«Да, это жук, это жучила, - думал я, глядя на мэра навозной лепешки, или иначе маленького городка. – Это не просто жук, это всем жукам жук. Это жук из жуков. В этом квадратном представителе жесткокрылых, не считая хитина, наверное, центнера два, а то и все три?»…
- Ну, заходи, проходи, - он позвонил секретарше: «Принесика-ка нам»… - Ты чего будешь пить? Серную или соляную? Извини, азотной не держим. Веселящий напиток, знаешь ли, только для дома, а на работе, сам понимаешь, нельзя. – И позови, - сказал секретарше, воительнице, Брунхильде, что неловко, в огромных ручищах, внесла подносик с питьем, - позови сюда моего советника Подлякова.
- Ты клади купорос. Не хочешь? Худеешь? Я тоже когда-то худел, а потом понял, что против природы не надо слишком стараться, против нее не попрешь…
- Вот, погляди на писателя, Подляков.
- Очень приятно, - улыбнулся приклеено, похожий на престарелого (одутловатого, дряблого) пупса, советник и консультант Подляков.
- Вот, Подляков, пока ты там пялишься на Интернет, и пока я тут занимаюсь херней, этот мурило, мураш, маравей, мурахайнен, смотри-ка, что написал… Целый рассказ про наши трубы, как они змеятся вдоль городка, и как на них балдеют юные скелетоны, и что на них пишут, и фотографий собрал несколько сот – вот наблюдатель, я тебе доложу! Я бы, если честно, никогда бы внимания не обратил… Лучше бы мы ему денег на книгу дали, а не тому племяшу…
- Устроил я тут на теплое место одного племяша. А тот вместо «спасибо» и «рад стараться» устроил мне оппозицию, теперь критикует меня почем зря. И чего ему не понравилось? Что я матом ругаюсь на каждом шагу, или что я, бывает, ору? Так меня же не переделаешь… Вот толопонцы тоже хотели меня обучить своему языку – шишь им, не обучаюсь я никаким языкам! На это у меня есть консультант Подляков. Он и на французском чешет(«пардон, силь ву пле»), и на толопонском балакает, все мне тут переводит,и по-английски умеет, он и в компьютерах волочет… Ну, ты иди, Подляков. Ты чем сейчас занимаешься?
- Ищу инвестиции.
- Правильно, иди к своему компьютеру и дальше ищи. А тебе, писатель, я вот что скажу. Не надо попусту распыляться. Хлеб добывай свой поденно. Раз ты умеешь писать, то ты должен хвалить меня на все лады, по каждому поводу, и без повода, и на каждом шагу. Потому что и оппозиция распоясалась тут в лице племяша, да и выборы на носу. А станешь хвалить хорошо, будешь и деньги иметь, и книгу твою издадим, и сайт, если захочешь, отдельный откроем. – WWW. TRUBA, например… И шоу на трубах устроим, - пускай длиннотелые (прости меня, Господи!) гуляют по трубам в купальниках, или без… И камеры установим «онлайн»… Подожди, мне звонок! - на руке мелькнуло кольцо с увесистым бриллиантом... - Что там еще?.. Ну вот, в школе опять стекла побили. Тинэйджеры постарались. Видишь, чем приходится заниматься? Ничего не могут без меня сделать, ядрен батон…
Так о чем мы с тобой? - Да, что надо меня хвалить. Я же прекрасно знаю, чего хотят и навозники, и листоеды, и жужелицы, и рогачи, и копры, и усачи, и разные мухи, и мертвоеды. А мы, со своей стороны, выдадим и компьютер тебе, и фотоаппарат дигитальный под расписку дадим. Хвали, да нахваливай, да пиши о нашей лепешке, то есть о маленьком городке. И только хорошее: как подметается, как убирается, а большего и не надо, и обязательно мне на цензуру, чтобы ничего не выходило наружу, не проплывало, не проходило мимо меня.
Вот, Подляков ищет спонсоров. Есть некий проект. Он совершенно секретный, но я тебе расскажу. Хотим мы, в обход толопонской столицы, проложить тоннель через Финский залив, чтобы финны, что регулярно за водкой на корытах своих туда пригребают, чтобы они, выходя из тоннеля, проходили сначала с тележками через наш городок. И оставляли бы часть своих средств, если не все, лучше у нас. Но я лично думаю, что никакого тоннеля не надо. Достаточно проложить… две трубы. Сейчас, кстати, модно стало прокладывать трубы прямо под морем. По одной из этих труб финны к нам, как по пневматической почте «чпок-чпок», а по другой к себе, в свои лесотундры, в специальных капсулах, снова «чпок-чпок». А в перерывах между заездами, например, по ночам, по тем же трубам можно и ту же водку, или товары какие гнать.
Там, где я раньше работал, на химкомбинате, тоже у нас пневмопочта была. Да-а, какой тогда был комбинат! Какие были цеха! Там тебе и серной жгучей цех кислоты, и ароматной соляной, и разноцветных окислов, и оснований!.. А сколько всяких разных солей!.. Отдельный цех купороса, отдельный цех мочевины, не говоря уж о гуталине, об аммиаке, о фенолфталеине, и о побочных полиэфирах!.. Когда дымила наша труба, и стелился над Балтикой желтый дым, все дрожали вокруг. Толопонцы даже придумали этому дыму название – «лисий хвост»… А как от Союза они отделились, как независимость получили, так чуть ли не первым делом и развалили… Такой комбинат! Такие цеха!.. На нем можно было и десять лет отработать в гальванике, например, но через иные места без особой привычки загнешься – просто физически не пройдешь. И выручала нас пневмопочта: формулу накропал –«чпок», и она уже на другом краю, в нужном цеху…
Ты не смотри, что у меня четыре руки и две ноги, или две руки и четыре ноги, и рыло в пуху, и вертлуги, что плуги, и головогрудь, и булавы-усы. Я, если надо, летаю дай-дай!.. Недавно в Японию вот летал. Тоже не ближний свет. И заметил я там, что жучихи у них кривоногие – наши значительно лучше. Или стоит там такая жучилка целыми днями у эскалатора, и ни хрена толком не делает, только все кланяется и говорит: «Здравствуйте, доброе утро», или , если там день – «добрый день, добро пожаловать в магазин»…
Видишь картины у меня на стене: виды порта кисти Злобынина… Конечно, в жизни, или, скажем, на фото, наш порт значительно лучше. Но я их купил, чтобы художника поддержать… А, ты его знаешь?.. Ну, вот, видишь – он угощал тебя пивом и воблой… Я понимаю. Вот скоро в Японию его отправляю. Ходил бы и ты почаще ко мне, и ты бы поехал. Ты же помешан на этой стране. Навестил бы своих мурашей… Но этот Злобынин, тоже, знаешь ли, жук. Ты видел картину, что в коридоре мэрии нашей висит? На первом плане особи женского пола и какие-то изотермы, разводы, концентрические круги… и все в бардовых тонах… Ну, я сдуру купил за тридцать тысяч, подумал, что это, может быть солнце, и особи отдыхают на пляже, и волны, и море…
А тут иду как-то раз и смотрю: «Ба! Да это ВЛАГАЛИЩЕ! И во всей красе!»… И с оборочкой, и с опушкой, и с оторочкой! И громадное! Картина-то во всю стену, считай… Вот, Злобынин, зараза, чего удружил!.. И в глубине, во влагалище, то ли значок не значок, то ли символ не символ, или вроде, как колпачек черно-белый он туда налепил, мол, свет там и тьма, инь там да янь, мол, все мы оттуда произошли... Словом, наворотил.
Однако, и ты тоже олух, лопух, не можешь найти себе спонсора, чтобы тебя издал, не можешь, как этот Злобынин, без мыла влезть… Тот, хоть и не шибко грамотный, но завсегда любую свою дрянь-передрянь, фигню-расфигню запродаст. Будет ходить и ходить, пока не достанет вконец. Он тебе не чета. Он с такими, как ты, если и выпьет пива и поделится воблой, то, может быть, только раз, чтобы понять, что с тебя больше нечего взять…
Так что давай, иди и думай, как ты будешь меня хвалить, сходи в наш местный музей…
В музее я увидел бюст мэра хорошо обметенной навозной лепешки, то есть маленького городка… Вот его фартук, прожженный местами, когда он еще был начальником цеха на комбинате, который был выстроен военнопленными, который перерабатывал камни в дым, и который, слава Аллаху, приказал долго жить… Остался лишь остов, страшный скелет, в недрах которого одичавшие бродят собаки и, говорят, обитают бомжи…
Вот его ложка-мешалка. Вот его ложка-черпак, который он пробовал кислоту и всякие смеси: хватит ли, или не хватит солей, или карбида, или перманганата? Или добавить квасцов?..
А вот и фотографии, целый, понимаешь, фотоальбом. Вот он в Нью-Йорке, а вот на Майорке. Вот он «лыбитца» на острове Ибитца. Вот он в горной долине, где город Давос, и рядом навоз… Его и послали в Давос, потому что он, как навозный жук, понимает и любит навоз… Вот он на Аляске, в куртке «аляске». Вот он в Болонье, в плаще «болонье». Вот запакованный в кринолине – балдеет за пивом в Берлине. Вот он в провинции О-де-Колон пробует одеколон… Вот он в Милане, в каком-то чулане… Вот в Барнауле, а вот в Сеуле… Вот он в Каире – на фото надпись: «Племяннице Ире»… Вот он в Японии с делегацией от Толопонии... И тут же какие-то наглые рожи - не то, чтоб эстонские, или латышские, но очень похожие... Вот он с какой-то пани в Испани… И вот еще – кажется, в Польше… И там же выдержка из интервью: «Не поеду, - говорит, - туда больше»… А вот, какое-то смутное изображение… пододвинулся ближе: «А-а, так это в Париже»…
И понял, что я дошел до ручки, или до точки, и больше к нему никогда не пойду. И здороваться, пожалуй, тоже не буду. Да и он, проезжая со свистом на своей колеснице, по скором времени вряд ли уже узнает меня…