эти статьи, зачастую являющиеся небольшими яркими рассказами-биографиями, понимаешь, какую скрупулезную и огромную предварительную работу провел Наседкин. Весь собранный, несомненно, обширнейший материал автор «просеял» сквозь личное редакторское сито. Оттого оставшиеся и весьма важные факты столь ярко характеризуют описываемого автором человека.
Надо отдать должное, выводить емкие, но весьма выразительные образы на страницы своих произведений Николаю Наседкину удавались уже с первых серьезных шагов в литературе. Его сочинения малой формы появлялись в коллективных сборниках и журналах «Наш современник», «Урал», «Подъем» и других. Первый же авторский сборник Наседкина «Осада» увидел свет в столичном издательстве «Голос» шестнадцать лет назад. Затем там же вышел сборник повестей «Криминал-шоу». Большой успех имел сборник рассказов «Наша прекрасная страшная жизнь» пятилетней давности, вышедший в Тамбове. Он выдержан в лучших традициях Эдгара По и О’Генри.
«Если попытаться определить своеобразие рассказов Николая Наседкина, то можно сказать, что он пишет в русле ''жесткой позы'' и зачастую, в ''фантастическо-реалистическом'' жанре, — считает прозаик Петр Алешкин. — Все рассказы сборника, как правило, с криминальным напряженным сюжетом, составляют как бы единый цикл, и в них действительно показаны и ''прекрасные'', и ''страшные'' стороны нашей сегодняшней жизни. Причем, события зачастую происходят не где-нибудь в Италии или Америке, — все это случилось и случается рядом с нами, в Москве или черноземном городе Баранове, так похожем на Тамбов».
Именно город Баранов (то есть Тамбов) стал в прозе Наседкина ареной действий его крупных произведений — романов «Алкаш», «Меня любит Джулия Робертс», «Люпофь». Как признают многие критики, Николай Наседкин стал даже первопроходцем, выведя на литературную арену новые жанры прозы: виртуальный роман и email-роман, а также вынеся в название слово «алкаш». Шуму все эти новшества наделали много. Но не только. И само содержание произведений вызвало полемику среди и писателей, и читателей страны, так как книги вышли в московских изданиях. Столь бурный резонанс явно говорит о большом таланте писателя, сумевшего-таки зацепить за живое читающую братию.
Пишут сейчас немало, но задеть могут лишь единичные произведения. В романе «Алкаш», как пишет журналист Виталий Гармаш, «читателю, конечно, ясно, что повествование в форме исповеди Неустроева, которую он передал автору для опубликования, — лишь художественный прием, взятый в основу создания романа. И один из главных мотивов использования такого приема — желание автора предельно откровенно и раскованно изложить свои взгляды, принципы видения жизни. Особенно убеждает в этом еще один — прямо скажу, интересный и любопытный прием, придуманный им.
Это ''Послесловие и комментарий'', занимающий шестую часть книги, то есть без малого сто страниц.
Роман в определенной мере автобиографичен. Мироощущение, миропонимание Неустроева не безразличны автору. Естественно, параллели сугубо условны, чисто художественны. И тем не менее… Здесь я подхожу к самой болевой точке произведения. Хотя в ремарке ''От автора'' и сказано, что все написанное — плод авторского воображения, а ''любые совпадения с действительностью — событий, дат, имен, фамилий и пр. — чистая случайность'', однако же, чрезмерная прозрачность многих фамилий, должностей, профессий и так далее говорит как раз об обратном…Уже название города, с которым связала его судьба — Баранов, о чем-то говорит. И настораживает.
Описание его внешнего вида, улиц, ритма жизни, характеристики обитателей, житейско-бытовые картинки нравов не оставляют сомнения в том, как относится Неустроев к городу и горожанам, которых с наслаждением именует он барановцами или барановичами, а сам город характеризует как ''странный, вздорный, дремучий, злобный, грязный''. Отношение это высокомерно-презрительное, барское этакое, покровительственно-пренебрежительное… Сразу скажу, что есть оценки и характеристики, бьющие, что называется, не в бровь, а в глаз: метко-злые, убийственные, раскрывающие сущность человека. В тонкой наблюдательности, умении одним или несколькими штрихами создать точный портрет автору не откажешь».
Если Гармаша равнодушным не оставили, а в чем-то и оттолкнули страницы связанные с легко узнаваемым тамбовским антуражем, то коловращение столичных событий, захлестнувших героя, оказались до боли знакомы московскому писателю, ныне живущему в Германии, Валерию Куклину и он пристально рассмотрел их в своем отклике на произведение. «Название романа Н. Наседкина, — пишет он, — и строй сюжета книги о таланте, отданном на откуп водке и проституткам от искусства, требует именно этого взгляда на ситуацию, которая обрисована в ''Алкаше'' с предельной честностью и отчетливостью. Ибо талант все-таки, если подходить к нему по большому счету, — это долг его носителя перед обществом, в котором он живет, а не способ добычи привилегий и денег».
Тема, поднятая в романе «Алкаш», до чрезвычайности остра. Но не меньшую боль общества — гибельную зависимость сильной половины человечества от сети Интернета — рассматривает Наседкин в двух других произведениях «Меня любит Джулия Робертс» и «Люпофь». Главные герои этих романов, по мнению прозаика и журналиста Н. Веселовской: «И любовь предпочитают ирреальную, поскольку, кроме обожания физиологических восторгов, ничего не могут дать любимой женщине. Фактически это чувство нужно им, чтобы уйти в некий иной мир. Любовь, как наркотик, любовь, как побег. Все равно куда, хоть в виртуальное измерение». Но, «если любовь стала самоцелью, самоутешением и вектор приложения духовных сил направлен не на объект, а опять же на себя, любимого, то она обречена».
Затронутая автором проблема столь современна и животрепещуща, что даже еще и не полностью осознается при первом прочтении, к примеру, романа «Люпофь». Потому что, как это ни парадоксально прозвучит, поначалу «мешает» то, что увлекаешься интригой сюжета, разворачивающимися событиями, и как-то тут не до философских осмыслений. Они приходят потом. Вдруг понимаешь: да-да, это как раз-то и не любовь, а шлепок об асфальт да со всего размаха. Недаром-то заменены буквы в этом слове и таким оно выведено в название романа. Крючок, зацепленный романом за сердце, еще даст о себе знать.
* * *
«Валерию Аршанскому удалось в жизни многое, — считает его коллега по перу Григорий Сельцер. — И, прежде всего, он сумел ''впрячь в одну телегу коня и трепетную лань''. ''Конь'' — это журналистика, а ''трепетная лань'' — писательская деятельность. Обычно, проявив себя на литературной стезе, люди из журналистики уходят. Мотивируя это тем, что она, мол, приучает к штампам, притупляет остроту восприятия жизни… Валерий Аршанский это опроверг, совместив в своем творчестве публицистику, литературную прозу и конкретную экономику».
Аршанский стал корреспондентом еще во время армейской службы. Уже тогда он чутко умел определять важность темы и, главное, заинтересовывать ею читателя. Вот это острое чутье на животрепещущие проблемы и образность их изложения в своих материалах пригодилось, когда Валерий Семенович несколько лет спустя решит посвятить себя журналистике. Профессионалом высоко класса он стал быстро. Недаром корреспондент «Мичуринской правды» Валерий Аршанский весьма скоро будет назначен заведующим отделом, а затем и заместителем редактора газеты. Как собственный корреспондент он сотрудничал с «Тамбовской правдой». Добротные статьи Аршанского сразу же обратили на себя внимание читателей. Их отмечали не только глубина разработки темы, но и живой литературный язык. Тогда же, вслед за очерками, репортажами, проблемными статьями, появились рассказы и повести.
Сначала они увидели свет на страницах газет, журнала «Подъем» и в коллективных сборниках. А с середины восьмидесятых прошлого века начали выходить отдельными книгами: «Дипломная практика», «Фольклорная экспедиция», «Встреча», «Откровение», «Горькая трава Марор» и так далее. «Главный герой в произведениях Аршанского — сам автор, — пишет прозаик З. Колесникова. — Последовательность его повестей и рассказов такова, что по мере их прочтения, одного за другим, все более понятным, — как человек — писатель — личность — становится автор. Его экзистенциальность органично-трагична, обособленно индивидуальна, в своем роде единственна… Я бы выделила для себя два направления: исповедальное («Дудочка», «Встреча», «Игра по переписке»), иронично-лиричное («Страшный лейтенант», «Белые крылья»).
Автор работает над рассказом или повестью, а получается лирическая поэма в прозе… Поэтичность этого («Дудочка») произведения в ненавязчиво грустной ноте, которой пронизан весь рассказ, в исповедальности героя, как бы со стороны себя видящего и с самим собой говорящего. Отсюда — усиливающаяся убедительность образа…
Повесть «Страшный лейтенант» по мере прочтения моего, в меня проникла, да там и осталась живостью языка, остроумием и острословием самого рассказчика и его героев. Здесь удачно наблюдается при всем при этом чувство меры. Юмор и шутки избежали банальности, тривиальных поворотов…
В рассказе «Игра по переписке» вроде бы ничего и не происходит. Так нет же! Динамичность сюжета во внутренней жизни героев, где каждый из них одинок и беззащитен перед бедой, предательством. Что объединяет автора и его героев в данном случае? Сострадательна, сопереживательная любовь, которой жива душа русского человека… Знанием: ты, и только ты — та самая душа. которая нужна, необходима другой душе… А без этого нет жизни!»
Произведения Валерия Аршанского порой настолько разнотемны, что озадачивают критиков: а один ли человек их писал? «Положительный ответ, — убеждена В. Дорожкина, — дают многие особенности: язык автора и его героев, публицистичность произведений, нисколько не снижающая их художественный уровень, а наоборот, подчеркивающая его высоту и высвечивающая гражданскую позицию писателя». Особенно сильна и выпукла она в романе «Живые помнят», повести «Встреча» и других, посвященных Великой Отечественной войне и освещению действий прислужников фашистов — украинских националистов. Автор, анализируя события, происходившие в Германии и Украине, дает точные оценки событиям и поступкам, рисует яркие характеры персонажей.
«И там, где местные жители не шли под ружье добровольно — загоняли силой, угрозами, нередко приводимыми в исполнение, пишет в повести ''Встреча'' Валерий Аршанский. — Одураченные, околпаченнные, запуганные, неграмотные сельские мужики и парни, спеленутые вязкой паутиной униатской церкви, знать не знали и знать не могли, что к середине войны верхушка западноукраинских националистов уже во всю была тесно связана с гиммлеровским абвером. А ''справедливые'' лозунги, которые, не жалея легких, выкрикивали перед ними, наймитами-боевкарями, главари банд, — лишь пустопорожняя болтовня, только для вида прикрывающая черные, постыдные дела негодяев. Да и откуда было взяться светлым святым идеям, когда вся идеология была густо замешана кровью и насилием?»
Читая подобные страницы произведений Аршанского, в свете современных украинских событий, с прискорбием понимаешь, как они вновь актуальны, неся четкое понимание истоков и осуждение зверств, творимых националистами. Но как по-настоящему талантливый автор Валерий Аршанский в своих сочинениях умеет быть не только жестким, но и печальным, добрым и веселым, оптимистичным и жизнеутверждающим. Это доказал и обширный сборник архивов, дневников, рассказов, очерков, эпизодов «Мозаика лет», выпущенный к 60-летию писателя.
«Каждая новая книга автора встречается читателями и критикой не просто доброжелательно. Она вызывает желание откликнуться на прочитанное, — убеждена В. Дорожкина, — потому что в произведениях Аршанского много такого, что близко и дорого человеку неравнодушному, каким является сам автор. Кажется, он ничего не выдумывает, а рассказывает о том, что пережил сам, его друзья, родные и близкие. Многим знакомо выражение: ''Каждый автор имеет право на вымысел''. Есть он и в повестях и рассказах Аршанского, и, тем не менее, читая их, веришь всему, что написано. Наверное, потому, что все события прошли через сердце писателя, а значит, и читателя они не могут не ''зацепить'', не взволновать».
* * *
Михаил Гришин — прозаик довольно успешный. Тамбовский читатель знает его и как интересного автора «малой прозы», и оригинального мастера детективного жанра. В его творческом багаже уже немало публикаций в печатных средствах массовой информации и несколько книг: сборник рассказов «Дождь, самогон и коробка конфет», повесть «Вкус мести» и роман «Паутина». Захватывающие фабулы произведений автор черпает из своей богатой на впечатления жизни, которая и сама сродни авантюрному остросюжетному роману. Михаил объездил почти всю Россию, бывал в исламских странах, жил в буддийском монастыре. Судьба его забрасывала даже на далекие сказочные острова Мальдивы, Цейлон. Будучи сам человеком неординарным, Михаил Гришин и своих героев наделяет непредсказуемостью. Оттого зачастую и истории, которые с ними приключаются, кажутся невероятными и захватывают читателя.
Правда, прежде, чем перейти к остросюжетной прозе, Михаил Гришин написал ряд рассказов, содержание которых представляют как бы выхваченный кусок нашего бытия со всеми плюсами и минусами русского менталитета к нему в придачу. «Оказывается, есть авторы, творящие не на потребу дня, а по велению сердца, — написал после выхода в свет сборника рассказов Михаила Гришина «Дождь, самогон и коробка конфет» журналист М. Жуков. — Центр внимания автора — маленький человек, с его такими же маленькими, но кажущимися для него гигантскими проблемами. А, в общем-то, это рядовая жизнь в ее обыденном проявлении. Такая знакомая каждому из нас. Гришин не судит своих героев.
Как тут не вспомнить Чехова или, скажем, того же Довлатова, которые никогда не навешивали ярлыки на своих персонажей. Автор, как бы со стороны, наблюдает за жизнью героев. Да, он, возможно, их осуждает, но не более того. Мы этого не замечаем. Персонажи рассказов Гришина как будто предоставлены сами себе. Они плывут по волнам житейских обстоятельств, автор не протягивает им своей руки равно, как и не топит их. Читатель сам все додумывает. Без Гришина… А рассказы читаются легко, без напряжения. Диалоги выстроены грамотно По-шукшински скупо и жестко. Ситуации в общем-то банальны. Это, на мой взгляд, и позволяет читателю видеть себя в зеркале гришинской прозы».
Одно из последних изданий Михаила — роман «Паутина». Название книги вкупе с картинкой на обложке, где зловещий паук в ожидании жертвы застыл на паутине, сквозь которую проглядываются очертания современного города, немедленно намекают на полный набор детективной экзотики. Скажу сразу — и интриг, и экзотики как московской, так и жарких стран в романе предостаточно.
Более того, фраза на обложке о том, что по книге готовится экранизация, намекает на тот язык, к которому прибегает автор, излагая происходящие в книге события. Текст весьма «кинематографичен». В меру лаконичный и образный, сочный, но без обширных описательных красивостей, стремительный, но постоянно подкидывающий читателю очередную загадку, поддерживая в нем, таким образом, жажду скорейшего прочтения, чтобы узнать тайну.
Как и положено хорошему детективу, разгадка будет самой неожиданной, Довольно шокирующей, что примиряет с наличием в романе несколько чрезмерного количества экстравертных героев. Будто их и не волнует вовсе свой собственный внутренний мир. Все устремления персонажей выплескиваются только в действия, только во внешний мир. Впрочем, и в этом есть свое преимущество, ибо так туже закручивается пружина интриги. Роман «Паутина» — действительно захватывающее произведение, местами беспощадное, откровенное, язвительное до шаржированности. Этот детектив обязательно хочется дочитать до конца, а не бросить на середине, разгадав все подводные течения, как это часто бывает со многими современными образцами криминального чтива.
Итак, что же являет собой этот загадочный роман? События начинают лихо закручиваться с первых же страниц, где описывается всем известная трагедия, случившаяся в День Победы в Каспийске. Именно в ее эпицентре и оказался один из главных героев книги. Эхо взрыва во время теракта на военном параде пронесется через весь роман и совершенно неожиданно столкнет «под занавес» две центральные фигуры повествования. Описание каспийской трагедии весьма натуралистично, но и являет нам автора как сильного прозаика: «Взволнованный до предела, бессмысленно метался по улице, разбрызгивая лужи крови, когда унесли последнего пострадавшего. Слегка успокоился, поравнявшись с женщиной во всем черном. Она стояла посреди площади. Раздувая побелевшие ноздри, Леха остановился, словно перед неожиданным препятствием. Как сквозь сон, он видел: набежавший с моря ветер косматил ее побелевшие в одно мгновение волосы. Она протягивала к небу руки, грозила ссохшимися кулачками, с ее губ срывались чудовищно страшные в своей правоте слова: ''Господи! Где ты был в тот момент?''»
В паутине интриг романа, по мере стремительно разворачивающихся на фоне современных столичных и провинциальных реалий событий, запутаются и главный герой, и персонажи, представляющие полный гламурный набор современности. Здесь М. Гришин довольно традиционен. Весь выведенный букет и без того «гнилых» субъектов приправлен описаниями еще и жестко-реалистичной криминальной обстановки, как в модельном, так и в шоу-бизнесе. Автор порой довольно беспощаден в показе неблаговидных поступков персонажей, что, впрочем, как раз и способствует тому, что читатель чуть ли не физиологически ощущает обволакивающую липкость паутины.
Водоворот событий, разворачивающихся в столице и на Мальдивских островах, всасывает в свою пучину не только персонажей книги, но и читателей. Увлекательный сюжет заставляет их поглощать страницу за страницей. Роман «Паутина», несмотря на некоторые излишества, все-таки достаточно добротно скроен. Можно предположить, что взявший его в руки читатель не без удовольствия доберется до последних страниц и будет ошеломлен неожиданным финалом. Все это закономерно породит интерес со стороны читающей публики к дальнейшему творчеству Михаила Гришина.
* * *
По сравнению с предыдущим автором, который только начал интенсивно осваивать жанр, Анатолий Косневич трудится на поприще детектива не одно десятилетие. Из-под его пера вышло немало остросюжетных рассказов. Впрочем, в творческом багаже писателя есть сборники «малой» прозы и иных жанров. Начинал путь в литературе Косневич с рассказов и повестей для детей. Первый сборник, увидевший свет, «У весны голубые крылья», как раз и посвящался теме становления характеров подростков. Но уже вторая книга «Портрет неизвестного со шпагой» был сборником детективов.
«В безбрежном мире детективной прозы книжка Косневича для нас — островок примечательный хотя бы уж тем, что на Тамбовщине этот автор как бы родоначальник жанра, — пишет журналист Н. Кулин. — Все четыре повести выдержанны именно в рамках канонического детектива: есть преступление, есть розыск, наконец — обнаружение преступника. Одним словом как в старой детской игре говориться ''Сыщик, ищи вора!''. И в эту игру А. Косневич играет увлеченно, пытаясь и читателя заинтриговать.
Автора, по прочтении всей книжки, интересуют, главным образом не герои, а процесс поиска преступника — так называемая ''погоня'', разгадка преступления и его обстоятельств. Детективу присущ счастливый конец. И в этом Косневич своих читателей не обманул. Не обманули в другом: напряжение повести постоянно, вплоть до развязки, возрастает, читается она с интересом.
У повестей Косневича не отнять внутреннего динамизма. Искусством сжимать до предела фабульную пружину он владеет неплохо. Кроме того, у этих повестей своя стилистика: в меру лирики, в меру легкой иронии. Серьезный элемент стилистики — некий романтический настрой положительных героев, о чем свидетельствует их настроение в краткие минуты досуга — тоже, кстати сказать, классическая традиция. Мне симпатична тяга автора к каноническому игровому детективу, нарочитый традиционализм, превращающий повести Косневича в некий сознательный экзерсис, игру в детектив».
Впоследствии Анатолий Косневич продолжил работу в жанре детектива. Им написано более сотни рассказов, которые распределились по циклам: «Расследует Скребнев», «Расследует Буров» и «Расследует Мячов». Все три героя прозаика занимаются одним делом — расследуют преступления. Но уж очень отличаются их методы ведения дел. Да и характеры персонажей весьма непохожи друг на друга. В это бесспорно заслуга автора, который стремится в своих циклах отразить всю палитру деятельности различных детективов. Зачастую Косневич преподносит похождения своих героев с долей иронии. Но даже выводя их неблаговидные поступки, старается уж совсем не очернять их образы. Ведь все равно они способны и на сочувствие и благородство.
Да и вообще, как считает журналист Виталий Гармаш: «Косневич умеет дать персонажу, а таковых в его рассказах не один десяток, краткую, запоминающуюся характеристику-портрет — почти фотографический. Еще привлекают внимание, а главное играют на действие, создают нужное настроение, ауру, фон удачные авторские описания, сравнения, метафоры. Детективные истории писателя практически всегда, за редким исключением, круто закручены, сюжетно увлекательны, интригующи». За почти тридцать лет работы в это жанре у Косневича вышли книги: «Как искали Шерлока Холмса», «Похищенная корона», «Смерть столичного человека», «Женщина в красном», «Тайна голландского натюрморта», «Билет до Парижа», «Расстрел Мата Хари» и другие.
Бесспорно, интересны и автобиографические рассказы Анатолия Косневича в сборнике «Опасное сходство». Прозаик описывает события своего военного детства и юношеского периода жизни, пришедшегося на нелегкие послевоенные годы. Не впадая в крайности, автор простым и ясным языком излагает детские переживания. Причем без всякой пафосности и назидания рассказывает о нравственном становлении личности на примере порой бытовых непритязательных ситуаций, в которые попадает большинство мальчишек.
Нередко писатель выступает и с рассказами житейскими (сборники «Сиреневый туман», «Пик Льва», «Вальс при свечах» и так далее). Называя такие рассказы «простыми», журналист В. Гармаш, например, имел ввиду не простоту сюжетов, хотя и это присутствует, а обычность, повседневность историй, из которых складывается человеческая жизнь. «Но увидеть за обыденностью судьбу, душу человека, нюансы и переливы душевных его переживаний, терзаний или же простоту, гармоничность бытия и раздумий, рассуждений — это дано не каждому. Во многих же рассказах Косневича за внешней простотой ситуаций и характеров скрываются совсем не простые судьбы людей, их неоднозначный внутренний мир. Ключевым с этой точки зрения видится рассказ ''Прикосновение к земле''. Его лейтмотив — человек должен всегда оставаться человеком — во все времена был актуальным, а в наше жесткое, слишком прагматичное время звучит особенно злободневно».
* * *
В литературу Владимир Селиверстов вошел тоже как «детективщик». Причем самые первые исследования автор посвятил специфике некоторых аспектов своей прямой профессиональной деятельности. Следователь, затем руководитель отделов внутренних дел, а ныне адвокат Селиверстов изложил их в двух изданиях, опубликованных под занавес прошлого века — «Защита по дорожно-транспортным преступлениям» и «Взятка: Коммерческий подкуп». Затем был рывок-интерес в сторону Владимира Высоцкого. Обратиться к творчеству и личности поэта и актера сподвигло восхищение Селиверстова гением Высоцкого: «Творчество его — психологическое лекарство. Наркотик, вызывающий только положительные воздействия и последствия. Транквилизатор, снимающий боль с души, придающий силы телу и воле».
Правда, небольшая книжка «Многоликий Высоцкий», еще не была по сути литературой, а скорее вхождением в нее. Недаром и сам автор назвал свой труд «размышлениями современника». А вот за ними последовали три десятка рассказов и две повести, написанные в детективном жанре. Они были опубликованы в двух выпусках Селиверстова «Тамбовский детектив». Уже на заре третьего тысячелетия поэт Игорь Лавленцев в отклике на эти книги назовет Владимира Селиверстова «одним из самых заметных на сегодня тамбовских литераторов. Селиверстов, как автор, безусловно, ангажирован, но ангажированность эта отнюдь не политическая. Достается в рыло и большевикам, и демократам, коих, впрочем, по незыблемому закону о единстве противоположностей следует считать и мужем и женой, и одной сатаной.
Ангажированность Селиверстова именно нравственная. Этические, моральные позиции, приписываемые герою повестей ''Смерть по-тамбовски'' и ''Ополченная ревность'' Алексею Ивановичу Селиванову, небесспорны, уязвимы во многих аспектах и даже рискованны. Но они же бескомпромиссно и полностью оправданы антиэтическим и супераморальным жизнеустройством сегодняшней России, они ожидаемы, желанны теми, кого принято называть простым народом…. Созвучие фамилий автора и героя явно не случайно. Автор книги Владимир Селиверстов — бывший полковник МВД… И смена погон на перо дало насытившую книгу ''гремучую смесь'' опыта ''ментовского'' зубра и некоторой неискушенности ''начинающего писателя''. Эта смесь способна преподнести читателю любого рода сюрпризы.
Удивительно грамотно выстроен ритм повествования. Кульминационная вспышка определенного этапа сменяется несколько монотонным философствованием ''за жизнь нашу скорбную''. Уж глаз, нет да нет, путает строку, ах уж этот ''рашен стайл''! Ан нет — новая интрига, словно хлыстом, подстегивает сюжет, меняя ход событий, как полет рикошетной пули под острым углом. Да и язык автора в большей своей части — живой, умный, не замызганный в литературной криминалистике… Селиверстов неординарен. Селиверстов азартен. Селиверстов интересен».
Нельзя не согласится с точными характеристиками Игоря Лавленцева, тем более, что жизнь подтвердила вынесенную им оценку литературному дару Селиверстова. Очень скоро он вырос в сильного прозаика. Но произошло это уже на почве исторических исследований. Владимир Селиверстов увлекся краеведческими изысканиями. И первым на этом пути стал роман «Гибель триумвирата» о судьбе и делах Владимира Лауница в период его губернаторства на Тамбовщине, опубликованный в журнале «Подъем». «Я рад, что в свое время порекомендовал Владимира Ивановича, — напишет тогда А. Акулинин. — Попасть литератору на страницы этого журнала не просто. Селиверстов сразу же ярко заявил о себе. Его можно принимать и не принимать. Но это личность, которая занимает свое место в литературе. Селиверстов застолбил за собой интересную тему».
Действительно застолбил. Далее последовали исторические исследования Селиверстова «Державин — правитель тамбовский», «Губернатор Миронов», «Тамбовский губернатор Безобразов». Автор намерен и далее продолжить эту серию художественно-документальных портретов тамбовских властителей. «Его Державин, — пишет В. Дорожкина, — несмотря на не чуждые ему человеческие слабости, представлен фигурой огромного масштаба — в литературной, в государственной деятельности и в личной жизни. Несколькими фразами — то авторскими, то размышлениями самого наместника, то отзывами о нем тех, кто его окружал, Владимир Селиверстов на протяжении всего повествования словно укрупняет образ Державина, добавляя к общеизвестным характеристикам новые».
Действительно, о Державине написано немало, но Владимиру Селиверстову удалось внести и свою ноту в образ и жизнеописание великого поэта и государственного деятеля. А вот о героях других произведений писателя Безобразове, Миронове и Лаунце мало известно даже не Тамбовщине. Селиверстов очень скрупулезно и много работает над архивными документами, поэтому-то его исторические исследования (так автор определяет свои произведения) — являются весомым вкладом в художественно-краеведческую литературу. Тем более, что проза Селиверстова отличается весьма оригинальным языком. Как отмечают и литературоведы, и рядовые читатели, в сочинениях Владимира Селиверстова есть нерв. Есть напряжение. Образы выписаны крупными мазками и не забываются. Автор пишет с азартом. И с азартом хочется читать его произведения.
* * *
Рассказы Валерия Кудрина воспринимаешь как нечто удивительно тонкое и трогательное. А ведь их сюжеты, и герои вполне обыденны. Они из нашей окружающей действительности, без каких-либо изысков и крутых наворотов. Что любопытно, небольшие по объему рассказы, хотя и читаются легко, тем не менее, не «проглатываются». Их стараешься вдумчиво осмысливать, ощущая каждое слово, каждую фразу. И вовсе не торопишься к финалу. Потому что помимо правды, есть в прозе Кудрина какая-то завораживающая чистота. Да и в большинстве своем образы его героев как-то по-особому притягательны. Встречаясь на страницах рассказов писателя с его персонажами, невольно радуешься: есть же, есть среди нас вот такие стоящие люди.
Вот приехал неожиданно с визитом к сыну отец («Мосток»). Сели за стол. И потянулся было сын за баяном, как отец, подняв голову от тарелки, спросил: «Коль, а у тебя молоток-гвозди есть?». И пояснил недоуменно взглянувшему сыну: «Шел я сейчас к вам с автобуса низом, через речку, по мостку, а он расхлябанный вконец, неустойчивый, доски ходуном ходят, а тут скользко еще, зима вон какая растепельная выдалась, того и гляди в воду ухнешь, и зацепиться не за что — перила в двух местах выломаны, прожилины болтаются. Закрепить бы их». От настырности отца сын взрывается: «А почему мы? Там вся деревня ходит, и что-то никто еще с молотком не суетился…». Но отец, не обращая внимания на раздражение сына, взял инструмент и ушел ремонтировать мосток.
Валерию Кудрину не надо выдумывать своих героев, он находит их в реальной жизни. Ведь писатель основную часть жизни проработал учителем и журналистом в глубинке, в Знаменском районе. Именно встречи с его жителями, их судьбы, характеры, взаимоотношения и обогатили жизненный опыт журналиста и прозаика. Примечательны, к примеру, образы женщин в рассказах «Дорогому сыночку» и «Нянька». Безусловно, это маленькие шедевры прозаика. На первый взгляд, Кудриным взяты довольно банальные жизненные эпизоды. Но писатель смог философский подтекст сюжета, без какого-то реального текстового моралитэ, поднять на такую высоту, что рассказы буквально сжимают сердце от волнения.
Весьма образны и картины природы Черноземья в кудринской прозе. Немало их в рассказе «Уроки преддипломной практики»: «А места были поистине изумительные. Сама деревня, с трех сторон охваченная подковой векового леса, стояла на высоком холме, словно стекающем в широкую луговину, замыкавшуюся вдали стеной хвойного бора. И все это — и луговина, и холм, и селение — было покрыто пушистым, девственно белым снегом, который рассекала одна-единственная наезженная дорога к дальнему бору».
Или же в рассказе «Кому нужны хорошие котята?»: «Солнце еще не показалось, оно горело пока за домами и садами поселка, розово высвечивая снизу застывшую на горизонте вытянутую продольно кисею облаков. А выше над головой простиралось чистое, наполненное мягкой голубизной небо. Тихо и безветренно было вокруг, только редкие звуки различались в этой тишине, и раздавались они отдельно и отчетливо, возникая будто поочередно. Вот в соседнем дворе хрипло прогорланил петух, где-то вдалеке взлаяла собака, простучал деловитый молоток…»
В общей сложности Валерием Кудриным написано не так уж много. Он долго и мучительно, по его словам, работает над текстами своих произведений. За три десятилетия в литературе увидели свет только три книги прозаика: «Отпуск в октябре», «Перед свиданием», «Крутой вариант». Некоторые рассказы и повесть «Проверка» были опубликованы в коллективных сборниках и газетах. И все. Но мал золотник, да дорог. «Кто-нибудь может удивиться: что же, В. Кудрин пишет идеально, у него нет недостатков в прозе, огрехов? — задается вопросом в очерке-портрете о писателе Н. Наседкин. — Да есть, конечно, есть к чему придраться… Только у меня не было не малейшего желания этого делать. Все его огрехи и просчеты — мелочь по сравнению с главным: он пишет настоящую, отличную прозу, и опубликовано еще так мало, что рано пока судить об общем и целом».
* * *
Первая книга Юрия Расстегаева «Большая прогулка» увидела свет, когда читающая публика уже знала его как прозаика, интересно работающего с «малой формой». Публиковаться Расстегаев стал еще будучи студеном энергетического института в Смоленске. Сотрудничал с областной газетой, а, вернувшись на Тамбовщину, привез с собой сборник стихов. Работая в Тамбове заводским инженером, Юрий, тем не менее, о литературе не забывал. Его материалы публиковали местные газеты, а потом в «Рассказ-газете» появилась маленькая книжечка.
Судьба Юрия Расстегаева оказалась неординарной. Из инженеров, перейдя на службу в милицию, он трудился и в районном отделе и в аппарате УВД, затем редактировал милицейскую газету. А потом подполковник Юрий Расстегаев был даже назначен первым командиром первого сводного отряда, отправившегося в Северную Осетию и Ингушетию. Этот боевой опыт впоследствии лег в основу ряда рассказов и романа «Зона ''ЧП''».
Выход книги «Большая прогулка» весьма тепло приветствовал Александр Акулинин: «На первый взгляд, она незамысловата по содержанию: ну, что тут такого — отобрал автор какие-то случаи из собственной жизни, да и изложил на бумаге… Вот в изложении и есть достоинство Расстегаева. Он не просто излагает, но сопереживает, ненавидит, клеймит зло. Он не равнодушен! Юрий находит свои тропки к душам людским — если эти люди близки ему по духу — и наказует достойно существа противные. Прочитав произведения Расстегаева, вдруг ловишь себя на желании: ''Еще почитать бы''.
Рассказы прозаика, в которых он опирался на собственный опыт, оказались действительно не просто литературными произведениями малого формата. Их отличало то, как верно подметил журналист Евгений Голошумов, «что написаны они были со знанием неспокойных милицейских будней, истоков тех кривых и корыстных путей-дорожек, которые избрали некоторые персонажи книги».
Рассказы, вошедшие в первый сборник Расстегаева весьма разнотемны. Да и стиль изложения порой полярно противоположный. От вещей явно ироничных, автор переходит к необычным, но реальным событиям. А завершается «Большая прогулка» по «малой» прозе Расстегаева и вовсе жестким «Осетинским дневником». Здесь-то мы и ощущаем пульсацию настоящего крепкого повествования: «Вереница машин с приближением комендантского часа редеет, а к 22 часам магистраль пустеет, шум движения затихает. Но тишина здесь обманчива. Непривычно режут ухо бессистемная пальба, взрывы гранат, трескотня автоматных очередей. В наиболее опасных районах, прилегающих к горным ущельям, ведут прицельный огонь снайперы. От такого выстрела спастись шансов мало — пуля, выпущенная из снайперской винтовки, редко проходит мимо цели, и на расстоянии полкилометра пробивает каску или бронежилет, как скорлупу грецкого ореха».
«Вспомнить поименно» — вторая книга Юрия Расстегаева, в которую вошло одиннадцать очерков о работниках милиции. Она раскрыла читателям его умение в небольшом материале дать весьма емкий портрет героя повествования.
Достоинством следующего сборника — «Во фронтовых делах не участвовал» — является лаконичность. «Она свидетельствует, — считает журналист Е. Голошумов, — о знании той ''милицейской доли'', о которой рассказывает автор. Отсутствие длиннот, литературных красивостей, сдержанность и, я бы сказал, скупость стиля, не помешали а, напротив, помогли воссоздать точные приметы тех времен и тех обстоятельств, в которых действуют и живут герои и персонажи книги.
Несколькими абзацами, а то и фразами автору удалось вылепить их словесные портреты, показать характеры. При всем этом книга увлекает, читается с неослабевающим интересом. В книге нет сюжетов, «закрученных», как штопор. Напротив, все они документальны (подлинные события, подлинные имена и фамилии действующих лиц, названия городов и районов). Но это не влияет на увлекательность чтения, не снижает интереса к нему».
Увидев среди привычного малого формата в сборнике «Террористы» одноименную повесть-быль, поклонники прозы Расстегаева, были явно приятно удивлены. Правда, обманку под названием «повесть-быль» прозаик тут же сам и раскрыл в утверждении, что «во многом в повести представлена фантазия и вымысел автора». Кураж, с которым Расстегаев повествует о духовном терроризме, встречающемся и на работе, и дома, юмор, переходящий в сарказм, — все говорит о большом потенциале автора, как сатирика. Так время показало, что амплитуда чувств в произведениях Юрия Расстегаева велика, и в дальнейшем от прозаика можно ждать немало интересных и неожиданных вещей. Выход книжки «Пасечные истории» в прошлом году лишь подтвердило эту мысль.
* * *
Сибирский характер писательницы Любови Асеевой сказался и на характере ее прозы, необычной, упругой, с удивительным тамошним языком. Впрочем, чувства, к примеру, сибирячки Настасьи («Настасьино счастье»), пожалуй, будут близки и жителю Черноземья, где волею судьбы в семидесятых годах оказалась сама
Л. Асеева: «Ей (Настасье) нравится идти одной посреди жаркой степи. Идти и думать… Небо над ней, широкая степь впереди, а в дали синий Салаир. Что захочет, то и делать будет, куда хочет — пойдет. Свободная. И показалось вдруг ей, что эти заливающиеся в кустах
и травах птахи, и воздух, и небо — все будто бы для нее создано, но и не для нее одной. И для хакасов-степняков, наверно, в толстых халатах, подпоясанных платками, которых она видела в Кряжине, и для цыган, что увели Бусую, и для бойцов в защитной форме, которых она провожала, — где они теперь?»
На страницах своих произведений «Настасьино счастье», «Под соснами вековыми», «Обь — река глубокая», «Глафира» и других Асеева открывает для нас, читателей, необъятный мир несравненной природы, своеобычных людей. «Любовь Асеева, — считает Н. Наседкин, — принадлежит к числу писателей, стремящихся создать и воссоздать в произведениях жизнь, в первую очередь, не через собственное “я”, а через анализ характеров и судеб окружающих людей».
За внешней простотой образов асеевских персонажей, ой, какой непростой внутренний мир. Каждое произведение писательницы — это психологическое исследование души человека. Тут, похоже, сказывается и философский склад ума, и философское образование Любови Асеевой. Она скрупулезно прорабатывает и характеры героев и события, в которые они втянуты. Оттого писательница может возвращаться к своим сочинениям, и спустя время, дорабатывать их.
«Эта требовательность к собственному творчеству, — пишет Н. Наседкин, — присуща Асеевой с первых шагов на литературном поприще. В свое время ей довелось быть участницей V Всесоюзного совещания молодых писателей. Участники его обсудили повесть Л. Асеевой «Урман» и высказали немало замечаний. И что же? О том, что разговор оказался поучительным для прозаика, говорит такой факт — уже следующая повесть — «Настасьино счастье» была, можно сказать, безоговорочно воспринята и читателями, и критиками, как явная удача автора. И недаром потом в выступлении на одном из пленумов Союза писателей РСФСР лауреат Государственной премии Г. Коновалов сказал о Л. Асеевой: ''Талант — чуткий на правду''».
* * *
За неполные десять лет творческий багаж Зинаиды Королевой пополнился пятнадцатью книгами. А началось все с хорошей приметы. Первую книгу Королева назвала «Пожелайте мне удачи». Это был сборник стихов, который получил положительные отзывы коллег по литературному объединению «Радуга», близких друзей и рядовых читателей. Вот их-то пожелания удачи автору, наверное, и помогли обрести литературные крылья Зинаиде Королевой. Да плюс талант и трудолюбие самой писательницы, которой судьба вовсе не готовила во всем только одни розы. Ох, сколько шипов припасли на ее нелегком пути проблемы со здоровьем. Но читатель никогда не догадается об этом, потому что главными героинями произведений Королевой являются доброта и участие.
«Литература, — писал Н. Некрасов, — не должна наклонятся в уровень с обществом в его темных или сомнительных явлениях. Во что бы то не стало, при каких бы обстоятельствах ни было, она не должна ни на шаг отступать от своей цели — возвысить общество до своего идеала — идеала добра, света, и истины». Зинаида Королева следует именно такому завету. Об этом можно судить и по многочисленным отзывам благодарных читателей.
К примеру, пропагандист творчества Королевой заведующая музеем в селе Рудовка Пичаевского района Н. Шевцова собирает все — печатные и письменные — отзывы о любимом прозаике.
Есть среди них и мнение корифея тамбовской литературы
В. Герасина: «У Королевой, можно сказать, не было ученической поры, она уже в первых публикациях заявила о себе как о состоявшемся литераторе, имеющем свой пристальный взгляд на окружающую реальность, свои стилевые особенности и образную структуру… Ее персонажи, события, явления просты и естественны. Как сама жизнь. И в то же время они притягательны своей правдивостью».
Надо отметить, что от стихов Зинаида Королева довольно быстро перешла к «малой» прозе. И начиная со второй книги, она с завидным постоянством выпускает один за другим сборники повестей и рассказов. Выразительны их названия: «Все будет хорошо», «Возрождение души», «Не очернить святое», «Свое солнышко найти» и другие. Именно они принесли Королевой литературное признание широкой аудитории. Например, учитель русского языка и литературы В. Таскина оставила такой отзыв в музейном журнале: «Давно не читала таких чистых, душевных книг. Кажется, сюжеты их просты, но как много в них вложено. Да, это вечное в жизни людей: доброта, надежда, верность, милосердие, внимание друг к другу. И все это в книге связано с именем Бога. Читаешь, и очищаешься душой от всего плохого, что есть в нашей жизни. Эти произведения заставляют нас задуматься: ''А так ли ты живешь? Как ты относишься к людям, помог ли кому?''»
Помимо художественной прозы Зинаида Королева выпустила в свет и краеведческий сборник «Рядовые войны великой», в котором рассказала о земляках, жителях села Дмитриевка Гавриловского района, прошедших через горнило страшной войны, добрым словом вспомнила солдатских вдов. Рассказы писательницы полны интересных и трогательных деталей, позволяющих сделать образы ее героев живыми и близкими.
Произведения Зинаиды Королевой увлекают сюжетом, который пересказывать, дело неблагодарное. Теряется главная интрига, итог которой часто непредсказуем читателем, но так желанен его сердцу. Да, да, для Королевой очень важен душевный комфорт, что обретают ее герои, пошедшие через страдания, сомнения, невзгоды, а вместе с ними и те, кто сопереживает происходящему в рассказах и повестях. И, может быть, разворачивающиеся захватывающие события порой и кажутся чуть сказочными, но именно такими их и желал бы видеть читатель, а писательница лишь их предугадала.
* * *
Свою судьбу Александр Зотов связал с армией, но и его позвала за собой литературная деятельность. Хотя писать он начал довольно поздно. Сегодня в арсенале прозаика публикация таких книг, как сборники рассказов «Белое танго», «Просто о жизни», «Роскошь», «О людях в погонах», и отдельным изданием вышла повесть «Батальон-2. Офицеры». Первые рассказы Зотова «Страсть», «Батальон», «Крапива», «Выстрел», «Санька» в девяностых годах увидели свет на страницах «Молодежной газеты», в изданиях «Литературный премьер-клуб» и «Наедине». Путь прозе к читателю проторила и библиотечка «Рассказ-газеты».
Хорошо зная жизнь военнослужащих, Александр Зотов и основную часть своих произведений посвящает судьбам коллег. Хотя немало внимания уделяет прозаик и взаимоотношениям мужчины и женщины. К примеру, они легли в основу повести «Белое танго». Описывая разворачивающиеся события, Зотов старался добиться эффекта художественности, чтобы читатель видел живых героев, сопереживал им. Ведь читателю не надо знать, сам ли автор испытывал подобные чувства, или пересказал историю знакомых, или художественно изложил, услышанный от друзей рассказ. Главное, чтобы, перелистывая страницу за страницей, он, воспринимал героев произведения персонажами реального мира.
Для Александра Зотова характерно, чтобы очерки, рассказы, постепенно складывающиеся в книгу, первоначально возникали как фрагменты встреч, впечатлений, мемуаров. Рассказ «Мы увидим рассвет», который вошел в одноименную книжку появился после встречи писателя с ветераном Великой Отечественной войны. Один из эпизодов фронтовой жизни нашего земляка и описал прозаик в своем произведении. Так рождались и многие рассказы из сборника «О людях в погонах». Герои Зотова — настоящие мужики, военнослужащие, прошедшие Афганистан, Чечню, добросовестно служившие во внутренних войсках офицеры.
Александр Зотов любит возвращаться к своим произведениям. Иногда в процессе совершенствования даже получаются новые произведения. Например, ранее написанный рассказ «Батальон», по желанию читателей прозаик продолжил и доработал, в результате появилась небольшая повесть, которую автор назвал «Батальон-2. Офицеры». Она повествует о мужестве наших воинов. У Зотова вообще в произведениях очень сильна именно патриотическая нота. В этом плане хорош рассказ «Санька», в котором автор доходчиво и очень тепло показывает преемственность поколений: от деда к внуку перешло восхищение военной профессией и желание посвятить ей жизнь. И сегодня Александр Зотов продолжает в своем творчестве любимую тему, трудясь над повестью о судьбе военнослужащего.
* * *
Современная практика отнюдь не бедна доказательствами широты художественных и духовных возможностей тамбовской прозы, о которой шла речь в этой статье. Жизнь, как говорят литературоведы, не месте не стоит и предъявляет к ней новые требования, в чем-то порой ее опережая. Но это процесс неизбежный и неотвратимый. И в этом заключены внутренние импульсы к дальнейшему движению.
Приятно, что в основной массе наши прозаики соответствуют критерию предназначения писателя, выведенному И. Тургеневым: «Точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни — есть высочайшее счастье для литератора, даже если эта истина не совпадает с его собственными симпатиями». Данная статья, ввиду определенных рамок, не претендует на всю полноту обзора творчества нынешних членов тамбовской писательской организации. Бесспорно, у каждого автора есть и свои недочеты и упущения, но это цель уже конкретных литературоведческих исследований.
Главное, что наша проза на пути к глубокому и многомерному изображению современника. Ей не откажешь в умении идти в ногу с веком, во внимании к переменам в сознании и в повседневной жизни людей, в чуткости к нравственной проблематике. Постижение жизненной и художественной правды во всем их объеме, правды о человеке как главном предмете литературы по-прежнему остается важнейшей целью тамбовских писателей.
_________________________
Маргарита МАТЮШИНА родилась в Тамбове. Окончила Тамбовский педагогический институт. Работала педагогом, художником, корреспондентом газет «Тамбовские известия», «Тамбовский курьер». Ныне корреспондент отдела культуры и искусства областной общественно-политической газеты «Тамбовская жизнь». Публиковалась в центральных газетах «Культура», «Газета №1», «Вперёд», журналах «Регион 68», «Страстной бульвар», «Работница», коллективных сборниках. Лауреат областной литературной премии им. В. Богданова «Светунец», областного конкурса «Тамбовская пресса», дважды лауреат Международного конкурса прессы «Золотой гонг». Член Союза журналистов России.