Воин знает, что ангел и демон оспаривают его руку, держащую меч.
Коэльо.
Как любого графомана меня распирало от накопленного жизненного опыта, мыслей (своих и чужих, которые хотелось считать своими), желания записывать за всеми интересные фразы, красивые обороты и яркие ситуации. Все это блистающее богатство нестерпимо хотелось вылить на головы благодарных читателей, не расплескав ни капельки. Но, как говаривал младший брат одного террориста: "Мы пойдем другим путем". Так послушайте то, в чем нет ни капли моего опыта, ни одного заранее продуманного слова, ни одной понятной даже мне мысли и т. д. Но только в этом случае, рассказ и раскроет мою суть, которую вы, конечно же, с нетерпением стремитесь познать. О чем он будет? Я ещё не знаю, хотя выбранное название, возвышаясь над белой пустотой, уже очерчивает неясные контуры, укладывает регистры экзотических как руны кириллических знаков.
Укрыл сентябрь кошмяным пологом ясные августовские звезды. Еще ласковый, теплый, но уже настойчиво-порывистый низовой ветер гонит неприкаянное перекати-поле, разносит гарь костров по змеистым балкам, колышет тяжелые от зерен метёлки злаков. Полынью пахнет и предчувствием долгожданной последней грозы. Вспыхнула степь коротким разноцветием, и вскоре почти задохнулась в пыльном, знойном мареве, но в момент своей спелой зрелости обрела она дыхание свежести, холодной, как ожидание могилы. Белый Волк пробует чутким носом тревожный воздух, готовясь к большой охоте. Журавлиные стаи устремляются в сторону юга. Беркуты звонко клекочут над почти иссохшими водоемами в перелесках. И вот уж пора гнать табуны на зимние пастбища. Пора готовить кожаные латы и конскую сбрую, пора острить мечи для новой войны.
Не велик род Белого Волка – всего-то двадцать кибиток. А зима движется по пятам, торопит следовать в долину Большой Реки. Воин слышал эту поступь, звенящую мертвым золотом в дубовых рощах, криками журавлиных клиньев. Воин был одет в рубаху из овечьей шерсти, окрашенную древесным лишайником в красно-коричневый цвет. Поверх рубахи на нем был кожаный нагрудник с костяными вставками. А голову венчал остроконечный суконный шлем. Воин от того и считался воином, что имел роговой лук со стрелами с кремневыми наконечниками, длинное копьё и короткий меч-акинак в кожаных ножнах с бронзовыми оковами. Вот и весь его убор, ибо воину не пристало носить украшения. И только его конь достоин самых красивых и дорогих вещей. Все они были добыты в бою. Упряжь была сплетена из тонких кожаных полосок, украшена медными накладками в виде голов грифов. Чтобы удила не выскочили изо рта лошади, на них были надеты псалии – медные пластинки. Из меди же были изготовлены бляшки-пронизовки для перекрестья ремней. А ремни сбруи крепились между собой серебряными фаларами с изображениями свастики. Спину лошади покрывала войлочная попона с ломаным орнаментом из набитых в неё прядей цветной шерсти. Конь – единственное живое существо, к которому Воин относился с лаской и теплом. Конь, как и всадник, – низкорослый, большеголовый и очень выносливый. Если смерть настигала животное, то его ждал погребальный костер, в котором оно воссоединялось с Великим Духом.
Воин знает, что в долине живут другие люди, которых ему придется убить, чтобы народ Белого Волка мог взять их снедь, зарезать их коз и зимовать в крепких теплых жилищах речных людей. А как же иначе? – Великий Дух оплодотворил жестокую богиню неба Идуну, чтобы та родила земную твердь. Великий Дух населил твердь чужими людьми, табунами лошадей, стадами овец и коз, разделил её Большой Рекою и отдал народу Белого Волка, чтобы он пользовался всем этим.
Речные люди были земледельцами со светлыми волосами. Многие из них рыжебородые. Они носили одежду не из шкур, а длинные льняные платья, которые застегивали тонкими медными булавками. Речные люди почитали небесную Идуну, проливая кровь жертвенных козлов и, даже, собственных соплеменников на её алтаре, чтобы выпросить дождь. Волки называли их просто – Чужие или Враги. Среди врагов встречалось так много стариков. Дожить до старости и умереть от нее – это позор. Мужчина должен умереть в сражении. Воин мечтал о таком достойном конце. Война веселила его и вносила радостный смысл в унылое степное существование. Ему нравился мокрый клокочущий звук извлекаемой из еще живого тела бронзы. Воин любил чувствовать упругое сопротивление плоти, вдруг обрывающееся, когда его меч глубоко входил во врага над его ключицей. Словно сама Жизнь пыталась противостоять, но уступала силе его рук и покидала теплое вместилище человеческого тела.
Однако враги не были слабыми и беззащитными, хотя Великий Дух и не создал их настоящими людьми, как народ Белого Волка, и обрёк питаться ячменными зернами, подобно козам. Чужие имели отличное оружие, потому что от изобилия еды у них были те, кто занимался только изготовлением ратных вещей. Их стрелы имели наконечники, проникающие в сердце под любыми доспехами. В племени волков тоже есть мастер - Кашар. Он не участвует в сражениях, что необычно, потому что когда-то давно он вступил в схватку со львом и тот повредил ему руку. Племя терпело его, ибо мастер чинит оружие, сбрую, лечит людей и коней, принимает роды. Мастер знал, как сделать бронзу твердой и смертоносной. Он отковывал на холодную затупившиеся края тяжелого, отлитого заодно с рукоятью, акинака, и потом доводил лезвие обломками особого песчаника.
Вот уже ночами земля стала покрываться серебристым инеем, а морозный ветер пронизывать кибитку подобно стрелам речных людей. Кашар наполняет смертельной силой металл, монотонно касаясь его песчаником. Так же монотонно он тянет бесконечную как степь песню. Он поёт о том, что время относительно и неравномерно, что в юности будущая старость кажется далекой и призрачной, но из старости юность видится на расстоянии вытянутой руки.
Когда восток стал слегка розоветь и сон завладел сторожами речных людей, Белый Волк повел своих всадников в долину тихой и неумолимой лавиной. Судьба врагов предрешена. Самый молодой воин волков Астарх, который впервые участвовал в набеге и изо всех сил старался доказать свою храбрость, вырвался далеко вперед к первым хижинам посёлка. Вдруг земля под его конём провалилась, и утреннюю тишину пронзили лошадиное ржание и человеческий вопль. Речные люди выкопали со стороны пологого спуска в долину глубокий ров, укрытый сверху тростником, оставив на дне рва остро заточенные колья. Конники на мгновение замешкались, осадив своих скакунов. От этого в их рядах возникла некоторая скученность, потому что новые всадники продолжали устремляться в долину со степного плато. В это время со стороны посёлка на них обрушились стрелы. Стрелы речных людей имели железные наконечники, которые легко пробивали кожаные и костяные доспехи волков. Волки потеряли ещё троих. Воин почувствовал, как удушливая волна страха сжимает грудь. Но воин не стыдится страха, ведь трусость - не страх. Трусость, когда страх побеждает. Воин издает призывный боевой клич и направляет коня вперед, в прыжке преодолевая ров. Воодушевленные примером вождя соплеменники устремляются за ним.
Не долго сопротивлялись враги. Волки убивали каждого из них: женщин, бравших лук из рук убитого мужа, детей, метавших из пращи безвредные для всадников камни. Воин отрубил голову вождю речных людей, продел через оба уха волосяную веревку и таскал эту голову по земле под весёлые гики других кочевников. Когда радость улеглась, победители стали искать в поселке уцелевших женщин, чтобы выбрать себе новую жену или просто развлечься. Воин тоже спешился и направился к хижине, в окне которой, как ему показалось, мелькнула фигура в льняном одеянии. Он вошёл в строение, держа наготове акинак, но тут же получил удар ножом в плечо. Удар пришёлся в костяную бляху и был таким слабым, что даже не причинил боли.
Шумит Большая Река как заунывная песня Кашара. Проносятся над ней, гонимые северным ветром тучи, как дым погребальных костров. Нежданно-негаданно находит в степи неизбежная смерть белого волка от дикого зверя, от чёрного мора, от голода зимнего или от железных клинков речных людей. Но не пить сегодня кислый кумыс его ратникам, провожая волчью душу к Великому Духу. Уже через мгновение он выволок из дома молодую девушку, лет пятнадцати, так неумело покушавшуюся на его жизнь. Он бросил её к ногам кочевников. Затем Волк вновь вошёл в жилище, надеясь найти новые железные вещи. Теперь более осторожный, чем прежде, он ступил на глиняный пол жилища и, вдруг, почувствовал, что в ворохе тростниковых циновок кто-то шевелится. Не дожидаясь нового нападения, воин молниеносно рассёк воздух рубящим ударом. На землю упало разрубленное акинаком от плеча до паха тельце ребёнка. Мальчику было на вид лет пять. Русые волосы расплескались на сапогах Волка, прозрачные серые глаза удивлённо остановились в одной точке. Воин опустился перед телом мальчика и может впервые, ощутил что-то вроде сожаления после проделанного убийства. Странное чувство было как ноющая боль старой раны под левым ребром, воин вначале и подумал, что это она беспокоит его. Но было в этом чувстве и что-то притягивающее, не позволяющее отбросить его. Воин отложил в сторону меч и осторожными движениями рук, словно вылепливая фигуру из мокрого песка, попытался соединить разрубленное почти надвое тельце ребенка. Он даже хотел поставить его вертикально, ибо смерть любит входить в лежачего человека. Но лишь Великому Духу дано лепить и вдыхать в мертвую глину Джан.
. Волк вспомнил жену и сына. Вернее, это был не его сын, он захватил Айну уже тяжёлой во время нападения на племя сартов – жестоких и великих воинов, которые обитали там, где бескрайняя степь вдруг изгибалась лёгкими волнами предгорий, за которыми вздымались гранитные скалы и ледяные вершины. Сарты ценили боевое искусство и храбрость не меньше волков. В своих жилищах они развешивали отрубленные правые руки врагов, как символ своей доблести. Воин вспомнил, как в юрте, где он взял Айну, висели эти иссушенные руки вперемежку со связками вяленой хурмы. Большеглазая, темноволосая Айна, как согревало ночами твое тело, как оплетали твои мягкие руки, отбирая усталость. Твои бедра были широки, и ты могла бы дарить много детей. Он не мог насытиться её телом. Всё то время, когда не возлежал с супругой, изнывал от памяти гладких круглых коленей, твёрдых сосцов в темном обрамлении, горячего и влажного лона. Не успела луна обновиться, и женщина родила мальчика. Но любой ребенок в племени становился белым волком. Воин был рад этой новой жизни и привязался к молодой жене. Когда мальчик подрос, он стал катать его на лошади и учить стрельбе из лука. К великой печали воина жена больше не беременела. Но на одной стоянке многие люди Белого Волка заболели. Айна и мальчик кашляли, и кровь шла у них горлом. Ребенок умер быстро, а жена долго мучилась. Племя спешно покинуло стойбище, опасаясь смертельной заразы, откочевав на север. Воин сам сжег кибитку вместе с их телами. Черный дым устремляется вслед, словно не желая отпускать. Черный дым наполняет грудь и лишает желания дышать.
Ночь разлилась по небу незаметно из вечерних сумерек – верный признак скорой зимы. В просветах туч все еще блестят по-летнему ясные звезды. Женщины собирают дрова для сожжения погибших, пока их мужья получают нехитрое удовольствие победителей на распростертом теле белокурой девчонки, крики которой давно уже стихли от бессилия. Волк решил похоронить убитого ребенка. Но не сжечь, как принято в его народе, а по обычаю речных людей – закопать. Он привез труп мальчика на высокий обрывистый берег Большой реки. Может быть, воин надеялся, что когда-нибудь река подмоет обрыв, и останки мальчика обретут свободу в бурных водах. Воин омыл тельце речной водой из взятого для этого бурдюка, выкопал неглубокую могилу, разрыхляя землю мечом. Он аккуратно положил мальчика в углубление и, подумав недолго, укрыл его войлочной попоной со своего коня, чтобы земля не коснулась лица.
Темной стаей заполонили небо стрелы, разорвали ночную тишину шипящим свистом. А у каждой стрелы на конце пакля горящая, пропитанная маслянистой нефтью. Запылали факелами кибитки, заметались лошади и люди. Парит зоркий орёл над степью, и обречен тогда суслик вдали от своей норы. Обречён род Белого волка, ибо женщины и дети его умерщвлены. Воины речных людей с другого берега реки тайно переправились в лодках за крутой излучиной ниже по течению и внезапно напали на степняков. Волк услышал шум начавшегося боя и, вскочив на коня, помчался к посёлку.
По правую руку бьется неукротимый Клык, а слева сражается Одноглазый. Завидная участь умереть в бою, рядом с бесстрашными товарищами. Радостно ринулся Волк в гущу врагов, яростно разил их мечом. Вот он уже в центре их рядов, но даже не чувствует, что десяток стрел с железными наконечниками легко пронзили кожаный нагрудник и невидимый Джан уже истекает к Великому Духу. Воин проходит насквозь через ряды врагов, потом разворачивает коня и снова углубляется в человеческую массу. У воина нет ненависти к врагам, он даже благодарен им за то, что они позволяют так жить, и, в конце концов, убьют, избавляя от позора долгой жизни и старости. Он почти любит их за то, что они дали возможность жить и умереть как воину. Обломок копья вошел между ребрами у самого сердца. Но так радостно, потому что больше нет страха перед смертью. А это и есть – счастье.
Бой закончился на рассвете. Воин очнулся, оглушённый тишиной. Он был верхом посреди убитых товарищей, жён и детей. Почему враги не прикончили его? Протяжно и пронзительно воет над унылой равниной Белый Волк. Холодный воздух стелется серебристым туманом, течет как белая река с суровых гор Севера в изумрудные долины Юга. Метёт колючим снегом седая поземка. И почувствовал воин, что замёрз и бесконечно устал, что истекла его жизнь почти до последней капли на мерзлую землю, с его собственной кровью. Тогда направил он коня к высокому берегу Большой Реки, Достигнув каменного холмика, отпустил поводья и сполз, почти упал, на белые камни. Силы окончательно покинули его. И теперь он умирал, обнимая заснеженную могилу, и только конь лизал его раны.
Снежинка уж не тает, коснувшись черного зрачка, в котором застыло бескрайнее небо, так и не наступившего лета. Летите высоко, жаворонки. Шелестите на ветру овсяница, костёр и мятлик. Резвитесь, тучные табуны, на сочных пастбищах, берите силу у доброй Земли и горячего Солнца.