Сюжет... Израиль

Аркадий Срагович
                1.
         Оказавшись в новой для себя среде, каждый из нас начинает скоро, вольно или невольно, сравнивать её с той, в какой пребывал до недавнего времени.  Так уж устроен  человек!   Не способен он  сразу, одним махом, расстаться со своими взглядами и пристрастиями, со своей столь привычной и такой милой его сердцу шкалой ценностей.
         Внутренний конфликт неминуем.
         Есть такая поговорка: в чужой монастырь со своим уставом не суйся! Однако редко кому удаётся внять этому совету. Каждый норовит сохранить свой устав вопреки здравому смыслу.
         Не обошла чаша сия и нас, израильтян без году неделя. При всём восторженном восприятии нового для нас мира, кое-какие стороны его вызывали недоумение,    а то и протест.
         Вот некоторые сценки, списанные с натуры.
         Тёплый летний вечер в Ришон-Леционе.
         Городской парк, скамейки. На одной из них сидит   молодая   мама  со  своим  отпрыском.   Дитё только что управилось с пачкой "бамбы” и приступило к поеданию мороженого, которое мама достала из кулька. Мама, видать, решила, что будет лучше, если она сама будет держать мороженое, а отпрыск будет его лизать, но отпрыск не согласен. Он начинает вопить, пытается вырвать мороженое из рук мамы, а когда это ему не удаётся, начинает бить её изо всей силы по рукам бутылкой из-под воды. Мама  даже не пытается унять своё взбесившееся дитя, она не пробует защититься или хотя бы отодвинуться или увернуться от ударов, которые, похоже, довольно чувствительны.
         Аналогичная сценка – в каньоне "Заав”.
         Годовалый ребёнок, с чем-то несогласный, сидя у мамы на руках, с рёвом колотит её изо всей силы по лицу, по рукам, пускает в ход свои ножки, обутые в  шикарные кроссовки, а мама ничего, абсолютно ничего не предпринимает для того, чтобы одёрнуть своё чадо или хотя бы опустить его на пол. Почему? Этого я не мог понять.
          К чему приведёт такое воспитание? В чём его преимущества? Неужели, думал я, этим израильским мамам непонятно, что на ребёнка одного-двух лет не могут подействовать уговоры и увещевания: этот человечек руководствуется в своих действиях не сознанием, а инстинктами, причём самыми низменными,  и жестокость – главнейший из них. Но жестокость можно подавить только силой и никак не иначе. Я, разумеется, не призываю бить своё чадо смертным боем, но пару раз шлёпнуть его слегка по мягкому месту не считаю престу-плением, более того, уверен, что это пойдёт ему на пользу, так как будет способствовать развитию внутренних тормозов, которых так не хватает нашим деткам. А к чему приводит отсутствие тормозов не стоит, я думаю, разъяснять.
       Нелегко примириться  с ещё одной  особенностью  израильского общества -  я  имею  ввиду  отношения между молодыми людьми до брака. Юноша и девушка, не позаботившись о том, чтобы узаконить свои отношения, начинают совместную жизнь, в том числе половую, на глазах у родителей и всего честного народа, и  это никого не шокирует, не настораживает, не возмущает.
        Оказывается, многовековой опыт человечества в области взаимоотношений между молодыми людьми можно запросто отправить на свалку.
        Более того, израильский парламент, кнессет, ничтоже сумняшеся,  узаконивает однополые браки. Я не могу относиться к этому решению иначе, как к проявлению маразма, поразившего головы  законодателей.
         Страна парадоксов.
         Вот ещё один. Израиль, со всех сторон окружённый злейшими, патологическими врагами, объявляет  на  весь  мир   о   своей   приверженности принципам демократии и об отказе от смертной казни! И это в то время, когда редкий день обходится без жертв, без террористических актов палестинских боевиков, поклявшихся стереть еврейское государство с лица земли. Разве не ясно, что нельзя воевать с террором в белых перчатках! Для Израиля отмена смертной казни – слишком большая роскошь. Тем более, что молодых подонков, искупавшихся в крови ни в чём не повинных людей - детей, подростков, стариков и старушек, придётся многие годы охранять, кормить, заботиться об их бытовых условиях. Не есть ли это награда убийцам, и не поощряем ли мы тем самым будущих любителей кровавых вакханалий! И далее. В какой  стране  возможно такое, чтобы один   из  её  законодателей   выступал  за   границей  с  подстрекательскими   речами   против  государства,  членом  парламента  которого  он  является?  Только в Израиле    (я имею ввиду Ахмеда Тиби,  Азми  Пшару  и  их  "гастроли”  в  Сирии).
         В какой стране чуть ли не четверть трудоспособного населения  на законном основании может не участвовать ни в защите государства от внешних и внутренних врагов, ни в создании материальных ценностей, однако пользоваться всеми правами и льготами граждан этого государства? Только в Израиле.
         Боже, упаси  эту  страну  от всяких напастей!
         Только Ты, всемогущий и всепрощающий, можешь помочь нам выжить в этом мире вопреки нашей  глупости  и  расхлябанности!
         Однако все эти соображения, постепенно возникавшие у меня при более полном и детальном знакомстве с израильской жизнью, не могли затмить положительных сторон, которые я наблюдал в жизненном укладе моих новых соотечественников.
         Начну с самого очевидного. Едва мы ступили на землю государства Израиль, как стали  полноправными его гражданами. И это была не просто декларация. Уже в аэропорту, сразу после приземления, мы получили явное, конкретное, вполне ощутимое представление о своих правах  в виде изрядной суммы шекелей и чека на покрытие предстоящих расходов, связанных с арендой квартиры,  питанием  и  обустройством на новом месте.
         Спустя несколько дней мы узнали, что для нас, репатриантов, и тем более пожилого возраста, существует целая система льгот, связанных с оплатой проезда          в автобусах и поездах, медицинских услуг  и  налогов, с получением  ссуд и т.д.
         Для нас, прибывших из взбаламученной военными  действиями Молдовы,  притом  всего с двумя  баулами и одним чемоданом, Израиль оказался  в полном смысле землёй обетованной. Эта страна окружила нас настоящей материнской заботой, ничего не требуя взамен. И я нередко сожалел о том, что не прибыл сюда в более раннем возрасте, когда был ещё в состоянии послужить ей, поработать на её благо, чтобы не чувствовать себя потом в неоплатном долгу перед ней.

                2.
         Вот уже десять лет миновало после нашего прибытия в Израиль, и многое из этого периода успело отложиться в памяти.
         Попробуем извлечь оттуда некоторые сценки, эпизоды, случаи, происшествия. Думается, что без них моё повествование будет неполным.
         Вспоминаю первых наших соседей-тайманийцев (так называют здесь выходцев из Йемена), которые,   не  зная,   как  с нами  разговаривать,  при  встрече просто приветливо улыбались, всем своим видом выражая готовность прийти на помощь, сделать приятное. Когда же Лена на ломаннейшем иврите попыталась поговорить с одной из соседок, та всячески стремилась поддержать беседу, и в результате обе были в восторге оттого, что поняли друг друга.
          Мне лично общение с израильтянами давалось труднее: мне не хотелось дать кому-то повод для насмешек над собою, а без них при моём уровне иврита (а он был почти на нуле) никак бы не обошлось. Из-за этого я не сумел напрямую поговорить при встрече ни со своей двоюродной сестрой, ни с двоюродными братьями, выросшими в Израиле; пришлось прибегнуть к помощи сына, взявшего на себя роль переводчика.
        Были у нас и трудности материальные. Денег не хватало. Из-за этого нам пришлось, например, спать на матраце, подобранном на улице (кровати дал хозяин квартиры), питаться за столиком, который кто-то выставил возле нашего забора. У нас не было не только телевизора, но даже радиоприёмника. Шкаф, холодильник тоже нам не принадлежали, мы их получили  во временное пользование. Да и продукты приходилось искать подешевле, а это значило -  низкого качества.
        Я пробовал найти какую-нибудь работу,  но первый вопрос, который мне задавали, едва я  высказывал свою просьбу о трудоустройстве, был: сколько вам лет?  Получив мой ответ, выражали сожаление, что не могут мне предложить ничего подходящего.
        После многочисленных безуспешных попыток получить хоть какую-нибудь работу, я решил действовать через знакомых. Нужен был не просто знакомый, а работодатель, бизнесмен.
        У моей сестры отыскался дапьний родственник, который взялся мне помочь. Он отвёз меня в Тель-Авив и свёл с хозяином большой многоэтажной автостоянки, который согласился взять меня на работу  с оплатой шесть шекелей в час. В мои обязанности входило в течение всего рабочего дня, то есть десять часов подряд, держать под наблюдением все восемь этажей автостоянки, чтобы не допустить кражи из автомобилей радиоустройств и другого имущества, оставленного водителями в багажнике или в кузове. Легко сказать! Направился человек к автомобилю – хозяин это или вор? Как я могу это определить, тем более, что нахожусь на такой должности впервые? Возле одного из автомобилей на пятом этаже собрались молодые люди, человек пять, о чём-то разговаривают. Что мне делать – подслушивать? Я всё равно ничего не пойму. Кто они? Почему не садятся и не уезжают отсюда? А с другой стороны – почему они должны непременно уехать? Вопросы, вопросы, вопросы…
        Между тем, я порядком устал от бесконечных подъёмов и спусков. Однако, присесть негде: ни одного предмета, на котором можно было бы посидеть!  Да и как тут посидишь, если хозяин  собственной персоной то и дело появляется из-за поворота, передвигаясь при этом не пешком,  как  я,  а  на  мотоцикле?
        Поравнявшись со мной, он на ходу выкрикивает: не стой, не останавливайся, двигайся, смотри, не прозевай вора!
        Мне надо бы сходить в туалет, но как тут пойдёшь? Я продолжаю свой поход в никуда, стараюсь себя как-то  подбодрить. Говорю сам себе: сидел бы ты дома, только бы время терял. А здесь, как никак, время – деньги: прошло десять минут – шекель!  Ещё десять минут – еще шекель. За десять часов – шестьдесят шекелей. Это большие деньги. Так что – вперёд!  Десять минут – шекель!
       Однако, моё самовнушение начинает буксовать: я еле держусь на ногах. Слишком большая нагрузка! А впереди ещё целых шесть часов! Как продержаться?
       Третий этаж… Четвёртый… Пятый… Шестой. Или седьмой? Нет, шестой… А вот и седьмой… Так.  Теперь последний… Давление у меня, похоже, хорошо подскочило! Вряд ли я выдержу! Пойти к хозяину и сказать: прощай? Несолидно. Ветерок какой хороший!
       Чувствую, как силы ко мне возвращаются. Что это – второе дыхание? Похоже. Ну что ж, пошли дальше!  И я начинаю движение в обратном  направлении. Прощупываю глазами ряды  замерших автомобилей, от напряжения кружится голова.
          Ещё один подъём, спуск, подъём… Силы на исходе, лоб покрылся потом, его капли стекают вниз, попадают  в глаза, катятся по щекам, я не успеваю их вытереть…
        Надо кончать. Хватит с меня. Пойду к хозяину. С голоду не умрём. Эта работа не для меня.
        Хозяин – в шоке! Где, говорит он, я найду тебе сейчас замену?  У-у, работнички!
        Я поворачиваюсь и ухожу. Я заработал 36 шекелей, но вряд ли их получу. Пускай подавится! Он даже не полюбопытствовал, почему я ухожу. Не предложил отдохнуть, отдышаться. Про перерыв на обед речи вообще не было. «Не стой!». «Шагай!» Вот и весь разговор.
        Это был первый и последний мой рабочий день в Израиле. Все мои дальнейшие попытки найти подходящую работу результатов не дали. Повторилась   ситуация  сорокалетней   давности,   когда я приехал в Бендеры и так же безуспешно пытался найти работу.
        В этом отношении мне всю жизнь не везло. Не было у меня способностей делать деньги. Ума палата, а делать деньги не научился. Такая, видать,  у меня планида… На  небесах  начертано, что ли…
       Слава богу, что в этом деле хоть супруга моя   на что-то способна. В любой ситуации, самой, казалось бы, безвыходной, она умудряется что-то заработать, хотя эти заработки достаются ей подчас ценой колоссальных усилий.
        Есть в Израиле такой вид деятельности – метапелет. Это ивритское слово имеет много значений, но чаще всего оно используется для обозначения работницы, занятой уходом за инвалидом или престарелым больным, который не в состоянии сам себя обслужить. А таковых в Израиле много - слишком высокая здесь продолжительность жизни!
        Не прошло и года после нашего переезда в Израиль, как Лена устроилась на такую должность. Подопечной её стала наша далёкая родственница по имени Геня.
        Работать у этой женщины было нетрудно. Надо было убрать её комнату, сварить обед, немного погулять с ней, а один-два раза в неделю помочь ей искупаться.
        Потом мы переехали в Ришон-Лецион, и здесь  у неё появились две воспитанницы-девочки – Галя и Маруся. Мы забирали этих детей из детского сада, кормили, гуляли с ними в парках, играли, пока за ними не приезжали родители.
        Заработанные деньги мы использовали на покупку телевизора, магнитофона, стиральной машины, кое-какой одежды.
        Когда начался новый учебный год и девочки пошли в школу, Лена снова попыталась найти работу, и вскоре ей предложили место метапелет при пожилой женщине, которая перенесла инсульт.
        Женщину звали Соня, она жила без родственников, была ватичкой, то есть старожилом, так как прожила в Израиле больше двадцати лет, бывшая рижанка.
       Соня и её метапелет очень привязались друг   к другу. Хотя работать приходилось много, Лена была  довольна:  больше всего боялась она оказаться не у дел. А здесь скучать было некогда: уборка, стирка, глажка, варка, купание самой Сони и даже стрижка ногтей у неё на ногах. Всё это, однако, не мешало Соне внимательно проверять счета из магазина, а иногда задать вопрос типа: а куда делось полотенце, которым я вчера вытиралась? Что-то я его не вижу! Впрочем, когда выяснялось, что это полотенце никто  не  украл,  что оно  уже выстирано и лежит в шкафу, Соня начинала извиняться, хотя это  не могло снять обиду,  которую она нанесла из-за своей подозрительности.
        Работа по уходу нередко предлагалась с очень больными людьми. Одна из  подопечных Лены,  парализованная женщина, была не в состоянии ходить в туалет, и ей надо было помочь опорожниться,  потом  подмывать  её,  убирать  фекалии и мокрые от мочи титули. Другому больному, на этот раз мужчине, перенесшему операцию, Лене приходилось ежедневно менять мешочки с мочой  и фекалиями. Для такой работы нужны крепкие нервы и отсутствие брезгливости. Поражаюсь, откуда у неё всё это взялось!
          Но больше всего ей нравилось работать с детьми, и такую работу Лена в конце концов нашла. Этой работе она отдавала все свои знания и силы,  и её подопечные ценили её усилия, и даже порой отказывались идти домой с родителями, не желая расставаться с бабой Леной. Родители тоже, конечно,  оплачивали  её  труд,  но  разве  могла  эта плата сравниться с той, которой расплачивались   с  нею  её  питомицы?

                3.

       Святая суббота… Ещё одно непривычное для «русского» еврея понятие и явление.
       Израильтяне относятся к ней по-разному и проводят её по-разному: одни – в молитвах и чтении религиозных книг, другие – в прогулках пешком или на своём автомобиле, третьи просто ничего не делают:  спят, смотрят телевизор, читают что попало и объедаются со скуки. Но все исключительно,  вольно или невольно, так или иначе – отдыхают…
        А что же ещё можно придумать, если автобусы не ходят, поезда стоят, самолёты не летают, магазины и рестораны закрыты? Всё замирает, жизнь останавливается.  Святая суббота…
       Бог шесть дней создавал Вселенную, была проделана колоссальная работа, после которой он, естественно, устал, так что седьмой день решил посвятить отдыху.  Это понятно. Но,  да простятся мне эти кощунственные слова и мысли, каково мне, пенсионеру, отдыхающему  шесть дней в неделю, заниматься ничегонеделанием ещё и в седьмой день?
       Впрочем, уверен, что не воля божья на то была,   а просто какие-то люди, людишки, возомнившие себя представителями Всевышнего на земле, якобы умеющими выражать Его мысли и пожелания, так решили.
         Мне могут возразить: как же? В «Торе» записано!  Да, записано. У меня на книжной полке есть том под названием «Тора», и там действительно говорится о необходимости чтить субботу, о её святости для каждого еврея. Но кто писал эту книгу, кто её напечатал и переплёл? Люди! Обыкновенные люди, из плоти и крови, такие же, как мы с вами.  А то, о чём думал Бог, нам, ничтожным его созданиям,  знать не дано…
       Для меня суббота – томительные  часы, которые я вынужден проводить в своей квартире, хотя хотелось бы навестить детей и внуков, пообщаться с ними хоть раз в неделю, так как в остальные дни сделать это невозможно: одни  – на работе, другие – в школе или в детском садике.
       Был бы  у меня  автомобиль – сел бы и поехал   к ним  в гости,  но автомобилем обзавестись не сумел, а общественный транспорт в этот день не работает.
        Что же касается чтения религиозных книг, то я их читаю в любой день недели, и порой это чтение очень увлекательно. Посудите сами, какая бездна поэзии заложена, например, в таком отрывке из молитвы на Йом-Кипур:

          Подобно глине в руке гончара: захочет – раскатывает, захочет – сминает, -  так и мы в Твоей руке, о Хранящий милость. Воззри на наш  (с Тобой)  союз и не смотри на (наш) греховный помысел.
          Подобно камню в руке каменотёса:  захочет – высекает,  захочет – разбивает, -  так и мы в твоей руке, о Дающий жизнь и Посылающий смерть. Воззри на наш союз и не смотри на наш греховный помысел.
          Подобно топору в руке кузнеца:  захочет – кладёт в  огонь,  захочет – вынимает, -  так и мы в Твоей руке,  о Благодетель бедных и обездоленных. Воззри на наш союз и не смотри на наш греховный помысел.
          Подобно якорю в руке моряка:  захочет -  удерживает,  захочет – бросает, -  так и мы в Твоей руке, о Б-г Милостивый и Прощающий. Воззри на наш союз и          не смотри на (наш) греховный помысел.
            Подобно стеклу в руке стеклодува:  захочет – придаёт  ему  форму, захочет – расплавляет,- так и мы  в  Твоей руке,  о Прощающий грехи -  намеренные     и случайные. Воззри на наш (с Тобой) союз и не смотри    на (наш) греховный помысел.
            Подобно ткани в руках вышивальщика: захочет – ведёт нить прямо,  захочет – с узорами, так и мы  в Твоей руке,  о Б-г,  Ревнивый и Воздающий. Воззри на наш (с Тобой)  союз и не смотри на (наш) греховный помысел.
            Подобно серебру в руках чеканщика:  захочет - делает сплав,  захочет - очищает, -  так и мы в Твоей руке, о Посылающий исцеление  от  недугов. Воззри на наш (с Тобой) союз и не смотри на (наш) греховный помысел.

            Читая эту молитву, я был потрясен талантом безвестного автора, сумевшего создать, на мой взгляд, подлинный поэтический гимн могуществу Всевышнего, прекрасную песнь в Его честь, равную  которой  трудно  вообразить.

                4.

        Старость обычно подкрадывается незаметно. Похоже, что она действует подобно израильским бизнесменам: каждый месяц (неделю, полгода) добавляют к существующей цене по десять-пятнадцать агорот, если речь идёт, допустим, о муке или сахаре, или один-два шекеля, если о чём-то покрупнее, а то и по пятьдесят шекелей, если  дело касается электричества или телефонных услуг. Не успеешь оглянуться, как в твоём бюджете возникает брешь, которую нечем перекрыть – слишком она широкая.
         Так и наш организм. Сначала возникают  запоры, потом лишние килограммы,  потом повышается давление, появляется одышка, усиливаются боли  в коленях, по ночам ноют  все кости.
         Смотришь – и у тебя  целый букет всевозможных болезней, от которых не так-то просто избавиться, потому что лечение одних сопровождается обострением других.
        Вот и мы с Леной попали в такой переплёт: дали о себе  знать  старые  болезни.  У меня  проснулась аденома простаты, из-за которой я не мог спать по ночам, а Лену замучили боли в коленных суставах. Сначала, как принято, лечили нас таблетками, кремами да микстурами, но скоро стало ясно, что без оперативного вмешательства нам не обойтись.
       Первым на операцию решился я.
       С израильскими больницами я имел дело впервые. В палатах – два-три человека. Кровать, в которой лежит пациент – целое инженерное сооружение; оно даёт возможность больному занять любую, самую немыслимую позу, и сделать это безболезненно или почти безболезненно.
         За небольшую сумму вас обеспечат здесь телевизором или телефонным аппаратом, которыми вы сможете пользоваться сидя или лёжа в кровати. Пользуясь телевизором, вы не мешаете соседям по палате, так как звуковое сопровождение идёт через наушники.
        Лечению больных предшествует основательное их обследование, для чего используется разнообразная диагностическая аппаратура, самая современная и достаточно надёжная.
        Среди медицинского персонала очень много русскоязычных врачей и медсестёр,  которые тем не менее отлично владеют ивритом.
        Всё это вселяло надежду в то, что всё будет хорошо,  и меня тут не зарежут насмерть.
        Накануне операции я быстро заснул и спокойно проспал всю ночь, чего давно уже со мной не бывало.
        В операционной мне сделали укол в позвоночник, после чего я перестал ощущать всю часть тела ниже груди. Я был в полном сознании и даже рассказал медсестре, говорящей по-русски, анекдот, который она тут же пересказала  на иврите хирургу, колдовавшему над моими внутренностями.
         Во время операции я никаких болей не почувствовал, только какие-то лёгкие, почти незаметные  прикосновения, и это было похоже на сказку.
        После того, как перестал действовать наркоз, начались всякие неприятные ощущения, но мне, кроме капельницы, дали в руки какой-то приборчик с кнопочкой, на которую следовало нажать, и в организм впрыскивалась определённая доза болеутоляющего препарата. Так что теперь, при усилении болей, отпала необходимость вызывать сестру, чтобы она сделала укол; больной мог обслужить себя сам.
         Уже на следующий день меня посадили в кровати, ещё через день заставили подняться на ноги и погулять с помощью алихона (специального приспособления для таких гуляк). На третий день я уже мог самостоятельно встать и пройтись по коридору. Неприятный момент заключался в том, что я был вынужден постоянно таскать за собой кулёк, в который поступала моча. Но ко всему привыкает человек!
        После такой операции в советских больницах держали несколько недель. В израильских это невыгодно: слишком дорого обходится содержание больного. Со мной также не церемонились: через пять дней отправили домой. Правда, лечение моё   на этом не закончилось, оно продолжалось и дома,  и на моём состоянии такое решение врачей негативно не отразилось. Через месяц-полтора я полностью пришёл    в норму.
        Я сделал для себя вывод: операций не надо бояться. Этот вывод я старался внушить моей Елене, у которой к этому времени боли в коленях усилились до такой степени, что никакие лекарства  не могли  их успокоить. Кроме того, болеутоляющие средства,   назначаемые   при   артрите, разъедают слизистую желудка, что нередко приводит к язве. Врачи рекомендовали ей операцию, и я старался, как мог, убедить её в том, что она должна на неё согласиться. Я был уверен, что искусственный коленный сустав, который вставляют при подобной операции, избавит её от болей и не будет причинять особых неудобств.
         Будущее показало, что я был прав. С промежутком в один год ей прооперировали обе ноги. Она  не стала после этого легкоатлетом, но боли в коленях  полностью прекратились.
         По мере того, как она выздоравливала, в ней всё сильнее пробуждалась жажда деятельности. Её неугомонная натура никак не могла примириться  с мыслью, что отныне она инвалид и должна забыть о каком-либо труде и, между прочим, о побочных заработках, без которых даже подарка внукам не купишь на день рождения, не говоря уже обо всём остальном. Её мысли снова и снова возвращались к этой проблеме,  но решить её  казалось абсолютно невозможным.
       На помощь пришёл господин Случай.
       Однажды Лена от нечего делать, сидя на диване, начала складывать из бумаги всякие фигурки, как делала это, ещё работая в школе. Получилась лягушка, птица, подставка для карандашей. Потом позанималась аппликацией, а когда в гости пришла внучка, стала её тоже обучать этим занятиям.
        В один из выходных дней они решили пойти на прогулку и прихватили с собой бумагу, ножницы, клей, чтобы приготовить аппликацию в парке, благо там имелись столы со скамейками, и можно было заняться этим делом между прочим,  для разнообразия.
         Скоро их окружили любопытные, дети и взрослые,  а одна бабушка,  потрясённая искусством Лены,  даже попросила её позаниматься с её внучкой отдельно, пообещав заплатить за такое занятие любую сумму.
         Потом началась цепная реакция: одна бабушка привела  другую, другая - третью, и скоро девочки потянулись друг за другом. Образовался кружок,   а  это  была  уже  работа.
         От бумажных поделок скоро перешли к работе с папье-маше и далее к изготовлению мягких игрушек. Лена вся ушла в эту работу и детей заразила  своей увлечённостью.
         У нас скоро появилась целая  полка, занятая образцами этих игрушек, затем другая, и каждая новая игрушка поражала своим совершенством, являясь, в сущности, произведением искусства. Не только я, но и сама Лена не предполагала, что  в ней были заложены и дремали до поры особые способности к этой работе,  и вот теперь, будучи востребованы, они проявились.
         Нельзя сказать, что мы разбогатели, плату за  свою работу Лена назначила минимальную, однако новое занятие не только приносило какой-то доход, но помогало отвлечься, забыться, успокоить свои нервы, которые поначалу были очень расшатаны.
         Недаром говорят: нет худа без добра.

                5.

          У израильтян, прибывших в страну сравнительно недавно - десять-двадцать лет тому назад, - не очень много возможностей встречаться со своими многочисленными родственниками. Будни заняты работой, в выходные и праздники есть домашние дела, накопившиеся за неделю, или просто хочется побыть в кругу своей семьи, а то и наедине: посидеть за компьютером, почитать газеты или журналы, посмотреть по телевизору что-нибудь увлекательное. 
         Однако, бывают моменты, когда почти вся родня собирается вместе: это похороны, свадьбы, именины и тому подобные торжества. В эти дни все съезжаются к месту события со всего Израиля. Основная масса – на собственных автомобилях, которые занимают все окрестные стоянки,  заполняя их до отказа.
         Похороны – это, конечно, неприятное зрелище. Лица у всех скорбные, сосредоточенные, но нет-нет, да и здесь попадается какое-то улыбающееся лицо, обладатель которого то ли забыл, где он находится, то ли не привык себя в чём-то стеснять: захотелось – посмеялся, кому, мол, какое дело?
          Покойника везут на тележке, завёрнутого в талит, без гроба. Его лицо закрыто, чтобы не дать повода для радости бывшему врагу. На всём пути до места погребения, а также возле могилы, перед тем, как туда опустить  покойника, раввин и близкие умершего читают поминальные молитвы. Затем тело опускают и укладывают в приготовленную могилу, напоминающую гроб без дна, после чего верхнюю часть этого бетонного гроба накрывают специальными плитками. Яму засыпают землёй, а на образовавшийся холмик кладут венки и букеты цветов, и все начинают расходиться. Был человек, и нет человека, осталась только память о нём…
          То ли дело – именины или свадьба.
          Их обычно устраивают в специальных ресторанах, нередко напоминающих королевские покои или дворцы. Здесь царят роскошь, зеркала, цветы, звучит музыка, сияют люстры, а для самых нетерпеливых ещё на подступах к залу приготовлены лёгкие закуски: бутерброды, пирожки, салаты, напитки.
           На одном из таких торжеств мы с Леной побывали через некоторое время после нашего прибытия в Израиль. Моя двоюродная сестра Софья и её муж Аркадий Айзины пригласили нас на свадьбу своего сына Игоря и его невесты Илы.
          Игорь, которого я запомнил пятилетним мальчиком с кудрявыми волосами и улыбающимся личиком, успел превратиться в молодого человека двухметрового роста, прошедшего армию и получившего свою порцию жизненных благ и затрещин, решил взять в жёны Илу, девушку-сабру из семьи марроканских евреев. Будущее их не совсем определилось, но в Израиле это обычная история: сначала женятся, а уже потом думают, как устроить свою жизнь, где поселиться, чем заниматься. Родители, слава богу, живы, пропасть не дадут.
        Перед началом торжества мы успели повидать почти всех наших родственников, которых перечислить здесь невозможно: их было не менее двухсот. С некоторыми из приглашённых я встречался чаще и знал их лучше, о других имел смутное представление. Но всё равно приятно было посидеть вместе со всеми за этими прекрасно сервированными столами, где аппетитно и призывно пестрели всевозможные закуски из овощей, рыбы, сыров, колбас, икры, которые можно было запивать кока-колой, водами и соками, а при желании напитками и более крепкими.
         Была, конечно, хупа, были тосты и масса поздравлений в адрес молодожёнов и их родителей, танцы хороводные и отдельных пар, прекрасная музыка и великолепное пение. Но особенно потрясающим было выступление танцовщицы в облике Кармен,  блестяще исполнившей несколько испанских танцев под замечательный аккомпанемент ансамбля и его солиста, одетого в форму идальго.
          Уже под занавес, когда некоторые гости стали  расходиться, произошёл некий всплеск буйного веселья, охватившего даже тех, кто не сумел в течение всего вечера сбросить с себя свои проблемы и повеселиться от души. Зажигательные мелодии сменяли друг друга, все кинулись в танцевальную карусель, как бы желая наверстать упущенное и даже малость прихватить «про запас», чтобы не сожалеть об упущенных возможностях.
         Наступил момент, когда в образовавшийся круг ворвался жених и поразил всю публику своим импровизированным танцем, включавшим необычайно пластические движения попеременно руками, превратившимися в ползающих змей, всем туловищем, ногами, плечами, - одним словом, фейерверк совершенно неожиданных для этого молодого, нередко скованного в движениях, нескладного великана. Эффект был такой же, как если бы я, одетый   в  пачку и пуанты, вздумал изобразить перед собравшимися сценку из знаменитого балета об умирающем лебеде.
         Потом были напутственные пожелания молодым и их родителям, прощания и поцелуи. Кстати, о поцелуях. В Израиле обожают целоваться, и делают это при каждом удобном случае. Нередко на улице или в автобусе можно наблюдать, как целуются при встрече не только люди пожилые, но и девочки с мальчиками, при этом не похоже, чтобы они преследовали какие-то цели сексуального характера; это что-то вроде нашего рукопожатия, и не более того.
         Отмечали мы сообща и другие семейные праздники, и также в ресторанах. Своё сорокалетие отметил там  наш сын, восемнадцатилетние – внучка. Нередко приглашали нас к себе многие  родственники - кто на именины,  кто на бар-мицвы и бат-мицвы, и мы никогда не отказывались от участия в этих торжествах, потому что только там можно было повидать сразу всю нашу многочисленную мишпаху, пообщаться и повеселиться вместе хоть  раз в году.