Глава VI.
(Нина Соврадзе)
Нелестная правда. - Записка. – Друг.
...Минуя гостей, от дверей прямо к нам шел молодой человек в военной форме, одних лет с Софией Каминской. Полное, с несколько неправильными чертами лицо его хранило в себе выражение пронырливой хитрости; бесцветные глаза равнодушно скользили по лицам окружавших его людей. Трудно было себе представить личность более отталкивающую. Это был Дмитрий Георгиевич Вельгорский, адъютант моего отца, весьма подлый и неприятный тип.
Заметив Вельгорского, я хотела было смешаться с толпой гостей, с тем, чтобы позже иметь возможность незаметно ускользнуть из залы. Однако адъютант уже заметил меня и приближался, сложив губы в некое подобие улыбки. Мне не оставалось ничего другого, кроме как (довольно неприязненным тоном) поприветствовать его.
Между тем приглашенные музыканты заиграли на скрипках вальс. Вельгорский галантно поклонился и спросил, не соглашусь ли я оказать ему честь, станцевав с ним?
Кровь бросилась мне в голову. Как? Мне, княжне Нине Соврадзе, дочери генерала, танцевать с каким-то напыщенным подлецом и негодяем?
- Простите меня, господин, - ответила я насколько могла спокойно, хотя внутри у меня всё дрожало от сдерживаемого гнева; - С вами я танцевать не буду.
С лица адъютанта мигом сбежала улыбка.
- И почему же? – раздраженно осведомился он.
- Да хотя бы потому, что вы мне неприятны, - вспылила я, не выдержав.
- Вот как! – воскликнул он каким-то странным тоном. Я невольно перевела взгляд с окна за его спиной на самого адъютанта. Лицо Вельгорского по-прежнему было надменно-спокойно, но во взгляде его хитрых глаз таилась злоба. Похожее выражение лица было у Мурата, когда он говорил со мной два дня назад в горах.
Не знаю почему, но мне вдруг стало жутко. Я отвернулась от Вельгорского, и, стараясь сохранить на своём лице спокойно-пренебрежительное отношение, отошла.
- Мадемуазель Нина! Почему вы не танцуете? – спросила Айман, проходя мимо меня под руку с высоким офицером.
- А я не хочу танцевать, - весело ответила я.
Девушка недоумевающе пожала плечами и вместе со своим спутником исчезла в толпе гостей.
Музыка смолкла. Безучастно скользя взглядом по зале, я столкнулась глазами со старой княгиней. Та смотрела на меня с крайним неодобрением во взгляде и что-то говорила стоявшему рядом отцу. Неподалёку стоял ненавистный адъютант и, пренебрежительно указывая на меня рукою, говорил что-то своей сестре Анне - длинной и тощей как жердь девушке лет двадцати с неприятным выражением лица и тусклыми глазами.
Злость, ненависть, возмущение – всё это разом накрыло меня с головой, и, не осознавая, что делаю, я побежала прямо к собеседникам. Анна изумлённо уставилась на меня, я оттолкнула её в сторону и начала что-то говорить Вельгорский. Что именно - я не помню. Помню только, что голос у меня звенел от злости, а адъютант и его сестра изумлённо уставились на меня и ничего не говорили. Помню и последние слова:
- Вы жалкий трус и негодяй!
Произнеся эти слова, я круто развернулась и, подойдя к ближайшему окну, окинула равнодушным взором пейзаж. Вельгорский что-то крикнул мне вслед, но я его уже не слушала.
...Наверное, я долго простояла у окна. Старая княгиня подошла ко мне и сердитым шепотом велела выйти из залы. Тон её не предвещал ничего хорошего.
Едва мы вышли из залы, как она начала сердито выговаривать мне за «угрюмый вид» и грубость по отношению к «господину Вельгорскому». Я с умным видом слушала её, надеясь, что эта нотация скоро закончится. Впрочем, снова оказаться в зале для танцев в обществе Вельгорского и его сестры мне хотелось ещё меньше.
...Не знаю, сколько времени продолжался бы наш разговор, но тут ко мне подбежала Ракима. Не обращая внимания на неодобрительный взгляд старой княгини, девочка протянула мне красивую шкатулку и сложенный вчетверо листок бумаги.
Я поспешно развернула записку, радуясь представившейся возможности не слушать, что говорит моя воспитательница.
На листке чётким размашистым почерком было написано несколько строк.
«Княжна Нина Соврадзе! Прошу Вас выйти в сад для разговора. Прошу у Вас прощения, что не могу лично присутствовать на ваших именинах, но для этого есть веские причины. Передаю вместе с этой запиской подарок для Вас.
С уважением, К.»
Раскрыв шкатулку, я увидела красивые серги и браслет.
– Почему вы меня не слушаете, Нина Соврадзе? - раздраженно осведомилась старая княгиня. - От кого эта записка? – спросила она тут же, бросив подозрительный взгляд на листок бумаги в моей руке.
Я неопределённо пожала плечами и, радуясь прекращению очередной нотации на тему «Как следует вести себя в обществе», поспешно вышла из комнаты.
...Распахнув парадные двери, я выбежала в сад. Дорожки были пусты, и ничто кругом не говорило о присутствии человека. Растерянно оглядевшись, я подошла к перилам и окинула рассеянным взглядом сад.
Я вздрогнула, услышав, как кто-то окликнул меня:
- Княжна Нина!
Я быстро оглянулась и вскрикнула. Незнакомец стоял в двух шагах и смотрел на меня.
- Откуда вы знаете моё имя? – быстро спросила я, отступая в невольном ужасе.
- Не нужно бояться меня, княжна. По крайней мере, вам.
Произнеся эти загадочные слова, незнакомец сделал быстрый шаг в сторону. Свет фонаря осветил его лицо. Передо мной стоял Керим.
...Невероятное облегчение разом охватило меня, и я тихо засмеялась. Но мой смех оборвался почти сразу же и перешел в тяжелый вздох.
- Керим, это безумие! – воскликнула я. – Вас могли узнать!
В его глазах блеснуло презрение.
- Кого мне бояться? – насмешливо спросил молодой бек. – Вельгорского, что ли?
При упоминании этого имени по его лицу скользнула гримаса презрения.
- За что вы его так ненавидите? – спросила я.
Керим посмотрел на меня внимательным и грустным взглядом.
- Из-за него погиб мой отец.
Не желая расстраивать своего друга, я поспешила сменить тему разговора.
- А где Зинат? – спросила я, спускаясь с крыльца и сворачивая в главную аллею, обсаженную цветущими розовыми кустами. Керим последовал за мной.
- Сестра осталась в пещере. Я решил, что будет слишком опасно приводить её сюда, - пояснил мой друг. – Вы придёте к нам в гости, княжна Нина?
«Да», - собиралась сказать я. Но прежде чем я успела открыть рот, кусты рядом с нами зашевелились и на дорожку в каких-нибудь двух метрах от нас вышел Вельгорский.