Иван Грозный

                1. Рождение Ивана

Иван IV, про­зван­ный впо­след­ст­вии Гроз­ным, поя­вил­ся  на свет, ко­гда от­цу его, ве­ли­ко­му кня­зю Ва­си­лию III бы­ло уже за пять­де­сят. Он был ре­бен­ком го­ря­чо же­лан­ным, ро­ж­де­ния  ко­то­ро­го  с не­тер­пе­ни­ем ожи­да­ли ро­ди­те­ли и вся  стра­на.  За  че­ты­ре  го­да  до это­го  Ва­си­лий  III,  про­шед­ший  че­рез  раз­оча­ро­ва­ние  пер­во­го бес­плод­но­го бра­ка, же­нил­ся на  мо­ло­дой  ли­тов­ской  кня­ги­не  Еле­не Ва­силь­ев­не Глин­ской. Ка­за­лось бы, те­перь ро­ж­де­ние на­след­ни­ка  ему обес­пе­че­но,  од­на­ко,  бо­лее  трех  лет  Еле­на,  во­пре­ки  на­де­ж­дам суп­ру­га и на­ро­да, не име­ла де­тей. Она ез­ди­ла с ве­ли­ким  кня­зем  в Пе­ре­с­лавль, Рос­тов, Яро­славль,  Во­ло­гду,  на  Белоозеро;  хо­ди­ла пеш­ком в свя­тые оби­те­ли и пус­ты­ни, раз­да­ва­ла бо­га­тую ми­ло­сты­ню, со сле­за­ми мо­ли­лась о ча­до­ро­дии, но все без ус­пе­ха. До­б­рые жа­ле­ли  о том,  дру­гие,  осу­ж­дая  вто­рой  брак  Ва­си­лия,  зло­рад­ст­во­ва­ли  и го­во­ри­ли, что Бог ни­ко­гда не бла­го­сло­вит его во­ж­де­лен­ным  пло­дом.

И вот, на­ко­нец, Еле­на  ока­за­лась  бе­ре­мен­ною.  Ка­кой-то  юро­ди­вый, име­нем До­ми­ти­ан, объ­я­вил ей, что она бу­дет ма­те­рью Ти­та, ши­ро­ко­го ума, и 25 ав­гу­ста 1530 го­да в 7 ча­су -  дей­ст­ви­тель­но  ро­дил­ся сын Иван. Пи­шут, что в са­мую ту ми­ну­ту зем­ля и не­бо по­тряс­лись от не­слы­хан­ных гро­мо­вых уда­ров, ко­то­рые сле­до­ва­ли один за  дру­гим  с ужас­ною не­пре­рыв­ною мол­ни­ей. Но ро­ди­те­ля­ми  и  со­вре­мен­ни­ка­ми  это бы­ло вос­при­ня­то, как доб­рое пред­зна­ме­но­ва­ние.  Все  го­ро­да,  да­же са­мые от­да­лен­ные, от­пра­ви­ли в  Мо­ск­ву  по­слов  с  по­здрав­ле­ния­ми. Ва­си­лий Иванович,  не  зная,  как  вы­ра­зить  свою  ра­дость,  раз­дал ог­ром­ные  сум­мы  мо­на­сты­рям  и  на  бед­ных,  ве­лел  от­во­рить  все тем­ни­цы, снял опа­лу со мно­же­ст­ва знат­ных лю­дей и раз­ре­шил на­ко­нец же­нить­ся сво­ему млад­ше­му бра­ту кня­зю Ан­д­рею.

 

                2. Боярские распри в малолетство Ивана

К большому несчастью  для  России  и  самого  Ивана,  Василий прожил после этого радостного события совсем недолго. Он  умер  в 1533 году, и власть перешла к княгине Елене Глинской. В 1538 году она скоропостижно скончалась, отравленная, как  принято  считать, крамольными боярами.

Таким образом, семи лет отроду Иван остался круглым сиротой, на руках бояр, которые заботились о  чем  угодно,  но  только  не  о воспитании будущего государя. Сам Иван позже в письме к Курбскому так говорил о впечатлениях  своего  детства:  «По  смерти  матери моей, Елены, остались мы с  братом  Георгием  круглыми  сиротами; подданные наши хотение свое улучили, нашли царство без правителя: об нас, государях своих, заботиться не  стали,  начали  хлопотать только о приобретении богатства и славы, начали враждовать друг с другом. И сколько  зла  они  наделали!  Сколько  бояр  и  воевод, доброхотов отца нашего, умертвили! Дворы,  села  и  имения  дядей наших  взяли  себе  и  водворились  в  них!  Казну  матери  нашей перенесли в большую казну,  причем  неистово  пихали  ее  вещи  и спицами кололи, иное и себе побрали».

В седьмой день по кончине  Елены  по  приказу  первого  боярина князя Василия  Васильевича  Шуйского  схвачены  были  фаворит  покойной княгини князь Овчина-Телепень-Оболенский и его  сестра  Аграфена, любимая мамка великого князя. Оболенский  умер  в  заключении  от недостатка пищи и тяжести оков, сестру его сослали в Каргополь  и постригли. К  власти  в  стране  на  много  лет  пришли  Шуйские. Некоторое время с ними пытались бороться князья Бельские -  братья Иван  и  Семен  Федоровичи. Поначалу  Василию  Шуйскому удалось упрятать Бельских в тюрьму, но вскоре  он  умер.  Брат  его  Иван наследовал его значение и продолжал тот же образ действия, хотя и с непостоянным  успехом.  В  июле  1540  года  митрополит  Иоасаф выхлопотал у  великого  князя  приказание  освободить  Бельского, который и явился во дворце. Шуйский и его сторона были застигнуты врасплох; в сердцах князь  Иван  перестал  ездить  к  государю  и советоваться с боярами. Правление перешло  к  Ивану  Бельскому  и митрополиту Иоасафу. По их ходатайству Иван   освободил из темницы своего двоюродного брата Владимира Андреевича Старицкого и вернул ему его удел. Точно  также,  положительному  влиянию  Бельского   приписывается несколько других нововведений.

Но в то  время,  как  Бельский  и  митрополит  обнаружили  свое влияние, против них составился страшный заговор.  3  января  1542 года приближенные и единомышленники Шуйского схватили князя Ивана Бельского в его доме и посадили в темницу. Другие стали  кидаться камнями  в  келию  митрополита.  Иоасаф  кинулся    во    дворец. Заговорщики ворвались вслед за ним с шумом прямо в спальню  Ивана и разбудили его за три  часа  до  света.  Митрополит  укрылся  на Троицком подворье, где его чуть не убили. На  рассвете  прискакал из Владимира Иван Шуйский. Бельского и Иоасафа отправили в ссылку на Белоозеро, где Бельский вскоре был задушен. Митрополитом  стал новгородский архиепископ Макарий.

Шуйский вновь сделался главой бояр. Маленький Иван  сохранил  об этом времени самые тягостные воспоминания. В письме к Курбскому он писал: «Нас с братом Георгием начали воспитывать как  иностранцев или как нищих. Какой нужды не натерпелись мы в одежде и в  пище ни в чем нам воли не было, ни в чем не поступали с нами, как следует поступать с детьми. Одно припомню: бывало,  мы  играем,  а  князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, локтем опершись о постель нашего  отца,  ногу  на  нее  положив.  Что  сказать   о    казне родительской? Все расхитили лукавым умыслом, будто детям боярским на жалование, а между тем все себе взяли; из казны отца нашего  и деда наковали себе сосудов золотых и серебряных, написали на  них имена своих родителей, как будто бы это было наследованное добро; а всем людям ведомо: при матери нашей у князя Ивана Шуйского шуба была мухояровая, зеленая на куницах, да и та ветха; так если б  у них было отцовское богатство, то, чем посуду ковать, лучше б шубу переменить. Потом на  города  и  села  наскочили  и  без  милости пограбили жителей,  а  какие  пакости  от  них  были  соседям,  и исчислить нельзя; подчиненных всех сделали себе рабами,  а  рабов своих сделали вельможами; думали, что правят и строят,  а  вместо этого везде были только неправды и нестроения, мзду безмерную ото всюду брали, все говорили и делали по мзде».

Впрочем, сам  Иван  Шуйский  из-за  болезни  скоро  должен  был оставить двор. К власти пришел  его  родич  и  старый  крамольник Андрей  Михайлович  Шуйский,  при   котором    распущенность    и безнарядица достигли наибольшей силы. Человек  маленького  ума  и совершенно недальновидный он  как  будто  специально  делал все так, чтобы раздразнить  подрастающего  Ивана.  В  сентябре  1543  года Шуйские сведали, что расположением великого князя успел  овладеть князь  Федор  Семенович  Воронцов.  9  сентября  Шуйские  и    их приближенные  взволновались  в  присутствии  великого  князя    и митрополита в  столовой  избе  у  государя  на  совете,  схватили Воронцова, били его по щекам, оборвали платье и хотели  убить  до смерти. Иван послал митрополита и бояр Морозовых уговаривать  их, чтоб не убивали Воронцова, и они не убили, но повели с  дворцовых сеней с позором, били, толкали и отдали под  стражу.  Иван  опять прислал митрополита и бояр к Шуйским  сказать  им,  что  если  уж Воронцову и сыну его нельзя оставаться в Москве, то  пусть  пошлют их на службу в Коломну. Но Шуйским это показалось очень близко  и опасно; они сослали Воронцова в Кострому.

 

                3. Буйный нрав Ивана. Первые казни и опалы

Раздражая таким образом Ивана, Шуйские вместе с тем  потакали всем  его  низменным  страстям.  По  словам   Курбского,    Ивана воспитывали великие и гордые бояре на свою и на детей своих беду, стараясь друг перед другом угождать ему во всяком  наслаждении  и сладострастии. Когда  он  начал  приходить  в  возраст,  был  лет двенадцати, то стал прежде  всего  проливать  кровь  бессловесных животных, бросая  их  на  землю  с  высоких  теремов,  а  пестуны позволяли ему это и даже хвалили, уча отрока на свою беду.

Последствия этого не замедлили сказаться. 29  декабря  1543  года  Иван  велел  схватить  самого  Андрея Шуйского и отдать его псарям; псари убили ненавистного боярина по дороге к тюрьме. Иван впервые показал тогда свой  характер  и  получил прозвище Грозного. С тех пор, говорит летописец, бояре начали  от государя страх иметь и послушание. Ближайшими  советниками  Ивана стали его дядья - Михаил и  Юрий  Глинские.  Вместе  с  ними  Иван предался всяким буйным  развлечениям:  собрал  около  себя  толпу знатной молодежи и  начал  с  нею  верхом  скакать  по  улицам  и площадям, бить, грабить встречавшихся мужчин и женщин,  поистине, по словам Курбского, упражняться в самых  разбойничьих  делах.  А ласкатели только говорили на это: «О! Храбр  будет  этот  царь  и мужественен».

То же буйство и нетерпение видно в решениях  молодого  государя. Прежде всего, опалы настигли  сторонников  Шуйских.  Князя  Федора Шуйского-Скопина, князя Юрия Темкина  и  Фому  Головина  сослали, знатного боярина Ивана Кубенского  посадили  в  тюрьму,  Афанасию Бутурлину, обвиненному в дерзких  словах,  отрезали  язык. Затем Иван положил опалу на  князя  Петра  Шуйского-Горбатого,  Дмитрия Палецкого и на  своего  прежнего  любимца  Федора  Воронцова.  Их простили по ходатайству митрополита, но не надолго. В  апреле  1546 года Иван отправился с войском в Коломну по вестям, что  крымский хан идет к этим местам. Однажды, когда  Иван выехал погулять за город, его остановили новгородские пищальники, которые стали о чем-то бить ему челом. Великий князь не расположен был их слушать, и велел отослать. Между пищальниками и боярами завязалась драка,  великого князя не пропустили проехать прямо к его  стану,  он  должен  был пробираться окольною дорогою. Сейчас же им  овладело  подозрение: он велел проведать, по  чьей  указке  пищальники  осмелились  так поступить.  Дьяк  Василий  Захаров  донес  ему,  что  пищальноков подучили бояре,  князь  Кубенский  и  двое  Воронцовых,  Федор  и Василий Михайловичи. Иван в великой ярости велел казнить их. Всем троим отрубили головы. Курбский  относит  к  тем  же  временам  и другие казни.

 

                4. Венчание Ивана на царство и его первая женитьба

На семнадцатом году жизни, 13 декабря 1546 года, Иван  позвал к себе митрополита и объявил, что хочет жениться. На другой  день митрополит отслужил молебен в Успенском соборе. пригласил к  себе всех бояр, даже опальных, и со всеми отправился к великому князю, который сказал Макарию: «Сперва думал я  жениться  в  иностранных государствах у какого-нибудь короля или  царя;  но  потом  я  эту мысль оставил, не хочу жениться в чужих государствах, потому  что я после отца своего и матери остался мал; если приведу себе  жену из чужой земли и в нравах мы не сойдемся, то  между  нами  дурное житье будет; поэтому я хочу жениться в своем государстве, у  кого Бог благословит по своему благословлению».  Митрополит  и  бояре, говорит летописец, заплакали от радости, видя, что  государь  так молод, а между тем ни с кем не советуется. Но молодой Иван тут же удивил их еще другою речью. «По благословлению отца митрополита и с вашего боярского совета хочу  прежде  своей  женитьбы  поискать прародительских  чинов,  как  наши  прародители  цари  и  великие князья, и сродник наш Владимир Всеволодович Мономах на царствие и на великое княжение садились; и я так же этот чин хочу  исполнить и на царство, на великое княжение сесть». Бояре обрадовались, что государь «в таком  еще  младом  честве,  а  прародительских  чинов поискал». Но конечно, всего более удивились они (а некоторые,  как видно из писем Курбского, и  не  очень  обрадовались)  тому,  что шестнадцатилетний  великий  князь  с  этих  пор  внутри  и    вне государства принял титул, который не решались принять ни отец, ни дед его, - титул царя.

16 января 1547 года совершено  было  царское венчание, подобное  венчанию  Дмитрия-внука  при  Иване III. Между тем еще в декабре разосланы были по областям, к  князьям  и детям боярским грамоты: «Когда к вам эта наша грамота придет и  у которых будут из вас дочери-девки, то вы  бы  с  ними  сейчас  же ехали в город к нашим наместникам на  смотр,  а  дочерей-девок  у себя ни под каким видом не таили б.  Кто  же  из  вас  дочь-девку утаит и наместникам нашим не повезет, тому от меня быть в великой опале и казни». Выбор пал на девушку, принадлежавшую к одному из самых знатных и древних московских родов, который  при  наплыве  родов  княжеских успел удержать за собой близкое к престолу место, - на  Анастасию Романовну, дочь  умершего  окольничего  Романа  Юрьевича  Захарьина-Кошкина. Современники, изображая свойства Анастасии,  приписывают  ей  все женские добродетели,  для  которых  только  находили  они  имя  в русском    языке:    целомудрие,     смирение,        набожность, чувствительность, благость, соединенные с основательным умом;  не говоря уже о красоте.

Союз с такой женщиной если и не смягчил сразу  буйный  характер царя, то подготовил его дальнейшее преображение. 3 февраля сыграна была свадьба. А 21 июня вспыхнул невиданно сильный пожар,  какого еще не бывало в Москве. Загорелась церковь Воздвижения на  Арбате при сильной буре; огонь потек как молния,  спалил  на  запад  все вплоть до Москвы-реки; потом буря обратилась на Кремль,  вспыхнул верх Успенского собора, крыша на царском  дворе,  казенный  двор, Благовещенский  собор.  Сгорела  Оружейная  палата  с    оружием, Постельная  палата  с  казною,   двор    митрополичий.    Сгорели кремлевские монастыри - Чудов и Вознесенский; в Кремле сгорели все лавки с товарами  и  все  дворы  за  городом -  большой  посад  по Неглинной. Народу сгорело 1700 человек. Иван с  женою  и  боярами уехал в село Воробьево.

На другой день царь отправился с  боярами  в  Ново-Спасский  монастырь навестить митрополита, который едва не задохнулся от дыма в Успенском соборе. Здесь царский  духовник,  благовещенский  протопоп  Федор Бармин, боярин князь Федор Скопин-Шуйский, Иван Петрович  Челядин начали говорить, что Москва сгорела волшебством. Чародеи вынимали сердца человеческие, мочили их в  воде,  водою  этой  кропили  по улицам - от этого Москва и сгорела.  Иван  велел  разыскать  дело. Розыск произвели таким образом: 26 числа в воскресенье, на  пятый день  после  пожара,  бояре  приехали  в  Кремль,  на  площадь  к Успенскому собору и начали  спрашивать:  кто  зажигал  Москву?  В толпе  закричали:  «Княгиня  Анна  Глинская  с   своими    детьми волхвовала». Черные люди говорили это потому, что Глинские правили всеми делами и от их людей черному люду были нетерпимые насилья и грабеж. Михаил Глинский, родной дядя царя,  был  в  это  время  с матерью в Ржеве, но брат его князь Юрий  был  в  Москве  и  стоял вместе с боярами на Кремлевской  площади.  Услыхав  о  себе  и  о матери такие речи в народе, он  побежал  в  Успенский  собор.  Но чернь бросилась следом, убила Глинского, выволокла  труп  его  из Кремля  и  положила  перед  торгом.  Умертвив  Глинского,  чернь бросилась на его людей, множество их перебила,  разграбила  двор. Много погибло тут неизвестных детей боярских из Северской страны, которых приняли за людей Глинского. На третий  день  после  этого толпа черни явилась в селе Воробьеве у царского дворца с  криком, чтоб государь выдал им свою бабку Анну  Глинскую  и  дядю,  князя Михаила, которые будто бы спрятались у него в покоях. Иван  велел схватить крикунов и казнить;  на  остальных  напал  страх,  и  они разбежались.

 

                5. «Избранная рада» и начало Казанских походов

Михаил Глинский счастливо избежал смерти, но с этого  времени совершенно потерял свое влияние на царя. На смену Глинским пришел священник Благовещенского собора  Сильвестр  и  царский  ложничий Алексей Федорович Адашев. Современники приписывали эту  внезапную перемену потрясению, пережитому царем во время восстания. Курбский писал, что в  этот  момент  Иван  совершенно  растерялся,  и  что Сильвестр внезапно явился перед  ним  и  в  страстной  речи  ярко обрисовал Ивану печальное положение московской жизни,  указал  на причину его - пороки царя, пригрозил будущими божественными карами и таким образом произвел в Иване сильный нравственный  переворот. Возможно, свидетельство Курбского - преувеличение, но  несомненно, что Сильвестр и  Адашев  появились  рядом  с  царем  сразу  после мятежа, поэтому оставить его без внимания  нельзя.  Грозный  имел характер нервный и впечатлительный. В любви  и  ненависти  он  не знал никакого удержу, часто попадал  под  сильное  влияние  своих приближенных и начинал смотреть на жизнь их глазами.

Влияние Сильвестра в целом оказалось  благотворным.  Постепенно вокруг  молодого  царя  сложился  просвещенный  кружок,   который Курбский называл «Избранной радой».  Кроме  Сильвестра,  Адашева, князя  Андрея  Курбского  в  него  вошли   князья    Воротынский, Одоевский, Серебряный, Горбатый, Шереметьевы и другие.

Первым  большим  предприятием  самостоятельного  царствования  Ивана  стали Казанские походы. Было  время, когда Казань являлась грозным противником Москвы. Но блестящий период казанской истории уже давно миновал. Постоянные внутренние распри из-за престолонаследия дали повод соседним государствам постоянно вмешаться во внутренние дела ханства. С 1485 г. в Казани сложились две сильные партии, одна из которых ориентировалась на Россию, а другая – на Крым. В последующие годы между ними происходила постоянная борьба. Поддерживая своих ставленников или борясь с крымцами, русские не раз осаждали Казань. Иногда (если имелась сильная помощь из города) она сдавалась легко, но иногда оказывала ожесточенное сопротивление. Так было и на этот раз. Отстаивая свою независимость, казанцы в борьбе с Иваном показали доблесть, достойную времен Улуг-Мухаммада.

В конце 1547 года Иван выступил в свой первый Казанский поход: в декабре  он  выехал  во  Владимир,  приказавши вести туда за собой пушки. В феврале 1548 года  войско  вышло  из Нижнего, но  принуждено  было  вернуться  из-за  рано  начавшейся весны. Иван  возвратился  в  Москву,  как  говорит  летописец,  в больших слезах, что не сподобил его Бог совершить похода.

В ноябре 1549 года Иван отправился во второй поход  и  на  этот раз в феврале 1550 года добрался до самой Казани. Но  приступ  не удался. Множество людей с  обеих  сторон  было  побито,  а  потом настала оттепель, подули сильные ветры, полился дождь. Простояв 11 дней, Иван  принужден  был  возвратиться,  но  предварительный успех был все же  достигнут;  по  приказу  царя  в  устье  Свияги заложили город Свияжеск. После этого от Казани отпала вся  горная сторона: черемисы, чуваши, мордва били  челом  государю,  и  Иван принял их в русское подданство. Это  был  первый  шаг  к  полному покорению Поволжья, но для окончательного торжества Москвы должно было пройти еще некоторое время. Иван обратился пока к внутренним делам.

 

                6. Первый Земский собор

Под влиянием окружения царь в 1550  году  решился  на  новый  в русской истории шаг - созыв первого Земского собора. «На двадцатом году  возраста  своего, -  говорится  в  Степенной  книге, -   видя государство в великой тоске и печали  от  насилия  сильных  и  от неправд, умыслил царь привести всех в любовь.  Посоветовавшись  с митрополитом,  как  бы  уничтожить  крамолы,  разорить  неправды, утолить вражду, призвал он собрать свое  государство  из  городов всякого чина». Когда выборные съехались, Иван в  воскресный  день вышел с крестом на лобное место и после  молебна  начал  говорить митрополиту: «Молю тебя, святый  владыко!  Будь  мне  помощник  и любви поборник. Знаю, что ты добрых дел и любви желатель. Сам  ты знаешь, что я после отца своего  остался  четырех  лет,  а  после матери осьми лет; родственники о мне не  брегли,  а  сильные  мои бояре и вельможи обо мне не радели и самовластны были, сами  себе саны и  почести  похитили  моим  именем  и  во  многих  корыстных хищениях и бедах упражнялись. Я же был словно глухой и не слышал, и  не  имел  в  устах  моих  обличения  по  молодости   моей    и беспомощности,  а   они    властвовали».   

Обратившись потом   к присутствовавшим на площади боярам, Иван  бросил  им  запальчивые слова: «О неправедные лихоимцы и  хищники  и  судьи  неправедные! Какой теперь дадите нам ответ,  что  многие  слезы  воздвигли  на себя? Я же чист от крови сей, ожидайте воздаяния своего».  Потом, поклонившись на все стороны, царь продолжил: «Люди  Божьи  и  нам дарованные Богом! Молю вашу веру к Богу и к  нам  любовь.  Теперь нам ваших прежних  бед,  разорений  и  налогов  исправить  нельзя вследствие продолжительного моего  несовершеннолетия,  пустоты  и неправд бояр моих и властей, бессудства неправедного,  лихоимства и сребролюбия. Молю вас, оставьте друг другу  вражды  и  тягости, кроме разве очень больших дел: в этих делах, и в новых я сам буду вам, сколько возможно, судья и оборона, буду неправды разорять  и похищенное возвращать».

В тот же самый день Иван пожаловал Адашева в окольничие  и  при этом сказал ему: «Алексей!.. Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных и разбирать их внимательно. Не бойся сильных и славных, похитивших почести и грубящих своим  насилием  бедным  и немощным; не смотри и на ложные  слезы  бедного,  клевещущего  на богатых,  ложными  слезами  хотящего  быть   правым,    но    все рассматривай внимательно и  приноси  к  нам  истину,  боясь  суда Божья; избери судей праведных от бояр и вельмож».

Никаких других известий о первом Земском соборе не осталось, но по  ряду  косвенных  признаков,  можно  видеть,  что   дело    не ограничилось одним выступлением царя, а возбуждено было  и  много практических вопросов. Царь  велел  боярам  помириться  со  всеми христианами царства. И действительно,  вскоре  после  этого  дано было предписание всем наместникам-кормленщикам  покончить  спешно мировым порядком все тяжбы с земскими обществами о кормлениях. На Стоглавом соборе в 1551 году Иван говорил о том,  что  предыдущий собор дал ему благословение  на  исправление  старого  «Судебника» 1497 года и на  устройство  по  всем  землям  своего  государства старост и целовальников. Значит, Земский собор 1550 года обсуждал целый ряд законодательных мер, имевших целью перестройку местного управления. Этот план начинался  срочной  ликвидацией  всех  тяжб земства  с  кормленщиками,  продолжался  пересмотром  «Судебника»  с обязательным повсеместным введением  в  суд  выборных  старост  и целовальников и завершался пожалованием уставных  грамот,  вообще отменявших кормления.

В результате этих мер местные общины должны были  освободиться  от  мелочной  опеки  бояр-наместников,   сами собирать  подати  и  сами  творить  суд.  Известно,  что   именно кормления, неправедные суды и неконтролируемый сбор податей стали к  середине  XVI  века  настоящим  бичом    русской    жизни.    О многочисленных злоупотреблениях бояр-наместников, при отправлении своих обязанностей сообщают все источники этого времени.  Отменив кормления и создав  независимые  общинные  суды,  Иван  попытался уничтожить зло, пустившее глубокие корни в русском обществе.  Все эти меры  вполне  соответствовали  новому  умонастроению  царя  и вытекали из его речи, произнесенной перед  всем  народом  в  1550 году. Однако грамоты, которыми давалось волостям право  управляться своими выборными  властями,  были  откупными.  Волость  известной суммой,  вносимой  в   казну,    откупалась    от    наместников; правительство давало ей право откупиться вследствие  ее  просьбы; если же она не била челом,  считала  для  себя  невыгодным  новый порядок вещей, то оставалась при старом.

В следующем 1551 году для устройства  церковного  управления  и религиозно-нравственной жизни народа созван был большой церковный собор, обыкновенно называемый Стоглавым.  Здесь  был  представлен новый «Судебник», бывший исправленной и  распространенной  редакцией старого дедовского «Судебника» 1497 года.

 

                7. Покорение Казани

Пока  царь  был  занят  внутренними    делами,    окончательно  назрела Казанская  война.  Прежде  в  этом   городе    была достаточно сильная русская партия, при помощи которой  московские князья не раз сажали здесь  угодных  себе  царей.  Но  отпадение горной страны и постройка Свияжска, объединила всех недовольных. В марте 1552 года последовал окончательный разрыв. Казанцы  стали пересылаться с горными людьми,  а  те,  отведав  русской  власти, заволновались, изменили все и  сложились  с  Казанью.  На  помощь тамошним  татарам  пришло  десять  тысяч  ногаев  и  астраханский царевич Йадыгар-Мухаммад, которого казанцы и посадили у себя царем.

16 июня 1552 года Иван выступил в свой третий Казанский  поход, не зная еще доподлинно с кем прежде ему придется биться - все ждали прихода крымцев. Действительно, 22 июня  крымский  хан  пришел  к Туле, приступал к ней целый день, но,  узнав,  что  Иван  со  всем русским войском стоит на Оке,  поспешно  ушел  в  степь. Счастливо избавившись от этого врага, Иван продолжил  поход  и  13  августа пришел в Свияжеск. Воевода князь  Микулинский  имел  уже  к  этому времени счастливое дело с горными жителями,  побил  их  и  привел опять под власть Москвы. 18 августа  войско  переправилось  через Волгу, а 23 - подошло к Казани. С Иваном было 150 тысяч  войска  и 150  пушек.

Казань,  защищенную  только  деревянными    стенами, обороняло 30 тысяч татар. И осаждавшие и осажденные  настроены  были  очень решительно. Иван объявил твердое намерение зимовать под  Казанью; ездил днем и ночью кругом города, рассматривал места, где удобнее сделать укрепления. Осадные работы  шли  безостановочно:  ставили туры, снабжали их пушками,  где  нельзя  было  ставить  тур,  там ставили тын, так что Казань со всех сторон окружена была русскими укреплениями. Казанцы  беспрестанно  делали   вылазки, бились отчаянно с защитниками  тур,  но  были  постоянно  втаптываемы  в город. От беспрерывной пальбы по городу гибло в нем много  людей; стрельцы и казаки, закопавшись во рвах  перед  турами,  также  не давали казанцам входить  на  стены,  снимали  их  оттуда  меткими выстрелами.

Но казанцы не все укрылись за стенами.  Часть  войска под командой  князя  Япончи  находилась  в  Арской  засеке,  чтоб постоянно тревожить русских. И не раз бывало так, что по  сигналу Японча нападал на русские укрепления с тыла, а  казанцы  из  всех ворот высыпали ему на помощь. Войско истомилось от  беспрестанных вылазок из города, от наездов из  лесу  и  от  скудости  в  пище: съестные припасы вздорожали,  но  и  сухого  хлеба  ратнику  было некогда  поесть  досыта.  Кроме  того,  все  ночи  он  должен  был проводить без сна, охраняя пушки, свою жизнь и честь. 30  августа князья Горбатый и Серебряный встретились с Япончой в  решительном сражении и нанесли ему полное поражение.

31 августа Иван призвал немца-инженера, искусного  в  разорении городов, и велел ему сделать  подкоп  под  стену.  Другой  подкоп повели под тайник, по которому  осажденные  ходили  за  водой.  4 сентября второй подкоп был  окончен.  Иван  велел  поставить  под тайник 11 бочек пороху  и  взорвать.  Взлетела  на  воздух  часть стены,  множество  казанцев  в  городе  было  побито  камнями   и бревнами, падавшими с огромной  высоты.  Русские  воспользовались этим, ворвались в город и  много  татар  побили  и  попленяли.  6 сентября с большим кровопролитием взят  был  острог,  построенный казанцами в 15 верстах от города на Арском поле.  Взявши  острог, воеводы пошли к Арскому городищу, воюя и пожигая села,  а  оттуда возвратились  к  Казани,  положив  всю  землю    пусту. Освободили множество русских пленных и много скота пригнали в полки.

Тем временем  другая  часть  русского  войска  придвинула  туры вплотную ко рву. Стычки и вылазки шли  непрерывно  день  и  ночь. Осажденные укрывались под тарасами и  их  огонь  наносил  большой урон русскому войску. Иван  приказал  вести  подкоп  под  тарасы, взорвать их, а затем придвинуть туры к самым воротам. 30 сентября тарасы  взлетели  на  воздух  вместе  с  людьми;  бревна   побили множество  народа. Пользуясь поднявшейся в городе суматохой, русские утвердили буры  против  всех ворот, а полк князя  Михайлы  Воротынского  с  боем  взял  Арскую башню. Но другие полки не были готовы к  штурму,  и  по  царскому приказу воинов силой вывели из города.

1 октября пушки беспрестанно били по стенам и во многих  местах сбили их до основания. Остатки стены были снесены мощным взрывом, который прогремел утром 2 октября. После этого русские  пошли  на штурм. В воротах и  на  стенах  началась  страшная  сеча.  Татары оказывали отчаянное сопротивление; несколько  часов  русские  не могли сделать ни шага вперед, несмотря на то, что царь подъехал к самым стенам города и воодушевлял их. Наконец русские ворвались в город по крышам домов. Самая жаркая сеча  разгорелась  у  мечети. Видя свое поражение, 6000 татар попробовали прорваться из города, но  были  почти  полностью  истреблены.  Лишь  немногим   удалось добежать до леса. В Казани же не осталось в живых  ни  одного  из защитников, потому что Иван велел всех вооруженных побивать, а  в плен брать только женщин и детей. Все сокровища, взятые в Казани, а также всех пленников царь отдал войску, а себе взял только царя Йадыгара, знамена и городские пушки.

Известие  о  казанской  победе  произвели   на    современников неизгладимое впечатление.  Со  времен  Дмитрия  Донского  русское оружие не одерживало более славной победы. Сама мысль, что  после стольких лет ига, татарское царство наконец пало,  наполняло  все сердца бурным ликованием. На всем возвратном пути от  Нижнего  до Москвы царя встречали толпы народ с криками. В течении трех  дней по возвращении в Москву с 8 по 10 ноября  в  царском  дворце  шел пир. за это время Иван раздал даров на 48 тысяч  рублей.  Награды соответствовали подвигу и понятию, которое современники  имели  о нем.

Несомненно, что 1552 год стал  звездным  часом  всего  Иванова царствования. Умри он в этом  году,  после  блестящей  победы,  в разгар важных реформ и в  потомстве  осталась  бы  совсем  другая память об этом сложном и неоднозначном человеке. Но он правил еще тридцать лет и множеством черных дел  затмил  все  светлые воспоминания о первых годах своего правления.

 

                8. Болезнь Ивана и нравственная перемена в нем

Глубинный разлад между Иваном и его ближайшим окружением впервые обозначился в 1553 году. Все началось с того, что Иван заболел горячкой. Придя  в  себя  после бреда,  он приказал  написать  завещание,   в    котором    объявлял наследником своего сына Дмитрия, родившегося в прошлом  году.  Но когда в царской столовой палате собрали бояр для присяги,  многие отказались присягать. Отец Алексея Адашева смело сказал  больному государю: «Мы рады повиноваться тебе и  твоему  сыну,  только  не хотим служить Захарьиным, которые  будут  управлять  государством именем  младенца,  а  мы  уже  испытали,  что  значит    боярское правление». В числе тех, кто  не  пожелал присягать Дмитрию, был и двоюродный  брат  государя  Владимир    Андреевич Старицкий. И это впоследствии подало царю  повод  предположить,  что отказ бояр в присяге происходил от тайного  намерения возвести на освободившийся  престол  Владимира  Андреевича.

Спор  о  присяге длился целый день и  ничем  не  решился.  На  другой  день  Иван, призвав к себе бояр, обратился к  Мстиславскому  и  Воротынскому, которые прежде всех присягнули и уговорили присягнуть других: «Не дайте боярам извести моего сына, бегите с ним в другую землю». Родственникам своей жены Захарьиным  царь  сказал:  «А  вы,  Захарьины,  чего  испугались? Думаете, что бояре вас пощадят?  Нет,  вы  будете  первые  у  них мертвецы!» После этих  слов  царя  все  бояре,  один  за  другим, присягнули. Владимир Андреевич - тоже. Трудно решить: действительно ли было у некоторых намерение возвести  Владимира  на  престол  в случае в случае смерти царя, или  упорство  бояр  происходило  от нелюбви к Захарьиным, от боязни попасть под их  власть,  и  бояре искали только средство в случае смерти Ивана устроить  дело  так, чтобы  не  дать  господства  его  курьям.

Очень   подозрительным показалось всем, что в то  время,  как  царь  лежал  при  смерти, Владимир Андреевич раздавал  жалование  своим  детям  боярским  и медлил до последней минуты с принесением присяги. Не любившие его бояре стали тогда же подозревать его  и  вздумали  не  пускать  к больному государю, но за Владимира  вступился  Сильвестр,  и  это очень не понравилось Ивану. Он ничем явно не проявил своего неудовольствия, но  несомненно, что после этого Сильвестр сильно потерял в своем  влиянии. Вообще, из всего, что известно  об  этом  человеке, можно  заключить,  что Сильвестр был муж  благонамеренный  и  строго  благочестивый,  но склонный к мелочам и  навязчивый. Взявшись  управлять  совестью  и нравственным поведением молодого царя,  он,  видимо,  часто  брал неверный  тон,  входил  в  ненужные  подробности,  позволял  себе настаивать, не раз заставлял царя менять  свое  решение.  Уступая ему поначалу, Иван со временем  стал  раздражаться  и  тяготиться этой  опекой.  Позже  Грозный  писал  Курбскому  о  Сильвестре  и Адашеве: «Они отняли у нас  данную  нам  от  прародителей  власть возвышать вас, бояр, по нашему изволению, но все положили в свою и вашу власть; как вам нравилось, так и  делалось;  вы  утвердились между собой дружбой, чтобы все содержать в своей воле; у  нас  же ни о чем не спрашивали, как будто нас на свете  не  было;  всякое устроение и утверждение совершалось по воле их и  их  советников. Мы, бывало, если что-нибудь и доброе присоветуем, то  они  считают это ни к чему не нужным,  а  сами  хоть  что-нибудь  неудобное  и развращенное выдумают, так ихнее все  хорошо!  Во  всех  малых  и ничтожных вещах, до обувания и до спанья и  до  спанья,  мне  не было воли, а все по их хотению делалось. Что же тут  неразумного, если мы не захотели остаться в младенчестве, будучи в совершенном разуме?»

Избавившись  от  смертельной  болезни,  Иван  решил    совершить паломничество в Кириллов Белоозерский монастырь. С этой  поездкой также связывают много важных событий.  Дорогой  умер  первый  сын Ивана, малютка Дмитрий. В Троицком монастыре  Иван  встретился  с Максимом Греком, а в Дмитрове, в Песношском монастыре,  с  другим заточенником Вассианом Топорковым, прежним Коломенским епископом. Иван, помня, что Топорков был любимцем его отца, зашел к  нему  в келью и спросил: «Как я должен царствовать,  чтоб  вельмож  своих держать  в  послушании?»  Вассиан,  по  свидетельству  Курбского, прошептал ему на ухо такой ответ: «Если хочешь быть  самодержцем, не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя, потому что ты лучше всех; если будешь так поступать,  то  будешь тверд на царстве и все будешь иметь в руках своих. Если же будешь иметь при себе людей  умнее  себя,  то  по  необходимости  будешь послушен им». Иван поцеловал его руку и сказал: «Если  б  и  отец мой был жив, то и он такого последнего совета не подал  бы  мне!»

Курбский  говорит,  что  от  сатанинского  силлогизма   Топоркова произошла вся беда, то есть перемена в поведении  Ивана,  но  это едва ли верно. Беспристрастный летописец указывает начало беды  в событиях, происшедших во время болезни Ивана,  да  и  вряд  ли  в словах Топоркова Иван нашел для себя  что-то  новое.  Он  рано  и много, раньше и  больше,  чем  бы  следовало,  стал  думать  своей тревожной мыслью о том, что он государь Московский и  всея  Руси. Вчитываясь в его позднюю переписку с Курбским, можно видеть,  что Иван  с  детства  затверживал  любимые  библейские    тексты    и исторические примеры, и  все  они  отвечали  на  одну  тему -  все говорили о царской власти  и  ее  божественном  происхождении,  о государственном порядке, об отношениях к советникам и  подданным, о гибельных следствиях разновластия и  безначалия.  Иван  Грозный был  первый  из  московских  государей,  который  узрел  и   живо почувствовал в себе  царя  в  настоящем  библейском  смысле,  как помазанника Божья. Но эта идея проявилась у  него  не  сразу:  он сомневался в своих силах, мучился самоуничижением, отдавал себя в добровольное подчинение советникам, как бы принося  в  жертву,  и при этом видел, что те берут над ним все более и  более  властный тон, пользуются им, а вместе с тем готовы его  продать.  Он  стал самовластным не прежде, чем окончательно разочаровался в людях, и в этом смысле  слова  Топоркова,  совпавшие  с  его  собственными сокровенными мыслями, должны были иметь большое значение. Разрушительная борьба страстей в душе Ивана  уже  началась,  но следствия ее явились позже.

 

                9. Начало Ливонской войны и конец «Избранной рады»

В  1556  году  московское  войско  захватило  Астрахань.  Вся территория Астраханского ханства и  поволжские  степи  до  самого Каспийского моря присоединены были  к  России. Войны  Казанская  и Астраханская неизбежно  вели  к  войне  с  Крымом,  а  между  тем завязывалась  уже  новая  война  на  западе,  которая  постепенно приковала к себе все силы России. В 1553 году закончилось 50-летнее перемирие с  Ливонским орденом,  одним из условий которого была  уплата  дани  с  Дерпта  (Юрьева).  При Василии III и в  малолетство  Ивана  дань  эта  рыцарями  не выплачивалась, и вот, когда в 1554 году Ливонские послы  приехали в Москву для продления договора, Грозный велел напомнить о ней  и взыскать недоимки за  50  лет.  Послы  обещали  погасить  долг  в течении трех  лет.  Но  в  1557  году  недоимки  так  и  не  были выплачены, и с этого года началась Ливонская война.

Успех, который сопутствовал русским в ее начале, превзошел  все ожидания.  В  мае  1558  года  взята  была  Нарва.  В   следующем месяце - Нейгауз. В июле капитулировал Дерпт, соблазненный выгодными условиями, которые предложили ему  русские  воеводы.  К  осени  в русское  подданство  перешло  более  20  городов.  Одни  ревельцы продолжали обороняться и в 1559 году обратились к датскому королю с просьбой принять их в свое подданство. Ливонский магистр Кетлер последовал их примеру и осенью 1559 года заключил союз с польским королем Сигизмундом II Августом. Ливонцы отдали Польше 9  волостей  с условием, что король окажет им помощь против России.

К 1560 году ясно обозначилось, что вместо слабой Ливонии России предстоит война с Данией, Польшей,  а  возможно,  и  Швецией. Пока внешние дела запутывались таким образом, шла  к  развязке  дружба царя с Сильвестром и Адашевым. Уже прежде Иван во  многих  случаях поступал самовластно, вопреки  советам  Сильвестра.  Тот  убеждал царя  продолжать  войну  на  востоке  и  увенчать  свои    деяния покорением Крыма. Иван вместо этого обратился к Прибалтике. Во все время Ливонской войны Сильвестр был ее яростным противником,  и  в стремлении остановить царя не знал никакого удержу.  «Заболею  ли  я,  или царица, или дети, - писал позже Грозный Курбскому,-  все  это,  по вашим словам, было наказание Божье за наше непослушание Вам».

Для  Ивана,  который  приближался  уже  к  30  годам,   попреки Сильвестра стали совершенно несносны, и врагам не стоило большого труда развести их окончательно. Разрыв состоялся осенью 1559 года во время пути с больной царицей Анастасией из Можайска в  Москву. Обстоятельства его темны и неясны.  Иван  в  письме  к  Курбскому говорит  о  них  вскользь.  Очевидно  только,  что  на  этот  раз Сильвестр и Адашев имели столкновение  с  самой  Анастасией.  «За одно малое слово с ее стороны явилась  она  им  неугодна, -  писал Грозный,-  за  одно  малое  слово  ее  они  рассердились».    Что скрывается за этой фразой неизвестно, но весною 1560  года  видим уже Адашева  в  почетной  ссылке  при  войске,  отправлявшемся  в Ливонию.  В  то  же  время  добровольно  удалился   в    Кириллов Белоозерский  монастырь  Сильвестр. Примирение  с  ними  было   еще возможно, если бы не роковое обстоятельство: в августе 1560  года умерла горячо любимая жена Ивана  Анастасия  Романовна,  и  с  ее кончиной стали окончательно ненавистны те, кто не  любил  ее  при жизни.

Враги,  среди  которых  видную  роль  играли  шурья  царя Захарьины, поспешили окончательно погубить любимцев. В том же году состоялся  суд  над  Адашевым  и  Сильвестром,  которых  обвиняли огульно, не вызвав их даже  для  оправданий  в  Москву.  Курбский говорит, что их уличали в отравлении Анастасии, но  едва  ли  это так. Сам Грозный ни  словом  не  упоминает  об  этом,  а  говорит только:  «Сыскав  измены  собаки  Алексея  Адашева  и  всех   его советников, мы наказали их милостиво: смертной казнью не  казнили никого, но по разным местам разослали. Поп Сильвестр, видя  своих советников в опале, ушел по своей воле, и  мы  его  отпустили,  не потому чтобы устыдились его, но потому, что не хотели судить  его здесь: хочу судиться  с  ним  в  следующем  веке,  перед  агнцем Божьим; а сын его и до сих пор в благоденствии пребывает,  только лица нашего не видит».  Сильвестр уехал в монастырь на Соловки,  и о дальнейшей судьбе его ничего неизвестно.  Адашева  заключили  в тюрьму в Дерпте, где он умер через два месяца от  горячки. Гораздо круче расправился Иван с родственниками  и  близкими  Адашева.  В 1561 году казнены были брат Алексея Адашева Данило  с  12  летним сыном,  тесть  его  Туров,  трое  братьев  жены  Алексея  Сатины, родственник Адашева Иван Шишкин  с  женой  и  детьми  и  какая-то знатная вдова Мария, приятельница Адашева, с пятью сыновьями.

 

                10. Перемена в царе и его вторая женитьба

«Избранной раде» пришел конец. Любимцами царя  стали теперь боярин Алексей  Басманов,  сын  его  Федор,  князь  Афанасий  Вяземский, Василий Грязной и чудовский архимандрит Левкий. Образ жизни Ивана также разительно изменился. Уже через  восемь дней после смерти Анастасии царь объявил, что намерен жениться во второй раз и начал сватать сестру польского короля. В Иване вдруг открылась любовь к  пирам  и  веселью,  сначала  носившим  вполне пристойный характер. Но постепенно  новые  любимцы  все  более  и более брали на них тон, веселье  обратилось  в  буйство,  выходки стали непристойными.  Непременным  условием  было  напиваться  до бесчувствия,  тем,  кто  пил  мало,  вино  лили  на  голову. Самый разнузданный разврат вскоре стал обыкновенным делом.  Подозревали даже, что Иван предается мужеложству с Федором Басмановым.  Один из бояр, Дмитрий Овчина-Оболенский, упрекнул этим любимца:  «Я  и предки мои служили всегда с пользою государю, - сказал он, -  а  ты служишь  гнусною  содомиею».  Басманов  пожаловался  царю.   Иван ласково пригласил Овчину к столу и  подал  большую  чашу  вина  с приказом выпить одним духом. Овчина не  мог  выпить  и  половины. «Вот так-то, - сказал Иван, - ты желаешь добра своему государю!  Не захотел пить, ступай же в погреб,  там  есть  разное  питье,  там напьешься за мое здоровье».  Овчину увели в погреб и там задушили, а царь, как будто ничего не зная, послал на  другой  день  в  дом Овчины приглашать его  к  себе  и  потешался  ответом  его  жены, которая, не ведая, что случилось с ее мужем, отвечала, что он еще вчера ушел к государю. Это рассказ Гваньини. Курбский  пишет,  что Овчину зарезали. Другой боярин, Михаил Репнин, человек степенный, не позволил царю надеть на себя шутовской маски в то время, когда пьяный Иван веселился со своими любимцами. Царь велел выгнать его вон, а некоторое время спустя, велел убить (по  словам  Курбского, прямо в церкви). В ту же ночь убили боярина Юрия  Кашина,  в  то время, когда он шел в церковь к заутрене (Курбский пишет, что его тоже зарезали на церковной паперти).

Ссылки и  казни  постепенно  постигли  всех  бояр  из  прежнего адашевского кружка. Дмитрий Курлятов вместе с женой и детьми  был сослан в Каргопольский Челмский монастырь (в  1563  году).  Через некоторое время царь вспомнил о нем и приказал умертвить со  всей семьей. Герой казанского похода князь Михаил Воротынский с женой, сыном и дочерью был сослан на  Белоозеро.  Но  к  нему  Иван  был милостивее, приказал содержать хорошо и впоследствии освободил.

Поскольку брак с сестрой Сигизмунда не удался, Иван стал искать невесты в других местах. Ему  донесли,  что  один  из  знатнейших князей  Черкесских  Темгрюк  имеет  красивую  дочь.  Иван   велел привести ее в  Москву.  Девушка  ему  понравилась,  ее  крестили, нарекли Марией, и 21 августа 1561 года Иван женился  на  ней.  По свидетельству современников, так же как и Анастасия, Мария  имела на царя большое влияние, но совсем  в  другом  роде.  От  природы наделенная диким нравом и жестокой душой, она еще более разжигала в сердце царя ненависть  и  подозрительность.  Брат  ее  Михайло, необузданный и развратный, поступил в число новых любимцев Ивана.

 

                11. Ход военных действий и измена князя Курбского

Ливонская война тем временем шла своим чередом. В 1560  году взят был Феллин. В том же  году  эзельский  епископ  продал  свои владения  Дании.  В  1561  году  ревельцы  передались  Швеции,  а Ливонский  магистр  Кетлер  присягнул  на  верность  Польше.   По условиям договора Орден ликвидировался, Кетлер вступал в  брак  и получил  титул  герцога  Курляндского.   Сигизмунд Август    стал требовать у Ивана, чтобы он отвел свои войска из Ливонии, на  что тот, разумеется, не мог согласиться. В сентябре 1561 года русские разбили литовцев перед Пернау и разорили Тарваст.

В начале 1563  года  сам  Иван  с  большим  войском  и  нарядом двинулся к литовской границе. Целью  похода  был  Полоцк -  город, важный сам по себе и особенно по отношению к Ливонии, по торговой связи его через Двину с Ригою. 31 января  город  был  осажден,  7 февраля взят был острог, а 15 февраля, после того, как 300  сажен стены  было  выжжено,  город  сдался. Иван  въехал  в    крепость, провозгласил себя князем Полоцким и милостиво отпустил поляков  в числе пятисот человек с женами  и  детьми,  одарил  их  собольими шубами, но ограбил полоцких воеводу и епископа и  отправил  их  в Москву пленниками вместе  с  другими  литовцами.  Всех  евреев  с семьями царь велел перетопить в  реке,  а  монахов перебить. Все латинские церкви были разорены. Царь  возвратился  в Москву так же торжественно, как из-под Казани.

Война продолжалась, но шла теперь вяло. Дела  внутренние  стали занимать Ивана гораздо  больше.  Подозрительность  царя  к  своим боярам возрастала с каждым годом и в конце концов превратилась  в какую-то маниакальную болезнь. С многих бояр были взяты записи,  в которых те обещались не переезжать в Литву и иные государства. За сомнительных лиц  должны  были  поручаться  другие,  а  за  самих поручителей - третьи. Каждый побег имел следствием казни  и  опалы для  близких  изменника.  Не  смотря  на  такие   меры, побеги продолжалась. Но более всего подействовало на Ивана бегство  князя Курбского. Этот боярин, один из  самых  даровитых  и  влиятельных членов адашевского кружка, начальствуя войском в Ливонии в  конце 1563 года, бежал из Дерпта в Вольмар, занятый тогда литовцами,  и отдался королю Сигизмунду, который принял его ласково, дал ему  в поместье Ковель и другие имения.

Трудно  сказать  однозначно,  было  ли    введение    опричнины следствием измены Курбского. Скорее она стала результатом  долгих и болезненных размышлений царя  о  тех  же  старых  предметах:  об исключительном,  божественном  характере  своей  власти    и    о продажности лукавого боярства. Во всем, что делал Иван после 1564 года трудно увидеть определенный смысл, но зато видна  изощренная работа больной мысли и  больной  души.  Возможно,  Грозный  долго продумывал свои  поступки,  но  делал  это  один,  ни  с  кем  не советуясь,  так  что  для  всех  окружающих  они   становились    полной неожиданностью. Все видели, что делал царь, но мало кто понимал, какую он преследовал цель. Похоже, эту тайну  он  так  и унес с собой.

 

                12. Отъезд царя из Москвы и начало опричнины

Внешне же все выглядело следующим  образом.  В  конце  1564 года царь приказал собрать из городов в Москву с женами и  детьми дворян, детей боярских и приказных  людей,  выбрав  их  поименно. Разнесся слух, что царь собирается ехать неизвестно  куда.  Своим окружающим Иван объявил: ему сделалось известно,  что  многие  не терпят  его,  не  желают,   чтобы    царствовал    он    и    его наследники, злоумышляют  на  его  жизнь;  поэтому    он    намерен отказаться от престола и передать управление всей земле. Говорят, что с этими словами Иван положил  свою  корону,  жезл  и  царскую одежду. На другой день, со всех  церквей  и  монастырей  духовные привозили  Ивану  образа. Грозный кланялся перед ними, прикладывался, брал от духовных  благословение, потом  несколько дней и ночей ездил по церквам.  Наконец, 3  декабря  приехало  в Кремль множество саней; начали выносить из  дворца  и  укладывать всякие драгоценности: иконы, кресты, одежды, погрузили всю казну.

Всем приехавшим из городов дворянам и  детям  боярским  приказано было собираться в путь с царем. Выбраны были также  некоторые  из бояр и дворян московских для сопровождения царя с женами и детьми. В  Успенском  соборе  велено  было  служить  обедню   митрополиту Афанасию,  заступившему  место  Макария.  Отслужив  литургию    в присутствии всех бояр, царь принял благословение митрополита, дал целовать свою руку боярам; затем сел в сани  с  царицей  и  двумя сыновьями. С  ним  отправились  любимцы  его:  Алексей  Басманов, Михайло Салтыков, князь Афанасий Вяземский, Иван Чоботов, избранные дьяки и придворные. Вооруженная толпа  выборных  дворян  и  детей боярских сопровождала их.

Все в  Москве  были  в  недоумении.  Ни митрополит, ни святители, съехавшиеся тогда  в  столицу,  не  смели просить у царя объяснений. Две недели по причине  оттепели,  царь должен был пробыть в селе Коломенском,  потом  переехал  со  всем обозом в село  Тайнинское,  а  оттуда  через  Троицкий  монастырь прибыл в Александровскую слободу. 3  января  приехал  от  него  в столицу Константин  Поливанов  с  грамотой  к  митрополиту.  Иван объявлял,  что  он  положил  гнев  свой  на  богомольцев   своих, архиепископов, епископов и все духовенство, на бояр, окольничих, дворецкого, казначея, конюшего, дьяков, детей боярских, приказных людей; припоминал,  какие  злоупотребления,  расхищения  казны  и убытки  причиняли  они  государству  во  время  его  малолетства, жаловался,  что  бояре  и  воеводы    разобрали    себе,    своим родственникам и друзьям государевы земли,  собрали  себе  великие богатства, поместья, вотчины, не радят о государе и  государстве, притесняют христиан, убегают от службы,  а  когда  царь,  сказано было в грамоте, захочет своих бояр, дворян, служилых  и  приказных людей наказать, архиепископы и епископы заступаются за  виновных; они заодно с боярами, дворянами и приказными людьми покрывают  их перед государем. Поэтому государь от  великой  жалости  не  хочет более терпеть их изменных дел, и поехал поселиться  там,  где  его Господь Бог наставит. Гонец привез от царя и другую грамоту к  гостям,  купцам  и  ко всему московскому народу. В ней государь писал, чтобы  московские люди нимало не сомневались: на них нет от царя ни гнева, ни опалы.

Когда эти  грамоты  были  прочтены,  между  боярами  и  народом раздались рыдания и вопли. Все начали  упрашивать  митрополита  и епископов ехать в слободу,  бить  челом  государю,  чтобы  он  не покидал  государства.  При  этом  простые  люди  кричали,   чтобы государь вернулся на царство оборонять  их  от  волков  и  хищных людей, а за государских изменников и лиходеев они не стоят и сами их истребят.

Духовенство  и  бояре  явились  в  Александровскую  слободу   и объявили Ивану общее решение, общую мольбу: пусть правит, как ему угодно, только бы принял снова в руки правление.  Иван  челобитье их принял с тем, что ему на всех изменников  и  ослушников  опалы класть, именье их  брать  в  казну  и  утвердить  себе  на  своем государстве опричнину: двор и весь свой  обиход  сделать  особый; бояр, окольничих, дворецких, казначеев, дьяков, всяких приказных людей, дворян,  детей  боярских, стольников,  стряпчих  и  жильцов назначить  особых;  во  дворах -  Сытном,  Кормовом  и    Хлебном - назначить особых  ключников;  наконец  стрельцов  назначить  себе особых же. Назначены были города и волости, с которых доходы шли на государев обиход,  из  этих  же  доходов  шло  жалование  боярам, дворянам и всяким дворовым людям, которые будут в опричнине.

Иван объявил  о  желании  собрать  князей,  дворян  и  детей  боярских, дворовых и городовых 1000 человек и раздать  им  поместья  в  тех городах, которые взяты  в  опричнину,  а  вотчинники  и  помещики, которым не быть в опричнине, из этих городов надлежало вывести  и дать им земли в других городах. Также в самой  Москве  брались  в опричнину некоторые улицы и слободы, и  в  них  разрешалось  жить только тем боярам,  дворянам  и  приказным  людям,  которые  были отобраны в опричнину, а прежним обывателям назначалось переезжать на другие улицы. Государство Московское, воинство, суд,  управу  и всякие земские дела Грозный приказал ведать  своим  боярам  князю Ивану Бельскому и князю Ивану Мстиславскому, а  также  остальным, которым приказал быть в земских. Дьякам приказал  быть  по  своим приказам и вести дела по старине. За подъем свой Иван  приговорил взять из земского приказа 100  тысяч  рублей;  а  которые  бояре, воеводы и приказные люди  заслужат  за  великие  измены  смертную казнь или опалу, у тех именье отбирать в казну.

2 февраля царь прибыл в Москву и  явился  посреди  духовенства, бояр, дворян и приказных людей. Его едва узнали:  он  состарился, взгляд его стал  беспокойным  и  бегающим,  на  голове  и  бороде вылезли почти все волосы; очевидно, два  месяца  отсутствия  царь провел в страшном душевном состоянии, не зная, чем  кончится  его затея. На другой же день были схвачены и казнены за  свои  прежние преступления  князь  Александр  Горбатый  с  сыном  Петром,  двое Ховриных, князь Сухой-Кашин, князь Дмитрий Шевырев  и  князь  Петр Горенский.

 

                13. Жизнь царя в Александровской слободе

Началось устроение  опричнины. Прежде  всего  сам  Иван,  как первый опричник, поторопился выйти из церемонного, чинного порядка государевой жизни, установленного его отцом и дедом, покинул свой наследственный Кремлевский дворец, перевезся на новое укрепленное подворье,  которое  велел  построить  себе  где-то  среди   своей опричнины между Арбатом и Никитской, в тоже время приказал  своим опричным боярам и дворянам ставить себе дворы  в  Александровской слободе, где им предстояло жить, а также здания правительственных мест, предназначенных для управления опричниной. Скоро он и  сам поселился там же, а в Москву стал приезжать «не на великое время».

Царь уселся в Александровской слободе,  во  дворце,  обведенном валом и рвом. Никто не смел  ни выехать,  ни  выехать  без  ведома Ивана: для этого  в  трех  верстах  от  слободы  стояла  воинская стража. Иван жил тут в окружении своих любимцев. Любимцы набирали в опричнину дворян и детей боярских и вместо 1000 человек  вскоре появилось их до 6000, которым  раздавались  поместья  и  вотчины, отнимаемые у прежних владельцев, долженствующих терпеть разорение и переселяться со своих пепелищ. У них отнимали не только  земли, но даже дома и все движимое имущество; случалось, что их в зимнее время высылали пешком на  пустые  земли.  Таких  несчастных  было более  12  тысяч  семейств;  многие  погибали  по  дороге.  Новые землевладельцы, опираясь на особую милость царя,  дозволяли  себе всякие наглости и произвол над крестьянами, жившими на их  земле, и вскоре привели их в такое нищенское  положение,  что  казалось, как будто неприятель посетил  эти  края.  Опричники  давали  царю особую присягу, которой обязывались не только доносить  обо  все, что они услышат дурного о царе, но не иметь  никакого  дружеского сообщения, не есть и не пить с земскими людьми. Им даже вменялось в долг, как говорят летописцы, насиловать, предавать смерти земских людей  и  грабить  их  дома.  Современники-иноземцы  пишут,   что символом опричников было изображение собачей  головы  и  метла  в знак того, что они кусаются как собаки, оберегая царское здравие, и выметают всех лиходеев.

Иван завел у себя в Александровской слободе подобие  монастыря, отобрал 300 опричников, надел на них черные  рясы  сверх  вышитых золотом кафтанов, на головы - тафьи или шапочки; сам себя называл игуменом,  Вяземского  назначил  келарем,    Малюту    Скуратова - пономарем, сам сочинил для братии монашеский устав и сам лично  с сыновьями ходил звонить на колокольню. В двенадцать  часов  ночи все должны были вставать и идти к продолжительной полуночнице.  В четыре  часа  утра  ежедневно  по  царскому  звону  вся    братия собиралась к заутрене на богослужение. Оно длилось от  четырех  до семи часов утра. Сам Грозный так усердно клал поклоны, что у него на лбу образовались шишки. В  восемь  часов  шли  к  обедне.  Вся братия обедала в трапезной. Иван, как игумен, не садился  с  ними за стол, читал пред всеми житие дневного святого,  а  обедал  уже после один. Все наедались и напивались досыта. Нередко после обеда Иван ездил пытать и мучить опальных. Современники говорят, что он постоянно  дико  смеялся,  глядя  на  мучения  своих  жертв.    В назначенное время отправлялась вечерня, затем братия собиралась на вечернюю  трапезу, отправлялось  повечерие,  и  царь  ложился  в постель. Гванини передает мрачные слухи, ходившие о разврате царя. Говорили, что  опричники  похищали  для  него  девиц  и  замужних женщин, и муж должен был еще  радоваться,  если  жену  возвращали живой. Рассказывали, что, отняв у одного дьяка жену  и  узнав,  что тот  воспринял  это  как  обиду,  Грозный    приказал    повесить изнасилованную над порогом его дома. У другого  дьяка  жена  была повешена над его столом.

Способы, какими Иван разделывался с неугодными боярами, говорят о большом и извращенном уме.  Своего  старого  конюшего  Челядина Грозный обвинил в том, что тот хочет свергнуть его с  престола  и сам сделаться царем.  Иван  призвал  конюшего  к  себе,  приказал одеться в царское одеяние,  посадил  его  на  престол,  сам  стал кланяться ему в землю и говорил: «Здрав буди, государь всея Руси! Вот ты получил то, чего желал; я сам тебя сделал государем, но  я имею власть и свергнуть тебя с  престола».  С  этими  словами  он вонзил нож в сердце  боярина  и  приказал  бросить  его  тело  на съедение  псам.  Затем  убили  и  его  престарелую    жену.    Не остановившись на этом, Иван приказал замучить многих знатных лиц, обвиненных в соумышлении  с  конюшим. Тогда  казнили  князя  Ивана Куракина и князя Дмитрия Ряполовского. Князя  Семена  Ростовского, бывшего воеводою в Нижнем  Новгороде,  опричники  обезглавили  на берегу Волги, а труп утопили в реке. Тогда же  были  казнены  еще двое князей Ростовских - Василий  и  Андрей.  Знаменитый  полководец князь  Петр  Щенятьев  думал  укрыться  от  смерти  в  монастыре. Опричники достали его и в келии - жгли на сковороде, загоняли иглы под ногти и, в конце концов, умертвили. Казначея государева  Тютина опричники  рассекли  на   части    вместе    с    женой,    двумя сыновьями-младенцами и двумя  дочерьми. Эту  казнь  совершил  брат царицы - Михайло Черкасский.

Многих убивали без всякого суда прямо средь  бела  дня.  Каждый  день  на  улицах  Москвы  находили  по пять-шесть трупов.  По  приказу  царя  опричники  хватали  и  жен опальных людей, насиловали их, врывались в  вотчины,  жгли  дома, мучили, убивали крестьян, раздевали до нога девушек и в поруганье заставляли их ловить кур, а потом стреляли в  них.  Тогда  многие женщины от стыда сами лишали  себя  жизни.  Земщина  представляла собой  как  бы  чужую  покоренную  страну,  преданную   произволу завоевателей.

В это время Грозному пришлось вступить в  конфликт  с  духовной властью.  В  1566  году  митрополит  Афанасий  удалился  в  Чудов монастырь. Надлежало  избрать  нового.  Тогда  царь  предложил  в митрополиты  Соловецкого  игумена  Филиппа.  Духовные  и    бояре единогласно говорили, что нет человека более достойного. Сделавшись митрополитом, Филипп не побоялся поднять свой  голос против  опричнины  и  стал  то  и  дело    укорять    царя    его преступлениями. Это сопротивление  приводило  Ивана  в  неистовое бешенство. В 1568 году  Филиппа  низложили,  обвинили  во  многих греках, между прочим,  в  волшебстве,  и  заключили  в  монастыре святого Николая Старого. Что бы еще больше досадить пленнику Иван приказал отрубить голову его  племяннику,  зашить  ее  в  кожаный мешок и принести к Филиппу.

В начале 1569 года, после суда над Филиппом, Иван  покончил  со своим двоюродным братом Владимиром  Андреевичем  Старицким.  Царь заманил его с женой в Александровскую слободу и  умертвил  обоих. Вслед за тем была утоплена в Шексне под Горицким  монастырем  мать Владимира монахиня Евдокия. Та же участь вместе  с  нею  постигла инокиню Иуланию, вдову  брата  Иванова,  Юрия,  какую-то  инокиню Марию, также знатного рода, и с ними двенадцать человек.

В сентябре 1569 года внезапно умерла  вторая  жена  царя  Мария Темрюковна. Сразу же был распущен  слух  о  ее  отравлении.  Иван первый, как кажется, поверил в  него,  и  с  этого  времени  стал серьезно опасаться за свою жизнь.  Он  писал  в  Англию  королеве Елизавете,  что  изменники  составляют  против  него    заговоры, соумышляют с враждебными ему соседями,  хотят  истребить  его  со всем родом. Иван просил дать  ему  убежище  в  Англии.  Елизавета отвечала, что московский царь может приехать в Англию и жить  там сколько  угодно  на  всем  своем  содержании,  соблюдая    обряды старогреческой церкви.

 

                14. Разгром и опустошение опричниками Новгородской земли

Но у Грозного на уме было совсем другое. Летом 1569 явился к царю какой-то Петр, родом волынец, и донес, что новгородцы  хотят предаться польскому королю, что у них уже написана и  грамота  об этом и положена в Софийском соборе за  образом  Богоматери.  Иван отправил в  Новгород  вместе  с  волынцем  доверенного  человека, который действительно отыскал  грамоту  за  образом  и  привез  к царю. Подписи -  архиепископа  Пимена  и  других  лучших   горожан - оказались  верными. Говорят,  что  этот  Петр,  бродяга, наказанный новгородцами, из желания отомстить  им,  сам  сочинил  грамоту  и необыкновенно искусно подписался под руку архиепископа  и  других горожан. В Новгороде  со  страхом  ждали  кары,  все  знали,  как страшен царь  в  гневе,  но  то,  что  случилось,  превзошло  все ожидания.

В декабре 1569 года Иван выступил походом на север. С ним  были все опричники  и  множество  детей  боярских.  Погром  начался  с границы тверских владений. Опричники ворвались в Клин и  перебили здесь множество людей без всякого разбора. На  пути  к  Твери  царь послал Малюту Скуратова  в  Отрочь-монастырь,  где  заключен  был низложенный митрополит  Филипп,  и  тот  собственноручно  задушил старика.

Подступив к Твери, царь приказал окружить ее со всех  сторон  и сам расположился в одной из ближайших монастырей. В  первый  день опричники ограбили всех духовных, начиная с епископа. Затем через два дня они вновь ворвались  в  город,  стали  бегать  по  домам, ломали  всякую  домашнюю  утварь,  рубили  ворота,  двери,  окна, забирали всякие домашние запасы и купеческие товары -  воск,  лен, кожи и прочее, свозили в кучи и сжигали. На пятый день  дошло  до самих жителей. Опричники  принялись  бить  кого  попало:  мужчин, женщин, младенцев, иных сожгли огнем, других рвали клещами, трупы убитых бросили в Волгу. Пленных полочан и немцев,  выведенных  из Ливонии, притащили на берег, в присутствии царя посекли на  части и побросали на лед. В Торжке  повторилось  тоже.  В  поминальнике Ивана записано убитых там  православных  христиан  1490  человек. Кроме  них  перебили  всех  пленных  немцев  и  крымских   татар, содержавшихся в башнях.

Из Торжка Иван пошел на Вышний Волочок,  Валдай,  Яжелбицы.  По обе стороны от дороги опричники разбегались по деревням,  убивали людей и разоряли их достояние.

Еще до прибытия Ивана в Новгород, приехал  туда  его  передовой полк. По царскому повелению тотчас окружили город со всех  сторон, чтоб никто не мог убежать из него. Потом  похватали  духовных  из окрестных монастырей и церквей, заковали в железа  и  в  Городище поставили на правеж; всякий день били их на правеже, требуя по 20 новгородских рублей с каждого, как бы на выкуп. Так  продолжалось дней пять. Дворяне и дети боярские,  принадлежащие  к  опричнине, созвали в Детинец знатнейших  жителей  и  торговцев,  а  также  и приказных людей, заковали и отдали приставам на стражу, а дома  и имущество их опечатали. Это делалось в первых числах января  1570 года.

6 января, в пятницу,  вечером  Грозный  приехал  в  Городище  с остальным войском и с 1500 московских стрельцов. На  другой  день дано было повеление перебить дубинами до смерти всех  игуменов  и монахов, которые  стояли  на  правеже,  и  развести  тела  их  на кладбище, каждого в свой монастырь. 8  января,  в  воскресенье, царь дал знать, что приедет к святой Софии к обедне.  Архиепископ Пимен со всем собором, с  крестами  и  иконами  встретил  его  на Волховском мосту. Но царь креста  целовать  не  стал,  а  сказал: «Ты, злочестивец, в руке держишь не крест животворящий, а оружие и этим оружием хочешь уязвить наше сердце». И не подходя  к  кресту, велел служить архиепископу обедню.

Отслужив  обедню,  Грозный  со  всеми  своими  людьми  пошел  в столовую палату, но едва уселся за стол и отведал пищи, как вдруг завопил. Это был условный знак.  Опричники  схватили  архиепископа Пимена  и  бросились  грабить  его  владычную  казну.   Дворецкий Салтыков и царский духовник Евстафий с царскими боярами  овладели ризницей церкви  святой  Софии,  а  отсюда  отправились  по  всем монастырям и церквам забирать в пользу  царя  церковную  казну  и утварь.

Сам  Иван  поехал  на  Городище  и  начал  там  суд  над   теми новгородцами, которые до его прибытия были взяты под стражу.  Это были  владычные  бояре,  новгородские  дети  боярские,   выборные городские и приказные люди, и знатнейшие торговцы. С  ними  вместе привезли их жен и детей. Собравши всю эту толпу перед собою, Иван приказал  своим  детям  боярским  раздевать    их    и    терзать «неисповедимыми», как говорит современник, муками, между  прочим, поджигать их каким-то изобретенным им составом,  который  у  него назывался  «пожар».  Потом    он    велел    измученных, опаленных привязывать сзади к саням,  шибко  вести  за  собою  в  Новгород, волоча по замерзшей земле, и метать в Волхов  с  моста.  За  ним везли их жен и детей; женщинам связывали  назад  руки  с  ногами, привязывали к ним младенцев и в таком виде бросали в  Волхов;  по реке ездили царские слуги с баграми и топорами  и  добивали  тех, которые всплывали. Так делалось каждый день  в  продолжении  пяти недель.

По окончании суда и  расправы  Иван  начал  ездить  около Новгорода по монастырям и там приказывал грабить кельи, служебные домы, жечь в житницах и на скирдах хлеб, бить скот. Приехавши  из монастырей, велел по всему Новгороду, по торговым рядам и  улицам товары грабить, амбары, лавки рассекать и до основания рассыпать. Потом начал ездить по  посадам,  велел  грабить  все  домы,  всех жителей без исключения, мужчин и женщин, дворы и  хоромы  ломать, окна  и  ворота  высекать.  В  то  же  время  вооруженные   толпы отправлены были во все четыре стороны, в пятины,  по  станам  и волостям, верст за 200 и за 250 с приказанием везде опустошать  и грабить. Весь этот разгром продолжался шесть недель.

Наконец,  13 февраля утром Грозный велел выбрать из каждой  улицы  по  лучшему человеку  и  поставить  перед  собою.  Они  стояли  перед  ним  с трепетом, изможденные, унылые, как мертвецы. Но царь взглянул  на них милостивым  и  кротким  оком  и  сказал:  «Жители  Великого Новгорода, оставшиеся в живых! Молите Господа Бога, пречистую его матерь и всех святых о нашем благочестивом царском державстве,  о детях моих благоверных, царевичах  Иване  и  Федоре...,  а  судит Бог общему изменнику моему и вашему,  владыке  Пимену,  его  злым советникам и единомышленникам: вся эта кровь взыщется на  них,,,» В тот же день Иван выехал из Новгорода по дороге в Псков; владыку Пимена и знатных новгородцев, дело которых еще  не  было  решено, отослали в Александровскую слободу.  Число  истребленных  жителей показывалось современниками различно.  В  помяннике  Ивана  глухо записано о 1505 человек новгородцев.  У  Гванини  показано  число 2770, кроме женщин и простого народа. Но в новгородской «повести» говорится, что царь топил в день по 1000 человек и  в  редкий  по 500. Таубе и  Крузе  назначают  общее  число  жертв  до  15  тысяч человек,  Курбский  еще  больше.  Последствия    погрома    долго сказывались в Новгороде. Истребление хлебных запасов и  домашнего скота произвело страшный голод и болезни не только в городе, но и в окрестностях его; доходило до того, что люди поедали друг друга и вырывали мертвых из могил. Все лето 1570 года  свозили  умерших кучами к церкви Рождества в Поле  и  погребали  вместе  с  телами утопленных и всплывших на поверхность. В Псковской летописи общее число погибших доводится до 60 тысяч.

Из Новгорода Иван отправился в Псков. Псковичи  исповедовались, причащались и готовились к смерти. Когда Грозный въехал в  город, все жители встречали  его  хлебом-солью  и, завидев  царя,  падали ниц. Но, говорят, что более всего подействовал  на  царя  юродивый Никола. Вместо хлеба и соли он поднес Ивану кусок сырого мяса. «Я христианин и не ем мяса в пост», - сказал Иван. «Ты хуже делаешь, - отвечал  ему  Никола, -  ты  ешь  человеческое  мясо».  По  другим известиям,  юродивый  предрек  ему  беду,    если    он    начнет свирепствовать в Пскове; и вслед за тем у Ивана издох его любимый конь. Это так подействовало на суеверного царя, что он никого не  казнил,  а только пограбил горожан и церкви.

По возвращении в Москву, продолжился  розыск  по  новгородскому делу. Некто  Федор  Ловчиков  донес  на  царского  любимца  князя Афанасия  Вяземского,  что  тот  находился  в  тайной  связи    с архиепископом Пименом. Прежде Иван настолько  доверял  Вяземскому, что только из его рук соглашался принимать лекарство. Теперь Иван вызвал его к себе, говорил с ним очень ласково,  а  в  это  время царские люди перебили в  доме  Вяземского  всех  слуг.  Вяземский вернулся домой, ничего не зная, но, увидев трупы своих служителей, понял, что опала его неминуема. Через несколько дней его схватили и подвергли мучительным  пыткам,  от  которых  он  и  умер. Сестру Вяземского, бывшую  за  казначеем  Фуниковым,  раздев  донага,  на глазах у дочери посадили  верхом  на  веревку,  протянутую  между двумя стенами, и  протащили  несколько  раз  от  одного  конца  до другого. После этого ее отправили в монастырь, но она  не  смогла перенести пытки и умерла.

К следствию было  привлечено  множество людей,  в  том  числе  прежние  любимцы  царя.  Схватили    обоих Басмановых, отца и  сына,  думного  дьяка  Висковатого,  казначея Фуникова, князя Серебряного,  Плещеева, князя  Ивана  Воронцова  и других, рангом помельче - всего около 300 человек, пытали их  всех и приговорили к смерти. В день казни 25 июля Грозный простил  180 человек из них,  остальных  казнил  мучительным  образом. Гуаниньо говорит, что для каждого осужденного царь придумал свою особенную казнь. Например, Висковатого подвесили  за  ноги  и  рассекли  на части как мясную тушу, Фуникова обливали попеременно то  кипящей, то ледяной водой, от чего кожа сошла  с  него,  как  с  угря.  на другой день были утоплены жены казненных, многих из которых перед смертью изнасиловали. Про Басмановых говорили,  что  по  царскому приказу Федор сам убил своего отца.

 

                15. Набеги крымцев и третья женитьба царя

Не встречая ни в чем препятствия своему самовластью, Грозный к  этому  времени  нравственно  совершенно  распоясался.   многие убийства он совершал без всякой причины и даже без повода, просто из какого-то мрачного озорства. Гавиньи  пишет,  что  своего  шута Осипа Гвоздева он на пиру в шутку окатил горячими щами,  а  когда тот умер, продолжал веселиться. В другой раз, когда Грозный сидел за обедом,  пришел  к  нему  старицкий  воевода  Борис  Титов, - поклонился ему до земли  и  величал  его  как  обыкновенно.  Царь сказал: «Будь здрав, любимый мой  воевода:  ты  достоин  нашего жалования», - и ножом отрезал ему ухо. Эти дикие выходки сменялись иногда более буйными забавами. Тот же Гавиньи  описывает  случай, когда царь, вдруг бросив свой  обед,  помчался  с  опричниками  в темницу и перебил там около сотни литовских  пленников,  а  потом как ни в чем не бывало вернулся за стол. Многих  приближенных  за неверно сказанное слово царь убил  прямо  на  пиру  своим  острым жезлом.

 Тем  временем  успех,  сопутствовавший    Ивану    во    внешних предприятиях, стал постепенно изменять ему. Весна 1571 года прошла в тревогах - ждали прихода крымцев. Земские воеводы с 50  тысячами войска стояли на Оке. Сам царь с войском  опричников  выступил  в Серпухов. Но хан Даулат-Гирей обошел все заставы и неожиданно явился  за  Окой со  120  тысячным  войском.  Иван   бежал    из    Серпухова    в Александровскую слободу,  оттуда -  в  Ростов,  бросив  Москву  на произвол судьбы.  24  мая  татары  подошли  к  столице  и  зажгли предместья. Сильный ветер быстро разнес огонь. В один день сгорел весь город за исключением  Кремля.  Количество  погибших  жителей невозможно определить, но оно простиралось  до  нескольких  десятков тысяч, так как в Москву сбежалось много народа из окрестностей. До 150 тысяч татары увели в полон.

Страшное  бедствие  не  помешало  царю  исполнить  его   давнее желание - обзавестись третьей женой. Поиски невесты велись тем  же способом, что и в первый раз. Из всех городов  в  слободу  свезли невест, и знатных и незнатных, числом более  двух  тысяч:  каждую представляли ему особенно. Сперва  он  выбрал  24,  а  потом  12, которых надлежало  осмотреть  доктору  и  бабкам.  Грозный  долго сравнивал их, наконец предпочел всем Марфу  Васильевну  Собакину, дочь новгородского купца, которого он тут же пожаловал  в  бояре. Но царская невеста вдруг занемогла, начала худеть, сохнуть. Тут же было  объявлено,  что  она  испорчена  злодеями,   ненавистниками Иванова семейного благополучия. Подозрения пали прежде  всего  на родственников двух первых цариц. Схватили и посадили на кол брата второй царицы Михаила  Темрюковича, одного  из  самых  кровожадных опричников,  Яковлева  и  Сабурова  засекли  плетьми  до  смерти. Некоторых подозрительных Иван истребил с  помощью  ядов,  которые изготовлял для него Елисей Бомелий. Тогда  был  отравлен  прежний любимец Грозного Василий Грязной, князь Иван Гвоздев-Ростовский и некоторые другие. 28 октября 1571 года царь  женился  на  больной Марфе, а 14 ноября она умерла.

В  начале  1572  года  Иван  собрал  церковный  собор  и   стал домогаться права жениться в четвертый раз, поскольку  третья  жена его  представилась  еще  до  разрешения  девства.    Новгородский архиепископ  Леонид,  председательствовавший  на  соборе,   нашел возможным уважить просьбу царя, хотя четвертый брак и был издавна запрещен церковными уставами. В апреле Грозный  женился  на  Анне Алексеевне Колтовской.

Летом хан второй раз явился в русских пределах, но был  отбит  с большим уроном князем Михаилом  Воротынским  на  берегу  Лопасни. Вообще южным пределам стали уделять больше  внимания,  образовали здесь сторожевую и станичную службу из детей боярских, казаков  и стрельцов, заложили городки Венев, Епифань, Чернь, Данков, Ряжск, Болхов, Орел, которые должны были сдерживать движение татар.

Во  время  ханского  похода  Иван  находился    в    Новгороде. Возвратившись,  он  по  свидетельству  Флетчера,  отменил   слово опричнина,    которое    с    этого    времени    больше       не употребляется. Земское стало называться государственным, опричники стали называться просто дворовыми, равно, как и земли, области  и города, приписанные ко двору. Исчезли ненавистные для всех символы опричнины и черные костюмы самих опричников. С этого  года  видно также некоторое ослабление террора, хотя до конца  его  было  еще далеко.

 

                16. Любовницы царя. Отречение Грозного. Симеон Бекбулатович.

В конце 1572 года Иван отправился в поход в Эстонию и осадил Виттенштейн.  При  штурме  его  погиб  царский  любимец    Малюта Скуратов, единственный из прежних опричников, кто еще  остался  в живых. Иван в отместку сжег на  костре  всех  пленников-шведов  и немцев -  а  Скуратова  с  большой  пышностью  погреб  в  Волоцком монастыре.

Семейная жизнь Грозного с новой женой не удалась.  Уже  в  1573 году он стал явно пренебрегать ею, а через три  года  отправил  в монастырь. В ноябре он приблизил к себе княжну Марью  Долгорукую, но она оказалась не девушкой. На другой день царь велел  посадить ее в колымагу, запрячь диких лошадей и пустить на пруд, в котором несчастная погибла. «Этот пруд,- замечает Горсей,- была настоящая геенна,  юдоль  смерти,  подобная  той,  в  которой    приносились человеческие жертвы; много жертв было  потоплено  в  этом  пруде; рыбы в нем питались в изобилии человеческим мясом  и  оказывались отменно вкусными и пригодными для царского стола».

В последующие  годы  у  Ивана  были  еще  две  любовницы -  Анна Васильчикова, в конце концов казненная, и  Василисса  Мелентьева, которую он из ревности заточил в монастырь.

Во внутреннем управлении явилось другое новшество. В 1574  году Иван наложил опалу на князя Милославского. Летопись сообщает, что в этом году «казнил царь на Москве, у  Пречистой,  на  площади  в Кремле многих бояр, архимандрита чудовского, протопопа  и  всяких чинов людей много, а головы метал во двор Мстиславского. В то  же время произволил царь Иван Васильевич и посадил царем  на  Москве Симеона Бекбулатовича (крещеного татарина, касимовского  хана)  и царским венцом его венчал, а сам  назвался  Иваном  Московским  и вышел из города, жил на Петровке; весь  свой  чин  царский  отдал Симеону, а сам ездил  просто,  как  боярин,  в  оглоблях,  и  как приедет к царю Симеону, ссаживается  от  царского  места  далеко, вместе с боярами».

Некоторые историки  пытаются  найти  в  этой  выходке  какой-то смысл. Например, говорят, что как раз в это  время  Иван  активно предлагал свою кандидатуру в польские короли  на  место  умершего Сигизмунда Августа и для видимости отрекся от русского  престола. Но очевидно, что это  самоотречение  никого  не  могло  обмануть. Современники-иностранцы отнеслись к  коронованию  Симеона  как  к очередной причуде Ивана или простому  шутовству.  Сам  Грозный  в течении двух лет старательно делал вид, что  он  обычное  частное лицо и писал Симеону  челобитные  с  намеренным  самоуничижением: «Государю великому князю Симеону Бекбулатовичу Иванец Васильев со своими детишками челом  бьет».  В  1576  году  Симеона  отправили княжить в Тверь.

 

                17. Стефан Баторий и поражение России в Ливонской войне

Тем временем дела на фронтах Ливонской войны складывались для России все хуже и хуже. Угроза русского завоевания заставила Литву пойти на более тесное сближение с Польшей. На Люблинском сейме 1569 г. было оформлено слияние Польши и Литвы в единое государство Речь Посполитую. Отныне  у двух членов унии был единый сейм, единая монета и единая дипломатическая деятельность. В 1572 году со смертью  Сигизмунда II Августа  пресекся королевский  род  Ягеллонов. В 1574 году  в  Польше  некоторое  время  правил Генрих Валуа. Но когда освободился французский престол, он сейчас же уехал в Париж. После этого в Кракове  верх  взяла  антирусская партия, и королем в апреле  1576  года  был  избран воевода  Трансильвании  князь  Стефан Баторий.

Приняв власть, новый король стал энергично готовиться к отпору русским войскам. Польша традиционно славилась своей превосходной кавалерией, но долгое время не имела порядочной пехоты. Между тем роль последней в современной войне неуклонно возрастала. Баторий понимал это. К 1578 г. путем рекрутских наборов в королевских владениях была сформирована боеспособная польская пехота, вооруженная  мушкетами. Кроме того, армия пополнилась наемными отрядами венгерской пехоты и немецкой конницы. Сила польских войск заметно возросла. Артиллерия, правда, заставляла желать лучшего, но исправить этот изъян за недостатком времени и денег Баторий не успел. Зато он заключил оборонительный и наступательный союз со Швецией. Обе Балтийские державы забыли на время о своих противоречиях и объединились для совместной борьбы с Россией.

Воеводы Ивана Грозного начали повсеместно получать жестокий отпор. В январе 1577 года русские с уроном отступили от занятого шведами Ревеля.  Летом сам царь выступил в поход из Новгорода, но вместо того, чтоб идти к Ревелю, как думали, направил путь в польскую Ливонию.  Один  за другим было взято несколько городов, причем в Вендене,  оказавшем упорное  сопротивление,  русские  ратные  люди  по  приказу  царя изнасиловали всех женщин и девиц.

По  возвращению  в  Александровскую  слободу  Грозный    казнил некоторых воевод. Поводом к новой череде казней послужил донос  на старого князя Михаила Воротынского,  героя  Казанского  похода  и победителя крымского хана. Его обвинили в чародействе и связи с  колдунами. После  жестоких  пыток  Воротынского  отправили  в   ссылку    на Белоозеро, но он умер в  пути.  Тогда  же  казнили  князя  Никиту Одоевского,  князя  Петра  Куракина,  боярина  Ивана   Бутурлина, нескольких окольничих и других. В числе погибших были дядя и брат одной из  бывших  цариц - Марфы  Собакиной.  Князя  Бориса  Тулупова посадили на кол, а перед глазами  его  истязали  мать.  Несколько позже  замучили  прежнего  любимца  Грозного  авантюриста  Елисея Бомелия.

Эти казни, конечно, не способствовали усилению русской армии. После ухода царя шведы напали на  Нарву,  а  поляки  явились  в южной Ливонии и брали здесь один  город  за  другим. В  1578  году русские потерпели серьезное поражение  под  Венденом.  В августе 1579 г. Баторий подступил к Полоцку и после трехнедельной осады захватил его.  Тогда  же  шведы  овладели  Карелипей  и Ижорской землей. В сентябре 1580 года Баторий взял  Великие  Луки. Потом были захвачены Велиж, Невель, Озерище, Заволосье, Торопец. Все западные территории в Белоруссии и на Украине, отнятые в первые годы войны Иваном Грозным, вновь вернулись под власть Польши.  Шведы тогда же овладели Везенбергом.

В Москве не сразу узнали о поражении. Как раз  в  октябре  здесь справляли сразу две свадьбы. Грозный женился в  пятый  раз  на  дочери Федора  Нагого  Марии,  а  сына  своего  Федора  женил  на  Ирине Годуновой. (Брат ее Борис Годунов пожалован был в бояре и с этого времени  стал  приближенным  к  царю  человеком).  Когда   пришли известия о тяжелых поражениях русской армии, Иван встревожился не на шутку и отправил в  Польшу  послов  с  мирными  предложениями. Баторий не согласился на мир. В 1581 году он приступил к  Пскову - мощной крепости, окруженной каменными стенами и высоким частоколом. Захватить город без сильной осадной артиллерии не представлялось возможным. К тому же многочисленный русский гарнизон оказал упорное сопротивление. Два приступа, предпринятые осаждавшими, были отбиты с огромными для них потерями. Шведы тем временем взяли Нарву, Ям и Копорье. Ливонские  города были отняты  у  русских  почти  все.  На  этом  враги  выдохлись. Многолетняя война, истощившая силы всех  трех  государств,  должна была, наконец, закончиться. Начались мирные переговоры.

 

                18. Убийство царевича Ивана и кончина Грозного

Терпя неудачу во внешних делах, Грозный в ноябре  1581  года испытал и сильное личное потрясение - смерть старшего сына Ивана. Виною всему  была  необузданная  ярость  царя.  По  свидетельству Антония Поссевина, Иван застал свою невестку  Елену,  лежащей  на скамье в одной исподней одежде. В гневе он ударил ее по  щеке,  а потом начал колотить жезлом. Царевна сделалась больной от побоев, и на следующий день у нее случился выкидыш. Оскорбленный  царевич пришел к отцу с укором.  По  характеру  он  во  всем  походил  на родителя: был крут и неуступчив. Разговор, как  видно,  вылился  в бурную безобразную ссору. «Ты, - говорил  царевич, -  уже  отнял  у меня двух жен, постриг их в монастырь, хочешь отнять и  третью,  и уже умертвил в утробе ее моего сына».

Грозный бросился на сына со своим жезлом. Борис Годунов пытался  удержать  его,  но  сам  был побит. В ослеплении гнева Иван ударил царевича жезлом  в  голову, тот упал без чувств, обливаясь  кровью.  В  ту  же  секунду  царь опомнился, стать рвать на себе волосы и звать на помощь. Призвали медиков, но все было напрасно - царевич умер на пятый день  и  был погребен 19 ноября в Архангельском соборе. Царь в унынии говорил, что не хочет более царствовать, а пойдет в монастырь.  Он  собрал бояр, объявил им, что  второй  его  сын,  Федор,  не  способен  к правлению и  предоставил  боярам  выбрать  из  своей  среды другого царя. Возможно, что на этот раз он был искренен, но бояре  боялись:  не испытывает ли их царь и не убьет ли он после  и  того,  кого  они выберут, и тех, кто будет выбирать нового государя. Бояре умоляли Ивана не идти в монастырь, по крайней мере,  до  окончания  войны.

С тех пор много дней царь ужасно мучился, не спал ночи, метался как в горячке. Наконец,  мало-помалу  он  стал  успокаиваться,  начал посылать богатые милости по монастырям. Не исключено, что в  это  время  в нем пробудилось и некоторое сожаление  о  содеянном.  По  крайней мере, он усиленно припоминает  всех  убитых  и  замученных  им  и вписывает их имена в синодник. Три месяца спустя после  убийства царевича, в начале 1582 года было заключено перемирие  с  Польшей.  По  его условию Грозный отказался от Ливонии, вернул Полоцк  и  Велиж,  а Баторий согласился  уступить  взятые  им  псковские  пригороды  и отступить  от  самого  Пскова,  который  ему  так  и  не  удалось захватить. В мае 1583 года заключили перемирие со Швецией.  Кроме Эстонии  шведы  удержали  за  собой  русские    города    Ям    и Копорье.

За год до смерти, несмотря на то, что он имел уже беременную жену, Иван стал свататься за родственницу  английской королевы Елизаветы  -  графиню Марию Гастингс. Дворянину  Писемскому,  который  вел  в  Лондоне переговоры о женитьбе, велено было говорить, что хотя  у  царя  и есть жена, но она не какая-нибудь царевна, а простая подданная  и для королевской племянницы можно ее прогнать. Но дело  не  вышло. Между тем в начале 1584 года у царя открылась  болезнь -  какое-то внутреннее гниение.  Здоровье  его  быстро  разрушалось.  Еще  не старый человек, он вскоре стал выглядеть дряхлым  стариком.  Ноги отказывались ему служить. Тело покрылось зловонными  язвами.  Его носили в креслах. 18 марта он уселся играть в шашки со своим последним любимцем князем Богданом Бельским, но, не успев начать игры, упал и умер.

Конспекты по истории России http://proza.ru/2020/07/17/522