Николай Петрович умирал. Нет, физически это был крепкий мужчина, со свежим лицом, благородной сединой в почти полностью сохранившихся волосах. Николай Петрович в своей жизни никогда не злоупотреблял спиртным, курил умеренно и, в свои 56 лет, выглядел значительно моложе. Но это внешне. В душе у него уже давно произошел надлом, опустошение и потеря всякого интереса к жизни, что было равносильно смерти. Он умирал душой….
- Пора ставить последнюю точку, - подумал он, утверждаясь еще раз в принятом накануне решении. Оторвавшись от своих размышлений, он мельком посмотрел вокруг себя. Была поздняя осень, курортный сезон закончился, в санатории отдыхающих было совсем мало, а на смотровой площадке на высоком обрыве над морем не было вообще никого. Правда, невдалеке на скамейке, Николай Петрович увидел одинокую фигуру женщины, лицо которой было наполовину прикрыто от морского ветра высоким воротником осеннего пальто. Порыв ветра донес до него сырость морского прибоя, шум волн, разбивающихся об обросшие скользкими зелеными водорослями валуны. Бесконечное движение воды гипнотически притягивало взгляд, не давая возможности оторваться, глубина манила к себе, и незаметно Николай Петрович снова углубился в свои невеселые размышления….
Женился Николай Петрович сразу же после окончания военного училища, приехал на место службы вместе с женой Ириной, еще не зная, как и где придется жить. Но все устроилось нормально, ему выделили комнату и маленькую кухоньку в небольшом домике на окраине маленького поселка, где размещалась воинская часть. Потекла семейная жизнь, наполненная хлопотами, покупками домашней утвари и прочими делами. Ирину Николай Петрович любил, но в проявлении чувств был сдержанным, полагая, что страсти не к лицу мужчине. Он уступал ей, экономил на покупках для себя, чтобы как-то сгладить однообразие жизни, радовался, если ей нравилась очередная обновка. По службе дела шли у Николая Петровича нормально, прошло несколько лет, и он в положенный срок получил очередное звание, потом следующее. А вот с ростом в должностях не получалось. Вроде все было не хуже, чем у других офицеров - одногодков, а вот назначения на более высокую должность обходили его стороной. Да и в семейной жизни не все было ладно.
Не смотря на то, что знаком был он с Ириной до свадьбы в течении трех лет, виделись они редко, только когда он приезжал в очередной курсантский отпуск.
И, видимо, что-то просмотрел он тогда в ее характере, когда принял решение жениться. При всех положительных качествах: хозяйственной хватке, красивой внешности, умении принять гостей было в не что-то, что держало их на расстоянии друг от друга. Первоначально Николай Петрович все относил к неизбежному периоду “притирания” друг к другу, но когда этот период растянулся на несколько лет, он понял, что причины надо искать в другом.
Внешне все было нормально, но не было в их отношениях той душевности, сердечности, как говорится единения душ. Детей у них долго не было, Николай Петрович это переживал тяжело. А Ирина, похоже, с этим смирилась и не особо переживала. Тем более, это обстоятельство давало возможность жить в свое удовольствие. И теперь бывало, что, возвращаясь со службы, он замечал, что Ирина бывала с неестественным блеском в глазах и навеселе. Объясняла она просто, очередной девичник у подруг. Что делать –то в маленьком поселке?
Потом начались упреки в том, что он не способен продвинуться по службе, “у подруг мужья уже скоро в штабах будут служить и мы все в этой дыре”. Николай Петрович отмалчивался или объяснял все особенностями службы. Вечерами пытался сгладить конфликты, ласкаясь к жене, но она отворачивалась от него, ссылаясь то на усталость, то на недомогание. В семейных отношениях появилась трещина. Так прошло десять лет. Николай Петрович уже было, смирился с тем, что у них нет детей, но произошло, маленькое чудо и в семье появилась замечательная малышка с светлыми кудряшками, которая заняла все его мысли. Николай Петрович воспрянул, было надеждой на установление согласия в семье с появлением дочери, но этого не произошло. Ирина как-то заявила ему, что у нее есть дочка и он ей больше не нужен. Возможно, это было сказано в порыве раздражения при очередной размолвке, но Николай Петрович воспринял это очень болезненно, замкнулся в себе, больше не делал никаких попыток к примирению и полностью отдал себя воспитанию дочери. Маленькая трещина увеличивалась.
. К этому времени и в службе у Николая Петровича произошли перемены. Он получил повышение по службе, переехали в город. Появились новые знакомые и друзья. Танюшка росла как все дети, пришло время и в школу идти. И вот тогда на горизонте их жизни, перемежаемой постоянными грозами, и временами небольшого просветления, появился новый человек, который вошел в их семью энергично и весело, разбавляя унылость и монотонность существования. Павел умел растормошить всех, был заводилой в компании, любил выпить, но головы не терял. Скоро он стал лучшим другом семьи, и редкая неделя проходила без его появления в доме.
Ирина с его появлением в доме оживилась, каждый раз выставляя на стол бутылочку домашнего вина и приглашая его поужинать. Павел стал крестным отцом Танечки, и это давало ему право постоянно приходить в дом. Николай Петрович воспринял его появление в доме спокойно, а потом даже привязался к нему. Павел умел располагать к себе. Они подружились семьями, и теперь ни одно событие в доме не проходило без их обязательного присутствия за праздничным столом….
Николай Петрович снова отвлекся от воспоминаний. Уже начинало смеркаться, над морем нескончаемой чередой шли свинцовые тучи. Ветер порывами изредка бросал в лицо мелкую холодную морось. Одежда постепенно набиралась влагой. К своему удивлению, Николай Петрович опять увидел на скамейке одинокую фигуру.
- Еще одно одиночество, - с грустью подумал он. На ужин в столовую санатория он не пошел, да это уже и не имело никакого смысла. Николай Петрович перебирал всю свою жизнь, раскладывая на две половины все, что им было сделано, хорошее и не очень. Хорошего выходило больше, но о хорошем, как правило, при жизни никто не вспоминает, зато плохое помнится долго. С удовлетворением он про себя отметил, что не обидел ни одного человека в своей жизни, и это считал главным. Он подводил итоги своей жизни, судил себя, сделал выводы и не хотел, чтобы какая-то случайность изменила его решение и помешала осуществить задуманное….
…Празднование десятилетия дочери совпало с недавним увольнением Николая Петровича со службы в запас. Привыкнув к жесткому режиму службы, он с трудом входил в гражданскую жизнь, чувствуя себя чужим и одиноким в мире новых взаимоотношений и людей. С работой проблемы не возникло, благодаря ходатайству жены перед своим начальником. Об этом она заявила сразу же на следующий день после выхода в запас. И тут же напомнила о том, что он ей должен быть благодарен за это.
За столом было много гостей, было много тостов, как всегда, заводилой был Павел, вроде все было нормально, но жена Павла усмотрела что-то в его поведении и, не прощаясь, ушла домой. Угомонились и разошлись все далеко за полночь. Николай Петрович уже заканчивал домывать гору посуды, когда у входных дверей зазвонил звонок.
- Кому неймется ночью? - подумал устало он, направляясь к двери. Это был Павел. Его уже изрядно развезло, но на ногах стоял твердо. Ирина уже собралась укладываться спать, но с появлением Павла оживилась.
- “О, Паша, заходи. У меня тут еще одна бутылочка осталась, давай мы ее прикончим за здоровье дочери”. Сели за стол в кухне. Павел стал жаловаться на то, что жена его выгнала из квартиры, и просился переночевать. Ирина стала его успокаивать, наливала стопку, подкладывала еды, а Николай Петрович устало заканчивал возиться с посудой, не вклиниваясь в их разговор. Сославшись на усталость, пошел в спальную комнату, прилег, но уснуть не мог, после выпитого сердце работало напряженно и Николай Петрович подумал, что ему предстоит еще одна бессонная ночь.
Cквозь полудрему он слышал, как Ирина перевела сонную дочку из зала в спальню, постелила Павлу на диване свежую постель и улеглась с другого края кровати. Наконец все успокоились. У Николая Петровича заболела голова, так всегда бывало после застолья, и только спустя полчаса он, наконец, задремал.
Очнувшись через какое-то время после забытья, он в слабом свете уличного фонаря увидел рядом спящую дочку, Ирины в постели не было. Тихонько поднявшись, Николай Петрович вышел в коридор и тут услышал тихую возню на диване в зале.
- “ Моя, моя, моя!” - был слышен сдавленный голос Павла.
Николай Петрович замер. Возня прекратилась и, через несколько секунд, в дверном проеме появился силуэт Ирины. Не имея сил сдержаться, он влепил ей такую звонкую пощечину, что, казалось, ее должен был услышать весь спящий дом. Ирина не издав ни единого звука, легла в постель и затихла. Николай Петрович закрыл входную дверь на внутренний замок, спрятал ключ и также лег. Сон прошел, его колотило легкой дрожью от сильнейшего душевного волнения. Острой болью скрутило возле сердца от той обиды, которую он сейчас испытывал. Он оказался в той самой банальной ситуации, когда обманутый муж узнает все последним. Здесь была и ревность, но обида преобладала надо всем. Ирина, потеряв всякую совесть, пошла на такое в своем доме, в присутствии дочери и Николая Петровича! И с кем?
С тем человеком, которому он, Николай Петрович, доверял, как родному! Стиснув зубы, он вспомнил и поздние возвращения жены с работы, ее масляные глаза, и те взгляды, которыми обменивалась она с Павлом при его появлениях в доме, вроде случайные появления Павла у нее на работе, и еще многие, незаметные, на первый взгляд, мелочи, которые сейчас приобрели свой истинный смысл.
В этих мыслях прошел остаток ночи. Утром Павел хотел тихонько улизнуть. Но дверь была закрыта и Николай Петрович, любезно пригласил опохмелиться, попить чайку, а заодно и обсудить все дела. За столом Павел с Ириной сидели, опустив глаза, Павел бормотал что-то невнятное про любовь, а Ирина молчала. И только когда Николай Петрович сказал, что уйдет из этого дома, Ирина со слезами на глазах стала просить его не делать этого ради дочери.
С тех пор он спал на злополучном диване в другой комнате. Трещина превратилась в непреодолимую пропасть. Разводиться он не стал, не желая травмировать психику дочери. Внешне все было, как и прежде, но в душе Николая Петровича все закаменело от перенесенной обиды. Жизнь в доме замерла. Павла он вычеркнул из своей жизни. Никто из друзей больше в доме не появлялся. События той ночи стали со временем известны на стороне, и Николай Петрович убедился, что в беде мы всегда остаемся одни. Никто из друзей даже словом ни разу не высказал ни сочувствия, ни осуждения. Он замкнулся в себе, делал по дому все молча, пропадал вечерами в гараже, укладывался спать самым последним. Оставались недоделанными поделки, которыми он раньше так увлекался, пылилась в углу за дверью гитара, к которой он так больше и не прикоснулся с того вечера.
Ирина делала вид, что ничего не случилось, пыталась вернуть былые отношения, но Николай Петрович, чувствуя ее неискренность, эти попытки отвергнул. Пропасть между ними углублялась.
Так прошло пять лет. Николай Петрович за это время похоронил отца, а через какое-то время и брата. Матушка его таких потерь пережить не смогла и стала инвалидом после обширного инсульта. Пришлось ее с юга забрать к себе. На собранные по рублю и занятые в долг деньги приобрели квартиру, в которую после очередного громкого скандала Ирина ушла с Татьяной. Николай Петрович остался с престарелой, беспомощной матерью. Сам за ней ходил, делал домашние дела, занимался сезонными заготовками. На личную жизнь никакого времени не осталось. Жил в каком-то оцепенении, механически, в своем замкнутом мире, потеряв малейший интерес ко всему. А недавно и мать закончила свой земной путь. Больше близких родных у него не было, и душевное одиночество так охватило его, что он не один раз стал задумываться над тем, имеет ли дальше смысл жить. Последние годы жизни прошли, не оставив в его душе ничего, кроме разочарования, горечи и обиды, будущее не обещало быть лучшим.
После похорон матери, Николай Петрович составил завещание на приватизированную квартиру и остальную недвижимость в пользу дочери, разобрал все бумаги и домашние архивы. Все ненужное и малоценное сжег, чтобы не давать повода для досужего вымысла. Он принял твердое решение и теперь должен был его выполнить. Теперь уже ничто не удерживало его в этом мире. Дочь стала взрослой, он оплатил ее обучение в колледже и институте. Теперь она сама работала, жила своей жизнью. Он стал ей не нужен. Он стал не нужен никому….
За много лет у него появилась возможность передохнуть, и он взял путевку в ближайший санаторий, чтобы побыть одному в другой обстановке, разобраться наедине с собой в своих делах и мыслях. Пребывание в санатории подходило к концу, осталось два-три дня, на которые Николай Петрович и спланировал задуманное.
Николай Петрович поднял голову, приходя в себя от невеселых мыслей. Судный день кончался. Совсем стемнело, ветер и морось прекратились, тучи стали реже, сквозь них временами выглядывала луна, поднимавшаяся над морем. Море внизу шумело тише, спокойнее. Звук набегающих волн был ласковым, завораживающим, баюкающим, обещающим покой и забвение.
В последний раз Николай Петрович окинул взглядом берег. По верху светились редкие фонари, было безлюдно и тихо. Казалось, сама вечность опускалась на приморский городок. Николай Петрович направился к выбранному еще днем месту, где крутой обрыв уходил почти отвесно в море. Подумал о том, что наверное, только одна дочь искренне поплачет над ним. Мелькнула мысль – а может остановиться?
Он остановился, до обрыва осталось всего несколько шагов…
- Простите, вы не поможете мне? - услышал он вдруг за спиной тихий голос. Николай Петрович обернулся. Перед ним стояла та самая незнакомка, которую он видел на скамейке.
- Я задумалась, и не заметила, как стемнело, - продолжала она, - здесь темно и я не знаю, как теперь отсюда выйти.
Николай Петрович хотел, было ответить отказом, появление постороннего человека не входило в его планы но, понимая, что теперь ничего изменить нельзя, молча взял мягко под локоть женщину и повел ее между кустов боярышника и рябины на свет к лестнице. В некоторых местах дорожка становилась совсем узкой и, Николай Петрович одной рукой привлекал спутницу ближе к себе, а другой отводил в сторону нависающие мокрые ветки. Она доверчиво прижималась к нему и, Николай Петрович на какое-то время совсем забыл о своих горестях, поглощенный этой заботой о незнакомом человеке.
Они вышли на бетонную дорожку.
- Где вы живете? - спросил он незнакомку.
- В центре города, у знакомых, приехала погостить на несколько дней.
Она подняла навстречу ему свое лицо и Николай Петрович, наконец, в свете фонаря рассмотрел привлекательную миловидную женщину, несколько моложе его по возрасту. Она зябко поежилась в своем легком пальто и он сообразил, что она, должно быть, здорово промерзла на берегу.
- Пойдемте ко мне, здесь недалеко, я вас чаем угощу - предложил он незнакомке,
- согреетесь, а потом я вас провожу. Она благодарно кивнула в ответ.
Они сидели в его одноместной палате в корпусе, пили чай с печеньем, и Николая Петровича прорвало. Он начал рассказывать о своей жизни, все подробно, как на исповеди, да, по сути, это и была исповедь души. Елена Викторовна, слушала молча, не перебивая, но в ее глазах Николай Петрович увидел такое сочувствие, сопереживание и интерес, с какими он не сталкивался очень давно. За много лет, наконец, он смог снять с души тяжесть, боль и все то, что приносило ему страдания. Он говорил, говорил и говорил …. Давно остыл чай, и за окном уже занимался рассвет, когда закончился этот монолог длиною в жизнь. Не сказал он только об одном. Николай Петрович замолк, Елена Викторовна тоже молчала, потом подошла к нему и тихо сказала: - все проходит, время лечит все раны, надо жить.
Через месяц Николай Петрович переехал к Елене Викторовне. В общении с ней он нашел то душевное спокойствие, которого так не хватало ему в последние годы. Она никогда не донимала его расспросами, предоставив возможность разобраться в себе самому и, Николай Петрович, как-то незаметно для себя, стал забывать о тех минутах слабости, которые могли стать роковыми. Он теперь стыдился своего поспешного решения, и проникался все большим чувством благодарности к Елене Викторовне за то, что она в тот вечер оказалась возле него.
Однажды вечером он попытался сказать ей об этом, и признаться в своем малодушии, постыдном и неосуществленном замысле.
- Я очень благодарен тебе за тот вечер, когда мы встретились. Я ведь тогда хотел…
- Не надо ничего говорить, я все знаю.
- ?
- Я ведь тебя еще с первых дней в санатории заметила, и все про тебя узнала. Только ты ничего не замечал. И давай больше никогда не будем говорить об этом. Пойдем пить чай, скоро сериал начинается.
24.09.2003 г.