Добрым молодцам урок

      
   Я седой, что лунь. Можно покрутить пальцем возле виска: мол, чего же хотел в свои годы? Под восемьдесят уже… Так ведь поседел-то я под сорок!
   Ватажился я тогда с одной... Меня так зацапала, что не в силах был с ней расстаться! Куда бы ни пошел, чем бы ни занялся, с кем бы ни повстречался - она тут как тут...
Как жена относилась? Нет, она не ревновала. Только горестно вздыхала, качала печально головой, стыдила. И не раз, бывало, стращала:
   - Доведет она тебя, Костя, до могилы!
   И правда: слеп я был, не видел, до чего же она коварна. Не заметил, как и  получилось: становилась она  милее и милее.
   И что ж. Доватажился я с ней... С бутылочкой-то... Представьте себе... Сижу я на кровати, забился в самый угол, натянул на себя одеяло, только нос да глаза наружу... Притих, боюсь пошевелиться... В комнате, в моем собственном доме, сидят за столом и режутся в карты... черти! А на столе... На столе, в полной своей красе, моя початая бутылочка. Та самая, что я спрятал от жены в коморке. Вот бы, думаю, глотнуть разок - другой. Во рту-то пересохло, голова раскалывается.
   Мои сыновья, знаю, у бабушки в деревне. Но где жена Настенька?
   На кухне зашипел жир на сковороде. Я похолодел и влип в спинку кровати, когда вдруг в зал вошла полногрудая чертиха и, обращаясь ко мне, велела:
   -  Пошли со мной, жирненький, сдобненький.
   Я как завопил со страху! И с головой - под одеяло! Куда ещё?
   Слышу: тишина в доме. Высовываюсь из-под одеяла. И что же?  В комнате никого и темно, лишь половик освещен луной, подглядывающей в окно.
   -Чего орешь?! - доносится недовольный мужской голос из спальни. - Спи!
   И опять мурашки по всему телу... Кто там? Почему? Неужто незваные гости заночевали в доме? Да ещё кто-то из них с моей женой в постели! Я судорожно вздрагиваю, представив перепуганную Настеньку в объятиях беса...
   Решительно отбрасываю одеяло, встаю с кровати, но так неловко, что грохаюсь на пол.
Кто-то выходит из спальни. Щелкает выключатель.
   -  Ну что, очапался? - передо мной стоит Настенька. - Опять чертей по дому гоняешь?.. Не предлагали в этот раз выпить? Не отказался бы, наверное?..
   И пошло - поехало... Молча укладываюсь на кровать, отворачиваюсь к стенке.
   И вот однажды... Очухиваюсь и не пойму, где нахожусь: темень сплошная. Слева и справа нащупываю доски. И ноги упираются в доски. И за головой – доски. Вожу рукой над собой. И сверху – тоже доски.
   Неужели в гробу? Моментально трезвею. Ей  богу, похоронили! Изо всех сил пытаюсь откинуть крышку. И стону, и рычу, и кричу. Обливаюсь потом. По лицу - слезы. Зову на помощь. А кого? Кто меня услышит из-под двухметрового слоя земли?
   Слышу вдруг скрип... Дверь, что ли?.. Голоса... Мужицкие... Где-то совсем близко... Говорят про жаркий огонь, пересмаленое брюхо. Кто-то замечает: «А Митрофаныч притих. Вытащим? Пока сам выберется, и сковорода остынет».
   Лежу ни жив, ни мертв. Не черти ли рядом? Не в аду ли я? Шаги ко мне... Подходят... Откидывают крышку... И я зажмуриваюсь от направленного на меня яркого пучка света. Машу руками, защищаясь. И кого-то хватаю за мокрую морду, за рога! С криком подхватываюсь, перекидываю из гроба ногу и, не удержавшись, падаю. Поднимаюсь и вновь брякаюсь. Кто-то задевает меня ногой, и я хватаю его... за копыто! Шарахаюсь в сторону и ору безумно, будто меня уже посадили на сковороду и поджаривают.
   -  Чего тебя черти дерут? - слышу неожиданно голос жены. - А ну-ка перестань, а не то все село сбежится.
Настя! Настенька! – радостно зову  её в темноте. - Настюша, ты тут? А я где?
   -  Ах, изверг! Сейчас грабли возьму да по бокам!..
   -  Настенька, где я? Помоги! Помоги...
   -  Свинья корытная, тебе не водку пить, а помои хлебать. Не удивляй людей!
   - Не уходи! Не уходи! - кричу я, заслоняясь от направленного на меня света. - Кто здесь с тобой? Что им надо?
   -  Это же мы, Митрофаныч, - отзывается кто-то знакомый. - Не узнаешь, что ли? Настенька в дом ушла. Ты же у себя в сарае. Уже давно стемнело. Выходи во двор. Я посвечу...
   - А кто здесь?
   -  Да это мы, соседи твои... Никифор я... Узнаешь? - человек освещает фонариком свое лицо. - Мы свинью у вас закололи, просмолили да разделали... Хозяйка нас угостила. Выбирайся, а то мы домой уходим. Да и сковорода остынет. Там мы для тебя чарочку оставили.
   И смех, и грех... Оказывается, я завалился не куда – нибудь, а в коровью кормушку. Это свою буренку я цапал за рога да копыта. А тяжелую крышку специально накинули на кормушку, чтобы корова меня не беспокоила. Тряпок разных под меня и на меня понабросали, чтобы не простыл часом.
   И бранила же меня жена в тот вечер, на другой день, на последующий. А теперь только смеется, вспоминая. Ещё бы! Я ведь с тех пор не ватажусь с заманчивой сногсшибательной. Даже не верится, что когда-то дружил с ней намертво. Полюбить ее – ничего трудного, а вот отвязаться от нее - не каждому дано...