Хорошее слово – «морошка», от него даже мороз по коже. Говорят, есть такая ягода, растет то ли в тайге, то ли в тундре. В общем, где-то далеко, пешком не дойти. А мы с ней просто вышли прогуляться. Ненадолго. Если посмотреть, то у нас там всё не так далеко – и речка, и Красный яр, и рощица из тяжелых лип. Сразу за деревней. Даже не понятно, где кончается деревня и начинается липняк. Впритык! Мы тогда спустились к речке. Через липняк. Я, конечно, спросил, как ее зовут, но почти сразу позабыл ее имя. Не до того было! Хотя стоял хороший летний день, но в середине лета почти всегда грядут такие дни. Потому что летом думаешь, что следующий день будет еще лучше. И они сбываются, но ты почти не держишь вчерашний день в голове. Да и ни к чему он, тот день!
Погоди, тогда получается, что это был не майский день. Потому что когда мы спустились к речке, и я удивился, как она обмелела, мы потом поднялись на Красный яр и немедленно сошли по другую сторону. Солнечную. А там, на лицевой стороне пригорка, оказалось так много земляники! Пригоршни спелых ягод. И тогда я вспомнил слово «морошка». Или у меня побежали мурашки по спине под рубашкой. Или я хотел, чтобы у меня они там побежали. И вот тогда мне вспомнилась морошка – ягода, которую я никогда не едал. Отчего-то всё неиспробованное всегда кажется слаще. Как та северная ягода, морошка. Вы, конечно, ожидаете, что сейчас я перейду к делу: с кем пошел, зачем пошел, что я там делал. Да ничего не делал – просто собирал ягоды с молодой женщиной посреди лета. Просто, так получилось, что мы сначала вышли за околицу, а потом спустились к речке через липняк.
- Я не видела, чтоб липы были такие большие. До самого неба…
Там произрастал такой удивительный липняк, где нет подлеска. Это как женщина в платье на голое тело, без нижней юбки. И дело не в ее смелости. В липовой роще не произрастало кустарника, ничто не цепляло за одежды, не заслоняло горизонт. И оттого здесь шагалось неизмеримо легко. То ли оттого, что взор не утыкался в кусты, то ли потому, что дорожка бежала книзу. К речке. И уже оттуда я оглянулся на нашу липовую рощу. Вернее, я хотел показать ей, через какую живую высоту мы прошагали. И тут вдруг как колом по голове! Промеж упругих зеленых облаков липняка замерло сухое дерево. Без листвы, оно застыло, нагое и беззащитное, на окраине рощи. Оно не белело, обнаженное. От горя оно почернело. И застряло на месте, стремясь поскорее пасть в мягкую траву. И ожидало того дня…
Вот тогда мы и перевалили за Красный яр и стали с ней собирать яркую землянику. Земляника, не подумайте, оказалась не кроваво-красная, нет. Наоборот, по солнечному светлая, но уже подоспевшая. Ягоды не пачкали пальцы, но притом легко отделялись от плодоножек. Как это я слово-то такое припомнил… Тут и она вдруг вспомнила, что надо позвонить мужу, который задержался в городе и должен был нагнать ее здесь с друзьями. Мобильника в кармашке не оказалась, хотя она повыворачивала на платье всё, что можно было. Вот тогда я и заметил, что у нее ладошки чистые, как у ребенка. Ни пятнышка! Мы стали на коленках лазить по траве, но ненадолго.
Потому что она тут же наткнулась на свой маленький яркий телефон. Просто он очень резко блеснул на солнце, когда она доставала его из травы. Причем там же, где мы недавно пригоршнями поедали ягоды, не поднимая головы. А тут я глянул – молодая цветущая женщина, жаль, не запомнил вначале, как ее зовут, чтобы теперь окликнуть. Она же случайно приехала раньше мужа к нам в деревню. В день, когда хоронили дядю Леню. И мы просто на время спустились к речке. Пока народ соберется. А там наткнулись на ягоды. От которых у меня вдруг мороз по коже…
…А с дядей Леней мы перед этим разговаривали как раз в мае. А в мае земляники нет.
Опубликовано в Австралии в ежегоднике GDS #31, 2011 на английском языке: