ЖЕНИЛСЯ
( из глупопеи «Архипелаг Бардак»)
До брака, как и под следствием, тоже хочется в счастливый конец верить. В общем, как не финти, но если ты честен, от тюремного, как и от брачного заключения, тебе не уйти. Это каждый русский с фатальной неизбежностью должен пройти. Эх, да и увы! Так и остались мы эхом ушедшей страны. Даже в браке по-прежнему как совки к светлому будущему стремимся, а потом ни как не поймем, куда же идём? Почему семья наша для нас такой же советской властью стала, в которой жизнь нашу с рождения начальство предрешало, счастьем манила, а потом об обещанном забыла. Помнишь, наверное, как тебя душевные назидатели – родители твои, пилили? – Женись да женись! Ну, кто ты без бабы? Сестру незамужнюю и вовсе ругали – пустоцвет. Дескать, без семьи у нас никакой жизни нет.
И на самом деле, женился, это как бы в другой ауре очутился. И через некоторое время до того изменился, не то, что друзья, сам себя не узнаёшь и ничего в новых отношениях не поймёшь. В клетке уютной орлом молодым поневоле живёшь. И через эту сексуальную измышленность у нас проходит почти каждый россиянин, но что это такое, так до свадьбы и не представляет. Тут, видимо, срабатывает измышленная мысля. Поймёт же она, наконец-то, меня. И собак дрессируют. Курица, конечно, не петух. А вдруг? Человеком всё же окажется. Да и факаться с нею мне нравится…
Однако через некоторое время снова вздыхаем - увы! Пробегали и мы без ума, только так, для понта, по короткой улице юности, даже не заглянув за парадные фасады семейных домов. Да и своя семья нам школьным классом представлялась. Так вот наша юношеская измышленность не востребованной и оказалась. Тут бы отцу что-нибудь подсказать, но он разучился уже о чём-то другом помышлять, может дневники только проверять и на работу ходить. А ещё пить. А о сексе вообще ничего не знает, всё еще мамке палки кидает. И с «чукчонкой» « про это» не поэкспериментируешь в натуре. Какой уж там секс в подъезде или кустах? Обыкновенный трах. Да и стерва разве будет делать тебе минет, если когда надо, и дома горячей воды нет? Поэтому с этим не будем ни к кому приставать, это новое состояние надо самим измышлять, хотя и пример не с кого взять. На Востоке жён воруют или покупают, на Западе с ними брачный договор заключают. Нас же в брак загоняют или попросту – охмуряют. И поначалу это кажется нам как бы всё равно. Не как считали древние, дескать, всё словно одно, женщины, война и вино. Вино нам в пищу дано, и война у нас всегда, а женщины все красивы, хотя об этом ни кого из нас, мужей, не спросили, и сразу после медового месяца про водку забыли. А без этого уже пропадает спокойствие, секс и измышленное удовольствие. Только тогда и начинаешь понимать - брак от религии, в нём надо страдать!
А какие вопросы приходиться решать! Куда там самому проклятому из них – быть иль не пить? Это только «новых» спрашивают. А нас допрашивают. Где был? И попробуй сказать, что пиво пил. Наши жены даже не маме, а только рекламе верят и всегда проверят…
Короче, женился я традиционно. Отблудили с желанной Светланою мы положенный срок по дворам и подъездам, ну и, типа, залетела она, но «на корягу лезть» опасалась, беременность, как бы, первая была. Да и мне пьяные друзья в край надоели, холостяцкая жизнь незаметным СПИДом здоровье ела. А такое, типа, у нас всегда, хотя я и коренной горожанин, но квартиры своей, как бы, не имел. Двухкомнатная у нас была, но пока я срочную служил, сестра подросла, выскочила замуж и придурка своего домой привела. Вскоре и родила. В общем, стал типа квартирантом в отчем доме я и, конечно, Светлане не сопротивлялся. Сыграли и мы свадебку с потугами как у всех, и в медовый месяц как бы вкусили сладенького…
А дальше? Какой уж там в браке секс? Надо тянуться до всех: квартиру, мебель, ей – натураль шубёнку, себе хотя бы подержанную машинёнку...
Но, отнюдь, у тёщи жили и вскоре стало так неимоверно. Она – тятя в доме! Тестя, убей, не помню. Какой-то пудель всё урчал на меня. И эта блин! Вторая мать типа для меня, меня всегда доставала. Даже в нашей изолированной комнате постоянно тикали тёщины каблуки. Ну, как тут с ума не сойти? Через пару месяцев я уже сам по-собачьи скулил. Просил, котом Леопольдом, - давайте жить дружно. Да разве дадут слово сказать? Ай! Да кому это нужно? Не жили счастливо, нечего и начинать! Кино всё равно нам не догнать. Поневоле тут варежку захлопнешь и на диван. Уставишься в цветной экран. А и там всё одно – то, чего нам «не новым» не дано. Короче, к супружеской постели от этой канители – выжатый лимон. А ей обязательно на ночь давай. Пох! что не в настроении или устал. Поднимает такой хай! А-а! Только себе удовольствие можешь справлять, а то, что я тоже хочу, тебе попаять! лишь бы свою дурь согнать…
Зато утром, как моржовый клык, стоит у меня настроение. А у неё - нехотение! Отвернётся к стенке, подставив попень, это чтоб я по-лебедям не бегал, и шипит раздражённой гусыней.
- Быстрей давай, Смоктуновский, пока ванна не занята…
Какой уж тут типа секс? Пилишь, до мыла – аж! Вот такая она наша сексапильная женщиночка.
Так и не кончишь, чертыхнёшься в сердцах. – Да епаял я такие дрова!
- Это когда? – ощерится стерва, ехидная змея. – Что-то не припомню давно уж такого я. Не ты, жизнь с тобой меня задолбала…
Вот и поживи в семье без скандала.
А ведь чем только в брак не манила? Обещала только для меня типа Эммануэлью стать, и проблемы мужские должным образом воспринимать. Однако да. Какое-то время всё это, конечно, было, а родив, запилила. – Не гигиенично всё это «про это» и не хорошо! Подумаешь, прямо, плейбой! Да обыкновенный заяц. Палки нормальной бросить не можете, вот и напридумывали разную там эввротику в женские ротики совать…
Так вот троечку лет и прожили, с помощью предков кое-какие проблемы типа решили. Кое до кого как бы дотянули, и «на юга» оттопыриться мотанули. Отзавидовали там свой заслуженный отпуск и покатили обратно…
В купе нас было четверо, мичман и молодой, типа дилера, ещё. Морячок ехал с казачьего юга, мы пили домашнюю Изабеллу и, естественно, часто ходили в туалет, поэтому упор делали на ночь. Да и без моей желанной даже в потёмках становилось светлее. Зато виртуальные жены моих весёлых попутчиков были не только умны и обаятельны, но и обалденно очаровательны – ножки у них росли прямо из подмышек. Моя же супруга столь душевной назидательницей оказалась, ну, совсем нечего было вспомнить за два года совместно прожитой супружеской жизни. Приходилось очень напрягать виртуальную память свою…
Итак, значит, ночь. Колёса приятно так типа – та-та-та. Жена на верхней полке сопит. Красота! Изабелла измышленность нашу бодрит, кто о чем говорит – слушаешь только себя, и то иногда, забывая, что только что гнал, а я, тем более, отпуск свой типа догонял. На этот раз я пошёл в туалет один, а потом в тамбур – покурить. А там – интересная ситуация! Дама без собачки как бы скучала, и тоже типа одна. По неискоренимой холостяцкой привычке я с ходу предложил ей закурить. И курортная странница с томной ленцой снизошла.
- Ладно, давай! Коль нет у тебя ничего более существенного.
Изабелла во мне возмутилась. – У меня и нет ничего более существенного?
- Хи… Покажи.
- Прямо здесь?
- А никого нет. Пошли в туалет.
Первой она и шмыгнула в дверь. Я за нею, с ходу закидывая ей на спину полы просторного халата.
Дамочка резво скакнула через собственные трусы и смешливо разрешила. – Входи!
Я с вожделением окунулся в распаренное сочное мясо…
Мы ещё не проехали юга, даже ночью духотища была, да и Изабелла тоже палила и спалила меня раньше времени. Я балдёжно поплыл в истекающей соком истомы плоти…
Ну, думаю, как только откайфовал полученное удовольствие, сейчас, как Светка, начнёт. А! Только для себя…
Но эта наоборот вдруг участливо приласкала меня и дала совет, делая особенно восхитительный и захватывающий всё существо смачный минет. – Тебе надо срочно лечиться у хороших ****ей – жены портят мужей безнадёжно.
Таких обалденных ласк я даже в первые дни ещё не от жены не получал и за последнее время от семейных отношений совсем заскучал. По-лебедям сейчас смертельно опасно ходить, а на любимую женщиночку где мне «не новому» денег добыть, если жена на другой же день после получки все твои заначки выгребает? Вот из-за чего русский мужик дичает, без меры пьёт и никак в рыночные ворота не пройдёт. Короче, такого кейфа я ещё не знал! Как примат до сих пор баб только типа долбал. А эта, всё, что хотел, знала и полностью мне отдавала – я задыхался от нежности в её промежностях! И такой распрекрасной она мне без водки с одной лишь сухой Изабеллы показалась! О! Что тут со мною сталось! В эйфории ошеломительно-острого кейфа решил я отблагодарить её и потихоньку направился в купе, чтобы вытащить из чемодана подарочный коньяк. Однако, желанная моя не спала и тут же накинулась на меня.
- Где был?
- Курил.
Тут же последовала команда. - Хватит, бродить! Ложись!
Но я же не пёс на сене, успел шепнуть морячку, и тот, взбрыкнув по жеребячьи, ускакал с банкой вина. Туда!
Но я уже не завидовал тогда. Впервые в браке уснул невинным младенцем. Упоительные ласки возвращались ко мне и во сне. Теперь было что вспомнить! Черноморским отдыхом я насладился в поезде…
Проснулся я от тишины на рассвете. В купе не было и моей желанной. Я тоже решил хлебнуть утренней свежести и вышел в тамбур. Душевная моя назидательница была уже там и тут же внушила мне строго. – Ты прекращай мне пить!
- Высадишь, что ли? – фыркнул строптиво я и соскочил на перрон.
А зря! Чуть в стороне весёлые мои попутчики прощались с чрезмерно пьяной теплотой со старой и потрёпанной мегерой. Меня затошнило, отнюдь, не с похмелья. Воистину! Некрасивых женщин не бывает! Просто во мне уже не осталось и сухой Изабеллы. Уйти я не успел, шалава на-халяву узнала меня, да так своеобразно. На самом деле! В сорок пять баба ягадкая становится опять.
- О! Секс-перехватчик, блин, типа нарисовался. Оттопырился за сигаретку по евроразврату, и ещё с них за меня, поди, банку вина слупил? Поделился бы, козлёнок сосунский.
Светлану из тамбура словно ветром сдуло. Поезд трогался, с весёлым смехом влезли в вагон и балдёжные попутчики мои. Поняв моё состояние, они пообещали принять удар на себя и ушли. Довольно долго пережидал я гнев своей душевной назидательницы, а когда вошёл в купе, Светлана нервно перекладывала вещи по чемоданам.
Я спросил шутливо. – А ты кудой?
- Домой! Но не с тобой!
Однако не со мной выдержала она не долго. Подобрала родиной-матерью раненого беспробудным пьянством защитника семейного очага, снова в меня поверила, когда на СПИД проверила, и стала опять безотказной гусыней со мною спать…
О чём тут мечтать? Разве только как машину потрёпанную сменить, да пивка или эма попить. А жить? Всё как бы повторяется опять. Не жили счастливо, нечего и начинать. И любовницу по-прежнему не на что искать, только так, случайно если, секса на стороне слупишь, а в основном на порнуху по видику, когда все уснут, глаза и лупишь…
г. Москва – 1997 год
СПЛОШНАЯ БЫТОВУХА
(из глупопеи «Архипелаг Бардак»)
В тот роковой день похмелиться надо было, и Антон Гридин отдавался. Как последняя паскуда. Буквально и натурально. Жене!
Оксана скакала на нём всадницей без головы, в смысле, ничего не соображала – от кейфа торчала. – Ой! Ой! Паразитик мой сладенький! Только за это и кормлю. Не выгоняю-у-у-у…
Болезненно, с трудом, Антон слезал с сочного распаренного мяса, когда она затихала, пережидал некоторое время, пока она отсмакует свои женские ощущения и легонько толкал в бок, говорил на последнем пределе по давно отработанному сценарию. – Ну, что? Дело сделал – наливай!
Но и у них, баб, всё было, как у нас, мужиков – когда половой орган мягчел – сердце твердело.
– За вчерашнее ещё не расплатился.
Антоша выл заученную роль. – Ну, хватит кровь пить! Обещала же похмелить…
- Нормальных мужиков похмеляют. А этот! Этот. Никогда при всех не приголубит, не обнимет, ни поцелует, слова ласкового не скажет, только выпить ему давай!
- Я же не тропиканец.
- Русский засранец!
- Сама ты…
- Ага! Твои трусы стираю.
Ну что на это было сказать? А интеллигентики всё ещё грязные носки мусолят. И уйду – не действовало – уходил. Но вскоре вновь приходил блудным отцом, не то, что в дырявых, совсем без носок, к своим двадцати пяти процентам алиментов. Оксана грозилась и тридцать три ему подогнать, тёща не разрешала второго гридёныша рожать.
Но Антон всё равно не сдавался. – Курить я буду! А пить не брошу никогда. И, вообще, больше на такую страхобыдлищу не полезу.
Тугощёкая и толстомясая, Оксана цену себе знала, вылезала из постели неуклюжей бегемотихой, жалобно причитая. – Страдаю! Страдаю! Как мозахистка, от этого уже кайф получаю. А он. Он! Хотя бы чуточку пожалел. Совсем оборзел! Каждый вечер на рогах приходит и одну только песню заводит – выпить ему давай.
Антон через силу смеялся. – Рога от тебя получить моя несбыточная мечта, вот я лоб и шлифую, чтобы они прорезались побыстрее…
- Ты хоть помнишь, когда мне последний раз деньги давал?
- Я один, что ли, такой? Не платят если…
Оксана заворачивала свои необъятные телеса в цветастый халат, уходила из спальни, жалобно скуля. – Ладно, лежи, мучитель, сдохнешь ещё с бодуна, как Васька Мацуй.
- Ага! Береги. Где ещё найдёшь такого?
- Эт, какого? – взбрыкнулась было она.
- А такого, чтоб на такую стоял.
Простите уж меня, но таков русский быт. Только того, кто его не понимает, за умного и принимают. Оксана свой быт хорошо знала и правдиво отвечала.
- Дура – я! Дура, - и выходила из спальни оттоптанной курицей собирать зёрна для своего петуха.
Антон кривился в похмельной расслабухе. – Бытовуха! Ну, сплошная бытовуха! И ни чем не проймёшь этих совковых.
Здесь в квартире он был обладателем только двадцати пяти процентов алиментов. Вторая мать не дурой была, зарегистрировать брак с Оксаной не разрешила и в квартире его не прописывала.
- Ага! Ежели, вдруг, чо и дели хату. Оксанку оформим, как мать-одноночку. За дитё чо ни чо, а платить будут. Мелочь конечно, а приятно.
Мысли Антона мрачнели. И надо ж было ему так по дешевке купиться?
К тому времени в красивых он уж навлюблялся, загастритничал от общежитейской жизни и готов был хоть с бабой Ягой жить, лишь бы в отдельной избушке, а куриных ножек тогда ещё не было. Подруга друга и подогнала ему чуву с хатой. Рандеву состоялось в парке культурного отдыха…
Подружка дружка своего сразу же заглумила, у того и на танцы денег не было.
- У-у! Горбоносцы страны не всходящего счастья! Для кого-то перестройка, а для нас баб всё стройка и стройка. Что на производстве, что в сексуальной жизни почти за так мантулишь. Ну, не дуры ж?
Дружок тоже был «со с высшим» образованием и что-то пытался вякать.
- Ты то, конечно, не дура за офицера или инженера замуж выходить…
- А как на интеллигентную зарплатку семьёй жить? Твою мататулину доить, и тебя, козла, в рот ротиком с эротикой собственным молочком кормить? Ты что, хочешь одним этим самым своим прожить? В шалаше только блудничать рай. И браком меня не доставай. Замужем в тёрпеж только когда с чиновником или вором живёшь.
Подруга уводила друга, перед Антоном сама нарисовалась толстушка уходящего возраста.
Фыркнула раскованно, сдув чёлку со лба. – Антон, штоль?
- Ну, да. А ты – Оксана.
- Ну, вот, и сами познакомились, - вымолвила она довольно. – Не за что и бутылку ставить.
Антон уже вымолвил машинально интеллигентный прикол. – Очень приятно, - и ему стало неприятно, подумает ещё что алкаш.
Но Оксана, об этом не подумала, согласившись с ним. – Ну, да, сами и выпьем.
Он не нашелся что ответить.
А Оксана была любопытна, заинтересованно спросила. – Ты как со мной это самое хочешь?
- В смысле?
- Привязчивая больно. Потаскаюсь недельку с парнем, а потом, прямо, шекспировская трагедь на несколько месяцев.
- Я не Отелло.
- Да не гони! Я сама задушу, кого хошь.
Антон на что уж раскованный был, но тут стал как-то сковываться.
- Короче, давай типа так, - предложила она безапелляционно. – Пару ночей. Ну, пускай три – четыре. На это у меня для тебя выпивона хватит. И – разбег. Ничего не было, как бы. Я потом не буду к тебе привязываться.
- Но я, наоборот, привязаться хочу.
- Ладно, не смеши пи-пи. Она и так смешная.
- Ну, почему?
- А некрасивая потому.
- Блистать не обязательно.
- Знаю, чего вам желательно.
Она подступила к нему ближе и взяла под руку. Антон немного растерялся и как-то дрогнул.
Оксана его успокоила. – Сказала ж, ломаться не буду. Сама, в край, не люблю ломак.
Такого сверхзвукового сближения Гридин не ожидал. Со студенчества, да и теперь тоже, какой у начинающего инженера заработок? Любил по средствам, за что и прозван был любимцем статных дам. И, естественно, несколько поотстал от современной жизни и теперь от этого попросту заторчал, смог только вымолвить давно заученную и до сих пор не ставшую избитой фразу.
- Некрасивых женщин не бывает.
- Ага! – согласилась она. - Я прихватила бутылку.
Он будто споткнулся, хотя и стоял.
Оксана доверительно положила свой ощутимый бюст ему на грудь. – И пиво тоже.
Антон перестал что-либо соображать. А она его уже обнимала, как своего. – Нарисуешься со мной на дискотеке, потом в баре поторчим…
- Я квартиру снимаю, но не отдельно, с хозяевами.
- Да не торчи! Лиха беда – начало. А там уж как оно покатит…
Оксана расставляла все точки над «ё», застеснялась, вдруг, кокетливо. – Ты не подумай! С пацанами я просто так. Мне трахаться без понятия. Девки засмеют, если ни с кем не таскаешься. А если хочешь тормознуться на мне, я согласная, только с тобой это время буду. И не думай, если не красивая, значит – бревно. Все сорок два удовольствия тебе сделаю.
Тут вообще у Антона с памятью что-то стало. Замелькали кусты, петляющая тропка между ними…
Остановились они на захламленном пятачке у высокого пенька, как стойка в баре, и отесанного под блудное ложе бревна. Приходить он стал в себя после стакана водки. Оксана налила себе поменьше и объяснила почему.
- Это я так, что б целоваться с тобой было не противно.
И зажевать было чем, хотя Перестройка уже кончалась и магазинные полки для «честного советского человека» были пусты, Оксана становилась бабой его мечты, на закуску была хорошая колбаса и сыр не колбасный. Он выпил ещё. И решил объясниться, интеллигент всё же, подумает ещё чего…
- Оксан, ты не думай, что я с тобой из-за водки или ещё там что. У меня серьёзные намерения.
- Да хватит тебе, как кобелю с сучкой в случке, хвостом вилять. Незачем уже рассуждать, всё перед тобой – наливай и пей. А чо надо я сниму сама.
Тут уж Антон поперхнулся водкой и едва не подавился колбасой. Поспешил всё это запить пивом, потом вымолвил оправдывающимся перед тётей нехорошим мальчиком.
- Надоела холостяцкая жизнь – жениться хочу.
Оксана вцепилась в него, обалдев…
Они, наконец, поцеловались. И так получилось всё естественно!
- Ой! А и мне тоже давно – уж замуж невтерпёж. Решила вот с тобой, красивым, поблудить и для себя родить.
От такой непосредственной готовности Антон стал быстро приходить в себя, изрёк значительно.
- Зачем же так? Ребёнку нужен отец.
- Ай! Толку с вас. Да ещё инженер к тому же.
Антона покоробило такое пренебрежение к своему «статус-кто», Оксана это почувствовала и прижалась к нему ещё объемнее. – Да ладно, это я так. Мамка сказала – прокормим и инженера бюджетного. Как говорится, дырявый плетень, но усадьбу обозначает, плохой муж всё равно муж.
Антон едва не закомплексовал. Бутылка у него опорожнилась после третьего захода. И пива осталось на донышке. А Оксана продолжала себя представлять не кошкой в мешке.
- Я считаю так! Жена должна быть в постели ****ь. Дома – хозяйкой. На людях честной советской гражданкой.
Задрала подол юбки и стала стягивать трусы…
Однако замерла вдруг, и тупо уставилась в промежности. Жирное мясо молодой самки с трудом возбуждало, но Антон положил ладони на мощные ягодицы и легонько, изображая нежность, сжал, надо было отрабатывать угощение.
Но Оксана вдруг дернулась и раздраженно визгнула. – Блин! Прямо – закон подлости!
Антоша запаниковал было. – Что, что? Что я такого сделал?
- Да не ты. Это я – праздную!
Он не понимал. – Для того и уединились.
- Да не тот это праздник. День Красной армии у меня. Менструация!
Антон осмелел, тиснув её крепче. – А по другому разве нельзя?
- Ага! Снял шалаву на халяву, - ревнула она. – С первого раза и сразу по всякому. Запрезираешь потом.
- А с какого разу не запрезираю?
- Женись вначале.
- А женюсь – не запрезираю?
Он развернул её лицом к себе и стал давить на плечи, опуская…
Спросил со смыслом. – Как ты относишься к минету?
Она фыркнула в своей манере, сдув чёлку со лба, и только вздохнула протяжно, постеснявшись ответить.
- Для меня это высший кейф!
Она хныкнула. – Потом тебя всего оближу.
Антон продолжал давить. – Хорошо яичко к праздничку. А вдруг, в туалет отойду и перехватит меня там такая же, не блистающая?
Коленки её стали подкашиваться. Оксана опускалась с жалобным ропотом.
- Стыдно же. Ладно там сама легла иль на крайняк на себя затащила. А тут с первого разу и сразу!
- Оксаночка, - взвыл Антон в нетерпении.
Она полыхнула смятенно взглядом и сунулась лицом в пах, словно на амбразуру дота. Антон застонал балдёжно от захлестнувшего всё существо наслаждения…
Хорошо было и с некрасивой.
Но только пару лет Оксана всего облизывала его, а, родив и дитя грудью откормив, быстро становилась ****ью только для себя. – Нормальная баба я! И по нормальному торчу…
Антон вновь простонал свою фразу-фикс. – Бытовуха. Ну, сплошная бытовуха! И ничем не проймёшь этих совковых…
Вообще-то с Оксанкой ещё можно было жить, если б не тёща. Во, блин! Советская власть вроде бы все пережитки искоренила. Только вот тёщу пригегемонить не смогла. И в новой России они, как евреи, не дают житья русскому человеку. И сейчас тёща впрягалась, послышался её грубый рёв.
- Ты глянь, глянь на этого сукатёра! Прямо, не нищеброд какой, а кавказского хана из себя воображает.
Оксана отбрыкивалась от неё с шумом, дверь спальни с треском распахнулась. Она пятилась задом, балансируя подносом.
- Сутенёр, это который бабами торгует. А я сама его, проститута, пользую.
Оксана не обрела ещё всей мощи фамильных статей, краснорожая и толстая, похожая на неё бабища, вдавливала дочь в спальню.
- Эт в каком кине видели, чтоб баба мужику кофею в постелю подавала?
Оксана ещё пронзительнее завизжала. – Не вмешивайся в нашу жизнь! Не вмешивайся!
- Да он тебя, дуру такую, скоро по всякому будет…
- Ты, зато, и без мужа порядочной осталась. Ну и что тебе за твою скромность досталось?
- Я, как все люди, морально живу.
- Морали ваши давно уже всем по фигу!
Оксана с ехидным злорадством стала передразнивать мать. – Перед мужиком я еще не раздевалась! Найдёт чо надо в темноте и под одеялом. Поэтому папка от тебя и ушёл. И нашел, которая раздевалась. На свету! И ласкала его по всякому. Без одеяла.
Мать помрачнела, хрипнув. – Вот он и ушел, когда я на свету разделась.
Оксана засмеялась. – И откуда у тебя взялась такая смелость?
- А и тебя проститут твой, тоже, только за бутылку…
Оксана поднос не удержала, кофейные чашки и яичница разлетелись по комнате. Женщины застыли на мгновенье от неожиданности. Тут мать и увидела торчавшее из кармана халата дочери горлышко чекушки и, с неожиданной проворностью, выхватила её.
- Сучка! Совсем кобеля свово избаловала! Самогонку ему в постелю подавай.
Оксана с визгом кинулась на неё, вырывая бутылочку. Дочь оказалась ловчее, выдрала, было, чекушку из корявых по-мужски, узловатых рук. Мать особенно яростно ревнула и оттолкнула Оксану от себя. Но и бутылёк не удержала. Трюмо рассыпалось пахнувшими самогоном осколками!
Такого святотатства над алкоголем Антон вынести не мог. Врезал тёще от всей души! Однако застрял в тугих телесах. И второй удар она тоже не почувствовала. Зять зарылся в тёщином мясе…
Конечно же, руки бывшей советской работницы оказались сильнее инженерных, она так накостыляла ему! И не только по шее. Дочь с трудом отбила паразитика своего сладенького у рассвирепевшей матери…
Антон долго потирал намятые бока, понимая, что потерял последнее преимущество мужика и окончательно собрался уходить. – Умоюсь только.
Пообещал невенчанной жене, выходя из спальни. – Долго теперь не увидишь меня…
В ванную заглянула тёща и рыкнула непререкаемым тятей в доме. – Я тебе понаглею, примак.
Антон и влепил ей с испугу граненый стакан с зубными щетками прямо в зубы!
С виду здоровая бабища упала на пол и даже не пискнула. Не подняли её и с помощью врача и повезли поднимать в больницу, а Антона сажать в тюрьму…
И хотя Оксана отчаянно вопила на суде, а тёща в унисон мычала. – Не разрушайте семью! Не разрушайте семью! Попугать только хотели, - Антону определили срок на всю катушку. Последствия были квалифицированы как более тяжкие – тёща откусила свой собственный язык.
Ну, блин! И почему она им не подавилась?
Впервые угроза Антона сбылась, Оксана давно уже не видит паразитика своего сладенького. И всё потому, что официально она не жена ему. Это только на Западе к заключённым даже проституток допускают. А русский зек только от себя или «петуха» блудный кайф получает…
г. Пенза – 1988 год
ОТНЮДЬ НЕИМОВЕРНО
Мы не гопстопники, но со смаком укладывались спать в большом, но тесном для сотни плохо мытых тел бараке на двух ярусные, скрипучие койки из сплошного железа.
- О! О! О! – произнёс раздельно чуточку накачанный парень в черной майке, лежавший на койке поверх одеяла. – Переживает фрайерок! Ни за что посадили.
- Отнюдь! – вымолвил в ответ заключенный в новых белых кальсонах и нательной рубахе, неуклюже забиравшийся на второй ярус.
- Чего? – не понял иностранного для себя слова блатующий парень и, не дождавшись ответа, спросил. – За что срок намотали?
- За сопротивление страстям.
Расписанный наколками парень снова не догонял и проворчал. – На делового косишь?
- Какие могут быть дела в России? А нищих мне за-падло обирать.
- Кончай гнать порожняки! Из чьей семьи?
- Увы, тятей в доме не утвердился, а пристебаем быть не согласился.
Расписной даже подскочил. – Ты чо, в натуре, за лоха меня держишь?
Новенький устраивался в постели, устало улыбаясь. – Слышь, братан, давай завтра почирикаем чо-почём и как. С этапа. Везли селедкой в бочке. Устал – неимоверно!
Блатной ахнул по-крамаровски. – Во, даёт, в натуре! Отнюдь Неимоверно!
Рядом сдержанно и восхищенно засмеялись, их, оказывается, слушали и тут же заговорили.
- Фидель, это тебе не нам птюху черняшки на уши крошить. Мужик грамотный, без фени мозги зафефенит.
Новенького тут же окрестили и пригласили. – Слышь, Отнюдь Неимоверно? Ходи к нам. Чай попьём, ваучер помнём, скажем – мясо ели.
Но тот вежливо отказался. – Спасибо, мужики, в следующий раз. На чамом деле, устал неимоверно.
Ему дали совет. – Ты это, Отнюдь Неимоверно, с правильными больно-то не связывайся. Нас, мужиков больше слушай.
Правильного Фиделя заело. – От вас, быков, разве чего путного услышишь?
- Мужик, он никогда глупостей не присоветует.
- У мужика и ум есть? – глумливо осведомился Фидель. – Это с каши, штоль?
- От скоромной пищи как раз мудростью и осеняет.
- У-у, быки! Скоромная, это и есть мясная пища. А с каши у вас и в голове каша. Потому-то вас, таких кашемудрых, начальство и наё, а собственная жена-баба поё.
- Вы, больно умные. Но чтой-та хороших людей не блатными, а мужиками прозывают. Даже царя Петра мужиком величали!
- Потому что пил и горбатился, как мужик. А царицу за него Алексашка Меншиков ублажал.
Фидель растопырил веером пальцы и захихикал ехидненько. – Но у вас то нет шестерок. Ваши бабы не только лиц кавказской национальности – негритят уже рожают!
О! Что тут сотворилось от хохота! Особенно дико и визгливо смеялись ушаны, сынки-шестёрки приблатнённых.
- Оно и правильно! Мужик, он и должен быть черным! Рог в землю упри, жрать захочешь – мычи.
Посрамленные мужики расползались по своим шконкам…
Отнюдь Неимоверно всё ещё не засыпал, шлёпнул вдруг себя пальцами по вискам и вымолвил удручённо. – А ведь истину братва глаголет. У нас каждый, от учителки до генерала себя хорошими бабами или мужиками считают. Этой, послушно брыкающейся скотинкой в стаде. Жрало и Испражняло – Простейшие.
Переждав шум, я заметил, подначивая на разговор интересного парня. – Мы стадничаем даже вдвоем в постели, круто утверждая свой статус-кто.
- Выходит, только уголовники сейчас являются носителями чести и достоинства российского человека?
Ему тут же ответили. – А и путаны тоже несравнимо приятнее в обхождении, чем эти так называемые, приличные женщиночки.
- А ты мне заплати, аль хорошенько угости, и я тоже буду приятным, - раздался густой голос издалека.
- На самом деле, быки! – вскрикнул худой парень Антоша Трёп-трёп и сел в постели на верхнем ярусе коек. – Они даже проституток от ****ей не отличают.
- А чо тут отличать? Одной больше, другой меньше платят. И вся разница.
- Вот именно, как у мужиков. Один даёт удовольствие, а другой только дразнится.
- Эх, вы… ****ка развлекается, а проститутка с клиентом мается. Ну, что, есть разница?
- А всё равно, мы – мужики, даже порядочных баб по всячески ублажаем, одариваем, украшаем, одеваем, и сами для них же получше прикидик себе приобретаем.
Сказать было нечего. Но молчали не долго. Кто-то вымолвил интеллигентно.
- Ай! Всё это – суета сует. На эти вопросы ответов нет. Выпьешь до дна бутылочку вина, к черту тоска, станет жизнь легка. И не нужна мне никакая ни модная одежда, ни блудливая женщиночка.
Антоша Трёп-трёп выпятил грудь оратором без трибуны, встав на колени в постели, заговорил с апломбом. – Читали и мы пьяный бред нищего Хайяма. Ты голым в мир пришёл… Но нам то, русским, надо одеваться. Климат не тот. Да и по-прежнему по одёжке встречают и, если прикид не впечатляет, не по уму провожают. А женщине и вовсе надо и для постели одеваться.
- Это, зачем ещё? – перебил Антошу тот же досужий голос издалека.
- А чтобы теплее было даже в жаркое лето сношаться.
- Да я, любую бабу и зимой, так согрею!
- Чаем, что ли горячим? – тут уж засмеялись все.
Посыпались реплики и высказывания.
- Ай! Нашли о чём переживать, на Западе давно супружескую верность изжили. От себя родили, и никакой ревности.
- Не мешают друг другу жить.
- Да. Нам бы такого вкусить…
- Адюльтер, это сексуальная еда от другого повара!
- Или в гостях. А в гости не обязательно ходить с супругом.
- А и в командировке надо чем-то питаться. Голодать сексуально тоже вредно.
- И здесь у нас тоже другая сексуальная еда – сами себе повара.
- Ха-ха-ха! Дунька Кулакова всегда и везде накормит, и главное – на халявку.
- А и чукчи, я имею в виду северные народы, тоже жёнами издавна меняются. У них беременную девку в первую очередь замуж берут, как в деревне, если для себя хотят корову или козу купить с приплодом, чтобы потом на случку не тратиться.
- Западноевропейцы и янки, вообще, от породистых самцов стараются потомство своё зародить. Сперму и яйцеклетки от нас закупают, детишек усыновляют. Красивых парней и девок за хорошие баксы в брак соблазняют.
- Да, только мы в Европе, как мусульмане, собаки на сексуальном сене.
Но тот бык издалека не был согласен. – И она нехай тоже трахается со своим пальчиком, от мальчика может СПИД подловить. Вот и получится, когда освободишься – не мешай жить. Ежели принято издавна, что бабу надо в узде держать, так и держи. Тем более – жена! Она должна отдавать себя только детям и мне.
- Это делают только козлы и подобные им животные в человеческом облике, те, у которых признано многоженство. – выпалил сердито Отнюдь Неимоверно.
- Ай, да и мы… Даст женщиночка за то, что понравился, и сразу – дешевка! Не даёт, всё равно – ****ь! Ну, как это можно понять такое половое равноправие? Что, только нам, мужикам, помимо жены, можно и других долбать?
- Да-а, а, на Западе жена, если даёт другому за хорошие деньги, муж этим даже хвастает.
- Всё наоборот у нас в России! Наша баба сама за хорошую палку литру поставит.
- А всё потому, что нет никогда денег у русского мужика.
- Всё это – банальная пьянка!
- А, может, наша российская жизненная изнанка?
- Вот аньк! В России все, кроме русских, хорошо живут. И потому, что многие из нас не поймут…
- Что тут понимать, если правительство у нас оккупационное?
- Баскаки хамской московской орды! А в деревне вообще не осталось нормальных и здоровых людей. Всех Москва и большие города в полон наживы забрали.
- Глохни дерёвня! Из-за вас мы одичали. Все эти профессионалы теперешние, как раз от чёрного мужика.
- На самом деле мы и в городе по-деревенски отупели.
- Не поумнели.
- Скорее всего, не повзрослели.
- У нас только черные и евреи умнеют и быстро деньгами взрослеют в этой купи-продажной системе.
- Дружные просто они.
- Да, они – нация, а мы – толпа бродячая.
- И нам русским пора объединиться.
- А уже объединились в подхалимное президенту Единство.
- В Свинство!
- Ага! Осталось только свиную харю на медвежье рыло поменять и на Америку насрать!
Я заметил. – Это на воле президенту надо бы сказать.
- Об чём базар? В Державе уже безо Всего Отечества живём. У себя воруем, значит, на свои пьём.
Но их одернули. – Кончай о политике базлать, о бабах договорились треплеры гнать.
Антон возвысил голос, прекращая галдёж. – Всё правильно! Уже не товарищи, но ещё не господа! Реальность банальна и, как примат, сексуальна. Золушке нужен принц, плейбою стерва со связями. И сразу же! Молодость в заначке не берегут и на прокат не сдают. Сразу всё оптом продают. Потому что это скоропортящаяся ягодка или фрукт!
- Точняк! Банан и клубничка.
- Не надо! У нас, русских, это пупырчатый огурец и развесистая клюква.
- Да, ладно, уж. Только рассол хорош от них. И то лишь с похмелья.
- Вот именно! Баба русскому не для веселья.
Антоша потешился произведённым эффектом, потом снова заговорил:
- Вы должны знать! Семейные заботы и роды, а, особенно – дети, выматывают и ожесточают даже самых любящих супругов быстрее пьянства, сумы и тюрьмы. А блудливые стервы и стервецы до преклонных лет молоды и веселы! Вот он сексуальный ответ на извечный вопрос, что делать и как жить? Надо блудить!
Но его снова остановил густой голос того мужика. – Ай! Да кончайте дешёвый базар. Просто, дали мы своим бабам послабку, вот они и блудуют. А посмотри на чёрных, как они со своими женщинами обходятся! Даже наши бабы у них, моментом, шёлковыми становятся. И попы заставляют жён своих мужиков слушаться. Короче! За волосья хорошенько женку свою отдери и в церкву сведи. И больше об этом не манди!
Антоша упал в постель. Мужику никто не ответил. Койки стали скрипеть тише…
Видите, как в эту так называемую Свободу-92 года сильно измельчала у русского человека мечта. И не поймёшь где теперь нынче воля, а где тюрьма. Почти век у нас во всесоюзных ударных комсомольских стройках прошёл, но народ до новых понятий так и не дошёл. Поэтому теперь не только в лагере, - везде, не романтику, а жратву ищут, не живут, а в кулак свищут. Некоторые со значением всё ещё по старинке говорят, дескать, все дороги ведут в третий Рим, подразумевая Москву. И не видят, что всё теперь у нас вертится через половые органы и кишку. Какая уж тут грусть, и какая печаль? Просто жаль пропитой и задолбанной жизни. А ведь когда-то всем нам хотелось любить и быть полезным отчизне. Только теперь вот приходиться заниматься в основном лишь мечтательным онанизмом…
И структура общества, что в лагере, что на воле везде одинаково проста. Бык-народ и начальник-хозяин, тот же, по сути, уголовный пахан, да прослойка чиновная – шестёрки – блатомань. Бык пашет, что дают – жрёт, за счет его пахоты и покорного ожидания лучшей жизни весь этот воровской социум и живёт. И жить ещё будет в этом Бардаке бесконечно долго, пока течёт наша протухающая река Волга…
Вот это и описываю вам я. Только политической болтовней треплеры свои не стану раскрашивать и профессиональной феней не приглаживать – расскажу всё, как оно есть, в натуре. И хотя натура – дура, а судьба – злодейка, трёп и копеечную жизнь обогащает, и, возможно, что-то в судьбе твоей поменяет. Как говаривал ещё в старину наш великий земляк, Лермонтов. – Всё веселее умереть! Поэтому я и решил свою лебединую песню вам в натуре и спеть.
Только не подумайте, что это уголовный фольклор. Скоро, с такой же безжалостностью, как поступают с народом в нашей стране, посажу я безвинных героев своих в Свободу-92 года. Да и что о постсоветской тюрьме писать? Это о сталинских лагерях можно было что-то интересное рассказать, благородным стоицизмом хотя бы читателя заинтриговать. Но не литература сейчас у нас, а сплошной сексуальный трах или триллерный ужастик-страх! Поэтому теперь только детективный секс и политика для Ивана и Марьи вкуснее духовной жратвы. И я вам в этом в своих треплерах подыграю, но среди клубнички с развесистой клюквой кое-где измышленные мысли раскидаю, Как говорится. И оптом и в разнос, чтобы у тебя к возврату достоинства интерес возрос.
г.Вязьма – 1995 год