1.
- Что тебе снилось? – спросил он полушепотом, теребя ее распущенные локоны.
- Вишенка, – горестно вздохнула она.
- Вишенка?!
- Ну, да. Как будто я сижу в каком-то не то кафе, не то ресторане, вся из себя в вечернем платье, пью свой любимый коктейль с вишенкой на дне бокала. Допиваю, и хочу съесть эту вишенку, но никак не могу ее достать. И только потом понимаю, что вишенка – ненастоящая, она вмурована в дно. Такой облом, до сих пор плакать хочется.
- М-да-а… - задумчиво протянул он, привстал, дотянулся до двери купе и приоткрыл ее. – Машка, два чая, быстро! – рявкнул он неожиданно раскатисто, этаким «командирским» голосом.
- Сей момент, уже лечу! – долетело блеяние проводницы с другого конца вагона.
- Ты что, знаком с этой проводницей? – с подозрением спросила она.
- Первый раз с ней еду. А что, ревновать изволишь?
- Да нет, какая уж тут может быть ревность…Любопытно просто, и потом, если
симпатичных попутчиц не попадается, кто тебе мешает клеить проводниц?
- Фу, что за лексикон: «клеить»… И вообще, такого не бывает, чтобы мне не попадалось симпатичных попутчиц! Это же закон природы!
- И со всеми ты столь же безжалостно откровенен по утрам? Вплоть до цинизма?
- Да. Зато по-честному.
- Да кому на хрен нужна такая честность?! Люди хотят сказку! Вчера, когда ложилась с
тобой в постель, я ждала сказку.
- Ну, и?..
- Да, это была сказка. Но поутру они проснулись… и сказка кончилась. Осталась циничная честная правда.
- Ладно, будет сейчас тебе сказка, - пробормотал он, наблюдая, как проводница ставит на
столик два стакана чая в подстаканниках и торопливо удаляется.
Он сел на полке, потер руки, будто донельзя был чем-то доволен, затем сноровисто снял с окна замызганную занавеску, встряхнул, накрыл ей оба стакана. Она наблюдала за этими манипуляциями с нескрываемым интересом. Он потянулся, повернулся к ней:
- Хочешь, анекдот расскажу?
- Хочу.
- Знаешь, что говорят женщины разных национальностей своим мужчинам после ночи
любви? Американка: «О’кей, Боб, это было почти как День Независимости!». Немка: « Я, я, Гансхен, дас ист фантастиш, натюрлих!». Француженка: «Пьер, Жан, Патрис, все было шикарно, гран мерси, мальчики!». Русская: «Вася, спасибо, конечно, милый, но, не выпей ты вчерась две бутылки, было бы круче!». Украинка: «Ось це и усе?!!». Почему ты не смеешься?
- Потому что это не анекдот, а горькая правда жизни, – вздохнула она, поправляя одеяло.
- Ладно, а теперь смотри! – и он движением профессионального Дэвида Копперфилда сдернул занавеску со стаканов. Никакого чая в них уже не было: один полон густой темно-красной, почти черной жидкости, цвет второго напитка был немного светлее, на дне угадывались очертания вишенки. Он протянул ей вожделенный коктейль.
- Ой! А как это?!!
- А вот так, – совершенно серьезно объяснил он. – Просто так. Пей, не бойся, – и он пригубил из своего стакана.
- А ты что пьешь?
- Глинтвейн.
- У-у, круто. Я такого еще не видела. Ты, наверное, фокусник?
- Бери выше. Я – волшебник.
- А вчера говорил, что журналист. – Она изобразила гримаску капризничающего ребенка, он
не выдержал и рассмеялся.
- Одно другому не только не мешает, наоборот, помогает.
Она погрузилась в раздумья и коктейль, глядя в окно на убегающую назад бесконечную вереницу убогих огородиков с не менее унылыми хибарками, он не мешал ей, одеваясь.
- Ты куда? Уходишь?!
- Ну, сразу «уходишь»! Так легко ты от меня не избавишься. Курить иду. Ты же не выносишь табачный дым?
- Не выношу.
- Поэтому и приходится ползти в тамбур.
- А зубная щетка для чего?
- А угадай с трех раз.
- Ну, а одеваться-то зачем? Чтобы не шокировать старых дев из соседнего купе?
- Одеваться затем, что в тамбуре холодно. Сейчас зима, ты не забыла? – С этими словами он вышел, закрыв за собой дверь.
Она поставила недопитый коктейль на столик, обняла колени. Мысли упрямо лезли в голову, а как раз думать-то ей хотелось сейчас меньше всего.
Он курил в тамбуре, радуясь, что едет в респектабельной части поезда, где сплошные «СВ», и потому вероятность встречи с вечно пьяным быдлом исчезающе мала. Он думал о ней, удивляясь тому, что на сей раз, кажется, не так, как всегда, а что-то другое, глубже, что ли. И тут же с тоской думал, что, хотя, вроде бы, и глубже, а все равно закончится, как всегда, и нет конца и края этому «как всегда», и всегда было именно так…
- Я забыла, – обескураженно призналась она, когда он вернулся в купе.
- Что забыла?
- Я забыла, что сейчас зима. Представляешь? Крымская зима не считается, она почти зеленая и потому ненастоящая. То, что за окном – тоже не в счет: нас-то там нет… А вот то, что сейчас в Москве, со счетов уже так легко не сбросишь…
- Стоит ли об этом думать? – легкомысленно отмахнулся он, проворно раздеваясь и забираясь под одеяло.
- Знаешь, я допила коктейль.
- И что?
- И съела вишенку.
- Ну, и как?
- Почти как настоящая. Почти. Но что-то нереальное в ней все же было…
- Не думай об этом. – Он жадно поцеловал ее, она ответила…
- Что это?!! – спросила она, обретя, наконец, дар речи.
- Это Москва, - ответил он, застегивая «молнию» сумки.
- Как Москва? Почему здесь лето?!! Сколько же мы ехали?!! Полгода?
- Что-то около полутора суток, как и положено. Поезд уже остановился. Ты готова? Пошли.
Она вышла на перрон, с раскрытым от удивления ртом рассматривая окружающую действительность. Курский вокзал прямо-таки лучился чистотой и сверкал бесчисленными зеркальными стеклами, там и сям в кадках росли самые настоящие пальмы, в небе пролетела стая здоровенных розовых пеликанов. Вокруг неспешно прохаживались легко одетые люди, все с беспечными улыбками на лицах…
«Стою тут как дура в этой своей чебурашковой шубе, - с тоской подумала она, - а… а ведь это он опять наколдовал! Боже, как здорово! Настоящая сказка!». Она обернулась, чтобы выразить ему свой полный и безоговорочный восторг, сказать, что все ерунда, ведь вокруг такая сказка, а потом набраться храбрости и позвать с собой, в эту ужасную пустую квартиру… Рядом никого не было. Он не просматривался ни в одном конце полупустого перрона. «В вагоне спрятался!» - догадалась она, и тщательно обыскала весь вагон. Затем весь поезд…
«Да, это сказка. Потрясающая волшебная сказка, - думала она, бредя в направлении метро. – Но зачем мне эта сказка без тебя?». А вслух, то ли всхлипнув, то ли усмехнувшись, спросила:
- Ось це и усе?
Он поскользнулся на раскатанном мальчишками льду, с трудом удержал равновесие, выматерился, пошел дальше, лавируя между жизнерадостными желтыми куртками молодежи и унылыми серыми пальто старшего поколения. И думалось ему в этот момент о многом. Что все было великолепно, но кончилось именно так, как он и предсказывал, то есть как всегда. Что сейчас надо идти домой, а там… И что как минимум неделю придется провести дома, в этаком полусне, когда отказываешься воспринимать реальность, как реальность, и убеждаешь себя, что просто спишь и видишь затянувшийся не слишком приятный сон. Зато потом, наверное, будет новое задание, и новая дорога, и новые чудеса… И что чудеса чудесны сами по себе, вот только себе самому он так и не смог начудесить ничего серьезнее бутылки виски или стакана глинтвейна… А ведь так хочется наколдовать себе что-нибудь по большому счету! Счастливую семейную жизнь, например…
2.
Он долго и нудно препирался с администратором гостиницы. Тот дошел уже до того, что продемонстрировал все ведомости с заполненными паспортными данными. По этим документам выходило, что все номера в единственной гостинице этого разнесчастного населенного пункта прочно и надежно заняты, и надежды на нормальный ночлег нет никакой. Он же за сутки дороги настолько устал, что готов был до последнего биться за крышу над головой, лишь бы не ночевать на вокзале, в зале ожидания, среди бомжей и невесть каким ветром занесенных на этот край географии панков. Администратор, в конце концов, не выдержал и закрыл дверь перед его носом. Хе, он полагал, что победил. Но это была еще не победа. Так, - тайм-аут.
Он сел на стул напротив администраторского окошечка, и совершил акт вандализма: закурил прямо в вестибюле.
Подумав, усугубил вину употреблением чего-то явно горячительного из самопальной
плоской фляжки. Администратор грустно смотрел на него сквозь маленькую щелочку в шторах, и два противоречивых желания боролись в нем: сделать доброе дело и вызвать милицию. В конце концов, филантропическое начало возобладало.
- Гхм… Послушайте… Если вы прекратите нарушать общественный порядок, я, возможно, все-таки смогу вам помочь… - голос его был столь серьезен, что беспокойный визитер тотчас ему поверил, и, затушив окурок и спрятав флягу, подошел.
- Что вы имеете в виду?
- Понимаете… Говоря, что в этой гостинице нет ни одной свободной койки, я вам солгал. Одна все-таки есть. Но в этом номере есть еще одна койка, и она занята.
- Разумеется, женщиной?
- Да, в том-то и дело. К мужчине я бы вас подселил без лишних размышлений.
- Знаете, я едва на ногах держусь. Сегодня мне совершенно не до амурных похождений, а завтра днем я уеду отсюда. Все, что мне нужно - это кровать, чтобы на ней спать, в самом неиспорченном смысле этого слова.
- Хорошо… Вы меня убедили. Сейчас она там. Полагаю, уже легла спать, так что, если не будете шуметь, а встанете достаточно рано, можете вообще не пообщаться с вашей соседкой.
- Благодарю. Сколько я вам должен?
- Ровно столько, сколько стоит одноместный номер.
Он марш за маршем преодолевал широкую лестницу, сохранившую кое-где остатки плешивого ковра, и в голове колотилась одна лишь мысль, горькая и самооправдывающая одновременно: "от судьбы не убежишь".
Естественно, в темноте он за что-то зацепился ногой, и это "что-то" упало с оглушительным грохотом и звоном.
- Кто здесь?!
- Доброй ночи. Извините, что нашумел… Свободных мест нет, и меня подселили к вам.
- Вы с ума сошли?! Я женщина!
- Послушайте, я не сексуальный маньяк, а просто чертовски усталый путник. Вообще, все мои друзья считают меня наивным романтиком… Поверьте, я не опасен для вас! Все, что мне сейчас нужно – это несколько часов сна. Дайте мне возможность переночевать на свободной койке, и, ручаюсь, больше вы никогда меня не увидите.
- Да, ненавязчивый здесь, однако, сервис… Включите-ка свет.
Свет резанул ему по глазам. Ей тоже. Номер бы крайне невелик - едва больше купе в спальном вагоне. Две кровати, на одной закутанная в одеяло растрепанная брюнетка лет двадцати семи-тридцати. Вторая заправлена. Между кроватями - журнальный столик, на нем ополовиненная бутылка "Кока-колы", сотовый телефон, ноутбук, россыпь бумаг. И он, застывший у дверей с репортерской сумкой через плечо. В сумке - не меньшее количество бумаг, фотокамера, диктофон и такой же ноутбук.
- И что мне теперь с вами делать? - спросила она со вздохом. - Кстати, свет можете выключить.
- Дайте мне поспать, - повторил он, с неудовольствием замечая, что убедительности в голосе поубавилось. - Это все, что мне нужно.
- Ложитесь. Что уж поделать… Но администрация у меня утром попляшет… Такую дискотеку им устрою, мало не покажется…
Не дожидаясь повторного приглашения, он быстро разобрал кровать, разделся и лег.
- Как на улице?
- Дождь.
- Это я и сама слышу. Холодно?
- Да.
- Плохо. Придется завтра мерзнуть. Доверилась этому дурацкому метеоцентру, не взяла теплые вещи… Вы кто по профессии?
- Журналист.
- Хорошо, хоть не фокусник…
- Почему?
- Здесь сейчас проходит международный конгресс иллюзионистов. Вся гостиница битком набита кудесниками, магами и прочими волшебниками… Одна я, как дура - юрист. Вы на конгресс?
- Нет, по другим делам.
- Тогда неудивительно, что нас поселили вместе. Видимо, мы с вами - единственные нормальные люди в этом клоповнике.
- Что ж, приятно хоть иногда побыть просто нормальным человеком, - пробормотал он, изо всех сил стараясь немедленно уснуть. Получалось плохо. Вернее, совсем не получалось.
- Знаете что… Уж раз вы столь беспардонно вторглись в мой сон, вам теперь придется меня убаюкивать. Сама я теперь долго не смогу заснуть, а снотворное принимать нельзя - после этих таблеток я как мешком по голове стукнутая, а с утра мне нужна кристальная ясность мышления. Так что расскажите-ка мне сказку. Профессия у вас творческая, память должна быть хорошей. Прошу вас. Вы же не откажете разбуженной вами посреди ночи женщине, а?
- Сказку… А что, можно и сказку… - он сел на постели, взял с тумбочки стакан, критически осмотрел его и убрал в тумбочку. - Я вижу, вы тут курили. Прошу прощения, но мне это сейчас совершенно необходимо. Без сигареты и стакана хорошего глинтвейна сказочник из меня никудышный.
- Вступление впечатляет. А где вы в… ага, половине третьего собираетесь брать глинтвейн?
- В тумбочке, где же еще? - невозмутимо ответил он, действительно доставая из тумбочки стакан глинтвейна. Запах вина и гвоздики разлился по номеру…
- Жаль.
- Чего?
- Все-таки вы фокусник… Я-то надеялась, хоть вы в здравом уме…
- Все гораздо хуже. Я не фокусник. Я действительно журналист. И я волшебник.
- Я так и поняла… Где мой стакан?
- Вот он, пожалуйста. - Он извлек из тумбочки второй стакан.
- С ума сойти… Горячий глинтвейн… Что ж,славно. Но где же моя сказка?
- Пожалуйста. Сказка будет немного японской.
- Немного?
- Так, самую малость. Однажды Нобуро Тайо, владыка доброй половины острова Сикоку, объезжал владения в обществе Ямато, своего верного самурая. Нобуро Тайо славился крутым нравом и изрядным скопидомством. Но Ямато присягнул ему на верность, и обязан был повиноваться во всем ценою жизни. В одном из ущелий
они нашли родник. Нобуро Тайо слез с коня, преклонил колени, воздал кроткую
молитву и напился. Встал он в полном восхищении.
"Мой дорогой Ямато-сан! Клянусь Восходящим Солнцем, имя которого я ношу - никогда в жизни не пил я воды вкуснее! Последуй же моему примеру!"
Ямато повиновался, и тоже напился воды. Встал с колен он в таком же восторге.
"Мой господин, это и впрямь совершенно волшебный родник! Воистину,
Слезы красавиц
Налили чашу сию.
Сакура рядом…"
"Прошу тебя, верный мой Ямато, запомнить: я не хочу, чтобы отныне кто-то, кроме меня, пил из этого восхитительного источника. Подожди меня здесь, а мне нужно помыслить. Настроение какое-то… Поэтическое."
И Нобуро Тайо ушел, а Ямато остался сидеть возле источника, и печаль была в сердце его.
В то же самое время молодой самурай Козабуро, познав множественную горечь утрат – он
потерял все: семью, любимую, господина, оттого он сделался ронином, - шел, куда глаза глядят, в поисках человека, которому поклялся отомстить. Он шел уже много дней, и давно уже не ел и не пил, скитаясь по голым бесплодным горам. И вдруг Козабуро увидел родник, и человека, сидящего возле него.
"О незнакомец, приветствую тебя. Прошу тебя, позволь мне напиться из этого восхитительного родника!"
Ямато, как я уже говорил, был верным самураем.
"Я очень сожалею, - ответил он, - но я не могу позволить тебе это сделать. Этот родник принадлежит сиятельному господину Нобуро Тайо, и теперь даже я не имею права пить отсюда воду. Прости меня, путник, но тебе придется поискать другой источник".
"Но я в пути уже много дней, и слабость в членах моих. Не позволь же мне умереть от жажды!"
"Я поклялся жизнью своей быть верным Нобуро Тайо, и я умру, если нарушу его приказ, ибо нет хуже позора для чести, чем клятвопресупление".
"Что ж, - горестно вздохнул Козабуро, -
Жизнью младою
Смысла мне нет дорожить.
Ты выполнил долг".
Произнеся эти слова, он лег на землю и умер. Ямато увидел это, и отчаяние поселилось в сердце его.
"Какой долг стоит того, чтобы ни в чем передо мною или моим господином не повинный человек умер от жажды и безысходности?! - возопил он. - Воистину:
Флаги трепещут,
Танка слагает поэт,
А сёгун голый!
Нет чести служить бездушному господину!" - с этими словами Ямато выхватил нож и совершил обряд сеппуку, добровольно уйдя из жизни.
Нобуро Тайо, закончив свои тяжкие раздумья о том да о сем, вернулся к источнику. Увидев два мертвых тела, он все понял.
"Боги мои, что я наделал! Воистину,
Глупый тот сёгун,
Кто смотрит только в карман.
Забыв про закат."
И Нобуро Тайо последовал примеру своего верного самурая Ямато.
Тут и сказочке конец. Извини, грустновато получилось…
- Да нет, нормально… Сказка неплоха, достойны сожаления лишь два момента: судьба никогда не пишет стихов, и никогда не совершает харакири. Иначе жизнь была бы такой малиной…
- Да уж, - ухмыльнулся он, представив себе жизнь без судьбы. Своей, по крайней мере.
- Тот, кто считает тебя наивным романтиком, уж извини, - круглый дурак. Ты - прожженный циник. И сволочь. Спокойной ночи.
Он снова ухмыльнулся, допил остывший глинтвейн, лег, закрыл глаза. Он был уверен, что пройдет немного времени, и она придет. Нависнет над ним, полусонным, вся такая сказочно-загадочная в своей ночнушке - то ли фея, то ли привидение… И все получится как всегда. Он не хотел этого "как всегда", но оно всегда случалось помимо его воли….
Утром он проснулся, и с изумлением понял, что ничего не было. Вскочил, огляделся. Противоположная кровать идеально застелена, стол чист, шкаф пуст. На столе лежит лишь перевернутая пустой стороной вверх визитная карточка… Эх, значит, все как всегда. С отсрочкой исполнения, правда. Он перевернул карточку. Вторая сторона тоже была пустой. Он победно расхохотался, оделся, взял вещи и вышел.
- Как вам спалось? - спросил администратор, когда он сдавал ключи.
- Спасибо, превосходно, - счастливо улыбнулся он.
- Будете еще в наших краях?
- А у вас всегда такая ситуация с местами?
- Практически… Но для вас мы, конечно, что-нибудь придумаем.
- Я вернусь.
Он в последний раз улыбнулся администратору, поправил сумку на плече и вышел под дождь.
2000-2002