Накануне пасхальных торжеств, в один из тёплых апрельских дней, которые бывают так редки в наших краях, я приехал в соседний городок, затем чтобы провести все эти праздничные дни в обществе одной удивительной женщины, которая пленила меня своей естественностью, а главное красотой неувядающего цветка, живого и благоухающего. Она была одним из тех немногих цветков, которому природой было предназначено цвести долго и не терять свежих красок и аромата, несмотря на времена года. Сейчас, я сравнивал её, с раним подснежником, открывающим для меня завораживающий мир цветов и мысленно пролистывая наш роман, возможно, в заключение уже отождествлял её со спелой орхидеей, чьё созерцание поможет мне заполнить зимние холодные вечера. А потом всё повториться вновь… Каждый раз, когда я собирался к ней приехать меня беспокоили необъяснимые переживания. Может быть, они были вызваны тем чувством, которое время от времени возникало у меня при мыслях, что я открою для себя нечто новое и полезное, а может самим путешествием, которое, зачастую, бывает наполнено непредсказуемыми моментами. Так или иначе, я всегда думал о ней, чей образ манил меня загадочной улыбкой или бесхитростью фраз, которые как – то заговорчиво и маняще слетали с её уст. Когда я приезжал к ней, то погружался в небытиё, точнее сказать мы изолировались от внешнего мира и, забыв обо всём кроме себя, отдавались во власть нашей, жаждущей восполнения любви. Она всегда встречала меня. Одного её взгляда хватало для понимания – желания скорейшего уединения. По пути мы запасались напитками и съестным, чтобы потом без надобности не ходить повторно, чтобы чувство голода никак не могло бы нарушить наш любовный голод, нашу идиллию, предвкушения которой были не подстать даже самым бурным фантазиям. Каждая наша встреча, была неким этапом отношений, дарующим нам новые переживания и впечатления. Прежде чем попасть домой, мы совершали прогулку, а в этот раз она была особенно хороша. В этот предпасхальный день солнце улыбалось всему живому; казалось, что природа, наконец, проснулась от зимней спячки или воскресла вместе с Богом и принесла нам и земную и небесную благодать. Небольшой городок кипел от движения. Кто – то целенаправленно двигался по выбранному маршруту, а кто – то просто беспечно проводил время на улице, наслаждаясь солнечным днём. Горожане заполнили улицы: толпились возле лавок с продуктами и в магазинах, на вокзалах и остановках. Не слышно ещё было колокольного звона, как уже некоторые тянулись к церкви, заранее, словно стараясь не пропустить чуда; то были самые верующие люди, либо просто любопытные до всяких событий персоны. Некоторые спешили провести праздничные дни на природе, которая будто по велению Господню вознаградила смертных прекрасной погодой. Люди суетились в предвкушении праздника, смысл и значение которого быть может, до конца не осознавали, но захваченные красочными традициями, так или иначе, несли в себе дух Пасхи.
Солнце ласково припекало наши уставшие от мороза и холодных ветров лица; оно заставляло, нас жмуриться, чихать и вместе с этим чувствовать то тепло, которого нам не хватало зимой, которое исходило от самой природы и природы любящего человека. Мы были счастливы, что снова вместе, что после прошедшей недели, которая тянулась вечностью, можем обладать друг другом и, шагая по улицам ничуть не стесняясь прохожих, оказывали взаимные знаки обожания и любви. Освящённые солнцем мы шли и рассказывали новости, произошедшие с нами за последнюю неделю. Смеялись, на мгновения останавливаясь, размышляя, куда лучше направиться. Так ничего и, не придумав, шли дальше, наугад, движимые, лишь одним желанием быть вместе. Мы гуляли, просто гуляли, никуда не торопясь, не жалея о потраченном времени, вдыхали весенний воздух рождающейся новой любви. По правде говоря, мы не придавали большого значения этому религиозному празднику, не говорили о нём, праздником для нас являлись наши встречи, которые были без всякого сомнения выше официальных торжеств. Наши взгляды на жизнь были во многом схожи, хоть была разница в возрасте, мы относились к этому как к преломлению человеческих судеб и сквозь призму быстротечного времени ощущали себя истинными устроителями законов природы. Наши отношения не вписывались ни в рамки прошлых эталонов, ни в современные понятия; они были неким, вновь зародившимся явлением, которое пополняло и генерировало в себе всё то, что когда – то было связано с именем Любовь. О будущем мы думали мало, оно не заботило нас, только ожидание волновало сердце, так, будто оно отстукивало дни и часы до новой встречи. То, что было для нас будущим, сейчас являлось настоящим, а воспоминания о прошлом всегда вырисовывали нам будущее. И лишь придав этому крупицу нашей фантазии, мы были счастливы от того, что снова вместе.
Идя дорогой к дому, Валентина вспомнила про пирог, который обычно готовят для подобных торжеств. Если крашеные яйца были только визиткой Пасхи, то пирог или как его называли кулич, был главным её блюдом. На днях она заказала его в одном кафе или кулинарии, которое славилось своей выпечкой на всю округу. Почти добравшись до дома, мы свернули в сторону этого заведения общепита. Оно находилось в старом жилом доме, как многие магазины, кафе, аптеки, ателье и прочие точки сфер обслуживания и продажи. Внутри было много народу, стояла длинная очередь, едва не выходившая наружу. Все готовились к празднику, покупали дешёвую выпечку и здесь же при желании ( это касалось, по большей части мужчин ) пропускали нужные для организма граммы водки или портвейна. Кто – то из выпивших мужиков старался пролезть без очереди и у некоторых это получалось. Но их не ругали и даже старались не замечать, словно помня заповеди Христа в канун его воскресения. В этом душном и неухоженном помещении пахло свежей выпечкой и парами алкоголя – то были настоящие признаки праздника бедных людей, таких же, как мы стоявших в очереди за своим божьим куличом. Пока очередь двигалась, я рассматривал окружающих нас людей и интерьер, мне всегда нравилось заниматься подобным занятием, если я попадал куда – то в первый раз. Всё здесь было как встарь, словно не было тех двадцати лет, когда последний раз ремонтировали это помещение. Облупившийся и пожелтевший потолок с металлическими люстрами без плафонов свисал над разбитым полом с въевшейся за многие годы грязью. Стены были многократно перекрашены, но небрежно, на скорую руку, будто мастер следовал известной русской поговорке. Сквозь пыльные стёкла, которые держали полуветхие рамы, проникал божий свет, первым делом освещая лица трёх человек стоявших у самого окна. Я не сразу заметил этих людей; окно находилось на противоположной стороне от кассы. Лишь когда наша очередь встала напротив окна, я внимательно рассмотрел типажи, стоявшие особняком от толпы. Они стояли плотно, прижавшись, друг к другу, как три карты в руках игрока, первая и правая из которых всегда полностью открыта. Стояли они в пол оборота, сконцентрировав свой взгляд на людей, покупающих еду. Первый из них, что находился ближе к дальней от кассы витрине, был без ног. Вместо ног у него были колёса со спицами, в которые он как – будто от испуга схватился мёртвой хваткой. Парень этот слегка покачивался в коляске, словно боясь упасть с неё на грязный каменный пол. Этот человеческий обрубок, кусок не нужного никому мяса, поправлял стоящий за ним другой, хотя, на первый взгляд не ярко выраженный инвалид. Я понял это только по его крошечной голове, совершенно, никаким разумом несоизмеримой с его пропорциями тела. Его чёрные, смоляные глазки возбуждённо пробегали по очереди, от начала и до её конца; возможно, они искали доброе лицо, способное откликнуться на их немые просьбы. За ним стоял маленький человечек – неполноценное творение матушки природы, божье создание с длинными волосами с лицом непонятного пола. Он как бы искал защиты, и при пристальном взгляде на него, прятался за спину своего высокого товарища. Эти люди были молоды, по крайней мере, они казались такими. Их три, еле подвижные фигуры, не общались друг с другом, стояли чуть в стороне от остальных, как будто понимая, что принадлежали к неполноценной и презираемой группе, как в одной из стран к касте неприкасаемых. Им не были свойственны переживания сильных мира сего, их проблемы и заботы. Желания их были столь ничтожны, что находясь в этом месте, каждый из нас мог бы быстро догадаться, чего они ждут. Увы, но люди, выстояв свою очередь и получив свой кулич, удалялись восвояси, не замечая их нужды. Троица инвалидов провожала их отчаявшимся взглядом и снова устремляла взоры на следующего покупателя. Эта повторяющаяся картина тронула меня до сострадания. Я поинтересовался у Валентины, знает ли она их; она ответила, что «впервые видит их здесь» и добавила, что «неподалёку находится дом инвалидов, скорее всего они оттуда, но точно пришли сюда одни». Мне нужно было знать точно, и я направился к ним.
- Вы здесь кого – ни будь, ждёте – спросил я по – дружески.
Они испуганно закачали головами и едва вытянули слово «Нет».
- Может, вы ждёте свой кулич или ещё что – то – продолжал наступать я, чтобы, наконец, убедиться в правомерности своей затеи и случаем, не обидеть этих несчастных. Они снова промямлили нечто похожее на первое слово. Мне было достаточно подтвердить свои прежние заключения. Эти бедняги пришли сюда попрошайничать. Но они не стонали, не причитали о своей тяжелой жизни, ни нагло выпрашивали рубли, как это делали спившиеся бомжи и переодетые калеки. Они просто стояли в этот предпраздничный день, пытаясь своим тихим присутствием тронуть сердца верующих и просто сочувствующих их беде добрых людей. Быть может, там, где они содержались, им не полагались праздничные угощения, поэтому они пришли сюда в надежде попробовать божественный кулич и почувствовать себя участниками пасхального события.
Я посмотрел на Валентину, её милое личико становилось всё печальнее; она тоже проникалась состраданием к этим людям, которые словно отверженные обществом стояли в стороне, молча моля о милости. Подошла наша очередь. Валентина рассчиталась за выпечку и приблизилась ко мне; я стоял у витрины в двух шагах от инвалидов.
- Слушай – шёпотом сказала она – давай отдадим этот большой кулич тем ребятам, мне так хочется хоть чем – то помочь этим несчастным и сердце сразу успокоится. В это мгновение я думал о том же. Вообще у нас часто совпадали мысли, и я был очень рад, что они совпали и сейчас. Мы подошли к ним, и я, взяв у Валентины кулич, испечённый, очевидно по специальному заказу и особому рецепту протянул его безногому парню. Лицо его вдруг засветилось улыбкой, такой детской и искренней, которая бывает, когда ребёнок получает долгожданный подарок.
- С наступающим вас праздником светлой Пасхи – сказал я.
В это мгновение радость озарила несчастных, благой вестью вывела их из дремлющей печали. Мы ощутили на себе доверчивый взгляд этой троицы, готовой протянуть нам руки, чтобы обнять нас, сколько в нём было доброты и благодарности от осознания того, что их заметили и одарили вниманием, что нашлись люди, способные сострадать их горю. Они весело запыхтели, пытаясь нам что – то сказать. В этой благодарности было больше жестов, чем слов, но мы поняли их, и нам стало легче, что хоть чем – то, хоть на время мы смягчили их душевную боль, обречённых на инвалидность людей. Солнечный свет, проникающий сквозь грязные стекла, освещая их лица, добавлял им золотистый отблеск тепла, искренности и доброты; мне так захотелось обнять этих милых людей и поговорить с ними. Но нам было пора. Выходя из кулинарии, мы ощутили на себе сверлящие взгляды серой толпы, очереди, частью, которой до сей поры являлись. Возможно, они переваривали совершённый нами поступок, к которому сами оставались безучастны, выстаивая лишь длинную очередь за собственным пасхальным куличом, чтобы со всеми атрибутами, по правилам встретить Пасху. Мы вышли с пустыми руками, но были как никогда рады; лёгкий тёплый ветерок, дующий со стороны обетованной земли, ласкал наши лица воздухом всепроникающей веры в свои добрые помыслы и дающей желанное успокоение. Людьми мы были не религиозными, но чувствовали, как неземная благодать проникает в наши сердца и души, наполняя их торжеством весеннего праздника. Уже поздно вечером, после жарких объятий любви мы сделали новое открытие, благодаря какой – то неведомой нам силе.