Солнце уже так не палит. Оно мягко согревает своими заходящими лучами раскалённые за день камни и красную землю, над которыми поднимается марево и дрожит горячий воздух, соединяясь с холодом приходящей ночи. Он выбрал себе место для привала, расседлал коня, набрал хворост, нашёл ручей, укромно спрятавшийся между скал, сварил кофе, и из седельной сумки достал кисет. Устроившись на потрёпанном от длинных странствий спальном мешке, неторопясь потянул за кожанные шнурки и достал щепоть табаку... Вязкий, влажноватый на ощупь, он пах пряностями и травами, какими-то далёкими ароматами и мысли улетали за ними в дальние страны... Туда, где женщины собирают табак, где поют протяжные песни и по ночам стучат тамтамы колдунов... Солнце уже село. И синева ночи уже не крадучись, а явно, без оглядки на светило окутывала землю. Дневные звуки сменили шёпоты ночи... Свернув сигарету, он взял из костра головню и закурил.
Сизый дымок поплыл по прохладному ночному воздуху изменчивыми и растворяющимися в темноте тонкими струями. Он смотрел прищурившись на горизонт, туда где садилось солнце и вспоминал свои встречи со старым индейцем... С тем кто научил его видеть не глазами, слышать не ушами, и говорить тайным языком... Языком птиц, ящериц, койотов... Языком матери-земли... Костёр догорает и тлеющие угли всё слабее освещают спящую фигуру. Лёгкий ночной ветерок разносит белый пепел по округе, из-под надвинутой шляпы не видно лица, только пончо еле заметно поднимается его ровным дыханием и в груди бъётся неспящее никогда сердце. Тишина... Лишь хлопанье крыльев летучих мышей в ночи и треск погремушек гремучих змей прячущихся в камнях заставляют коня стрекотать ушами и фыркать... Но нет страхов, нет ничего сейчас, чего нужно бояться... Ночь оберегает сон путников пришедших с миром...